Ужасные тайны старого особняка

«Трус и таракана принимает за великана».

Это я даже не все тут привёл из тех пословиц, что тогда записал. До буквы «У» дошли, но выручила мама, позвала идти ужинать. Папа сказал, чтобы далее я сам посмотрел и выбрал весёлые пословицы, а потом ему рассказал. Я так и сделал. Даже многие запомнил, чтобы ему рассказать, но он так и не спросил об этом. Забыл.

А ещё мне велели вести дневник и записывать всё, что днём делал. Только не «научным слогом», а самым обычным, понятным всем. Время от времени мама или папа просматривали его, указывали на ошибки и учили, как правильнее следует излагать мысли. Папа часто повторял при этом: «Ничтожен ты или велик – тому причина твой язык». Потому я это хорошо запомнил.

Однажды папа, читая мой дневник, рассмеялся и даже понёс маме. Показал, и они долго смеялись вместе. Я посмотрел потом, ничего особенного в дневнике не было. Судите сами, вот что я написал:

«Мама послала меня забрать из детского сада Сеньку. Он был хмурым, чем-то недоволен. Я спросил его, почему он такой, Сенька сказал, что его обидел зловредный Федька.

– И чем же он тебя обидел?

– Я хотел его ударить, но он увернулся и я попал в стенку. Рука и сейчас болит. Больше дружить с ним не буду, так друзья не поступают.

– А почему ты захотел его ударить?

– Врун он! Сказал, что ты в меня не попадёшь.

– Ты не попал в него. Значит, он сказал правду.

– Только в этот раз. А так он всегда врёт!..»

Не понял, что тут особо смешного. Но на следующий день папе пришла идея, он попросил меня переписать про Сеньку и «зловредного» Федьку на отдельном листке и послать в местную газету «Самарский глобус». Потом это там напечатали под заголовком «Нарочно не придумаешь».

А пару месяцев спустя папа нашёл в колонке «Народные анекдоты», напечатанных в московской газете, вот такой:

«Пришёл маленький Сенька в слезах домой. Мама его спросила:

– Кто тебя обидел?

– Федька!

– И чем же?

– Я хотел его ударить, а он увернулся и я попал кулаком в стену…»

Папа сказал:

– Алёша, это явно переделанная твоя история. Вернее, история с Сенькой, которую ты записал. Сие можно было бы назвать плагиатом, литературным воровством, если бы кто-то поставил свою фамилию, но раз подали её как «народный анекдот», то спросу нет.

Далее пояснил, что вот так и образуется фольклор – народное творчество: один сказал, другой добавил, третий изложил получше – и родилась народная мудрость.

Мне приятно стало, что я оказался причастным к народной мудрости. Хотя внутри сидела досада, что не назвали меня. Не очень справедливо. Потом подумал, что я сам многое чего такого рассказываю, а авторов не называю. Я их просто не знаю, ибо всё это – народное.

Вечером услышал, как папа всё маме рассказал, газету показал и похвалил меня:

– Наш Алёшка в народ пошёл. Теперь он тоже – Народ…

Вот так я стал Народом.

Это было в прошлом году. А в этом году папа посоветовал мне снова вести дневник, но другой: не описывать коротко «малозначащие мелочи быта», как он выразился, а писать более подробно о самом интересном из того, что происходило. Как бы отдельными историями. Сказал: «Представь, что ты кому-то их рассказываешь. И заголовки для них придумывай отдельные, дабы было понятнее».

Мама услышала и заметила с улыбкой:

– Хочешь сделать из него Шахерезаду?

Сенька тоже встрял в разговор:

– Он не Шахерезада, она была женщиной. Он – Шахерезад.

– Что это ты о нём так неуважительно?

– Ладно, пусть будет уважительно, он – Шахерезад Александрович Афанасьев.

Все мы рассмеялись. Вот так братишка меня уважил.

НЛО над Особняком

НЛО – это Неопознанный Летающий объект. Так мне сказал папа, а он знает всё, даже научную диссертацию пишет. Как говорит мама, он страшно умный.

Что такое НЛО, никто не знает. Бывают они очень разные: большие и маленькие, самой разнообразной формы и любых расцветок. Они походят на шары, диски, гигантские треугольники, цилиндры, да на что угодно!

Папа сказал, что космонавты видели НЛО в космосе, на околоземной орбите, на Луне, фиксировали их аппараты на Марсе.

К папе я обратился после того, как однажды вечером Никита подбежал к нам с Димкой, с которым мы играли у подъезда, и закричал, что только что он видел необычный тёмно-рыжий шар. Тот висел далеко вдали над домами. Как бы пульсировал. Затем стал приближаться зигзагами к Особняку. Минуту повисел над ним, как бы нырнул вниз и скрылся в здании.

Как раз в это время мимо Алёнка проходила. Он ей показал на окна дома. Там ещё этот шар немного светился. А после потух.

Позже мы хорошенько обо всём расспросили Алёнку. На самом деле она Лена, Елена Матвеева. Живёт в соседнем подъезде нашего дома. Как и Никита. Только она всегда жила тут, а он недавно из Донецка приехал.

Алёнка рассказала, что ничего особенного не видела. Да, вроде бы, что-то за окнами или в окнах отсвечивало. Может, машина проезжала по улице, и свет фар отразился в стёклах.

Никита весь закипел от возмущения:

– Хлопцы, ни було там никаких машин! И не могло быть. Цэ Аршинный переулок, там редко кто вообще издит.

Но Алёнка повторяла своё: ничего удивительного не видела.

Я постарался их примирить:

– Хватит ссориться. Может, ты ей предложил смотреть свой шар слишком поздно, когда его уже по-настоящему и видно не было. Давайте завтра сходим днём сразу после школы и посмотрим, что за шар залетел в Особняк? Вдруг он ещё там?

К моему удивлению решила пойти с нами и Алёнка.

– Ты действительно хочешь идти с нами?

– Неужели! Вы же идёте!

Поначалу я хотел отказать ей, а потом махнул рукой – пусть идёт. Если что увидим там, лишний свидетель не помешает.

…Погода хмурилась. Высоко в небе неслись, словно наперегонки, хмурые серые тучи, постоянно меняя свою форму, перетекая одна в другую, словно небесная река. За ними смущённо пряталось солнце, словно обидевшись на кого-то. Вот-вот должен был хлынуть дождик. Или мне это казалось по той причине, что постоянно из недр подсознания всплывала мысль: а не отказаться ли от похода из-за этого? Мол, лучше по домам разойтись, чтобы дождь нас на улице не застал. Никита тоже поглядывал вверх: наверное, у него тоже такие же мысли роились.

Порывистый ветер поднимал пыль с серого асфальта, иногда проносил с шорохом летящие давно упавшие и высохшие листья, порой приходилось отворачиваться от них. Но дождя всё не было. Наоборот, тучи как бы даже принялись редеть, тончать, стало чуть светлее.

Деревья и сирень перед фасадом Особняка сохраняли оптимизм, они не хотели мокнуть под дождём и хорохорились, делая вид, что готовы принять природный душ. А может, и не делали, а действительно были бы рады падающей свыше влаге. Наверное, она для них как манна небесная. На нас сирень глядела снисходительно.

Когда мы входили в Особняк, то сердце моё сильно стучало о рёбра. Я испугался, что ребята услышат. Но они не обращали на меня внимания, сами были в таком же состоянии.

Оттянули скрипучую входную дверь с облезшей краской на рассохшихся досках. По одному пронырнули внутрь.

На полу скопилось много разного мусора. По-моему, с каждым днём его становилось всё больше. Прибавлялось пыли и грязи. Как и паутины повсюду с чёрными паучками.

Полы были прочнейшие, ходить по ним было приятно, чувствовалась их надёжность. А вот деревянные лестницы со многими выломанными ступенями сильно скрипели. Я удивлялся этому, пока Димка не нашёл ответ в прошлый наш визит сюда: полы были намного старше, сделаны на совесть, а лестницы установили позже на месте прежних, они оказались куда хлипче.

В сухом воздухе ощущалась пыль, неприятная горлу и лёгким.

Мы прошли по всем комнатам, внимательно осматривая их. Доски пола под нашими ногами скрипели. Помещения имели обычный вид. Кое-где оставалась основательно разломанная мебель. В средней комнате к окну кто-то подтащил тумбочку и уложил набок. Сверху остались положенные газеты. На них сидели. Рядом стоял стул с отломанной ножкой. Подоконник неизвестным визитёрам послужил столиком. На газете остались пустые бутылки пива «Жигулёвское», рыбьи хвосты, кости и чешуя. В носы ударил неприятный тухловатый запах селёдки.

– Фу! Такая противная вонь, противнее и не найти, – сказал Димка. – Идёмте отсюда быстрей.

Задерживаться тут мы не стали. Алёнка же только издали глянула внутрь помещения и отступила обратно в коридор, морща нос.

Последняя комната оказалась совершенно пустой. Мы её осматривали с особым старанием. По словам Никиты, именно в это комнату проник рыжий шар.

– Не было тут никакого шара, – сказал Димка, – тебе это показалось.

Никита смущённо промолчал, он и сам понимал, что ничем свои слова подтвердить не в состоянии.

Алёнка неожиданно выкрикнула:

– А это что?

Она показала нам на стену под самый потолок. Не сразу мы разглядели там чёрное пятно на лилово-серых обоях. Серых от пыли. Наверное, когда-то они были красивыми. Сейчас же орнаменты на них невозможно было разглядеть даже при всём старании.

Я ничего особенного в том пятне не увидел.

Как и Димка, который спросил:

– А что в нём такого? Пятно как пятно.

– Оно круглое и его кто-то выжег! – выкрикнула Алёнка, как мне показалось с затаённым торжеством: она видит что-то такое, чего нам недоступно.

– Ну и круглое! Ну и выжженное! Что в этом такое! Тут таких пятен много, – продолжал гнуть своё Димка. – И это такое же!

– Неужели? А вот и нет! – твёрдо заявила Алёнка. – Такие круглые сами собой не появляются. И зачем их выжигать так высоко? Попробуйте достать, а?..

Мы даже и не стали пробовать: потолки такие высокие, что нужно было бы вставать друг другу на плечи, чтобы дотянуться до того жжёного пятна.

Алёнка продолжала:

– Кто сумел его достать и как? А главное: для чего? Он же тут никому не виден, почти незаметен. Никто не знал, что мы будем его искать. Или что-то в этом роде.

– Действительно, ты права! – радостно воскликнул Никита. – Цэ сделал он, тот рыжий шар! Рыжим он бул от огня! Он прожёг стенку и прошёл в комнату.

– Не похоже, что стена прожжена, – усомнился я.

Никита сбегал в далёкую комнату, отодрал там тонкую планку с дверцы шкафа.

Её концом мы потыкали в тёмное пятно под потолком. Там была стена, целая. Никто её не прожигал.

Конец планки оказался в чёрной саже. Было похоже на горелые обои.

– Как же он влетел сюда? – озадачился Никита.

Вместе с ним мы осмотрел потолок, стены вверху. Никаких сквозных отверстий, даже самых маленьких, не обнаружили. Даже стёкла в окнах были целые. Створки в них давно не открывались, о чём свидетельствовал слой пыли.

На ней Никита вывел пальцем одну за другой семь букв – «Цэ тайна».

Это была первая из тайн, которую мы разгадать не смогли.

Когда мы выходили из Особняка, то сквозь тучи пробилось солнце. На душе стало теплее. Спасибо, ободрило.

Позже я рассказал об этом странном пятне папе, он поведал много разного и интересного про НЛО. И ещё про шаровую молнию. Одной из таинственных способностей последней было проникновение в закрытую комнату и исчезновение из неё. Правда, зачастую она прожигала себе путь в стенах или стекле. Но иногда проникала сквозь них, совершенно не оставляя следов. Порой в её действиях проглядывается разумность.

Вот так!..

«Разные» телевизоры

Вчера Сёмка приезжал со своей Безымянки. Это очень далеко от нас, в Тьмутаракане или Тьфутаракане, – как шутит папа. Словом, очень далеко. На маршрутке надо ехать не меньше получаса.

Сёмка сказал, что соскучился по нас, по своему дому. Вот и приехал как бы в гости. Очень его огорчило, что дом словно бы состарился. Он так и сказал – «состарился». По мне очень точное слово, меткое. Умеет Сёмка сказать. Хоть нередко и мелет всякую ерунду.

Вспоминали мы разное из той жизни, что раньше была. Как водились, ссорились. И такое бывало.

А я припомнил один случай, который запомнился мне тогда…

В то воскресенье я пришёл к Особняку, надеясь встретить кого-нибудь из мальчишек. Увидел у подъезда Гришка с Сёмкой. Они только что на улицу вышли.

Сёмка спросил Гришку:

– Ты чего не выходил на улицу? Чем занимался?

– Я хоккей смотрел, – ответил Гришка, – там такая бодаловка шла! ЦСКА победил «Спартак»!

Сёмка удивлённо посмотрел:

– И я смотрел хоккей, но по нашему телевизору «Спартак» победил ЦСКА.

– Да нет же, победил ЦСКА!

– Нет, «Спартак»!..

– ЦСКА!..

И они принялись азартно спорить, чуть совсем не поссорились.

Потом ко мне обратились:

– А ты смотрел хоккей?

– Я уроки делал, хоккей смотрел папа.

– Ну, а кто победил? Кто?

– Кажется, ничья, – неуверенно сказал я. Мне было не до телевизора. Папа сказал, что пока все уроки не сделаю, на улицу не выйду. Вот я и старался, на экран телевизора лишь иногда мельком глядел. Не до него было.

Хотели мы потом у кого-то спросить о результате того матча, но начали во что-то играть, увлеклись и позабыли.

Вот и сейчас мы вспомнили о том, стали гадать: кто же победил?

– Ничья была, – сказал я.

– Ты точно не помнишь, сам тогда так сказал, – заметил Сёмка.

– Не помню. Странно, что все мы говорили о разном.

– Так у нас и телевизоры были разные! – воскликнул Сёмка. – Вот если бы мы глядели все вместе по одному, тогда бы и результат был бы один.

– Это верно, – согласился с ним я. Спорить с ним мне не хотелось.

Я принялся пересказывать Семке чудеса, которые ныне происходят в его бывшем доме. Он долго слушал, чуть ли не разинув рот. Потом спросил:

– А чего всего этого не было при мне? Ну, когда мы жили в этом доме?

Я не сразу нашёл чем ему ответить. Принялся объяснять:

– Ну, эта вся нечисть вас боялась. Она людям предпочитает не показываться. Или появляется только ночью, когда все спят, вот и творит свои нехорошие дела и делишки.

Вроде бы, убедил. Хотя сам, во всём что говорил, сильно сомневался.

+ + +

В тот день вечером мама попросила перед сном погулять с Сенькой. Конечно же, спорить я не стал, так как это бесполезно, только незаметно повздыхал. Сказал брату:

– Собирайся, Королевич Елисей!

– А у меня новые штаны! – показал Сенька.

Пришлось сделать вид, будто я рассматриваю его штанишки с фигуркой собачки над правой коленкой. Потом похвалил:

– Просто шик и блеск! – слышал от кого-то из взрослых эти слова, сейчас они сами всплыли из памяти.

Только мы вышли, как Сенька принялся прыгать, изображая обезьяну, которую видел в мультфильме, и, конечно же, угодил ногой в лужу. И словно специально – в самое глубокое место. Одна штанина оказалась мокрой, а вторая вся в грязи и потёках.

Пришлось возвращаться домой.

Увидев Королевича Елисея в таком виде, мама всплеснула руками:

– Да как же ты испачкал новые штаны!

– А я их снять не успел, – «объяснил» Сенька.

Мама застыла на мгновение, а затем принялась смеяться. Я тоже хохотал до коликов в животе. Братишка только переводил с нас свои непонимающие глава.

Сил и желания ругать его у мамы пропали. Я готовил слова «свинья грязь найдёт», готовясь произнести их в адрес Сеньки, но тут просто забыл про них.

– Эх ты, горе моё чумазое, – только и сказала мама, уводят грязнулю в ванную.

Я почесал голову, удивляясь, как легко моему братцу всё сходит в рук – достаточно лишь брякнуть что-нибудь такое, и всё, тебя никто уже не ругают, смеются. Довольные его словам.

Вот мне и так: только начнут ругать, нужно что-то такое сказать, чтобы все со смеху умерли, и от меня отстанут. Хотя вряд ли, скорее дурачком назовут…

Позже Сенька вернулся уже вымытым и в других штанишках, ворча: зачем ему купаться, если он уже в луже искупался, но его услышал только я, а потому никто не смеялся.

Спустя некоторое время пришёл домой папа. Ему тут же пересказали про Сеньку, который «не успел снять штаны перед тем, как ступить в лужу». Папа тоже весело посмеялся.

После ужина он уселся за свой стол, как обычно, занялся своей диссертацией.

Улучив момент, я завёл разговор о результате последнего хоккейного матча «Спартак» – ЦСКА. Однако он его не знал. Сказал, что в конце встречи счёт был равный, но он отвлёкся на диссертацию и забыл про хоккей. Заметил, вроде бы, всё же так и осталась ничья.

– Как же это так? – озадачился я, вспоминая о мнениях, которые отстаивали Сёмка с Гришкой.

Мой маленький братишка, Королевич Елисей, всё «объяснил»:

– Так телевизоры у всех разные.

Мы с папой улыбнулись его наивности. Тут же вспомнили, что Сеньке пора ложиться спать. Он сказал, что пойдёт, но прежде хочет послушать передачу «Спокойной ночи, малыши!», что ему было позволено.

– Но потом сразу в постель! – заметил папа, включая телевизор.

Пришлось и мне слушать сказку про сестрицу Алёнушку, хотя я её хорошо знал.

Едва она закончилась, как Сенька пошёл к телевизору с протянутой рукой и стал протягивать её телеведущий. Сказал, что хочет её поблагодарить за хорошую сказку.

Улыбнулся его наивности.

Вспомнил, как недавно он подошёл к маме и спросил:

– А почему передача о болезнях называется «Здоровье»?..

Мама просто руками развела, ответить не смогла.

Я сам после этого над этим задумался: а на самом деле, почему?..

«Научный слог»

Похитителем бриллиантов с определённого дня стал называть меня папа. Наверное, взял эту кличку с названия книги «Похитители бриллиантов», которую он тогда читал… Впрочем, не читал, а перечитывал. Так папа говорит довольно часто. Сколько уж раз слышал от него эти слова. Написал эту книгу Луи Буссенар. И вовсе не тот Луи, о котором пела Алла Пугачёва, а совсем другой: не король, который может далеко не всё, а писатель. Хотя тоже француз. Папа сказал, что книга интересная, он её перечитывает, чтобы отдохнуть и «немного проветрить мозги». Странно, зачем читать вновь уже когда-то прочитанную книгу? Он же в школе давно уже не учится, на дом такое задание ему не дали!

Правда, папа тоже вроде бы как учится. Пишет диссертацию. Потом будет её защищать. Наверное, кто-то будет стараться её отнять, а он не позволит сделать этого, защитит. Он – сильный! Я ему посоветовал мускулы развивать для защиты. Он сначала не понял, а потом рассмеялся. Объяснил, что до рукопашной дело не дойдёт, защита диссертации – вроде экзамена в школе.

Я уже написал, что до того – до «Похитителей бриллиантов» – папа перечитывал толстенные тома «Графа Монте-Кристо», их аж два. Каждый такой увесистый, что ежели кого с размаху им ударить, то можно мозги напрочь вышибить.

Как сейчас помню его за этой книгой. Он читал, лёжа на диване, одетый в просто царский махровый халат приятного синего цвета, так как только что вышел из ванной. Это подтверждал и приятный запах шампуни. Как же я хотел бы иметь подобный халат. Наверное, такие носили раньше цари. Представляю, как они грозно выглядели в нём, наводя страх на своих подданных. Как вырасту, так обязательно куплю себе точно такой же и буду всех пугать своим видом, уважение внушать.

Я находился недалеко от отца, сидя за столом. Нужно было написать заметку в школьную стенгазету. Писал и так и этак, но когда перечитывал, то рвал листки. Написанное мне не нравилось. И я решил обратиться к папе: пусть поможет, он у нас страшно умный, как говорит мама. Докторскую диссертацию по какой-то очень умной науке готовит.

Обратился к отцу, который нехотя оторвался от книги.

– Пап, а пап, выручай. Мне поручили написать в нашу школьную стенгазету «Юный собачковод» о том, как я смастерил конуру для нашего Бобика. Ну, не совсем нашего. Бобик соседский, как ты знаешь, но конуру ему сделал я. Правда, немного мне Сёмка помог. Но это не важно. Я пишу, стараюсь изо всех сил, но получается слишком просто – любой поймёт. А ведь это где-то даже техническая статья и писать её следует соответственно: не абы как, а по-научному. Как ты свою диссертацию.

– И на чём же ты остановился? – поинтересовался папа.

Я понял, что папа не рассердится, что я оторвал от чтения. После ванной он находился в хорошем настроении и был готов помочь.

– Слушай! Все предыдущие варианты я забраковал. Остался такой: «Забил гвоздь молотком…» Видишь, как примитивно, ясно и понятно до тошноты каждому дураку.

– Можешь написать иначе, – охотно откликнулся папа, – «произвёл забивание гвоздя путём постукивания его молотком».

– Неплохо, – прокомментировал я, – получше, чем у меня. Пап, а ты не можешь ещё круче, чтобы каждый удивился, насколько я умён и эрудирован?

Мне показалось, папа хотел рассмеяться, но нет: он встал предельно серьёзный, приосанился, задумчиво прошёлся по комнате, оправляя халат, сосредоточился и принялся диктовать:

– Пиши, Алёша! «Дискретно производя циклические, с переменным вектором приложения сил движения двусоставным предметом, именуемым в просторечии «молоток», до его физического контакта с верхней рубчатой и овальной в поперечнике частью (шляпкой), совершил предельное погружение острозаточенного стержня круглого сечения, диаметром 5 мм и длиной 100 мм в вышеуказанное место». Точка.

– Вот теперь просто здорово, лучше и не надо! – не удержался от восторга я. – Молодец папка, давай и дальше писать так, по-научному!..

Тут папа принялся хохотать. Значит, мне вовсе не показалось, что он сдержал улыбку, он её до того действительно сдерживал.

Вдоволь насмеявшись, он сказал:

– Извини, Алёша, я просто подшутил над тобой. Это вовсе не научный стиль, как тебе кажется. А псевдонаучный! Так пишут только тогда, когда не о чём писать. И вот такими «научными» словесами, терминами затемняют суть вопроса. А лучшая научность – в ясности, точности, простоте. Ежели кто-то пишет иначе, то он скорее дурак, а не учёный. Потому и старается скрыть свою дурость. Так что иди, садись за стол и пиши дальше сам предельно ясно и понятно для всех. Ты остановился на словах «забил гвоздь молотком». Очень хорошо, верно и лаконично. Пиши и дальше в том же стиле, избегай «производить забивания» и прочую мнимо научную дребедень. Понятно?

Я старательно закивал, а сам на самом деле мало что понял. Кроме одного и самого важного: на папу надежды нет, нужно трудиться над заметкой самому.

Чем я и занялся.

Тем временем к папе пришли гости. Очень серьёзные дядечки с его работы. Мама про них говорит: «вумные» и «очень светлые головы». Наверное, это потому, что они очень умные, у всех блестящие лысые головы. Они под лампочкой прямо-таки светятся.

Заметка не очень писалась, да и меня отвлекал разговор папы с гостями в соседней комнате, их я слышал довольно хорошо.

Сначала ничего интересного они не говорили, а потом разговор пошёл про старение. Мол, постепенно с возрастом у всех людей ухудшаются память, зрение и слух, теряется умение учиться и даже удовольствие от еды уменьшается, так как вкусовые рецепторы становятся вдвое хуже. Потому справедливо каждый вспоминает свою молодость и говорит, что тогда зелень была зеленее, солнце светило ярче, едва была вкуснее и так далее. На самом же деле изменилось восприятие всего этого.

Один из гостей пошутил:

– Да, у всех у нас в юности море было шире и мокрее, шустрее зрели помидоры и были вкуснее огурцы. Сейчас таких не делают!..

Я с огорчением подумал: неужели такое и со мной будет? Стану есть конфеты, а они будут мне казаться вдвое менее вкусными?..

Папа сравнил старость человека с автомобилем. Мол, с возрастом ухудшается внешний облик каждой машины, хотя при желании и известных усилиях её можно поддерживать на неплохом уровне. Например, с помощью ремонта, покраски и декора. Постепенно, обычно незаметно для самого человека, снижается мощность мотора и сокращается литраж бензобака. Трубы засоряются. В результате к старости все ресурсы вырабатываются всё больше и больше: уменьшается дальность пробега, скорость и не все подъёмы этому «автомобилю» становятся по плечу…

С машиной мне всё было ясно, а как такое могло происходить с людьми? Это так и осталось для меня неясным. А гости тем временем сели за стол: пили-ели, говорили о разном, для меня не слишком интересном…

Позже начали петь песни. Среди них – про «Самару-городок». Я задумался: а почему такую большую Самару – аж с миллионным населением – называют «городком»?..

Позже улучил момент и спросил об этом маму, которая возилась на кухне:

– Почему о нашей Самаре в песне поётся «городок»?

– Эта песня старая, тогда Самара была маленьким городом, городком.

– А-а, понятно, – протянул я.

Потоптался рядом с мамой. Она посмотрела на меня:

– Ещё что-то хочешь узнать?

– Да, а что такое старость?

Мама удивлённо посмотрела на меня:

– Вот какие у тебя, оказывается, мысли рождаются. А с какой стати?

– Слышал от папы. Он назвал её автомобилем.