Оазис Чёрного джинна и другие волшебные восточные сказки

Как-то я посмотрел на себя в зеркало и увидел, что волосы на моей голове поседели: моя жизнь приближалась к закату. Я заплакал великим плачем, закричал, ударяя себя по лицу, и упал в беспамятстве. Долго лежал, пока не пришёл в себя.

В один из последующих месяцев случилась песчаная буря, после которой к моему саду пришёл караван из семнадцати верблюдов. На одном из них находился юноша с признаками тяжких страданий на лице. Других людей не было.

Я отвязал его, снял с верблюда и влил в рот воды: юноша начал дышать сильнее, но в себя не приходил. Тогда я набрал прямо с дерева самых крупных абрикосов, выжал в чашку их сок и влил в рот юноши. Через некоторое время он с трудом открыл глаза. Я опять дал ему сока, а под вечер – мякоть плодов.

Весь следующий день я поил его свежим виноградным соком и это вернуло юноше прежние силы. Он рассказал мне свою историю.

Звали его Юсуф и он был сыном правителя Багдада. Юсуф влюбился в афганскую принцессы, родители договорились о свадьбе, но девушку похитил неведомый злой дух. Юноша поклялся, что во что бы ни стало найдёт свою невесту, собрал караван и направился на поиски. Объехал много стран, но никто о девушке ничего не знал. Теперь же он направлялся в Балх, но в пути случился самум, все погибли, остался в живых он один. Долго Юсуф блуждал по пустыне, вода кончилась, он едва не умер от жажды и, теряя силы, привязал себя к верблюду, надеясь, что тот отыщет дорогу к людям. Впал забытье и очнулся только в моём оазисе…

Скоро юноша оправился от перенесённой болезни. Только тогда я рассказал ему свою историю. Когда дошёл до описания девушки во дворце Чёрного джинн, то он вскочил с места в сильнейшем возбуждении:

– Это она – Дуньё, моя невеста! Так вот кто похитил её тогда! Я обыщу все горы Кухистана и обязательно найду её! Украду у Чёрного джинна!

Не сразу он успокоился и дослушал меня до конца.

– Я должен попытаться выбраться к людям. Лучше погибнуть в песках, чем оставаться тут! – вскричал он.

В его голосе было столько страсти, что я даже не осмелился обмолвиться и словом о своей затаённой надежде предложить ему взять заклятье Чёрного джинна на себя. "Нет, – сказал я сам себе, – Юсуф не согласится, даже и спрашивать бесполезно. Нужно помочь ему уехать отсюда, пусть попытается найти свою невесту".

Юноша решил снарядить несколько верблюдов и на них пересечь великую пустыню. С ним стал готовиться в путь и я. Ещё раньше мы перенесли все товары, что оказались на верблюдах, в пещеру, а животных нагрузили сушеными плодами и бурдюками с водой. Припасов нам должно было хватить на несколько месяцев.

Теперь можно было ехать. Я попытался сесть на верблюда, но он начал рваться, неистово метаться из стороны в сторону и брыкаться. Я ничего поделать с ним не смог и отступил. Попробовал усесться на другого и вновь повторилась прежняя история. Не подпустили меня к себе и остальные верблюды, а вот с Юсуфом они вели себя спокойно.

Отчаявшись, я решил всю дорогу идти пешком, и мы вышли в путь. Но не успел я отдалиться от оврага с пещерой и на один фарсанг, как меня остановила неведомая сила. Я не мог ступить дальше и шагу. Чары Чёрного джинна не давали мне покинуть это место.

Я сказал об этом юноше, он опечалился и поначалу хотел было остаться со мной, но я его отговорил. Я видел, как он рвался домой. Такой жертвы я принять не мог. Юсуф повиновался мне. Мы простились, и он уехал один.

А я, опечаленный великой печалью, повернул и направился обратно к оазису. Как тяжек, многотруден был каждый шаг, словно я шёл к палачу на казнь. Я вынуждал себя вернуться в свою тюрьму. Я потерял всякую надежду вырваться из неё. Так я был наказан Всевышним за свои прошлые грехи. О вечно Сущий, дай мне силы выдержать новое испытание! Уехал мой юный друг, теперь я оказался вдвойне одинок. Как это тягостно, вновь оказаться наедине с самим собой, когда даже слова молвить некому! О горе мне, это наказание за мою беспутную молодость! И поделом!..

Вернувшись в пещеру, я упал на постель и заплакал великим плачем…

Заснул поздно ночью, во сне за мной гонялся Чёрный джинн. Я убегал от него, а ноги становились ватными, проваливались в песок, веки слипались и я не мог разъять их…

Проснулся с больной головой. Вышел из пещеры, совершил омовение.

Тут я увидел идущего по саду старца с совершенно белой бородой, которая опускалась ниже пояса. В руке он держал кривой посох.

– Мир тебе! – поприветствовал меня он.

Я ответил, пожелав и ему мира.

– Какой красивый сад! – восхитился старец, – ранее его тут не было. Кто сотворил такой?

– Этот сад пророс из волшебных семян мудрого ибн-Хазра, хвала ему, – сообщил я. – А ваш покорный слуга лишь разбрасывал их, как мне было указано прекрасной пери. Прошу вас разделить мой завтрак, не обижайтесь за его скудость. Я живу здесь много лет и питаюсь только тем, что даёт мне сад.

– А много ли надо дервишу, вечному странники! – воскликнул пришелец. – Для меня и это – огромное богатство. Я считал бы себя счастливым, если бы владел подобным садом.

Мне пришла мысль, что этот человек может остаться в оазисе взамен меня, ведь он ему так сильно понравился, но устыдился и туго натянул поводья скакуна своих желаний, направив в сторону учтивости.

Спросил: как он сумел добраться до моего оазиса через великую пустыню? Дервиш сказал, что с ним посох волшебника ибн-Хазра, а его обладателю никакой лиходей, дикий зверь или ещё кто не смеют причинить какой либо вред. Если же посох воткнуть в землю, то из неё начинает пробиваться чистейший родник и вырастает сладкая дыня или арбуз, что кому больше нравится.

Я повёл гостя в пещеру.

Дервиш поразился, собранному здесь богатству. Я предложил ему выбирать любую вещь, которая понравится.

– Позже я что-нибудь возьму, тут очень много хороших вещей, а пока мне ничего не надо, – отказался он, – мой халат, ичиги и чалма – ещё крепкие. Вот когда изношу их, обветшают, тогда можно будет думать о замене. Всевышнему угодны воздержание и бережливость.

Я угостил дервиша так хорошо, как только мог в моём положении.

В беседе он поведал, что его зовут Ходжа Сафар, родом он был из Кабула. С детских лет ищет истину, посвятил себя Богу и всегда мечтал поселиться в каком-нибудь уединённом месте, чтобы без помех предаваться святому бдению и молитвам.

Сердце моё забилось о грудную клетку, как ладонь искусного музыканта о тугой бубен: "Вот к кому можно обратиться с просьбой взять на себя заклятие Чёрного джинна. Но как стыдно предложить такое. Проникнутый ко мне добрыми чувствами дервиш согласится, я уеду, а он останется. Затем уже, если передумает, то уйти отсюда не сможет. Оазис станет для него тюрьмой. Я наказан за свои грехи и хочу переложить свою кару на совершенно неповинного человека".

Ходжа Сафар заснул на ложе, которое я ему уступил, а я пишу в полночной тишине при свете серебряного светильника. Завтра утром смиренно выскажу ему свою просьбу, удержать себя не смогу. Пусть забирает себе оазис, пещеру со всем добром и богатствами… Я готов отдать всё, лишь бы вырваться из плена. Согласится ли благородный дервиш на добровольное заточение здесь?.. Если отвергнет, то я настаивать не стану. Да и разве можно уговаривать кого-либо по доброй воли сесть в тюрьму? Пусть даже ею будет такой оазис! Нет, ни за что!.."

+ + +

"Счастливого пути тебе, Шакар сын Хамдама, благополучия и процветания! Велики были твои грехи, но ты искупил свою вину перед Создателем и я не сужу тебя, ибо тоже грешен.

Я, Ходжа Сафар, скоро умру, ибо чувствую приближение Азраиля – ангела смерти. Он уже проверяет остроту своего меча. Но подожди, обрыватель нити жизни, дай мне докончить эти строчки! Дни мои были сочтены, когда мой многомудрый наставник ибн-Хазр направил меня сюда, дав мне свой посох и подсказав возможность совершения богоугодного дела: дабы я принял на себя заклятье Чёрного джинна и вернул свободу несчастному человеку.

Я намеренно хвалил сад и пещеру, восторгался собранным богатством, которое на самом деле мне совершенно не нужно, как богатства всего мира. Умолчал про свою настоящую цель, дабы облегчить душевные муки несчастного человека: пусть пребывает в уверенности, что я рад владеть всем этим, и живёт спокойно.

Я вручил ему свой магический посох. Мне он больше уже не был нужен. С этим посохом нигде не заблудишься – он всегда укажет верный путь. Даже в самом пустынном месте с ним не останешься без еды и питья: стоит воткнуть посох в землю, как тут же в на нём появляются три стебля, на одном из которых вырастает сочный арбуз, на другом – сладкая дыня, а на третьем – янтарная гроздь винограда. Никто из лиходеев не обидит имеющего такой посох – он отведёт глаза их, они ничего не увидят. Ежели кинется дикий зверь, то из посоха грянет молния и стегнёт так, что тому придётся пускаться наутёк со всех ног, если, конечно, остался цел.

Шакар сын Хамдама долго благодарил меня со слезами на глазах, сердечно обнимал, кланялся, несколько раз возвращался. И, наконец, пошёл через пески, такыры, барханы – за горизонт. Пошёл к людям, свободе. Ушёл от меня навсегда.

А я остался, думая о Шакаре сыне Хамдама, мысленно желая ему счастья. Суждено ли ему встретиться с Дуньё, Юсуфом – это знает лишь Создатель.

Только через два дня после ухода Шакара сына Хамдама, я заметил, что он забыл рукопись, в коей изложил историю своей жизни. Столь велика была его радость расставания с этим местом, которое было ему узилищем…

Дрожит, слабеет моя рука. Продолжу писать, когда наберусь сил, если это позволит мне ангел смерти Азраиль…"

+ + +

Дочитав рукопись, Саид понял, что перед ним лежит на смертном одре вовсе не Шакар сын Хамдама, как он думал поначалу, а великодушный Ходжа Сафар, направленный сюда мудрым ибн-Хазром.

С этого дня забот у Саида прибавилось: он трудился у нового родника. Тот был куда полноводнее первого, но его воды уходили в трещины, питая влагой лишь небольшой участок земли. Саид заполнил трещины камнями и глиной и направил ручей в прокопанные канавки. Рядом с ними посадил различные деревья, кустарники, растения. Сад увеличился вдвое.

От каждодневного труда крепли его мускулы, плечи стали такими широкими, что им бы мог позавидовать иной силач. Сам того не заметив, Саид вырос и был уже не мальчиком, а крепким и красивым юношей.

Несмотря на минувшие годы, память о людях не слабела: он часто вспоминал своих родителей, сестрёнок. Ничто в такие минуты не радовало его: ни прекрасные плодоносные сады, что он насадил, ни струящиеся прохладные воды родников, ни озерца, ни глиняные изделия, которые он теперь лепил с неподражаемым искусством, ни синева небес, ни щебетание птах… И сны ему снились о родных местах, друзьях.

Стараясь не поддаваться унынию, Саид стремился как можно больше времени находиться за работой…

…Он лепил узкогорлые кувшины, когда услышал весёлый девичий смех и вскочил с криком:

– Люди, люди!

В воздухе он увидел летящих прекрасных пери. Среди них он разглядел и ту, что некогда подарила ему караван. Рванулся было к ней, но сразу же остановился: ведь она обязательно спросит, что он сделал с её подарком, а какой он может дать ответ? Что скажет, чем оправдается? Эх!..

Понурился Саид, сел и голову опустил, руками её обхватил, едва удерживая горючие слёзы… Тут почувствовал, кто-то коснулся его плеча. Поднял голову и увидел пери Мехрнигор.

– Вижу, Саид, ты многое понял, – сказала волшебница, – но не стану тебя укорять – дело прошлое. Не горюй, ты вернёшься домой. Вот это перо доведёт тебя до родных мест, а захочешь сюда назад воротиться – брось его перед собой, оно тебя обратно приведёт. Больше мы с тобой никогда не увидимся. Прощай! Будь счастлив и удачлив!

Сказала так и улетела.

– Спасибо тебе, прекрасная и добрая пери! – только и успел крикнуть ей вдогонку юноша.

Сразу же принялся готовиться в путь, но вспомнил о песках, о том, как едва не погиб в них, и опечалился. "Как же я сумею перейти через них? – подумал он. – Мне это не по силам. Неужели обманула пери? Нет, быть того не может! Да и у меня имеется волшебное перо – оно укажет правильную дорогу".

Саид принял неуклонное решение завтра же отправиться в путь.

– А там пускай будет то, что будет! – сказал он сам себе.

Наутро он проснулся от сильного рёва верблюдов.

Вскочил с постели – смотрит, а перед ним целый караван, только людей нет, ни одного. Вокруг обежал, всё осмотрел – нет никого. Не станут же они от него прятаться, какой им в этом резон?

Освободил верблюдов от ноши и стал ждать: может, хозяева ещё подойдут, всякое ведь бывает? Долго ждал – никто не явился.

– Наверное, люди погибли после самума или в песках заблудились: еда и вода кончились, все погибли, а верблюды сюда прибрели. Они-то выносливые, не то что люди, – размышлял мальчик. – Или это пери Мехрнигор их мне подарила? Не зря же она пообещала, что я вернусь домой.

Повеселел Саид, принялся перетаскивать товары в пещеру. "Мне они незачем, – решил он, – опять разбойники встретятся – ограбят".

Нагрузил верблюдов подарками для родных, которые отобрал из тех сокровищ, что находились в пещере, а также своими хумами, в которых вода в самый знойный день оставалась прохладной. Лепил их юноша из отборной глины, добавляя особую солому и тополиный пух. Оттого сосуды пропускали сквозь свои мельчайшие поры воду, как бы потея, и вода в них не нагревалась, оставалась всегда холодной.

– Отцу покажу, – с гордостью сказал Саид, – он никогда таких не делал. Вот обрадуется, что я теперь владею гончарным мастерством.

Закончив приготовления, взобрался на самого сильного верблюда, а остальных сзади привязал один за другим. Пустил перед собой по воздуху пёрышко волшебницы, оно сразу вперёд полетело, путь указывая. За ним и повёл свой караван Саид.

Долго он ехал по бескрайней пустыне, очень долго. Во время перехода через безжизненные просторы великой пустыни Саид наткнулся на руины Мёртвого города. Полуразрушенные крепостные стены, укреплённые башни всё ещё выглядели очень величественно.

То ли вспомнилось откуда, то ли словно было навеяно кем-то, но в ушах Саида зазвучало непонятное слово «Палгиат». Может быть, так звался в прошлом этот город?..

У открытых медных ворот стояли два стражника. Их грозная наружность и гордая поза внушили ему робость. Саид несмело подошёл к ним, внутри его росло недоумение. Стражники словно не замечали его, не реагируя на пришельца даже простым жестом или каким иным движением. Юноша приблизился и вдруг понял, что они не живые: то были статуи, изготовленные небывало искусным мастером. Он даже сделал мельчайшие морщинки на их бронзовых лицах, брови и волосы. Они выглядели живыми людьми, только что не разговаривали.

Саид не удержался, постучал одну из статуй по руке и она зазвенела металлом. Но тут же одежда свалилась с ней кусками истлевшей рванины. Его взору открылись такие анатомические подробности тела стражника, что стало ясно: это вовсе не статуя, а человек, превращённый в бронзу. Второй был точно таким же. Едва были тронуты его доспехи, как они тут же упали вниз, ибо подкладка истлела и совсем не держала их.

Волшебное пёрышко не последовало за Саидом, когда он решился войти в город, осталось у ворот, застыв в воздухе, словно приколоченное гвоздём к чему-то невидимому.

Просторные улицы заполняли красивые здания. Большие лавки были полны богатыми товарами. В них сидели купцы, рядом стояли покупатели в позе торгующихся, но безмолвные, ибо все оказались бронзовыми. С многих трухлявые одежды сорвал ветер, на некоторых они ещё оставались, но стоило только тронуть её, как ткань – прекрасная на вид – тут же распадалась и превращалась в тлен.

Саид увидел маленького воришку, который тянулся к кошельку купца, тот заметил покушение на свою собственность и возмущённо поднял брови, но… навечно застыл в бронзе. Так они и пребывали в этих позах, будучи в полной наготе, ничего из одежды на них не сохранилось. От кошелька остались лишь те его обрывки, которые придавливали золотые динары и серебряные дирхемы. Саид смутился наготе воришки и купца, отвернулся и последовал дальше.

Всё из товаров, что могли сгнить, – сгнили: дорогие ткани, одежда, овощи и фрукты, зелень, свитки книг.

А вот прочие товары, изготовленные из дорогих пород дерева, глины, металлов, оказались в целости и сохранности. Саид с интересом осмотрел изделия гончаров, некоторыми заинтересовался, осмотрел кувшины, изготовленные необычным для него способом. Постарался запомнить их особенности, чтобы при случае эти приёмы повторить в своей работе.

В ряду теперь уже почти абсолютно голых ювелиров Саид увидел груды золота, серебра и драгоценных камней – яхонтов, индийских алмазов, изумрудов, бадахшанских рубинов, ярчайшей бирюзы. Мимо пройти он не смог. Долго осматривал, любовался ими. Потом отобрал лучшие и завязал в свой пояс. Остальные оставил лежать на своём месте…

Главная улица привела его к величественному дворцу. Металлическая стража не воспрепятствовала ему войти внутрь. На пыльном цветном мраморе оставались следы Саида. За многие и многие годы сюда никто не входил. Всё вокруг покрывал слой пыли.

Приёмный зал диковинного убранства был полон вельможами, визирями, знатными людьми, эмирами, телохранителями, солдатами.

На золотом престоле восседал величественного вида шах с прекрасной короной на челе, драгоценные камни на неё, будучи даже покрытыми пылью, излучали свет. Этот властелин тоже был бронзовым, как и все его сановники и прислуга.

Около трона стоял дородный мужчина, преисполненный важности и чванства. Саид тронул его и одежда с него упала на пол. При этом что-то громко звякнуло. Он нагнулся и поднял связку ключей. Понял, что это, вероятнее всего, был главный казначей шаха.

Саид стал ходить по дворцу и если дверь оказывалась закрытой, то открывал её ключами. Он спустился в глубокий подвал и там нашёл богатую казну. Ткани изумляли своим дивным видом, но рассыпались от одного прикосновения. Сундуки оказались полными золотом. А в одном были бесподобные рубины, сапфиры и алмазы, что цену их невозможно было покрыть деньгами. Саид выбросил на пол те, что находились в его поясе, и отобрал самые лучшие из сундука. Очень он жалел, что не может взять их больше.

Ему захотелось пить. От пыли в воздухе першило в горле. Он вспомнил, что во внутреннем дворике видел фонтанчик, из которого текла вода. Поднялся наружу, нашёл воду и напился.

Он не сразу заметил, что мраморный пол дворика чисто подметён. Его брови удивлённо поползли вверх. Неужели тут есть живые люди?!.

Огляделся, в стороне заметил маленькую дверь, к которой вела чистая дорожка, а все прочие оказались в пыли. Он поспешил к дверце. За нею оказалось несколько жилых комнат и в одной из них на кровати лежал седобородый старец. Он тут же приподнялся, опираясь на худые, совсем иссохшие локти и сказал:

– Мир тебе, Саид! Входи, будь моим гостем. Прошу простить меня, что мои годы и немощь не позволяют выказать тебе своё почтение должным образом.

Саид в ответ поприветствовал его и спросил:

– Кто вы? Откуда вам известно моё имя?

– Меня зовут Муслим ибн-Мансур. А насчёт твоего имени в двух словах не объяснишь, это очень длинная история. Позволь мне рассказать её несколько позже. Хотя я сильно болен, но сегодняшний день проживу: умру я только завтра…

– Как вы можете это знать наверняка?! – воспротестовал Саид.

– Я знаю это столь же верно, как и твоё имя. Я ведь не ошибся в нём, так?

Саид кивком подтвердил это.

– Значит, окажется правдой и это. Узнаешь, почему. Но всему своё время. Поставь столик и постели на него вон ту скатерть.

Саид исполнил сказанное. Едва он постелил скатерть, как на ней чудесным образом появились блюда с разнообразными яствами. Тут были пилав, люля-кебаб, от которых шёл легкий парок, словно они были только что доставлены с кухни. Грудой лежали лепёшки, на золотых блюдах находились разнообразные фрукты, кунжутная халва, нишалла, тростниковый сахар, рахат-лукум, мёд, шербет в кувшине и розовая вода для омовения рук.

Еда пробудила сильный аппетит у Саида, он с пребольшим удовольствием поел.

Муслим ибн-Мансур тоже отведал немного пилава, сделал несколько глотков шербета. Потом взял сочный персик, но съел только половину.

После благодарственной молитвы творцу сущего скатерть опустела: на ней уже не оказалось ни яств с напитками, ни остатков еды, ни даже крошек. Исчезло и масляное пятно, которое упало с куска баранины, когда его нёс к своему рту Саид. Он смутился от мысли, что испортил скатерть, но как почистить её не знал. Теперь же пятна не стало, это вызвало у Саида чувство облегчения.

По просьбе старца Саид сложил и убрал скатерть, отодвинул в сторону столик.

– А теперь, Саид, повесь серьгу внимания на уши и внимай удивительную историю. Мой отец Мансур – Величайший – был властелином этого дворца, этого города и многих других. Он обладал великой мощью и повелевал тысячью эмиров, каждый из которых главенствовал над десятью тысячами воинов. У них были сокровища, каких не видел глаз и не слышало ухо. Мой отец покорял великих царей и губил богатырей. Все сопредельные страны трепетали перед его необоримым могуществом. Но он был нечестивцем, творил зло и поклонялся силам зла. Такими же были и его эмиры, их воины. Я тоже стал бы таким, но в возрасте двенадцати лет мне во сне явился святой мудрец и рассказал о творце вселенной, научил, как молиться ему. Потом в один из дней, ставших самым чёрным днём в моей жизни, я услышал ужасный рёв с неба, который прозвучал чудовищным по силе громом с неба. Этот рёв похищал разум у тех, кто слышал его. Я повалился ничком, закрыв свои уши руками. Долго лежал так в беспамятстве. А когда пришёл в себя и вышел наружу, то увидел, что мой отец и все придворные превратились в металлические статуи. Кинулся на женскую половину, но и там увидел точно такую же картину: моя мать Малика и многочисленные мои тётушки из гарема отца стали бронзовыми. Я повалился и долго лежал в спасительном обмороке, не будь его, я бы точно сошёл с ума.

Очнувшись, я увидел рядом прекрасную пери Джаухар. Она мне всё и рассказала.

Оказывается, некогда Чёрный джинн украл дочь афганского султана в ту самую ночь, когда должна была произойти её свадьба с багдадским принцем…

– Юсуфом! С принцем Юсуфом! – вскричал, не сумев себя удержать, Саид.

– Да, именно Юсуфом, – подтвердил Муслим ибн-Мансур, – как тебе стало известно это имя?

Саид рассказал о том, что прочитал в рукописи Шакара сына Хамдама.

– Удивительная история, – молвил старец. – Но тебе известна лишь часть её, а другая ведома мне. Теперь же эти половинки соединились в целую картину. Но я продолжу свой рассказа…

Так вот, багдадский принц Юсуф после долгих и упорных поисков сумел найти у магов Магриба летающего коня, отдал за него великие сокровища, купил и стал его владельцем. На нём он полетел в горы Кухистана, нашёл свою возлюбленную и похитил её у Чёрного джинна. Тот скоро обнаружил пропажу и пустился в погоню.

Как ни быстро они неслись по небу на летающем коне, он догнал беглецов и хотел было уничтожить их, но тут ему преградил путь могучий волшебник ибн-Хазр. Он защитил влюблённых и дал им возможность избежать смерти в спасительном бегстве. А волшебник оказался тут не случайно. Некогда у него уже был конфликт с Чёрным джинном, но тогда он не сумел совладать с ним, удалился в известные ему места, усовершенствовал свои познания в магии, колдовстве и волшбе, накопил огромную силу. Потом решил пресечь злодеяния джинна и явился сюда. Между ними разгорелась великая битва – битва всех битв! После длительного боя ибн-Хазр сумел одолеть лихотворца, лишив всех сил и сознания. После чего наложил на Чёрного джинна многие магические цепи, неодолимые путы и заточил его в бездонных пещерах под своим замком.

В таком виде он пребудет там тысячу лет. Потом очнётся и у него снова произойдёт новый бой с ибн-Хазром. Тот готовится к ней, копит силу и ждёт, когда из-под земли полностью выйдет наружу белый единорог. Именно на нём он помчится в бой против Чёрного джинна и подвластных ему ифритов, шайтанов, оборотней и колдунов. Этому зверю – единственному из всех животных на земле – не страшны сотворённые из мрака преисподней чёрные молнии джинна.…

Об этом мне рассказала пери Джаухар. А беда с нашим городом из-за такой молнии Чёрного джинна: её он пустил в ибн-Хазра, но тот отвёл её от себя в сторону и она поразила наш город, а благодатную некогда местность него превратила в пустыню, преодолеть которую смертные не в силах.

Меня спасло то, что я молился истинному богу и не был нечестивым, не поклонялся злу. Пери Джаухар подарила мне эту скатерть, научила, как ею пользоваться. Она сказала, что через много лет, когда я буду совершенно седым и немощным, сюда придёт молодой человек по имени Саид. На следующий день я умру, а ты похоронишь меня. Вместо савана она велела воспользоваться этой скатертью, других целых тканей во дворце нет.