Кафедра зооцелительства

– Вам назначено? – спросил суровый страж на проходной.

– Да, – я без лишних слов протянула ему послание.

– Второй этаж, четвертый кабинет справа, – вернул мне бумагу волкодав.

Я глазами отыскала лестницу, поднялась на этаж выше и постучала в нужную дверь.

– Открыто, – раздалось изнутри.

Я прошла внутрь. Кабинет как кабинет. Мужчина за столом тоже вполне обычный, чуть старше нашего завкафедрой и не такой здоровый, как постовой на входе. Я бы даже сказала, щуплый, с тонкими и мелкими чертами лица, очень внимательным и цепким взглядом, которым он по мне, не стесняясь, прошелся. Стало не по себе. Кого другого я бы сразу одернула, чтобы не пялился, а с этим приходится терпеть.

– Элиза Риар, да? – небрежно спросил он.

– Да, это я, – столь бесцеремонное обращение начинало злить. Меня еще ни в чем не обвиняют, да и не обвинят. Поэтому уточнила: – Леди Элиза Риар.

– Садитесь, леди, – в голосе стража послышалась насмешка. Он вообще понимает, с кем говорит?

Я, поджав губы, присела и положила на колени небольшую сумочку.

– На ваши документы я для порядка взгляну.

Страж достал самопишущий артефакт, два камня к нему, один должен держать он, другой я. Проверил мои документы, покрутил их по-всякому, поднес к глазам, разве что не обнюхал. Как есть волкодав.

– Итак, леди, вы не против, если я запишу наш разговор? – страж вернул мне документы и взял камень самописца.

Я же дотрагиваться до камня не спешила.

– Сначала я бы хотела узнать, кто вы и о чем будет наш разговор.

– Я подписывал письмо, которые вы получили и наверняка прочли, раз приехали, – там точно стояла подпись с расшифровкой, но я не придала ей значения. – Капитан тайной стражи Кайнен Лесс, к вашим услугам, – все-таки представился страж. – А наш разговор пойдет о вашей семье.

– О моей семье? А что с ней? С родителями что-то случилось? Они живы? – я сразу перебирала худшие варианты.

– Живы, – подтвердил капитан. – Так вы будете отвечать на самописец?

Я схватила проклятый камень, понимая, что мне ничего нормально не скажут и не объяснят, пока не соглашусь.

– Замечательно. Леди Риар, ваши родители когда-нибудь обсуждали с вами свои дела? Говорили, чем именно они занимаются в Целительской палате? Посвящали в тонкости работы?

– Нет, я не интересовалась, – поскольку способностей к целительству у меня особо не было, смысла вникать в их работу я не видела.

– Возможно, вы находили в доме какие-то странные вещи, предметы, документы?

– Как именно я могла их найти? – я тут о родителях волнуюсь, а он со своими глупыми вопросами. – Я не имею привычки копаться в чужих вещах.

– Например, когда делали уборку, – предположил страж.

– Я не делаю уборку. В доме достаточно слуг. Да и в Академии можно доплачивать за услуги уборщицы.

– Понятно, – мужчина понимающе усмехнулся. – И все же вы замечали какие-то странности? Может, слышали разговоры родителей о делах, работе, исследованиях, лекарствах?

– Капитан, я ни слова больше не скажу, пока вы не объясните мне, к чему все эти вопросы и что с моими родителями?

– Могу я считать, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием?

– Это следствие отказывается сотрудничать со мной! – я положила артефакт и показательно скрестила руки на груди. – Я не видела и не слышала ничего подозрительного, не понимаю, к чему все эти вопросы?

– Вы что-нибудь слышали от родителей о драконьей чуме? – страж опустил свой камень, но допрос не прекратил.

– В детстве, конечно, как и всем, мне читали книги, потом уже в школе я изучала историю, в Академии тоже что-то о чуме изучали.

Очень мало, кажется. Или я не сильно вдавалась в подробности. Триста лет прошло, если не больше, какая может быть чума?

– Ваши родители обвиняются в пособничестве государственному изменнику, в работе над созданием новой драконьей чумы и экспериментах на людях, повлекших смерть подопытных.

Я несколько секунд в упор смотрела на человека, который, кажется, решил надо мной поиздеваться, а потом вскочила со стула.

– Вы, вообще, о чем?!

Все это не может быть про моих родителей! Тут точно какая-то ошибка.

– Сядьте, леди Риар. И постарайтесь сохранять спокойствие, – приказным тоном произнес страж. – Абсолютно все, что я сказал, – правда. И вина ваших родителей очевидна, именно поэтому они арестованы, им предъявлено несколько обвинений. Очень тяжелых и серьезных. До суда они пробудут в тюрьме, а дальше – как решит суд.

Я села, вернее, упала на стул. Бред какой-то. Голова шла кругом, перед глазами все плыло. Надо взять себя в руки, но подумать легче, чем сделать.

Стражу я не верила, здесь какая-то ошибка. Моих родителей подставили, они очень успешные целители, уверена, у них достаточно завистников. Или это просто какое-то недоразумение.

Посмотрев на меня, капитан Лесс поднялся, налил в стакан воды и подал мне. Отказываться я не стала.

– Вы понимаете всю серьезность, леди? – страж крутил карандаш, ожидая, пока я переварю новости и приду в себя.

– Это ошибка, – озвучила я свою мысль. – Мои родители не могли…

– Могли или нет – решать не вам. От вас нужны ответы: известно ли вам что-то об их работе. На самописец.

Пальцы дрожали, когда я брала камень. Прохладный и гладкий, темно-бурого цвета, он постепенно нагревался в моей ладони.

– Я последние четыре года не жила дома, – голос тоже начал дрожать, и я постаралась придать ему уверенности. – Когда приезжала домой, о работе с родителями почти не говорила. Могла спросить «как дела?» и получить в ответ «хорошо».

– А раньше, до поступления в Академию? – теперь страж крутил в руке камень, видимо, просто так, спокойно сидеть не умел.

– Тогда я еще в школе училась, и со мной точно никто ничего не обсуждал.

И все же в голове всплывали редкие образы и обрывки фраз. Нет, не о драконьей чуме, разумеется. Какие-то исследования, опыты, люди. Но мало ли к чему это было? Нет. Не верю. Мои родители – не преступники! И тем более не убийцы.

– В вашем доме произведен обыск. Мы нашли и изъяли записи, точно сделанные вашими родителями. На их рабочих местах также достаточно подтверждений не просто их участия, а руководства проектом создания чумы.

– Их заставили, – проговорила я. – Наверняка, шантажировали чем-то. Они не могли.

В глазах стража мелькнула жалость, он покачал головой и отложил камень-самописец. Я тоже хотела его отложить, но из рук, показавшихся деревянными, камень выпал, стукнулся о столешницу и покатился. Капитан ловко поймал его и вернул в специальное углубление на самописце – небольшом ящике, из которого достал две страницы с отпечатанными как в типографии буквами.

– Ознакомьтесь и подпишите, – протянул он мне листы.

Я глупо смотрела на бумаги, но буквы не хотели складываться в слова, смысл ускользал, перед глазами все плыло. Это какой-то бред.

– Не буду, – приняла решение я. Что бы там ни было, я ничего в этом всем не понимаю. Если дело серьезное, то могу только навредить. – У нашей семьи есть поверенный.

– Не уверен, что ваш поверенный продолжит работать с вашей семьей. Но государственного защитника обязательно предоставят. Значит, подписывать отказываетесь?

– Да.

Страж невозмутимо сделал на обратных сторонах листов пометки и убрал в папку к другим документам.

– Я должна поговорить с родителями, – слабым голосом произнесла я.

– Это возможно, но только один раз до суда.

– Хорошо.

Мне было все равно, потому что просто жизненно необходимо с ними встретиться и во всем разобраться. Я не верю, что родители виноваты. Может, они в чем-то и замешаны, но по незнанию или под принуждением. Мне нужно спросить у них – уверена, они смогут все объяснить.

Дверь в кабинет открылась, и вошел очередной страж, высокий огненно-рыжий парень, весь в веснушках. На нем странно смотрелась черная форма с шевроном – скалящимся волкодавом на плече.

– Саймон, это леди Элиза Риар. Проводи ее в комнату свиданий, я отдам приказ, чтобы туда привели ее родителей, – капитан Лесс взял в руки переговорный артефакт. – Всего хорошего, леди, – кивнул он мне на прощание.

Я ничего не ответила. У меня не нашлось добрых пожеланий для этого человека.

3. Встреча

Мы пересекли длинный коридор, спустились на первый этаж и шли уже несколько минут. Здание казалось бесконечным, видимо, снаружи оно замаскировано даже сильнее, чем я вначале подумала. Целая крепость.

Рыжий страж с интересом поглядывал на меня, но ничего не говорил; только когда мы пришли к нужной комнате, любезно открыл железную дверь, насквозь пропитанную магией, и впустил внутрь.

В комнате боком к двери стоял стол и по два стула с каждой стороны.

– Садитесь слева, – кивнул на стулья мой провожатый.

Я не стала спорить, какая разница? Села на неудобный железный стул, вмонтированный в каменный пол, и приготовилась ждать, поглядывая на открытую дверь.

Первое время я побаивалась, что комнату закроют и запрут меня здесь одну. Это место навевало жутковатые ассоциации. Но дверь осталась нараспашку, а рыжий страж, Саймон, кажется, так его назвал капитан Лесс, терпеливо стоял, прислонившись к косяку. На меня он старался не смотреть, но, поскольку я следила за проходом и ждала родителей, периодически ловила на себе его взгляд.

Шаги я услышала издалека, встала и хотела выйти в коридор, но страж жестом остановил и покачал головой: нельзя.

И все же сесть на место не заставил. Поэтому, стоило папе первому зайти в комнату свиданий, я сразу кинулась ему на шею.

– Папа!

Он не обнял меня в ответ – руки скованы, как у преступника. Но он не мог! Мой папа не такой! Александр Риар всегда казался мне образцом всех лучших качеств в мужчине и в человеке. Добрый, внимательный, любящий, мудрый, он всегда был на моей стороне и никогда не отказывал в помощи, в чем бы она не заключалась.

Следом зашла мама, тоже в наручниках, но она сама бросилась ко мне.

– Девочка моя! Лиза!

Я обняла маму и расплакалась, она тоже всхлипывала, но старалась держаться. Моя мама всегда была особенной. Мария Риар, сильный маг, выдающийся целитель, красивая и умная женщина. Она и сейчас выглядела эффектно, даже в нелепой серой тюремной робе. Волосы аккуратно заплетены в косу, высокая, стройная, и никакие мешковатые брюки и рубашка этого не скроют. Мне все говорили, что красотой я пошла в мать. Жаль, таким же талантом не награждена. То есть раньше я думала, что все это ерунда, я же все-таки не дура, а особые способности в жизни не главное. Не всем же делать блестящую карьеру. А теперь почему-то решила, что очень бы хотела иметь не только выдающиеся внешние данные, но и что-то кроме них.

– Я прошу сесть на места, не вставать, не прикасаться друг к другу. У вас тридцать минут, – предупредил страж, приведший родителей.

Мы сели за стол, и комната тут же разделилась охранным барьером на две половины. В одной остались мои родители, в другой сидела на стуле я.

И только после этого сопровождавший меня рыжий вышел вместе с коллегой, и дверь за ними закрылась.

– Объясните, что произошло?

Я с надеждой смотрела на маму и папу. Сейчас они скажут, что произошло недоразумение и скоро их выпустят. Что я могу ни о чем не беспокоиться. Но почему-то с ответом они не спешили, переглядывались, будто решали, кто из них должен начать разговор.

Слово взял папа.

– Лиза, ты уже знаешь, в чем нас обвиняют?

– Да, мне наговорили чего-то ужасного. Драконья чума, эксперименты на людях, – я вздрогнула и обхватила себя руками за плечи, до сих пор переживая услышанное.

– Это все правда, – тяжело признался папа.

Я, не веря, смотрела на него, затем перевела взгляд на маму. Она кивнула и быстро стерла с глаз выступившие слезы.

– Вы… работали с драконьей чумой? – Это не укладывалось в голове. Бред какой-то. В ушах зашумело, перед глазами поплыло.

– Да. Мы не планировали никого убивать, ты не подумай. Нам обещали, что чума не выйдет из лаборатории. А если и выйдет, то очень узконаправленно, именно этим мы и занимались. Нам нужно было сузить круг восприимчивых сначала только до людей, затем сделать так, чтобы заболеть могли только ближайшие родственники, потом – один человек. К тому же параллельно разрабатывался антидот.

– Но… зачем?

– Ты, наверное, уже не помнишь, но мы ведь не всегда жили в достатке.

Почему, помню. Но смутно. Лет до пяти я жила с родителями в небольшом старом доме, доставшемся отцу по наследству. Пусть мы и относимся к знати, не к высоким лордам из древних родов, конечно, но богатством мои дедушки и бабушки похвастаться не могли. И от это я только сильнее гордилась родителями: они сами всего добились.

Сначала меня отдали в обычную школу, и примерно тогда же у нас все пошло в гору. Мы переехали в более респектабельный район, в просторную квартиру, меня перевели в другую школу. Помню красивую бордовую форму в клетку, белую рубашку с воротником-стоечкой, приталенный пиджак. Потом мы купили особняк в пригороде, где уже были и слуги, и небольшая конюшня. Заканчивала учиться я в престижном частном пансионе.

– Значит, все это… вы заработали…

Язык не поворачивался сказать… да они…

– Как вы могли?! – я вскочила и начала метаться вдоль магической перегородки, заламывая руки. – Что теперь с вами будет? А как же я? Как мне теперь жить? А если вас осудят? Что тогда?

Мама тихо всхлипывала, я же не могла остановиться, не понимая, как жить дальше.

– Сядь, – попросил отец. – Сядь и успокойся.

– Да как тут успокоиться?!

И тут отец со всего маху ударил по столу закованными руками. Мама вздрогнула и прекратила плакать, я же встала как вкопанная.

– Садись, Лиза. Садись и слушай внимательно. У нас мало времени, а второго посещения до суда не будет.

– Вот и поговорим после суда, – я была зла на родителей. Как они могли?! Как они могли так со мной поступить? Все, во что я верила, оказалось ложью.

– После суда мы уже не поговорим. Нас казнят как пособников предателю и изменнику.

– Что-о-о??!!

Мне показалось, я ослышалась. Казнят? Их… убьют? Голова закружилась, ноги стали ватными.

– Но вы же говорили, что не хотели ничего плохого, что драконья чума не должна была выйти из лаборатории… – прошептала я.

– Неважно, чего мы хотели. Важно, что в итоге случилось. И да, мы предатели и изменники. Но мы хотели как лучше. Лучшей жизни для себя, а главное – для тебя. Теперь тебе придется несладко, поэтому успокойся и слушай меня внимательно.

Я никогда не видела папу таким. Сосредоточенный, бледный, с лихорадочно блестящими глазами, под которыми залегли темные тени, морщины стали резче на осунувшемся лице. Поэтому молча вернулась на свое место напротив и вцепилась в стол, почему-то так стало легче.

– Все наше имущество конфисковано, включая дом.

– Все? – глупо переспросила я. – Совсем все? У нас больше нет ничего? Даже дома?

– Да, Лиза. Все. Но ты не виновата, поэтому имеешь право забрать свои вещи. Не все, – сразу уточнил папа. – Тебе не дадут взять украшения: фамильных у нас нет, все остальное уже должны были описать и изъять. Но если что-то найдешь – даже не пытайся. Не стоит наживать лишние проблемы. Защитить тебя, в случае чего, теперь некому.

– А Гильермо? – у меня ведь остался жених. Да, он пока не муж, но не откажется же от меня? Или… откажется?

– На Гильермо я бы не рассчитывал, – подтвердил мои мысли отец. – Но можно попробовать к нему обратиться, если будет совсем плохо.

– Куда уж хуже! – вырвалось у меня.

– Поверь, есть куда. Дальше. Что тебе необходимо взять: обычные практичные повседневные вещи, в которых ты сможешь ходить. Бери с умом, денег у тебя теперь нет, счета арестованы, и твои тоже, так как собственного источника дохода у тебя не было, – на меня, будто град, сыпались плохие новости. Оказывается, и правда, может быть хуже. У меня нет ни дома, ни денег. – Поэтому возьми несколько самых дорогих платьев. Выбирай универсальные, со шнуровкой, которые легко подогнать по любой фигуре – их легче продать, – у меня глаза на лоб полезли, продавать платья?! – Обязательно возьми теплые вещи, они самые дорогие. Пальто, обувь. Шубы не бери, меха отнесены к предметам роскоши, их тебе все равно не дадут вынести.

– Не дадут?

– Да, скорее всего, все, что ты решишь забрать, тщательно досмотрят стражи. Поэтому лучше сразу попроси, чтобы среди стражей, которые откроют тебе дом, была женщина.

Мне стало совсем дурно. Кто-то станет копаться в моих вещах, в моем белье…

– Также ты имеешь право взять вещи первой необходимости: одеяло, подушку, пару комплектов постельного белья, минимум посуды. Бери, иначе это все тебе потом придется покупать самой.

Я только кивнула. Говорить сил не было. Обдумаю сказанное после.

– И еще. Твоя индивидуальная комната в Академии платная. Деньги ежемесячно списывали со счета. Как ты понимаешь, платить тебе теперь нечем.

Меня выселят?! И… куда я пойду? У нас и родственников-то нет. Друзья… если я на жениха не могу рассчитывать, то какие тут друзья? От меня все отвернутся, как только узнают. А они узнают, и очень быстро. Ушедшие, что теперь будет…

– Доченька, соберись и послушай папу, – попросила мама. Ей самой тяжело давались слова, но она держалась.

Я смотрела на родителей. Их казнят… нет, этого быть не может. Моих родителей не убьют, это же… это же…

– Лиза, послушай меня, – ласково попросил папа, я шмыгнула носом и совершенно неприлично вытерла глаза рукавом блузки. Не до приличий теперь. Какие приличия, когда я вот-вот стану бездомной сиротой. – Пока ты студентка Академии, о жилье можно не волноваться. Да, тебя выселят из платной одноместной и переселят в обычную комнату, в которой живут по двое, а то и по трое… – Но главное – у тебя будет крыша над головой и минимальное питание в общей студенческой столовой.

По такому же общему меню, от одной мысли о котором становилось дурно.

– Это ужасно, – я качала головой, не в силах поверить, что это теперь мое будущее – многоместная комната в общаге и студенческая столовая…

– Это нормально, множество людей так живет, а сколько живет еще хуже – ты себе представить не можешь, – сказал отец. Представить у меня действительно не получалось, но, боюсь, как бы не пришлось не только представить, но и испытать. – Главное для тебя сейчас – успешно сдать сессию.

Я нервно засмеялась. Да меня тут чуть не отчислили, а теперь я кровь из носа должна набрать проходной балл, иначе рискую оказаться на улице без медяка в кармане.

– Постарайся, ты сможешь. Лиза, посмотри на меня, – я подняла глаза, понимая, что как никогда близка к истерике. – Ты через год станешь дипломированным целителем.

И вот теперь мне стало по-настоящему смешно. Я никогда не хотела становиться целителем, у меня способностей к целительству – три единицы из пятнадцати, да это все равно что ноль! Я четыре года маялась в Академии, проходя большинство предметов мимо. Да меня ни разу не интересовала анатомия или основы алхимии, какой из меня целитель? Я собиралась получить диплом и выйти замуж! В красивом пышном платье с длинной фатой, чтобы ее несли милые детишки.

– Ты справишься, – мама приложила руку к барьеру, по нему сразу побежала рябь. – Ты должна быть сильной, Лиза. И двигаться дальше, несмотря ни на что.

– Я не смогу, – я отчетливо понимала, насколько не готова к такой жизни. – Как я без вас? Почему же вы раньше не сказали? Не сбежали?

Да все что угодно лучше, чем казнь!

– Мы не могли, Лиза, – мама смотрела в сторону, избегая прямого взгляда. – На всех сотрудников Целительской палаты тайная стража уже давно поставила специальные метки. К тому же нас держала данная клятва… Там все очень сложно. И если бы мы попытались сбежать, то могли поставить под удар и тебя. Мы даже из города выехать не могли, только надеялись, что наша причастность не вскроется, но…

Мама запнулась и сглотнула.

А я не к месту вспомнила: слухи про заговор целителей, начавшиеся пару месяцев назад, последовавшее за ними смещение ректора Академии и большинства деканов, смена нашего доброго завкафедрой…

– Я не верю, что ничего нельзя сделать. Вы ведь отличные специалисты, такие всегда нужны!

– Есть вещи, которые не прощают, – отец тяжело вздохнул и ссутулился, плечи у него поникли, он опустил голову. Он ни во что не верил и ни на что не надеялся.

Мне ужасно хотелось подойти к ним, обнять, прижаться, поддержать и почувствовать поддержку самой. Я же не выдержу. Я не смогу одна. Да я и не умею толком ничего, как я без них?

– Время закончилось, – страж зашел в комнату, и перегородка, разделяющая меня с родителями, исчезла.

Они встали, я тоже. Молча подошла и обняла родителей. Кто знает, удастся ли еще вот так?

– Пожалуйста, прости нас, – шепнула мама. – И сделай все, чтобы жить дальше и стать счастливой.

Счастливой… это слово крутилось у меня в голове, когда я смотрела им вслед.

Как стать счастливой, когда вмиг теряешь все? Ни семьи, ни денег, ни дома – ничего. Разве это вообще жизнь?

4. Учеба

Как я шла обратно по коридору из комнаты свидания – запомнила плохо. Просто механически переставляла ноги и едва не споткнулась о первую же ступеньку лестницы.

– Осторожно, леди.

Рыжий страж поймал меня, потом, присмотревшись, взял за руку, как маленькую, и практически потащил на воздух. На выходе он что-то сказал постовому, а затем мы оказались на улице, где я наконец смогла нормально дышать.

– Как вы себя чувствуете, леди? – участливо спросил страж.

Мою руку он отпускать не спешил.

– Хорошо, благодарю, – холодно ответила я, практически выдергивая пальцы. – Я свободна?

– Конечно, – немного удивленно ответил провожатый. – Вас никто не задерживает.

– Вот и прекрасно.

Я развернулась и пошла прочь, как можно дальше от этого ужасного места. Шла бесцельно, куда глаза глядят. В голове мысли сменяли одна другую, перемешиваясь в кашу. Нет, дальше так нельзя. Нужно сесть и подумать.

Поэтому я заглянула в первую попавшуюся кафешку, где умопомрачительно пахло кофе.

– Чего желаете? – ко мне тут же подскочила приветливая официантка примерно моих лет, тоже около двадцати, в форменном голубом платье и белом переднике.

От мысли, что мне самой вполне возможно придется так подрабатывать, аппетит окончательно пропал, притом что утром за перебиранием нарядов позавтракать я не успела.

– Кофе со сливками и какое-нибудь пирожное, – заказала я.

Денег у меня имелось немного. Точнее, еще недавно их было много, и они отлично себе лежали в Миасском банке. Время от времени родители щедро пополняли счет, так что я себе ни в чем не отказывала. Наряды, украшения и уж тем более еда.

Сейчас счета больше не было. А наличными у меня (я достала расшитый бисером кошелек) – около пятидесяти марок. Один обед в столовой мне обходился от пятнадцати до двадцати марок. Чашка кофе и принесенное пирожное стоили пять марок.

Я задумчиво смотрела в чашку, прикидывая, как жить дальше. Училась бы хорошо – получала бы стипендию. Но об этом и мечтать глупо, да и на стипендию, если посмотреть на наших отличников, особо не разгуляешься.

Работать. Я не умею ровным счетом ничего. Конечно, я могу последовать папиному совету и продать несколько платьев, правда, пока непонятно, где их вообще продавать. Мы как-то с Гильермо гуляли по улицам и зашли в лавку старьевщика. Чего там только не было! И одежда, и безделушки, и украшения. Но не думаю, что они возьмут мои платья и много за них дадут. В любом случае, надо узнать.

Был соблазн пойти сразу к Гильермо, но что-то мне подсказывает, что жених не станет помогать. Более того, и женихом моим он останется недолго. Здесь ничего не попишешь, наш брак даже я рассматривала как выгодную партию, не питая никаких иллюзий. Перспективный молодой человек из хорошей семьи. Он мне, конечно, нравился, но не более. Его родители никак не относились к целительству и вряд ли замешаны во всем этом. И все же кольцо, не родовое, а обычное, купленное в ювелирном, поблескивало на безымянном пальчике символом помолвки, так что следовало хотя бы написать жениху. Кольцо в любом случае не верну, обойдемся как-нибудь без этих красивых и глупых жестов. Ему оно без надобности, другой невесте он вполне может и новое купить. А мне пригодится, кольцо-то как раз продать несложно. И еще парочку дорогих безделушек от него же, которые у меня точно не изымут.

У меня в Академии лежали и несколько украшений, подаренных родителями. Не самые дорогие, разумеется, устав Академии строго запрещал студентам носить что-то, не вписывающееся в рамки формы. Но их я буду продавать в последнюю очередь, и то, если совсем прижмет. Украшения – отличная память…

Руки дрогнули, и я едва не расплескала на себя кофе. Мысли о родителях рождали внутри гремучую смесь эмоций: от обиды и непонимания, как они так могли, до горечи и тоски, слез и закушенной губы, чтобы не разрыдаться. Мне не хотелось думать и верить, что их казнят. Наверняка, их вина не столь уж велика, они же сами говорили, что не хотели плохого. Может, еще повезет, и смертную казнь заменят на что-нибудь? Пусть я совсем не уверена, что купирование дара и ссылка на рудники намного гуманнее.