Горячая версия

– Вопрос не по адресу, я кадрами не ведаю, это не в моей компетенции, – живо, словно был готов к вопросу, парировал Кулиш и предположил. – Возможно, журналисты, репортеры, их сейчас называют папарацци, пронюхали. Они везде, вооружившись фотоаппаратами, телекамерами и диктофонами, свой нос суют. А может ты и сам, будучи под «мухой» проговорился…

– Я, в отличие от вас «под мухой» не бываю.

– Совсем что ль не пьешь, трезвенник?

– Да, веду здоровый образ жизни, занимаюсь спортом.

– Тогда я вам завидую. Сто лет проживете без капитального ремонта, – съязвил он и усмехнулся. – Держись, криминал, трепещите паханы и воры в законе!

Стер с лица маску иронии и продолжил:

– А, если серьезно, Сергей Васильевич, то в отношениях с коллегами вам недостает дружелюбия, дипломатичности, такта и соблюдения служебной субординации. Вот и ко мне вы относитесь с явным предубеждением и даже неприязнью, тем самым вредите себе, создаете дополнительные барьеры к карьерному росту. Имейте в виду мое слово в нашем сугубо корпоративном ведомстве, да и за его стенами, не последнее. При случае мог бы словечко за вас, где надо замолвить. Знайте, что кадровая политика осуществляется не столько в казенных кабинетах, сколько во время охоты, рыбалки, на пикниках, банкетах, фуршетах и в саунах… Оттуда депутаты и чиновники в кабинеты приходят с готовыми решениями.

– Зиновий Яковлевич, я очень сомневаюсь в бескорыстных порывах и благородстве вашей души, – произнес Зотов. – Во-первых, потому что вы сами не прочь занять кресло прокурора, а во-вторых, уж слишком вас тревожит исход уголовного дела по поводу гибели Кременя в ДТП. Вы бы с радостью похоронили его в архиве или передали покладистому, ручному следователю, который бы вынес постановление о прекращении и закрытии уголовного дела из-за отсутствия состава преступления. В таком случае подтвердилась бы ваша версия о несчастном случае, роковом стечении обстоятельств. Одним выстрелом поразили бы двух зайцев.

– Интересно, что же это за зайцы? Кого вы имеете в виду? – усмехнулся помпрокурора, стремясь извлечь из Зотова, как можно больше ценной для себя информации.

– Подняли бы на щит, разместив информацию на сайте и направив в СМИ, свой профессионализм, – ответил следователь. – Сыграли бы на руку тем, по кому давно тюрьма плачет горючими слезами. Как говорится, и волки бы остались сыты, и овцы целы.

– Вы меня восхищаете. Какой дар ясновидения в себе таите. Куда там хваленым экстрасенсам, колдунам и прочим шарлатанам, – заметил Кулиш. – Обладая таким талантом, я бы на вашем месте и дня бы не задержался в прокуратуре. Загребал бы большие деньги, занимаясь прибыльным бизнесом. Стадионы, дворцы культуры ломились бы от массовости и психоза экзальтированной публики.

– Возможно, но это не моя стихия, ведь мне претит спекуляция на бедах, болезнях и страданиях людей. Там царствуют Кашпировский, Чумак и полчища других новоявленных мессий в этом прибыльном бизнесе.

– Сергей Васильевич, у вас слишком скептический взгляд на события и явления общественной жизни, везде вы норовите докопаться до криминала, – посетовал Зиновий Яковлевич. – Люди живут и зарабатывают, как могут в силу способностей и не следует им мешать. Вспомните лозунг: «Позволено все, что не запрещено законом». – В таком случае предлагаю упразднить, аннулировать УК, УПК и некоторые другие законы, в том числе о прокуратуре, милиции, службе безопасности и суде. Пусть во всем царит анархия.

– Вы, коллега, не утрируйте, не выставляйте меня шутом гороховым, – обиделся помпрокурора. – Я предлагаю не рубить сплеча, ведь какими бы идеальными кодексы и законы ни были, в них невозможно предусмотреть все ситуации динамично меняющейся жизни, характера отношений. Не случайно существует принцип: любые сомнения в пользу подозреваемого. В деле Кременя и других погибших в том ужасном ДТП, масса противоречий, нестыковок и сомнений. По сути, оно шито белыми нитками и в суде будет успешно развалено опытными адвокатами. Только подорвете свою репутацию, как профессионал.

– Зиновий Яковлевич, откуда вам известны данные из материалов уголовного дела, я же вас в них не посвящал? – поймал он Кулиша на слове, и тот беспокойно заерзал под его пристальным взглядом.

– Земля слухом полнится…

– Не уходите от прямого ответа на вопрос, иначе я вынужден буду написать рапорт Левашову или прокурору республики с требованием срочно провести служебное расследование. Эта угроза подействовала на него отрезвляюще. Он мгновенно просчитал последствия. Появление своей фамилии в рапорте, который ляжет на стол начальника (тот спустит его на тормозах) его не слишком тревожило. А вот если дойдет до прокурора республики, то это чревато неприятностями. – Какой вы, однако, Сергей Васильевич, въедливый, словно серная или соляная кислота, – упрекнул он. – Вам, какая печаль, откуда я узнал или над головой каплет?

– Все, что касается уголовного дела, находящегося в моем производстве, мне должно быть известно в первую очередь, – заявил Зотов. – Мне не нравится эта мышиная возня, закулисные интриги и козни. Извольте отвечать, Зиновий Яковлевич!

– Арсений Иванович посвятил меня в некоторые детали. Я, как куратор пресс-службы, не ради праздного интереса, обязан быть в курсе, – нехотя произнес помпрокурора и с вызовом тряхнул головой с проевшей темя плешью. – Похоже, что, наконец, я удовлетворил ваше болезненное любопытство?

– Это у вас маниакально болезненное любопытство к уголовным делам и оперативным секретам.

– Я вправе знать в силу своих функциональных обязанностей.

– Вы сами проявили интерес к делу Кременя или прокурор посвятил в детали?

– Коллега, не зарывайтесь! Я не ваш подследственный и не обязан отвечать на оскорбительные и унизительные для меня вопросы, – с металлом в голосе изрек Кулиш и пророчески заметил. – При такой тактике, извращенной форме отношения с коллегами вы вряд ли в ближайшее время, да и в перспективе, станете прокурором. До пенсии просидите на своей, по сути, рядовой должности.

Поглядел на Зотова и понял, что этот прогноз не отразился предполагаемым унынием на лице следователя, которого в этот момент занимала проблема, как оградить Левашова, не умеющего держать язык за зубами и соблюдать секретность, от оперативной информации.

«Придется выкроить время и обратиться в службу внутренней безопасности республиканской прокуратуры, чтобы негласно провели расследование на предмет утечки служебной информации, проверили, нет ли у Кулиша контактов с представителями криминалитета. Ведь интуиции в совокупности с фактами, отдельными деталями наводит мысль на точности такой версии, – подумал следователь. – Теперь, когда я вышел на финишную прямую и арест главаря банды, организовавшей убийство Кременя дело нескольких дней, целесообразно расставить все точки над i, очистить прокуратуру от информаторов, фактически «пятой колонны» действующей в тылу и наносящей удар в спину».

Зотов уверенно с чувством собственной правоты и достоинства поглядел на Кулиша и тот, почувствовав в этом взгляде угрозу для себя, смутился и отвел глаза в сторону. Следователь хотел было, напомнить ему о контактах с Хмелько в пикантных ситуациях, но решил раньше времени не раскрывать карты.

День прошел в служебных заботах. Зотов допоздна задержался в своем кабинете. Изучал документы, разрабатывал возможные версии и ответные действия противников. Сергей был убежден, что они не будут сидеть, сложа руки, перейдут в атаку. С какой стороны следует ожидать удар? Долгое время дремавший телефон затрезвонил. Он поднял трубку.

– Сережа, родной… срочно приезжай! – услышал он взволнованный голос жены, поначалу даже не признал его.

– Что случилось, милая?

– Юлька куда-то исчезла. В пять часов вечера ушла в библиотеку и до сих пор не вернулась. Сердце ноет, с ней что-то случилось, я не нахожу себе места, – с тревогой сообщила Ирина. Сергей бросил взгляд на часы: 22.37. Действительно поздно, библиотека открыта до восьми вечера.

– Может она у Масловых? – предположил он.

– Нет, я звонила. У меня острое предчувствие, с Юлькой беда. Бросай к черту свою работу, из-за которой одни неприятности!– сорвалась она, едва сдерживая себя, чтобы е расплакаться.

– Ириша, не впадай в панику, держи себя в руках, тебе вредно волноваться, думай о будущем ребенке, – как можно мягче посоветовал Сергей.– Прими валидол или успокоительное, сама знаешь, что для тебя лучше, а я постараюсь все выяснить. На несколько секунд задумался, размышляя, где бы в случае худших обстоятельств, могла оказаться дочь. Пересилил себя и позвонил в морг.

– Слушаю, дежурный патологоанатом, – услышал он утомленно-скрипучий мужской голос. Зотов представился и спросил:

– Меня интересует, не поступала ли к вам после пяти часов вечера девушка пятнадцати лет? Светловолосая, голубоглазая, возможно, в результате ДТП?

– Нет, сегодня молодых трупов не было, Бог помиловал. Одни старики и старухи, да еще мужчина, попавший в нетрезвом состоянии и под грузовик, скончался на месте. Два часа назад бомжа привезли, в сортире подобрали, помер от переохлаждения. Эх, жизня пошла. Люди мрут, как мухи, не успеваю вскрывать. А девушки нынче не было. На прошлой недели юную проститутку привезли, прямо на панели под очередным кобелем скончалась, сердце не выдержало таких скачек-накачек

Не дослушав врача, очевидно, истосковавшегося среди посиневших трупов по живой речи, следователь с неприятным чувством положил трубку. Невольно передернул плечами, словно по телефонному кабелю смрадно-трупная атмосфера проникла в его кабинет. В ушах засел въедливо-скрипучий голос: «Люди мрут, как мухи…»

Действительно мрут: кто от скудного питания и отсутствия лекарств, кто от суицида и бандитских разборок. Жестокое время. Зотов на миг представил фигуру патологоанатома в ночном холодном помещении морга среди трупов на оцинкованных столах и ему стало жутко. Какие надо иметь нервы, чтобы не свихнуться. Не по этой ли причине специалисты этого профиля чаще других врачей спиваются. Спиртом снимают стресс.

Но в следующий момент тревога о дочери заслонила все в его сознании. Сергей позвонил дежурному по УВД, который узнал его по голосу:

– Послушай, Николай, не было ли каких сообщений по поводу девушки пятнадцати лет от роду. Моя дочь Юлька куда-то запропастилась. Жена, да и я, не находим себе места. За ней прежде такое не водилось.

– По оперативным сводкам пока ничего,– ответил майор милиции. – Хотя погоди, кажется есть. Из «Скорой помощи» час назад была информации, что в районе автовокзала подобрали девушку в бессознательном состоянии. По внешним признакам ей лет пятнадцать, не более. Документов при ней никаких, поэтому пока установить личность не удалось. Подозревают алкогольное или наркотическое отравление. Ее поместили в реанимационное отделение. Принимают экстренные меры для спасения.

– Приметы, приметы… сообщили?– голос следователя дрогнул. – Нет, я направил туда на всякий случай одного из оперативников,– ответил майор. – Возможно, она придет в сознание и все прояснится. Молодежь нынче, сам знаешь, какая, всякую гадость употребляют и нюхают. Родителей совсем не почитаю, по притонам шастают, слипаются и тайно аборты делают…

– Ладно, майор, спасибо просветил. Твои претензии к Юльке не относятся, она примерная девочка, – грубо оборвал его Сергей.– Не усердствуй, я сам разберусь.

Он набрал номер телефона реанимационного отделения. Ответил мягкий женский голос. Представившись, следователь спросил:

– Час назад к вам доставили девушку, пятнадцать лет, в бессознательном состоянии и без документов, удостоверяющих личность. Что с ней?

– Наркотическое и алкогольное отравление,– ответила женщина. – И это не все, есть подозрение, что она изнасилована. Видимо, специально посадили на иглу, так как на хроническую наркоманку она не похожа. Организм дал защитную реакцию. Я вызвала врача-гинеколога, чтобы обследовал, на теле девушки выявлены следы насилия. Сейчас ей стало немного легче, пришла в сознание, но ее нельзя беспокоить, психика слишком ранима…

– Будьте добры, назовите приметы потерпевшей,– с мольбой в голосе попросил Зотов, желая и боясь получить ответ, который бы подтвердил или опроверг его опасения.

– Светловолосая и голубоглазая, но сейчас зрачки замутнены,– ответила врач.– Я провела активную терапию, кризис миновал, но она еще очень слаба.

«Это Юля, моя дочь, – оборвалось у Сергея сердце.– Злодеи, сволочи, что они с тобой сделали, моя девочка». Он не попросил, а сообщил:

– Я сейчас приеду, это моя дочь.

– Вы уверены?

– Да.

– Она очень слаба, ее нельзя беспокоить. Встреча может усугубить ее состояние,– робко запротестовала она.

– Я только взгляну на нее,– пообещал Зотов.

– Кажется, я нашел Юлю,– позвонил он Ирине.

– Где? Что с ней? Не рви сердце, – не просила, а взмолилась жена.

– Потом, потом, родная, я должен лично убедиться, что это она. Не исключено совпадение, ошибка,– ответил Сергей.– Потерпи полчаса, я позвоню.

– Возьми меня с собой.

– Нет, пока нельзя.

– Сергей, не забывай, что я врач и смогу ей помочь?

– Там есть врачи,– невольно выдал он себя.

– Значит, дочь в больнице? Почему ты молчишь? Ее сбила машина или…

– Успокойся, родная. Я узнаю и позвоню.

Он поспешно положил трубку, затем вызвал дежурную машину и спустился вниз, к подъезду.

Минут через двадцать Зотов был на месте. Его встретила миловидная среднего роста женщина не старше сорока лет с добрыми карими глазами. Крахмальной белизны халат, на голове шапочка с выбившимся каштановым локоном.

– Это я с вами разговаривала, Надежда Андреевна, – представилась она.– К сожалению, подобные случаи с девушками не единичны. Попадают к грубым безжалостным дикарям в руки.

– Ее изнасиловали?– с тревогой, боясь подтверждения, спросил Сергей.

– Да, врач-гинеколог это подтвердила,– опустила Надежда Андреевна взор, словно в том была ее вина.– Организм молодой, поэтому дело небезнадежное.

– Я хочу ее видеть.

– Да, конечно, вам я сделаю исключение, но не более пяти минут. Ей необходим покой, психологическая адаптация. Физическая и моральная травма для ее возраста слишком чувствительна. Терапевт помогла Сергею надеть белый халат, провела в палату и оставила наедине с потерпевшей. Сергей подошел к слабо освещенной настенной лампой постели. Сердце его не обмануло – Юлька лежала под одеялом‚ на подушке рассыпались ее золотистые волосы. Лицо бледное, с испариной на лбу, веки смежены. Край одеяла сполз, обнажив смуглое плечо, сформировавшуюся белую грудь с лилово – розовым соском под распахнувшимся халатом.

«Ах, Юлька, Юлечка, доченька, не уберег я тебя,– с горечью подумал он.– Сокровище мое бесценное. Как теперь жить с этим гнетущим чувством вины. Эта горечь сохранится до конца моих дней. Но надо и этот удар судьбы выдержать. Сволочи не пощадили девочку. Сохрани Бог, чтобы она не сломалась психически». Девушка услышала шаги, приоткрыла глаза и слабой рукой потянула к подбородку одеяло. Он, сжав зубами стон, помог дочери.

– Юлечка, девочка моя, несчастная, сколько их было?

– Двое, – с трудом она разлепила искусанные припухшие губы и отвела глаза в сторону. – Заставляли брать в рот и сосать. Я отказалась и тогда они по очереди…

– Вот, подонки, сволочи, – заскрипел зубами следователь и плотно сжал кулаки и ощутил свою беспомощность и невозможность что-либо изменить.

– Прости меня, папа-а, я не хотела…, – почти беззвучно, шевеля искусанными запекшими губами, прошептала она, уткнувшись лицом в подушку. Из ее груди вырвались рыдания и по телу пробежала дрожь. Слезы потекли из ее глаз

– Это ты прости меня, доченька, я виноват, не уберег, – присел он рядом, обнял за вздрагивающие плечи и бережно погладил рукой ее мягкие волосы.

– Я не хочу жить,– всхлипывала она, уткнувшись мокрым лицом в его колени.– Все противно и мерзко…лучше бы они меня убили. Ты только маме ни о чем не говори, она меня проклянет… – Ну, что ты, доченька, успокойся. Ты же сопротивлялась, как могла, поэтому чиста и непорочна перед Богом и своей совестью,– пытался утешить ее отец. – Бывают ситуации и похуже. Все забудется, ты станешь взрослой, настоящая любовь и женское счастье за эти страдания тебя не обойдут стороной. Ты же мечтаешь стать юристом, чтобы защитить людей от насилия и произвола?

– Пап, о чем ты говоришь? Какие после этого могут быть мечты, все пошло прахом, – застонала она, холодный озноб пробежал по телу.

Он неумело уговаривал, боясь взглянуть в ее печальные глаза. Она тоже избегала его взгляда, словно совершила что-то постыдное. Зотов, немного успокоившись, спросил:

– Расскажи, как это случилось?

– В библиотеке я взяла роман Алексея Толстого “Хождение по мукам”, – прошептала Юля. – Потом шла через парк. Было пустынно и потемнело. Неожиданно подъехала машина. Вышел высокий мужчина и предложил прокатиться, пообещал шампанское, шоколад. Я, помня твое предупреждение, отказалась и хотела убежать тогда он силой, зажав ладонью рот, чтобы не кричала, затянул в машину и захлопнул дверцу…

Дочь замолчала и Сергей понял с какой болью дается ей это признание.

– Какого цвета была машина?

– Светло-голубого. Я успела прочитать «Ford», а вот номер не запомнила. – Сколько было в салоне человек?

– Двое. Один за рулем, а второй держал меня, чтобы не выскочила на ходу.

– И что дальше?

– Они надели наручники и завязали мне глаза. Поехали куда-то за город, в лес. Тот, что держал меня, достал шприц и сделал мне инъекцию в вену. У меня закружилась голова, все поплыло перед глазами. Стало легко и безразлично. А потом…

Она притихла, плотно сомкнув искусанные губы. Глухой стон вырвался из ее груди.

– Говори, дочка, говори. Я знаю, как тебе тяжело, но я должен знать все, чтобы найти и наказать этих злодеев.

– Напоили меня коньяком, раздели и приступили…– она заплакала.– Пап, я не хочу жить… грязные животные. Их наглые, мерзкие рожи преследуют меня. Противно, я ненавижу себя…

– Юлечка, родная, крепись. Я их из-под земли достану. Они получат по заслугам, – собрав в кулак всю волю, пообещал Сергей. – Вспомни, как они выглядели? Приметы, возраст, рост, одежда, черты лиц и другие отличительные особенности.

Дочь сообщила некоторые отрывочные приметы и попросила:

– Только маме ничего не говори. Она не переживет позора. Скажи, что я простудилась, мол, продуло ветром на сквозняке. «Ах, Юлька – нежная душа и за что тебе такое наказание в самом начале жизни? Как отмыться от этой грязи?»– подумал Сергей и спросил:

– Они тебе что-нибудь говорили по поводу меня?

– Велели поблагодарить своего папашу и держать язык за зубами,– прошептала она. – Пообещали, если буду хорошей девочкой, еще покататься и засыпать подарками. Оставили где-то на улице, а дальше я ничего не помню, словно в пропасть провалилась…

В этот момент открылась дверь и вошла Надежда Андреевна.

– Сергей Васильевич, пора, вы и так просрочили пять минут,– напомнила врач. Девочке нужен покой.

Зотов наклонился, поцеловал дочь в щеку, поправил одеяло.

– Не отчаивайся, Юля, мы с тобой все одолеем. Тебя скоро навестит мама.

– Пап, не говори ей,– с испугом прошептал она.

– Ничего не бойся, эта встреча необходима для вас обоих. Горе легче пережить вместе, чем в одиночестве. Ты скоро поправишься и будешь прежней.

– Нет, папочка, прошлое уже не вернуть, – ответила и слезы навернулись на ее глаза. «Да, теперь она другая, – со щемящей тоской согласился он. – Беззаботная девочка Юлька осталась в прошлом, в его отцовской памяти. Насильники отняли у нее юность в самом расцвете этой прекрасной поры. Они за это ответят по всей строгости закона».

Уже в длинном и узком коридоре Сергей попросил:

– Надежда Андреевна, будьте добры, присмотрите за ней. Мало ли что ей в таком состоянии в голову взбредет. Психика в ее возрасте очень ранима, особенно, после такого потрясения. И потом… нет ли риска зачатия от этих насильников?

– Хорошо, Сергей Васильевич, я отлично понимаю ее и ваше душевное состояние. Насчет зачатия, пока определить сложно. Мне самой в юности пришлось пережить нечто подобное. К сожалению, изверги еще не перевелись.

– Доктор, а моя дочь после этого случая может забеременеть? – Конечно, в пятнадцать лет вполне возможно. Акселерация, девочки, в отличие от мальчиков, быстро созревают, особенно, под нашим южным солнцем, – ответила Надежда Андреевна. – Были прецеденты, когда тринадцати и четырнадцатилетние девочки беременели. Чтобы не истощать молодой, неокрепший организм, по их согласию и согласию родителей искусственно прерывали беременность.

– Можно будет и у Юли прервать беременность, чтобы не родила от подонков?

–Сергей Васильевич, пока рано бить тревогу. Сейчас девочка проходит психологическую реабилитацию, чтобы вывести из стрессового состояния.

«Дай Бог, чтобы пронесло и не возникло необходимости для хирургического вмешательства, – мучительно размышлял Зотов, осознавая, что в этом есть его вина. – Почему, ну почему за родителей приходиться отвечать их детям? Таких насильников без суда и следствия надо ставить к стенке по законам военного времени». И ужаснулся этой мысли: «До чего может довести слепая ненависть и жажда мести. Хотя злодеи того стоят, чтобы другим было неповадно».

– Надежда Андреевна, вы оставляете нам надежду?

– Конечно, девочка переживет шок и пойдет на поправку. Для нее, свято верившей в любовь, чистоту и искренность чувств, это большое потрясение. Необходима психологическая реабилитация. Полагаю, что ее молодой организм выдержит эти испытания. Главное сейчас ни в чем ее не упрекайте, а наоборот, старайтесь утешить, отвлечь от тяжелых мыслей, чтобы не замкнулась и не ожесточилась. Особенно против юношей, мужчин, видя в них лишь источник неприятностей, а не любви и семейного счастья. Время залечивает самые глубокие раны.

– Моя супруга – врач-психотерапевт, – сообщил он.

– В таком случае она поможет Юле справиться с проблемами и восстановиться от душевной травмы. Но не следует форсировать, все должно идти своим чередом.

– Доктор, есть еще одно обстоятельство.

– Какое, не смущайтесь, говорите?

– Моя жена беременна. Волнения могут отразиться на здоровье будущего ребенка? – Все взаимосвязано и стресс для будущей роженицы нежелателен. Но ваша жена врач и знает, как себя вести в подобной ситуации, усмирять эмоции.

Зотов с сочувствием оценил откровение женщины и сказал:

– Не буду вас утруждать, завтра о дочери позаботиться моя жена Ирина Леонтьевна, она тоже врач-терапевт. Юля – единственный наш ребенок, сами понимаете…

– Не беспокойтесь, я присмотрю, – пообещала Надежда Андреевна.

Он поблагодарил доктора, возвратил ей халат и вышел в фойе. “Поблагодари своего отца, – слабый плачущий голос дочери острой занозой засел в сознании.– Больно ударили, в самое сердце, не пощадили девочку, надругались над чувствами. Все, хватит с ними церемониться. Завтра же потребую у прокурора санкцию на арест всей банды”. На выходе из здания больницы он в дверях столкнулся с женщиной и, лишь когда она обратила на него встревоженный взор, признал в ней жену.

– Ира, ты, почему здесь? Откуда узнала, что Юлька именно в этой больнице?

– Не у одного тебя интуиция следователя, материнское чувство сильнее, – с обидой отозвалась она. – Где дочка?

– В реанимации, на втором этаже, но врач не велела беспокоить, – с укоризной ответил Сергей.

– Я сама врач и знаю, как себя вести в подобных ситуациях. Что с ней?

– Родная, наберитесь мужества, держи себя в руках.

– Уже набралась, говори, не томи сердце.

– Злодеи напичкали ее наркотиком и изнасиловали.

– Изнасиловали? – у женщины перехватило дыхание, словно ком застрял в горле. Несколько секунд она осуждающе взирала на мужа и он, не выдержав ее страдальческого взгляда, опустил голову. Потом ее прорвало.

– Эх, Юлечка, девочка моя ласковая, за что тебе такие мучения? – и затрясла Сергея за рукав. – Это все последствия твоей работы. Говорила же, умоляла, чтобы прекратил или оставил это опасное дело. Чуяло мое сердце, что добром не закончится… Дождались, как гром среди ясного неба…

– Ира, милая, очень тебя прошу, не устраивай здесь истерики. На нас смотрят прохожие, – он обнял ее за плечи. – У меня тоже душа болит, сердце разрывается, но обвинениями, криками и проклятиями горю не поможешь. Надо стойко выдержать этот коварный удар судьбы.

– Удар судьбы? Ты сам своей упрямой принципиальностью ставишь семью и себя под эти бандитские удары, – упрекнула она. – У разумных и хитрых людей судьба удачно складывается, без трагедий и потрясений.

– Не будем здесь устраивать публичные дебаты, дома все спокойно обсудим. Пошли, Юля спит, ее опасно лишний раз тревожить и травмировать.

– Нет, я – мать и обязана увидеть свою кровинушку.

Они с трудом уговорили Надежду Андреевну и вошли в палату. Юля, действительно, задремала. Ирина Леонтьевна подошла и взяла ее ладонь с фиолетовыми нитями вен на тонком запястье, чтобы проверить пульс. Она проснулась и вскрикнула: