скачать книгу бесплатно
si?cles. Paris, 1872–1890. T. V. P. 222.].
Социальный отбор
Большинство этих веществ, пришедших с Востока, – корица, имбирь, гвоздика или мускатный орех – были очень дороги и поэтому доступны далеко не всем. Специи – это роскошь, и они ценятся так высоко, потому что остаются редкостью. Из-за дороговизны не все могут себе их позволить. Возможности простолюдинов отличаются от ресурсов торговцев и буржуа. Фунт шафрана (489 граммов) стоил в конце XIV века шестьдесят четыре су[212 - Avenel G. d’. Histoire еconomique de la propriеtе, des salaires, des denrеes et de tous les prix en gеnеral, depuis l’an 1200 jusqu’en l’an 1800. Paris, 1898. T. IV. P. 500.], фунт мускатного ореха – пятьдесят су[213 - Ibid. P. 503.]; обе эти специи были дороже коровы, которую в 1396 году в графстве Бобек продавали за сорок два су[214 - Beaurepaire C. de. Notes et documents concernant l’еtat des campagnes de la Haute-Normandie dans les derniers temps du Moyen ?ge. Paris, 1865. P. 353.]. Что же касается цены фунта перца – двенадцать су[215 - Ibid. P. 385.], – то она была сопоставима с ценой жирного барана, которого в 1400 году в Сен-Мартен-ла-Корнель можно было купить за десять су пять денье[216 - Ibid. P. 386.].
Надо сказать, впрочем, что существовали «эквиваленты» подешевле. Были в ходу народные средства с защитными свойствами. Появились «заменители» специй. Батист Платин в XV веке называл менее дорогой, но «мощный» чеснок «специей для бедняков»[217 - Baptiste Platine. De l’honn?te voluptе. P. 181.]: его следует использовать «людям, занимающимся физическим трудом»[218 - Ibid.]. Трудно оценить, как в действительности обстояли дела, – никаких документальных свидетельств не сохранилось. Трудно также оценить специфическое использование этих продуктов. В судовых журналах испанских кораблей и галер в конце XIII века не упоминалась борьба именно с усталостью, прежде всего «лук и чеснок давался морякам, чтобы предохранить их от воздействия морского воздуха и нечистой воды»[219 - См.: Hemardinquer J.?J. Sur les gal?res de Toscane au XVI
si?cle // Pour une histoire de l’alimentation. Paris: Armand Colin, «Cahiers des Annales», 1970. P. 88.]. Также Альдобрандино Сиенский советовал путникам употреблять в пищу различные растения, которые, как и специи, содержат защитные вещества[220 - См. выше, с. 59–60.].
Таким образом, в Средние века существовали разные методы борьбы с усталостью воинов и путников. Меньше известно о защите от усталости в повседневной жизни; описания усталости, вызванной тяжелым трудом, встречаются гораздо реже. Это свидетельствует о том, что одни виды деятельности ценятся больше других и поэтому за ними ведется более тщательное наблюдение.
Часть вторая. Новое время и выработка категорий
«Эмблемы» Чезаре Рипы, в конце XVI века комментирующего «фигуры», которые могут вдохновить художника, демонстрируют, что органические признаки усталости с наступлением Нового времени не изменились. Символ усталости – «очень худая, легко одетая женщина с открытой шеей»[221 - Ripa С. Iconologie, ou Explication nouvelle de plusieurs images, embl?mes et autres figures hiеroglyphiques des vertus, des vices, des arts, des sciences… et des passions humaines. Paris: 1698. T. I. P. 123.]. Она «худая», потому что потеряла свои жидкости (гуморы), «легко одетая» – потому что ей жарко. Движения и испарения удваивают эффект: обезвоживание наступает вследствие «слишком усердно выполняемой работы или от жары»[222 - Ibid.]. В центре образа – «бегство» вещества, а также кардинал Мазарини, который, как принято считать, изнуряет народ, «высасывая из него кровь вплоть до мозга костей»[223 - Lettre d’un religieux envoyеe au prince de Condе. 18 janvier 1649 // Choix de mazarinades publiе pour la Sociеtе de l’histoire de France par C. Moreau. Paris, 1853. T. I. P. 94.].
Усталость по-прежнему не изучается систематически, как ситуация глобальная, общая, охватывающая все сферы. Зато появляется любознательность. Предметы, принимаемые в расчет, становятся разнообразнее: множатся действия, множатся проявления. Придумываются выражения, появляются разнообразные «расходы» – на войну, на город, на королевский двор, на управление, на путешествия, на игру… Мир Нового времени усложняется, разнообразию деятельности уделяется больше внимания – и области усталости диверсифицируются. Поле усталости расширяется и вместе с тем фрагментируется.
ГЛАВА 7. ИЗОБРЕТЕНИЕ СТЕПЕНЕЙ УСТАЛОСТИ
В Новое время, в XVI и XVII веках, возникает множество разновидностей усталости, хотя их описание остается прежним. Появляются нюансы: ступень между выносимым и невыносимым, стадия между тем, что можно делать, и тем, что нельзя. Испытания становятся утонченнее, различия нарастают: появляются новые «шкалы» для определения цены вопроса.
Градация физического состояния
Развивается любознательность. Например, тщательно описаны крайности. С XVI века акцент делается на словах «изнурение» или «изнурять», что наводит на мысль о «полнейшем обессиливании»[224 - См.: Rey A. Dictionnaire historique de la langue fran?aise. Paris: Robert, 1994. Статья «Еpuisement». Примечательно, что это слово не встречается в «Dictionnaire universel» («Универсальном словаре») Антуана Фюретьера, вышедшем в свет в 1690 году.]. Или вот случай измученного тяготами жизни, плохо питавшегося из страха «растолстеть» и умершего в одиночестве и смятении Леона Бутийе де Шавиньи, попавшего под знамена принца Конде во время Фронды, участвовавшего в боях, пострадавшего от предательства и от угроз со стороны Мазарини:
Уже давно невероятное напряжение умственных и физических сил, наблюдавшееся с тех пор, как он примкнул к партии [Конде], странным образом воспалило и иссушило его, чему, помимо прочего, способствовал его стиль жизни[225 - Conrart V. Mеmoires (1652) // Nouvelle Collection des mеmoires pour servir ? l’histoire de France. 3
sеrie. T. IV. P. 602.].
Еще один классический пример физического изнурения – каторжный труд на галерах; это мучительное наказание применялось начиная с XVI века, что вспоминал Вьейвиль во время нападения на Вильфранш в 1543 году. Командующий флотом д’Ангьен, которому угрожал итальянский адмирал Дориа, приближавшийся сбоку, внезапно решил выйти из порта. Это был тяжелый эпизод, смена курса столь решительная, что многие каторжники, сидевшие на веслах, «падали без чувств»[226 - Scepeaux Vieilleville F. de. Mеmoires // Nouvelle Collection des mеmoires pour servir ? l’histoire de France. 1
serie. T. IX. P. 36.] и их тотчас же заменяли моряки. Д’Ангьен, потрясенный случившимся, выделил гребцам на одиннадцати галерах «две тысячи экю и по пятьсот экю – морякам»[227 - Ibid.]. Финал этого эпизода был так трагичен, что впервые в истории подобную ситуацию сочли достойной славы.
Делался акцент и на различиях в усталости мужчин и женщин: считалось, что женщины, полные разных жидкостей (гуморов), больше подвержены усталости, нежели мужчины. Это главное, постоянное различие, касающееся всех сфер жизни, вплоть до беременности. Считалось, что женщины, беременные мальчиками, устают меньше, чем те, что носят под сердцем девочек: «они веселее и румянее, потому что мальчики более горячи, и женщины перенимают от них это тепло»[228 - Dupleix S. La Curiositе naturelle rеdigеe en questions selon l’ordre alphabеtique. Paris, 1623. P. 94.].
Главная же новизна лежит в другой плоскости и относится к состояниям, которые прежде не замечались. Эти состояния в особенности затрагивают представителей высших сфер и касаются чего-то такого, о чем раньше речь не шла. «Ощущения» становятся богаче: скрытые признаки, недомогания, которым трудно дать определение, смутная тревога и сомнения, подчас приносящие необъяснимое удовольствие, вроде «нежной томности»[229 - Fureti?re A. Dictionnaire universel. Paris, 1690. Статья «Langueur».], в которой купается персонаж Антуана Фюретьера, или вызывающие более четкие чувства – разного рода оттенки дискомфорта, о которых упоминает мадам де Ментенон, приехавшая из Фонтенбло в Версаль и утверждавшая, что стала испытывать какое-то особенное утомление: «С тех пор как я покинула Фонтенбло, я пребываю в некой томности; там я больше отдыхала, и это сказывается на моем здоровье»[230 - Mme de Maintenon. Lettre du 23 octobre 1713 // Lettres inеdites de Mme de Maintenon et de Mme la princesse des Ursins. Paris, 1826. T. III. P. 4.]. Новое слово «томность» появляется в литературе привилегированной публики и наводит на мысли о трудноопределимой, но всеобъемлющей слабости, такой, какую Эспри Флешье, с трудом подбирая слова, упорно приписывает королевской дочери на протяжении нескольких лет, предшествовавших ее смерти в 1690 году:
Поначалу кажется, что эта слабость скорее вызывает неудобства, нежели представляет собой опасность: эти боли непонятны и потому вызывают сожаление, хотя, возможно, и незаслуженное… ментальные проблемы присовокупляются к телесным, и лечение, направленное на поддержание природных сил, лишь изматывает их[231 - Flеchier E. Oraison fun?bre de Marie-Anne-Christine de Bavi?re, dauphine de France. Paris, 1690. P. 28.].
Это состояние может сопровождаться и более конкретными нарушениями, среди прочего – бессонницей, из?за которой душа Геза де Бальзака была «томной», а тело «слабым»[232 - Balzac J.?L.G. de. Lettres famili?res ? M. Chapelain. 30 ao?t 1639. Paris, 1659. P. 177.]; или «печалями», чрезмерным беспокойством, вызывавшими у мадам де Ментенон «воспаления»: «жизнь, которая велась там [в Версале], убивала ее»[233 - Mme de Maintenon. Lettre ? Mme la comtesse de Caylus. 15 mai 1705 // Correspondance gеnеrale de Mme de Maintenon / еd. par Thеophile Lavallеe. Paris, 1867. T. V. P. 339.]; или же слезами, сильно влиявшими на физическое состояние мадам де Монморанси: «постоянные рыдания до такой степени иссушили ее мозг и обнажили нервы, что она совсем ссутулилась и стала страдать от одышки»[234 - Mlle de Montpensier. Mеmoires // Nouvelle Collection des mеmoires pour servir ? l’histoire de France. 3
sеrie. T. IV. P. 322.].
Появляются и другие слова и выражения, определяющие эту новую «относительную» усталость: «приливы», «недомогания», «вялость». На это в середине XVII века жаловался Гез де Бальзак, уверявший, что его внимание рассеяно: «Хоть я почти никогда не сплю, я почти всегда пребываю в состоянии вялости»[235 - Balzac J.?L.G. de. Op. cit. 6 juillet 1650. P. 25.]. В письмах, словарях, романах стало встречаться слово «недомогание»; это «недомогание» имело различные степени интенсивности: «Проживание на окраине города вызывает сильное недомогание», необходимость в чем-то себя ограничивать стала причиной «легкого недомогания»[236 - Fureti?re A. Dictionnaire universel. Статья «Incommoditе».]. Впервые, пусть субъективно и неявно, стали определяться оттенки и степени усталости.
Градация сил
Новшеству в виде градации «состояний» соответствует еще одно новшество – градация сил, «первые ласточки» сравнения ресурсов и возможностей.
В XVI веке были уточнены качества, которыми должны обладать самые подходящие, наиболее способные противостоять тяготам службы военные:
Признаками, по которым можно определить наиболее подходящих для этой профессии, являются следующие: настороженный и живой взгляд, прямо посаженная голова, крепкий желудок, широкие плечи, длинные руки, сильные пальцы, небольшой живот, сильные бедра, длинные ноги, сухие ступни; этими качествами хорошо бы обладать любому человеку, они позволяют быть ловким и сильным, что непременно требуется хорошему солдату; в то же время не следует отказываться от тех, кто не обладает всем вышеперечисленным, они могут оказаться хороши в другом. В особенности же надо следить за тем, чтобы для новобранцев были созданы условия, отвечающие их качествам, и не принимать их недостатки за достоинства[237 - Rouer Fourquevaux R. de. Discipline militaire de messire Guillaume du Bellay, seigneur de Langey, Lyon, 1592. P. 18.].
Фермер из обширного труда Оливье де Серра[238 - Оливье де Серр (1539–1619) – французский агроном. Его труд Thе?tre d’agriculture в XVII веке переиздавался девятнадцать раз.] «Сельскохозяйственный театр» (Thе?tre d’agriculture) (1600) также оценивал выносливость своих «слуг». Труд работника должен быть эффективным, но, кроме того, обязанности следует распределять правильно: «Самые крепкие должны выполнять самую тяжелую работу, а более слабым следует поручать задачи, для выполнения которых нужна не столько физическая сила, сколько приборы и техника»[239 - Serres O. de. Le Thе?tre d’agriculture et mеsnage des champs. Paris, 1600. P. 59.]. В средневековых монастырях за этим следили: одним братьям поручалась работа с книгами, другим же – полевые работы[240 - См.: r?gle de saint Benoit (VI
si?cle) // R?gles des moines. Paris: Seuil, 1982. P. 113: «Quant aux fr?res infirmes ou dеlicats, on leur donnera une occupation ou un mеtier qui soit de nature ? leur faire еviter l’oisivetе, sans les accabler sous l’exc?s du travail» («Что же до братьев больных или слабых, то им дадут занятие, которое избавит их от праздности, но не будет изнурять избытком работы»).]. Составлялись и систематизировались «рейтинги» работ, каждому поручалось дело, которое соответствовало его энергии и силам. Работы делились на «большие», «малые» и «средние», «малые» интуитивно поручались наиболее слабым, «большие» – тем, кто посильнее; «средние» работы, находившиеся на стыке «больших» и «малых», считались предпочтительнее всего. К тому же в общих чертах возникала специализация, уточнение задач, в результате чего работники разбивались на категории: «крупные мужчины подходят для пахоты», для работы со скотом, для переноски тяжестей; «те, кто помельче» хороши для работы на виноградниках, «для посадки деревьев», «в садоводстве, в пчеловодстве, в животноводстве»; «средние», как правило, подходили для «любых работ»[241 - Serres O. de. Op. cit. P. 77.]. На строительстве домов и шахт, как видно из предписания Максимилиана от 1517 года, начинается распределение рабочих по категориям «в зависимости от их возраста, навыков, физических сил»[242 - Braunstein P. Le travail minier au Moyen ?ge d’apr?s les sources rеglementaires»// dir. par J. Hamesse, C. Muraille-Samaran. Le Travail au Moyen ?ge, une approche interdisciplinaire. Louvain-la-Neuve: Institut d’еtudes mеdiеvales, 1990. P. 333.]. Вероятно, никаких расчетов еще не делалось, но уже существовало стремление хотя бы предварительно, в общих чертах оценить возможности и выносливость работников.
Аналогичными соображениями руководствовались при вербовке в армию. Это подтверждает капитан Пьемонтского полка Жузеп Торрильон де Прадес, оспаривая решение отца, который в 1686 году поставил собственному сыну «слишком слабых» солдат: «Напрасно я писал вам, что нужны лишь высокие мужчины, – это не помогло; из восьми человек, что вы мне прислали, подошли лишь Байар и Л’Эвейе, и еще один, которого по дороге нашел мой подчиненный; остальные же оказались карликами; лучше уж было вообще ничего не предпринимать, потому что нанимать таких – все равно что бросать деньги на ветер»[243 - Torrilhon de Prades J. Un petit capitaine au Grand Si?cle // Revue historique des armеes. 1980. № 2. P. 5–31; см.: Les Oisivetеs de Monsieur de Vauban. Seyssel: Champ Vallon, 2007. P. 1040, прим. 1.]. В Великий век среди военных по этому поводу велись оживленные споры. Для многих подразделений требовался минимальный рост: например, для гвардии пять футов четыре дюйма (1,626 метра)[244 - Le Prestre de Vauban S. Moyens d’amеliorer nos troupes et de faire une infanterie perpetuelle et tr?s excellente // Les Oisivetеs de Monsieur de Vauban. P. 1040.]. Существовали нюансы. Вобан выступал скорее за «маленький» рост, даже если доминировал образ «высокого» военного: «Энергия, сила и храбрость чаще встречаются у мужчин ниже среднего роста»[245 - Ibid.]. Таким образом, тела различались по силе, выносливости, способности противостоять усталости. В конце XVII века были сложности: мужчин не хватало, в армии был недобор. Король приказал тогда «не измерять солдат»[246 - Rousset C. Histoire de Louvois et de son administration politique et militaire. Paris, 1863. T. III. P. 296–297.]. Лувуа запретил отказываться брать в армию мужчин, «по возрасту и силе подходящих для службы», которые при этом «несколькими дюймами ниже ростом, чем остальные»[247 - Ibid.]. При этом существуют идеальные каноны внешности, и с XVI века складывается интуитивно надуманная «модель» того, какими должны быть живость, крепость, размах рук, рост.
Пример галер более показателен. Здесь дело касается хода судна, его скорости и маневренности. В XVII веке разрабатывается более детальная классификация, акцент делается на «современном» флоте. Жан Мартей, гугенот, попавший на галеры «по вопросам религии», описывает, как все происходило с момента посадки на судно: «Нас заставили раздеться догола и осмотрели все части тела. Нас ощупывали повсюду, прямо как жирных быков на ярмарке, а потом разделили на две группы – на тех, кто посильнее, и на тех, кто послабее»[248 - Marteilhe J. Mеmoires d’un galеrien du Roi-Soleil (1757). Paris: Mercure de France, 1982. P. 102.]. «Лучших» гребцов сажали либо в первый ряд, задающий ритм, либо на крайние весла, чтобы выравнивать движения весел. Были еще и более мелкие различия, в зависимости от удаленности от борта и широты движения веслом. Одновременно оцениваются разные вещи: возраст, рост, «комплекция». Наконец, дифференцируются страдания: Жан-Батист Кольбер, государственный секретарь по морским делам, рекомендовал в 1688 году «сажать гугенотов на галеры, идущие в Алжир»[249 - Seignelay J.?B.A.C. Lettre du 18 avril 1688. См.: Tournier G. Les Gal?res de France et les galеriens protestants des XVII
et XVIII
si?cles. Montpellier: Les Presses du Languedoc, 1984. T. I. P. 116.] – там условия самые тяжелые.
Градация социальных функций
При изучении такого явления, как усталость, нельзя абстрагироваться от социальной жизни. Шарль Луазо, говоря о «сословиях» и «санах» в момент становления классического общества, косвенным образом показывает, как мало всех интересовали проблемы простого народа:
Есть профессии, которые зиждутся на затратах физических сил, а не на торговом обороте или мыслительных усилиях, это самые презренные занятия. И тем более те, кто не имеет ни профессии, ни товаров, которыми можно было бы торговать, кто зарабатывает себе на жизнь, работая руками, те, кого мы называем поденщиками – грузчики, подмастерья на стройке и другие, – являются самыми презренными из бедняков. Потому что нет ничего хуже, чем работать без выходных[250 - Loyseau C. Traitе des ordres et simples dignitеs // Cuvres. Paris, 1666. P. 52.].
В рассказах о повседневной жизни подробностей таких работ практически не найти. Им суждено было оставаться «невидимыми». Эту работу выполняла «самая презренная часть „третьего сословия“ <…> те, кто не имел отношения к богатству королевства»[251 - Goubert P., Roche D. Les Fran?ais et l’Ancien Rеgime. T. I. La Sociеtе et l’Еtat. Paris: Armand Colin, 1991. P. 84.]. Лафонтен писал о «стонущем и сгорбленном»[252 - La mort et le bucheron // Jean de La Fontaine. Fables. Paris, 1668–1694.] дровосеке и в то же время о «поющем с утра до вечера» сапожнике, «видеть которого – настоящее чудо»[253 - Le savetier et le financier // Op. cit.], или о «завязшем в болоте возчике», первейший совет которому – «на Бога надейся, а сам не плошай»[254 - Le chartier embourbе // Op. cit.]. Антуан Фюретьер высмеивал «человека низкого звания», «заросшего бородой и потемневшего от загара»[255 - Fleury C. Les Devoirs des ma?tres et des domestiques. Paris, 1688. P. 104.], питающегося лишь «водой и тумаками»[256 - Fureti?re A. Le Roman bourgeois (1666) // Romanciers du XVII
si?cle / еd. par Antoine Adam. Paris: Gallimard, 1958. P. 1047.]. То, что крестьяне тоже люди, забыто, и упоминание о них Лабрюйера – случай исключительный[257 - См.: La Bruy?r J. de. Les Caract?res. Paris: Garnier, 1954. P. 295: «L’on voit certains animaux farouches, des m?les et des femelles, rеpandus par la campagne, noirs, livides et tout brulеs de soleil, attachеs ? la terre qu’ils fouillent et qu’ils remuent avec une opiniatretе invincible… Ils еpargnent aux autres la peine de semer, de labourer et de recueillir pour vivre, et mеritent ainsi de pas manquer de ce pain qu’ils ont semе» («Мы видим каких-то диких зверей, самцов и самок, которых много в деревнях. Они черны, слабы и обожжены солнцем, прижаты к земле, которую обрабатывают с непобедимым упрямством. <…> Они избавляют других от необходимости сеять, пахать и убирать урожай, чтобы жить, и, следовательно, заслуживают того, чтобы не испытывать недостатка в том хлебе, который они посеяли»).], а постоянная усталость рабочих и простолюдинов, как правило, не комментируется. Различные наблюдатели и путешественники не обращают на них внимания. Жозеф Дюшен, врач Генриха IV, считал, что «усилия», совершаемые землепашцами, лишь «укрепляют их мускулатуру и нервы»[258 - Chesne J. du. Le Pourtraict de la santе. Paris, 1618. P. 237.]; Леон Годфруа, путешествуя в 1646 году по Гаскони и Беарну, замечал у попадавшихся на его пути крестьян лишь «загорелые почти дочерна» лица, что «бросало тень на народ» Арманьяка[259 - Godefroy L. Voyages en Gascogne, Bigorre et Bеarn (1644–1646) // Le Voyage en France / еd. par Jean-Marie Goulemot, Paul Lidsky, Didier Masseau. Paris: Robert Laffont, 1995. P. 369.]. Франсуа де Гренай в 1643 году пересек Аквитанию и увидел «плодороднейшую долину»[260 - См.: Bercе Y.?M. La Vie quotidienne dans l’Aquitaine du XVII
si?cle. Paris: Hachette, 1978. P. 25.], но не заметил ни малейших признаков тяжелого труда или прилагаемых усилий.
Еще Фрэнсис Бэкон, сравнивая с медицинской точки зрения «типы жизни» – от военных до религиозных деятелей, от бюрократов до землепашцев, пришел к выводу, что «сельская жизнь» наиболее бедна, но в то же время наиболее здорова: «Потому что помимо того, что они постоянно пребывают на свежем воздухе, они все время находятся в движении; им чужда праздность, тревоги и зависть, они питаются мясом, которое им не приходится покупать»[261 - Bacon F. Histoire de la vie et de la mort. Paris, 1637. P. 184–185.]. Об их работе Бэкон не упоминал и не замечал никаких страданий и боли, возникающих при ее выполнении.
ГЛАВА 8. КАТЕГОРИИ
Помимо относительной индифферентности к усталости самых обездоленных, хотя и признается существование различий в ее интенсивности, в Новое время появляются и обсуждаются типы усталости, ее разновидности, свойства, становящиеся разнообразнее с развитием экономики и в зависимости от выполняемых задач и окружения: в городах и при дворе, в торговле и в армии.
Изнурение как наказание
Страдание – не последнее дело, когда речь заходит о наказании или репрессиях. Например, существует очевидная связь между назначенным наказанием и ожидаемым изнеможением, причиной которого станет это наказание, когда осужденного отправляют на галеры. 22 января 1513 года Людовик XII выдвигает «комплекс телесных наказаний, вынесенных в герцогстве Бретань»[262 - Kerhervе J. Aux origines du bagne. Gal?res et galеriens ? Brest, au temps de Louis XII // La Ville mеdiеvale en de?? et au-del? de ses murs / dir. par J.?P. Leguay. Rouen: Presses de l’universitе de Rouen, 2000. P. 243.]. Насилие – суть повседневной жизни каторжников, поэтому их изнурение – главное в подобных приговорах. Эдикт Карла IX 1564 года распространяет этот комплекс на все королевство, до того как в XVII веке более детально разрабатывается связь между тяжестью преступления и длительностью наказания, а также различия между галерами и прочими наказаниями. Гребля на галерах пришла на смену средневековому паломничеству[263 - См. выше, с. 41–43.], применяемому в качестве наказания, другого, но неумолимого и жестокого. Вот как эту работу описывают свидетели: «Стоя заносишь весло назад, опираешься на него, погружая в воду, потом садишься на скамейку и с силой двигаешь весло вперед»[264 - Barras de La Penne J.?A. de. Les Gal?res en campagne. Цит. по: Masson P. Les Gal?res de France (1481–1781): Marseille port de guerre. Paris: Hachette, 1938. P. 72–73.]. Другие описывают различные вариации этого процесса, тяжелое преодоление волн, когда приходится удваивать скорость движений, и бдительность ненавистных «тюремщиков»: «Иногда каторжник гребет таким образом по десять-двенадцать часов без малейшего перерыва. Надзиратель или кто-то из моряков в таких случаях вкладывают несчастным в рот по кусочку хлеба, смоченного в вине, чтобы они не падали в обморок»[265 - Marteilhe J. Mеmoires d’un protestant condamnе aux gal?res de France pour cause de religion (1757). Цит. по: Masson P. Op. cit. P. 73–74.]. Отношение к судьбе группы гребцов в целом было безразличным – вот как об этом говорит Мартей: «Если раб падает без чувств на весло (такие случаи нередки), его секут, пока он не умрет, а потом его попросту швыряют в море»[266 - Ibid. P. 74. См. также: Tournier G. Les Gal?res de France et les galеriens protestants des XVII
et XVIII
si?cles. P. 139–149.]. Изнурение каторжников неописуемо, но соответствует порядкам, царившим в XVII веке: гребцов сковывали кандалами по трое и приковывали к скамье, от которой они не могли отойти ни днем ни ночью; кормили их раз в два дня; пожираемые паразитами, они спали здесь же, не имея возможности вытянуться»[267 - Barras de La Penne J.?A. de. Op. cit. P. 75.]. Парадоксально на этом фоне мнение Бернардино Рамаццини о профессиональных заболеваниях, высказанное в 1700 году: он видел в труде гребцов на галерах, которым угрожал «град ударов», «преимущества», заключавшиеся в том, что часть усилий они совершали сидя: «их желудки при этом поддерживаются, тогда как у рабочих, которые выполняют работу стоя, этот орган находится в подвешенном состоянии»[268 - Ramazzini В. Traitе des maladies des artisans. Paris, 1840. P. 157.]. Ну что же, и опытные врачи порой заблуждаются.
Как бы то ни было, считалось, что физическое изнеможение пропорционально «пороку» осужденного. Боль, от которой перехватывало дыхание, была показательной карой: в первую очередь традиционно наказывалось тело, его «заслуженные» страдания были очевидны. На те же мысли наводит Общая больница, куда «помещались для исправления юноши и девицы, не достигшие двадцатипятилетнего возраста», среди прочих те, кто «плохо обращался с отцом или матерью», и девицы, чье поведение было «развратным». Предполагалось, что исправительные работы должны были вызывать крайнюю усталость: «Их заставят работать подолгу и выполнять самые тяжелые работы, какие только найдутся в тех местах, где они будут содержаться»[269 - La Mare N. de. Ordonnance du 20 avril 1648 // Traitе de la police. 1722. T. I. P. 528.]. Таким образом, речь идет о своеобразной усталости, которую, вероятно, трудно оценить, но логика которой направлена на «крайнее» подавление и наказание.
Война
Усталость в Новое время можно разбить на категории и по многим другим видам деятельности, и каждая категория, как представляется, может дать новый опыт, каждая из них как будто связана с изменившимся миром. Бой, сражение – один из этих параметров, поскольку в связи с изменениями в обществе меняется практика военных действий. В XVI веке армия становится профессиональной. Служба в армии длится дольше. Профессия складывается, усложняется, требует привычки к долгим переходам, к неустроенному солдатскому быту, к климатическим условиям новых регионов: «XVI век отмечен важным поворотом в военной мысли Западной Европы… Именно тогда современные понятия „солдат“, „тренировка“, „дисциплина“ становятся важнее таких слов, как „рыцарство“, „звание“, „честь“»[270 - Gaier С. Armes et combats dans l’univers mеdiеval. Bruxelles: De Boeck-Wesmael, 1995. P. 309.]. Армия отныне действует на постоянной основе. Набор ведется все время. Важнейший принцип таков: «Солдат прекращает служить лишь тогда, когда он больше не в состоянии этого делать или в нем нет необходимости»[271 - Chagniot J. Guerre et sociеtе ? l’еpoque moderne. Paris: PUF, 2001. P. 116.]. «Длительность службы» становится «неопределенной»[272 - Ibid.]. Помимо собственно ратного дела это стимулирует непрекращающуюся бурную деятельность, касающуюся жизни в лагерях, перемещений, стражи, патрулирования. Цель этого – «избежать рассредоточения войск, поддерживать их в тонусе постоянными тренировками»[273 - Corvisier A. Louis XIV, la guerre et la naissance de l’armеe moderne // Histoire militaire de la France. T. I. P. 407.]. Вот как о подобных вещах вспоминал Жозеф Севен де Кенси: «В этом лагере мы изнемогали от усталости. Не было дня, когда бы мы не несли службу»[274 - Quincy J. S. de. Mеmoires du chevalier de Quincy (fin XVII
– dеbut XVIII
si?cle). Paris, 1898–1901. T. I. P. 99.]. Тренировки военных становятся зрелищем, проходят на больших пространствах. Повторяются движения. Изображаются бои. На тренировках присутствует двор. В Компьене в 1660?х годах это вызвало неожиданное утомление: «Надо было ежедневно ходить в лагерь, и [придворные] в большей степени уставали, нежели получали удовольствие»[275 - Saint-Simon L. de R. de. Mеmoires compl?tes et authentiques (fin XVII
– dеbut XVIII
si?cle). Paris, 1829. T. II. P. 201.].
Появляется множество предписаний и регламентов, в которых уточняются «порядок и дисциплина, которые отныне, по желанию Его Величества, должны соблюдаться кавалерией в городах, где будут размещаться гарнизоны»[276 - De Lamont. Les Fonctions de tous les officiers d’infanterie, depuis celle de sergent jusqu’? celle de colonel. La Haye, 1693. P. 105.]; уточняются задачи и функции офицеров[277 - Ibid. P. 7sqq.]; разрабатываются тренировки для обеспечения «военного развития», отрабатываются «марши», «движение в колонне», «шаги» (шаг Лувуа)[278 - Ibid. P. 65sqq.]; разрабатываются необходимые «фортификационные меры»[279 - Ibid. P. 142.], а также санкции, применяемые к дезертирам[280 - Ibid. P. 120.].
Появляется и сразу же закрепляется в языке новая формулировка – «усталость от войны» или «усталость от армии», причем имеется в виду не изнуренность боем. Это выражение мы встречаем у Жана де Сувиньи: в 1614 году он таким образом показывает удивление своего дядюшки, узнавшего от двенадцатилетнего племянника, что он хочет вступить в Пентьеврский полк лучников: «Он поинтересовался, есть ли у меня склонность и достаточно мужества и сил, чтобы выносить тяготы войны»[281 - Gangnieres Souvigny J. de. Mеmoires, 1613–1638. Paris: H. Laurens, 1906–1909. T. I. P. 11.]. Журнал «Галантный Меркурий» (Mercure galant) также использует этот термин в 1672 году, описывая удивление посетителя, который зашел в комнату солдата и обнаружил, что речь идет о женщине: «Она была совсем молодая, но в то же время крупная, и у нее хватало сил, чтобы переносить армейские тяготы»[282 - Fille soldat // Mercure galant. 1672. P. 140–141.]. То же выражение употребляет Фрэнсис Бэкон, в начале XVII века задаваясь вопросом о «солдатской жизни» и показывая, что она парадоксальным образом может продлить жизнь – что случается с «теми, для кого с начала жизни работа входит в привычку; на склоне их дней горечь усталости они вспоминают с нежностью»[283 - Bacon F. Op. cit. P. 185.].
Дело в том, что новая чувствительность, по-новому оценивая среду, относится так же ко всему, что окружает, к условиям повседневной жизни: к ночлегу, к обмундированию, к провианту, к отдыху. Все это – благоприятствующие или изматывающие факторы, не имеющие отношения лишь к физическим усилиям или ведению боя. Франсуа де Сепо одним из первых в 1552 году наравне с марш-бросками указывает на плохие условия для сна и отсутствие возможности переодеться как на причину нарастающей усталости. «Мы шли таким образом двенадцать дней, и лишь немногие из нас спали в постелях, которые за ними носили. Остальные спали не раздеваясь»[284 - Scepeaux Vieilleville F. de. Op. cit. P. 143.]. Шекспировский герой Отелло говорит о тех же невзгодах венецианским военачальникам, пытаясь убедить их в том, что все эти трудности преодолимы:
Жестокий навык, чтимые синьоры,
Преобразил кремнистый одр войны
В мою пуховую постель. Не скрою —
Я почерпаю радостную бодрость
В лишениях. И я вполне готов
Руководить войною против турок[285 - Шекспир У. Отелло. Акт 1, сцена 3. Перевод М. Лозинского.], [286 - Shakespeare W. Othello, ou le Maure de Venise. 1604. Acte 1. Sc?ne III.].
В XVII веке усталость становится все разнообразнее, и герцог Мэнский, узаконенный сын Людовика XIV, «сопровождая» армию из похода во Фландрию, связывает усталость с невозможностью поменять белье – «трудность», триумфальное «преодоление» которой молодой герцог описал в письме к вырастившей его мадам де Ментенон: «Мадам, я почувствовал тяготы войны, потому что уже три дня и две ночи не менял рубашку»[287 - Duc du Maine. Lettre ? Mme de Maintenon. Mai 1689 // Correspondance gеnеrale de Mme de Maintenon. T. III. P. 176.].
Возникает новая всеобщая военная неутомимость – не только способность сражаться с врагом, как было в Средние века, но и умение противостоять всевозможным трудностям жизни в полку или в военных лагерях, и более всего здесь интересна фигура офицера. Подробное описание Луи-Франсуа де Буффлера, оставленное Сен-Симоном, – красноречивое свидетельство того, что в XVII веке участие в войне переворачивает все представления об усталости воинов, как солдат, так и их начальников:
К нему был доступ в любое время дня и ночи, он заботился обо всех, думал о том, чтобы, насколько возможно, не утомлять окружающих и не подвергать их ненужной опасности. Он уставал за всех, был повсюду, сам за всем следил, отдавал распоряжения и постоянно рисковал собой. Во время наступления он спал не раздеваясь и оставался в окопе до сигнала о сдаче. Невозможно понять, как человек его возраста, которого изрядно потрепали войны, мог совершать подобную физическую и умственную работу, никогда не теряя хладнокровия и не выходя из себя. Ему ставили в упрек, что он слишком рисковал собой; он делал это, чтобы все видеть собственными глазами и постепенно добиваться своего; таким образом он подавал пример другим, а также убеждался в том, что все идет как следует[288 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. VI. P. 359.].
Усталость обрела новые формы, или же, в связи с появлением новых задач, которые предстояло выполнять, ей стали уделять больше внимания и лучше ее описывать.
Так, например, в некоторых случаях начинает приниматься в расчет особая «изнуренность». Появляется новый взгляд на усталость, испытываемую представителями некоторых редких профессий. Заболевший или раненый солдат «продолжает получать жалованье»[289 - Deruelle B. Le temps des expеriences, 1450–1650 // Histoire militaire de la France / dir. par H. Drevillon, O. Wieviorka. Paris: Perrin-Minist?re des Armеes, 2018. T. I. P. 256.], а вышедшим в отставку военным или морякам по предписанию от 1670 года выплачивают по два экю в месяц[290 - Tauran T. Les prеmisses // La Sеcuritе sociale, son histoire ? travers les textes. T. VII. Les Rеgimes spеciaux de sеcuritе sociale. Paris: Association pour l’еtude de la Sеcuritе sociale, 2015. P. 29.]. Королевский Дом инвалидов, открытый 1 октября 1674 года, предназначается для «солдат, изнуренных и получивших увечья в боях за короля»[291 - Belmas Е. L’infirmerie royale de l’h?tel des Invalides // Il medico di fronte alla morte (secoli XVI–XXI) / dir. par G. Cosmacini, G. Vigarello. Turin: Fondazione Ariodante Fabretti, 2008. P. 54.]. Не секрет, однако, что это многоцелевое учреждение было создано и для того, чтобы обездоленные солдаты не скитались по площадям, мостам и улицам и никого не раздражали своим присутствием.
Город
Еще одним объектом, вызывающим озабоченность, становятся города, к которым также начинают относиться по-новому. С конца XVI века идет традиционная полемика о неспокойных городах и безмятежной жизни в сельской местности, в этой полемике появляются новые аспекты. Обнаруживается усталость. Появляются новые причины для волнений, новые очаги возбуждения и напряжения. Город внезапно разросся, его роль стала заметнее. Сместились полюса власти – торговой, гражданской, административной, к ней присоединилась «элита окружающих городов и весей», «помещичьи сборщики налогов и судьи»[292 - Chartier R., Neveux H. La ville dominante et soumise // Histoire de la France urbaine / dir. par G. Duby. Paris: Seuil, 1981. T. III. P. 34.]. В городах ширились ряды лавочников, практикующих лекарей, парламентариев, стряпчих, конторских служащих. Сельскохозяйственный труд рационализируется, и мелкие земледельцы и скотоводы теряют работу; «улицы городов заполняются доселе невиданным количеством бродяг»[293 - Lettre de Sixte-Quint (1587). Цит. по: Erlanger P. Les Idеes et les mCurs au temps des rois, 1558–1715. Paris: Flammarion, 1969. P. 63.]. Городские стены ограничивают пространство, «нарастает»[294 - Chartier R., Neveux H. Op. cit. P. 34.] скученность, собираются разномастные толпы, и «до сих пор островки „старого Парижа“ представляют собой впечатляющий пример тому»[295 - Goubert P., Roche D. Op. cit. P. 152.]. Существует множество свидетельств того, что Париж задыхается, он заполонен, «народу в нем, как пчел в улье»[296 - Marana G. P. L’ Espion dans les cours des princes chrеtiens. Paris, 1710. T. V. P. 168.].
Отовсюду звучат жалобы, усиливается ожесточение. Прежде всего проблему представляет собой постоянный шум, делающий невозможным нормальный сон людей. Вот как сатирически описывает это Буало в 1666 году:
Хоть и не создан я для участи такой,
Всё словно в сговоре, чтоб мой сгубить покой <…>
И в комнате своей тушу я свет поспешно.
Но вот закрыть глаза пытаюсь безуспешно[297 - Перевод М. Кудинова.], [298 - Boileau N. Satire VI // Cuvres compl?tes / еd. par F. Escale. Paris: Gallimard, 1966. P. 34–36.].
Шум как фактор усталости, новая реальность городской жизни, вызывает критические замечания: «Извозчики так грубы, у них луженые глотки, их кнуты постоянно щелкают, и из?за всего этого кажется, будто фурии решили превратить Париж в ад»[299 - Marguetel de Saint-Denis Saint-Evremond C. de. Du char antique ? l’automobile, les si?cles de la locomotion et du transport par voie de terre. Цит. по: F. Marcevaux. Paris, 1897. P. 229.]. В непрекращающемся шуме отдохнуть становится невозможно. Гравюра Никола Герара «Загроможденный Париж» (конец XVII века) сопровождается стихами, усиливающими ощущение тревоги, вызванной как опасностями городской жизни, так и смертельной усталостью:
В Париже об одном предупреждает гам:
Дорогу! Берегись! Проедут по ногам![300 - Guеrard N. Le Pont-Neuf ou l’embarras de Paris. Paris, vers 1715. Biblioth?que nationale de France, dеpartement des estampes.]
Более замаскированы новые «жалобы»; им пока с трудом находят название, но связаны они с тяготами бумажной бюрократической работы – разнообразными постановлениями и обширной перепиской. Речь идет о малозаметной до поры до времени усталости стряпчих, администраторов, конторских служащих, торговцев, нотаблей: ежедневно нарастает ком проблем, и им приходится их решать. Появляется все больше признаков того, что зарождается мир адвокатов, чиновников, парламентариев – мир кабинетной работы; напряжение и усталость этого сословия долго не признавались, но внезапно они стали заметны, и, не подбирая формулировок, заговорили о них скорее в терминах физических, нежели моральных. Вот как Генрих IV обратился к главе своего правительства Сюлли в 1591 году: «Во всех новостях, приходящих из Манта, говорится, что вы смертельно устали и похудели от работы»[301 - Bеthune Sully M. de. Mеmoires. Paris, 1778. T. II. P. 31.]. То же самое находим у Сен-Симона, который несколько десятилетий спустя описывает несчастье Мишеля Шамийара, утомленного работой в министерствах. Наступивший гуморальный хаос взял верх над психологическими проблемами, в нем все кипело, он иссох:
У Шамийара, измученного работой одновременно в Военном министерстве и в Министерстве финансов, не хватало времени ни на еду, ни на сон. <…> Он возвел необходимость в ранг добродетели, но в конце концов не выдержал: его бросало в жар, он падал в обморок, мучился головной болью, у него нарушилось пищеварение, он похудел на глазах. Тем не менее работу нельзя было останавливать, а без него все застопорилось бы[302 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. V. P. 279–280.].
Впрочем, Езекиель Спангейм описывает «усталость, вызванную занимаемым высоким положением» и внезапное головокружение Людовика XIV в момент, когда он становится королем, в терминах тела: «Полная величия внешность и телосложение, способное выдержать тяготы и груз столь высокого положения»[303 - Spanheim E. Relation de la cour de France en 1690. Paris, 1882. P. 1.]. Точно так же за несколько десятилетий до того Ришелье заявлял о сопротивлении «тяжести» административных обязанностей, появившихся с наступлением XVII века. Это весьма любопытный, неявный, в высшей степени физический, даже почти экзотический, но преданно описанный Жилем Менажем способ «оживить» животное начало, провоцируя динамизм и подвижность:
Он порой находил время, чтобы снять напряжение, всегда сопровождающее работу министра. Больше всего он любил упражняться после еды, но он не хотел, чтобы его заставали врасплох при этом занятии. <…> Ему нравилось прыгать в высоту вдоль стены большой галереи Пале-Рояля[304 - Mеnage G. Menagiana, ou bons mots, rencontres agrеables, pensеes judicieuses, et observations curieuses. Amsterdam, 1713. T. II. P. 45–46.].
Угроза усталости, появившаяся в классическую эпоху, кажется престижной и часто выставляется напоказ, демонстрируются выносливость и «работоспособность». Вот портрет нового персонажа, кичащегося своим «изнеможением», остроумно созданный Лабрюйером:
Вам смешны попытки помечтать в карете или, возможно, отдохнуть в дороге? Скорее возьмите в руки книгу или деловые бумаги, читайте, приветствуйте путешественников, едущих в каретах вам навстречу, лишь легким кивком головы; так они сочтут вас очень занятым и скажут: «Вот трудолюбивый, неутомимый человек; он читает и работает даже в дороге». Знайте, что самый неизвестный адвокат должен казаться заваленным делами, хмурить брови и о чем угодно задумываться очень глубоко и уметь отказываться от еды и питья…[305 - La Bruy?re J. de. Op. cit. P. 183.]
Таким образом, в городе эпохи классицизма появляются как усталость, так и неутомимость.
Королевский двор
Двор – еще одна сфера, где в классическую эпоху складывается особый тип усталости. Новизна зависит в первую очередь от широчайших социальных перемен: концентрация власти, усиление государства, исчезновение локальных вотчин, средневековых баронств, прекращение военных конфликтов между ними. Вместе с этим складывается доселе небывалое общество, в центре которого находится суверен; появляются новые ритуалы. Устанавливается «порядок», декретированный династией Валуа в конце XVI века, согласно которому «король желает царствовать при дворе»[306 - Еdit d’Henri III en 1585 sur «l’ordre que le roi veut ?tre tenu en sa cour tant au dеpartement des heures que de la fa?on dont il veut ?tre honorе et servi». Указ Генриха III от 1585 года «о порядке, который король желает соблюдать при дворе, как касаемо времени, так и того, как он хочет, чтобы ему оказывали почести и его обслуживали».]. Этикет закрепляет ранги, церемониал фиксирует пространство и время. Отсюда – ощущение распорядка, сложного и в то же время навязанного, повседневной дисциплины, определяющей любые действия и поведение каждого человека. К тому же должна была очень обостриться чувствительность, чтобы всё, чему прежде, вероятнее всего, внимания не уделяли, превращалось в усталость.
В XVII веке появилось выражение, используемое самими действующими лицами, – «придворная усталость». Маркиза де Ментенон, вспоминая «распухшие ноги» мадемуазель де Жарнак, из?за которых той «трудно было привыкнуть к придворной усталости»[307 - Mme de Maintenon. Lettre ? M. d’Aubignе. Coignac, 8 mai 1681 // Correspondance gеnеrale de Mme de Maintenon. T. II. P. 168.], превратила это выражение в лейтмотив. Оживленный тон мадам де Моншеврёй демонстрирует, что она «прекрасно переносит усталость»[308 - Id. Lettre ? M. d’Aubignе. Coignac, 2 mars 1681 // Ibid. P. 156.], а болезнь маршальши де Рошфор говорит о том, что «она не привыкла к усталости»[309 - Id. Lettre ? M. d’Aubignе. Coignac, 19 mai 1681 // Ibid. P. 173.]. Сама маркиза до такой степени «удручена заботами, визитами, подготовкой к путешествиям»[310 - Id. Lettre ? Mme de Brinon. 17 septembre 1682 // Ibid. P. 251.], что видит во всем этом «настоящую пытку»[311 - Id. Lettre ? M. l’archev?que de Paris. 27 juillet 1698 // Op. cit. T. IV. P. 241.], вплоть до того, что находит «утомительным» птичий вольер в Фонтенбло, «в котором со вчерашнего дня стоит шум, какого никогда не было»[312 - Id. Lettre ? M. le duc de Noailles. 16 septembre 1704 // Op. cit. T. V. P. 264.]. Так же удручают различные церемонии, когда нужно очень подолгу стоять, поиски «буфета, на который можно было бы опереться», чтобы «немного отдохнуть»[313 - Levron J. Les Courtisans. Paris: Seuil, 1961. P. 57.]. Это «стояние на ногах» Жан-Франсуа Сольнон называет «ужасной судьбой придворных»[314 - Solnon J.?F. La Cour de France. Paris: Perrin, 2014. P. 427.]. А в случае с кардиналом Куаленом можно говорить о полнейшем изнурении: «этот несчастный человек был очень тучным и сильно потел; когда он стоял в прихожей, одетый в мантию, пот тек с него ручьем, в результате чего на паркете вокруг его ног образовывалась лужа»[315 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. V. P. 21.].
Однако правила превыше всего; следует «быть усердным и усидчивым»[316 - Refuge E de. Traitе de la cour ou instruction des courtisans. Paris, 1649. P. 189.], терпеливым, показывать свою «постоянную незаменимость»[317 - Gracian B. L’ Homme de cour. Paris: Champ libre, 1972. P. 8.], иначе говоря, противостоять «скуке и томности»[318 - Marguetel de Saint-Denis Saint-Еvremond C. de. Lettre du 2 mai 1701 // Cuvres. Paris, 1715. T. V. P. 383.]. Красноречивый пример постижения действующими лицами эпохи новоявленной и совершенно особой «придворной усталости» – маркиз Дантен, «законный сын» мадам де Монтеспан, часто упоминаемый в мемуарах Сен-Симона:
Его крепкое тело отвечало духу. И хотя он мало-помалу растолстел, он был неутомим. Брутальный по своему темпераменту, он был нежен и вежлив, приветлив, спешил всем нравиться и все приносил в жертву самолюбию и богатству. <…> Это был один из самых умелых и утонченных придворных своего времени, который в то же время проявлял непостижимое усердие. Он без устали старался одновременно быть повсюду, проявлял неслыханное усердие и заботу, что бросалось в глаза всем, был гибок, ловок, неумеренно льстив; от его внимания ничто не ускользало, он был бесконечно угодлив, на протяжении двадцати лет для него не было невозможного, ничто его не отталкивало, и все ради знакомства с людьми, которых со свойственной гасконцу наглостью он при первой возможности мог опорочить.
Он был в высшей степени услужлив по отношению к детям своей матери, с бесконечным терпением сносил грубые отказы и умел невероятно искусно скрывать нанесенные жизнью оскорбления[319 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. V. P. 414–416.].
В те времена для того, чтобы заполучить и приумножить привилегии, плелись закулисные интриги, часто незначительные до смехотворности, но весьма действенные и ценимые. Множество примеров тому находим у Жана-Франсуа Сольнона: «право ехать в карете [а не идти пешком] в резиденцию короля и право на подушечку в Церкви представляют собой почести, оказываемые в Лувре»[320 - Solnon J.?F. Op. cit. P. 428.]. «Право табурета», возможность сидеть в присутствии монарха, также является в высшей степени важной привилегией, которую имеют герцогини; этих дам «называют „сидящими дамами“ или попросту „табуретами“»[321 - Ibid. P. 427.]. При этом качество сиденья было различно: внуки и внучки Франции (то есть внуки и внучки короля) имели право на стул со спинкой, принцы крови (то есть те, кто потенциально мог унаследовать престол) – на кресло[322 - См.: Le Roy Ladurie E., Fitou J.?F. Saint-Simon ou le syst?me de la cour. Paris: Fayard, 1997. P. 49.]. Это право оспаривалось, случались ошибки, которые сразу же исправлялись. Вот как вспоминает аудиенцию у королевы мадам де Севинье: «Собралось множество герцогинь, среди прочих прекрасная молодая Вантадур. В течение какого-то времени ей не приносили этот божественный табурет. Я повернулась к гроссмейстеру и сказала: „Что же? Пусть ей его принесут. Это право дорого ей обходится“. Он со мной согласился»[323 - Mme de Sеvignе. Lettre ? Mme de Grignan. 1
avril 1771 // Correspondance / еd. par R. Duch?ne. Paris: Gallimard, 1973. T. I. P. 205.]. Или другой пример: «права на табурет» нет, но в то же время оно «согласовано»: это случалось, когда королева позволяла многим дамам сесть «без церемоний», хотя не должна была этого делать. Принцы и герцоги «в большом количестве» недовольно реагируют на подобное и, по общему решению, «от имени знати просят отменить эти табуреты»[324 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. II. P. 168–169.]. С этого момента «усталость» декларирует и усиливает иерархию и ее особенности.
Дух
В диверсификации усталости, начавшейся в Новое время, заметно более пристальное внимание к сознанию, совести, более интимной стороне жизни. Появляется глубина, вспоминается состояние души, усталость «мысли». Декарт сигнализирует об «усталости духа»[325 - Descartes R. Lettre ? Еlisabeth. Juin 1645 // Cuvres et lettres / еd. par A. Bridoux. Paris: Gallimard, 1953. P. 1190.], свойственной духовным лицам, людям, склонным к размышлениям, писателям, ученым. Он пытается объективировать «работу» души, обращаясь к аспектам поведения, которым прежде уделялось недостаточно внимания. Речь идет не просто об удручении, в которое приводит обилие дел, не только о принуждении со стороны руководства и неприятии его решений, но об умственной работе – счете, мыслительных усилиях, интенсивных и длительных раздумьях. Еще в XV веке Марсилио Фичино и Кристина Пизанская писали об изнуренности, вызванной подобными занятиями – письмом или «размышлениями», и в их текстах прослеживается мысль о том, что такая работа изматывает физически: «Написав „Книгу о Граде женском“… я мечтала о праздности и отдыхе, как человек, закончивший такой большой труд, все мое тело было изнурено столь длительной и непрерывной работой»[326 - Christine de Pisan C. de. Le Livre des trois vertus // Voix de femmes au Moyen ?ge. P. 560.]. Декарт указывает на более скрытый факт, признавая, что «человек не может длительное время концентрировать внимание на одном и том же»[327 - Descartes R. Lettre ? Еlisabeth. 15 septembre 1645 // Cuvres et lettres. P. 1208.], клеймя опасность «слишком прилежного учения»[328 - Ibid.], подчеркивая, как сильно «ослабляют тело и утомляют ум слишком серьезные занятия»[329 - Id. Lettre ? Еlisabeth. Juin 1645 // Ibid. P. 1190.]. Говоря о «метафизических принципах» и повышенном внимании к ним, он делает вывод: «Я нахожу, что частые раздумья очень вредны»[330 - Id. Lettre ? Еlisabeth. 28 juin 1643 // Ibid. P. 1160.]. Таким образом, впервые была обозначена, описана, уточнена, сфокусирована «умственная усталость», пусть это всего лишь слова и точный смысл и характеристики этой усталости остаются в тени. Ее «внутренние» симптомы скорее измышлены, нежели взяты из жизни, в большей мере предполагаемы, чем развиты. Однако они начинаются с «чувства», особого ощущения упадка ментальной силы и ее остроты, с утверждения из «Универсального словаря» (Dictionnaire universel) Антуана Фюретьера, сделанного в 1690 году, согласно которому «ум устает ничуть не меньше тела»[331 - Fureti?re A. Dictionnaire universel. Статья «Fatiguer».]. В свою очередь Жан-Батист Тьер в «Трактате об играх» (1686) называет игру в шахматы «слишком серьезной», она «утомляет ум не меньше, чем какое-либо важное дело»[332 - Thiers J.?B. Traitе des jeux et des divertissements. Paris, 1686. P. 353.]. В правилах средневековых монастырей не упоминались, зато встречались в установлениях конгрегаций классической эпохи «перерывы в работе, чтобы дать отдохнуть уму»[333 - R?glements des religieuses des Ursulines de la congrеgation de Paris. Paris, 1705. T. II. P. 31.]; объяснения настолько же очевидные, насколько и не развернутые: «Человек слаб, и поэтому его ум, как и тело, не может быть постоянно одинаково занят»[334 - Institution des religieuses de l’h?pital de Notre-Dame de la Charitе, fondе en la ville de Lille. Tournai, 1696. P. 76.].
Отсюда сразу же вытекает еще одна усталость, в равной мере мало комментированная: чувство «усталости от…» или «утомления от…». Появляется новая и медленно осваиваемая психологическая «территория». Поначалу это грусть, грусть Антонио из «Венецианского купца», сопоставимая с каким-то внутренним изнурением, с каким-то скрытым бессилием:
Не знаю, отчего я так печален.
Мне это в тягость; вам, я слышу, тоже.
Но где я грусть поймал, нашел иль добыл…[335 - Шекспир У. Венецианский купец. Акт 1, сцена 1. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.], [336 - Shakespeare W. The Merchant of Venice. Act 1. Scene I.]
Или же сильное раздражение, чувство внутренней переполненности, психологический характер чего обнаруживает новый интерес, возникший в XVII веке, ко всему, что испытывается лично. «Утомленный» риском испортить отношения с испанской монархией Людовик XIV согласился на возвращение ко двору мадам дез Юрсен: «Он устал от испытываемых противоречий, беспокоился из?за вызванного ими беспорядка в делах. <…> Его донимали постоянными настоятельными просьбами и предлагаемыми идеями»[337 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. IV. P. 322.]. Маршала де Вильруа под конец жизни «утомил до отвращения двор, при котором он некогда блистал»[338 - Saint-Simon L. de R. de. Op. cit. T. VI. P. 84.], он отказался от занимаемого поста в пользу сына и «пришел в ужас от опустошения, которое внезапно ощутил»[339 - Ibid. P. 86.]. Более банальный случай – история друга Жозефа Севена де Кенси, «усталого скучающего любовника, который общается с дамой сердца только посредством писем»[340 - Quincy J. S. de. Op. cit. T. II. P. 107.], потому что он слишком отдалился от нее и намеревался с ней расстаться. Еще банальнее, если не сказать тривиальнее, выглядит роженица, у которой «раскалывается голова» от болтовни, ведущейся у ее изголовья»[341 - Les Caquets de l’accouchеe. Paris, 1855. P. 242.], что описано в сатире 1622 года.
Выражения «устал от…», «наскучило…» входят в язык и становятся общим местом. Физическое утомление переходит в ментальное, от плоти к душе и разуму, вызывает к жизни внутренний мир, настолько же специфический, насколько и малоизученный в своих хитросплетениях. Как бы там ни было, истоки изнурения скрыты, загнаны внутрь, в отличие от «физики» усталости, мобилизующей способность понимать и слушать себя. Используемые при этом глаголы «докучать»[342 - См.: Richelet P. Dictionnaire fran?ais. Paris, 1680. Статья «Fatiguer».], «мешать», «утомлять» оказывают почти моральное действие. Это видно из замечания Бюсси-Рабютена, сделанного в адрес какого-то корреспондента, от которого он ожидал большей безмятежности: «Вы, вероятно, очень устали с тех пор, как начали делать гадости людям, которые за это мстят»[343 - Rabutin R. de B. Lettres. Цит. по: Richelet P. Op. cit.]. В данном случае мы видим очень индивидуальный анализ, один из аспектов «ощущения», опыта сознания. Это новое малоизученное явление, поэтому продолжает использоваться физическая метафора перегрева, усталости.
Впервые упоминается возможное совпадение видов усталости, которые принято считать различными; в редких до поры до времени, но заслуживающих внимания рассказах говорится об особом типе дня, в конце которого наступает одинаково непреодолимая усталость, несмотря на разницу выполняемых в течение дня задач. Физические действия плюс неопределенные разговоры, бессонные ночи, многочисленные перемещения и постоянные контакты с посторонними людьми – все это высасывает силы. Вот как скрупулезно оценила свою дневную активность Елизавета Шарлотта Пфальцская, принцесса Палатина:
Сегодня я написала длинное письмо тетушке. Поднялась к принцессе де Конти (в ее покои ведут пятьдесят шесть очень высоких ступеней), сходила пешком через сад к госпоже герцогине, потом приняла у себя королеву Англии. И вот я устала как собака[344 - Письмо Елизаветы Шарлотты Пфальцской сводной сестре (конец XVII века). Цит. по: Maral A. Louis XIV tel qu’ils l’ont vu. Paris: Omnibus, 2015. P. 561–562.].
Только возросшее в конце XVII века внимание к затраченным усилиям, вплоть до подсчета ступеней лестницы и упоминания о случайных встречах, могло поспособствовать подобному осознанию себя.
ГЛАВА 9. ПЕРЕХОД К КОЛИЧЕСТВЕННОЙ ОЦЕНКЕ
С наступлением Нового времени спектр различных видов усталости расширился, разнообразились ее формы; помимо физических мук, стали обращать внимание на внутреннюю усталость, тайные смыслы, утомление от мыслительной деятельности, еще плохо сформулированное, но осознаваемое. Другая примета расширения этого спектра – появление количественной оценки. Конечно, не стоит говорить об изобретении какой-то точной дозировки усилий или квантифицированной верификации результатов, но подсчитываются расстояния, время, появляется эталоны, работа измеряется, усталость, на которую раньше не обращали внимания, начинает вызывать опасения.
Путешествие и его длительность
