Трактаты черного свитка

Спустя около трех недель, для воплощения посетившей Дениса Сергеевича идеи представился, подвернувшись, удобнейший случай. Когда выскочив из дому в свой выходной день за хлебом, кефиром, луком, редисом и диетическим постным маслом, ему встретилась женщина. Неброско одетая в старенькие пообтрепавшиеся вещи, с засаленными давно не мытыми каштановыми волосами, она обратилась к Денису Сергеевичу первой:

– Извините, пожалуйста. – Голос ее был глуховатый, отрывистый, а изо рта до противного разило стойким запахом перегара. – Не добавите ли совсем немножко мелочи на хлебушек?

Ее просьба вызвала на тонких губах мужчины лукавую усмешку:

– Скажи правду. – Чувство превосходства тешило душу наградой. – Тебе ведь на бутылку водки не хватает?

Женщина отвела глаза, продолжая тупо упорствовать:

– На хлебушек.

– А если я сейчас куплю пузырь, составишь мне компанию?

На предложение женщина игриво заулыбалась:

– Ну, только если вы приглашаете! – Пропела она с толикой кокетства.

7.

Денис Сергеевич не пил. Ибо алкоголь одурманивал, притуплял, разум, нарушая контроль над мыслями, а главное лишая плоть должной четкой координации. Он делает слабее, а в больших дозах способен превратить в беспомощного. Что для бога, коим был Денис Сергеевич, было катастрофически не допустимо. Потому он лишь наблюдал за тем как сидящая на низеньком пуфике за приземистым вырезанным из дуба столиком женщина, залпом проглатывала одну за другой граненые рюмки с водкой. Запивая их набранной в пластиковую кружку водой из под крана, с ярко выраженным привкусом хлорки, и при этом практически не закусывая. По крайней мере, только одна из четырех купленных сосисок в тесте была надкушена и только всего до половины. По соотношению к полулитровой бутылке водки, почти практически опустевшей. При этом женщина конечно же пару раз настойчиво предлагала разделить с ней возлияние. Но получила категорический отказ:

– Нет, не буду. Мне нельзя у меня субдермоберабельный гастрит. – Возразил ей мужчина, чокаясь стаканом томатного сока.

– А для чего тогда меня угощаешь? – Брызнула со смеху женщина, показав желтоватые зубы и едва не расплескав содержимое очередной рюмки. – Не ужели Дениска проказник хочешь напоив меня, воспользоваться моей беспомощностью порядочной женщины?

Ее пьяное кокетство было не подряжаемым. Оно в карикатурной манере походило на флирт подзаборной шлюхи мнящей себя непорочной леди. Чем невольно вызвало у мужчины загадочно снисходительную улыбку доброго божества:

– Верочка вы восхитительно красивая, обворожительная женщина, компания которой чрезвычайно приятна для любого мужчины!

И сраженная таким милым обходительным льстивым комплиментом, Вера, поддаваясь столь галантному ухаживанию, порядком разомлела. Чего собственно и ждал Денис Сергеевич.

Встав с места, он медленно приблизившись к охмелевшей даме, внезапно что было силы наотмашь ударил ее тыльной стороной ладони по лицу. От неожиданной мощной оплеухи у женщины из глаз брызнули искры, пространство вокруг закачалось, а сама она опрокинулась на пол…. На губах почувствовался металлический вкус собственной крови. Но тем не менее одурманенная сильной концентрацией алкоголя Вера абсолютно не понимала, не осознавала, происходящего с ней. Даже когда мужчина не церемонясь кухонным ножом срезал с нее одежду вместе с бельем, просто кромсая ее в куски. Она только попыталась вяло отстраниться, отделаться от чего-то делавшегося кажется супротив ее воли. Однако слабое, незначительное, ее сопротивление лишь усиливало удовольствие бога.

Когда же женщина осталась совсем без одежды, голой, Денис Сергеевич придирчиво обозрев ее наготу, брезгливо скуксился. Ибо она определенно не возбуждала его как женщина. Да и было ли чем прельщать? Кожа дряблая, рыхлая. Грудь плоская и сильно обвисшая, болтающаяся подобно ушам спаниеля. Промежность не ухожена и покрыта густой растительностью, имевшей место так же и под мышками.

В целом не притязательное, не приятное зрелище пропитой бабы.

Однако Денису Сергеевичу от нее нужна была вовсе не красота, да и не сексуальность. Он хотел почувствовать себя властителем, владыкой, твердью небесной, богом…. Правда, сочтя, что пьяная, не соображающая, женщина вряд ли доставит ему должное удовлетворение, счел разумным отсрочить ее посвящение в рабство до завтрашнего дня. Когда она протрезвеет. Ну а пока просто приковав ее цепью к стене уложил на подстилку из старого гнилого матраца…..

8.

Лязгнул замок, механическим щелчком. Едва слышно скрежетнули отлично смазанные петли вделанного в полу люка.

Денис Сергеевич неспешно спустился по железным ступеням узенькой лестницы в тесное продолговатое помещение с низким потолком, и скудным убранством. Состоящим исключительно из расположенного в центре деревянного дубового стола со стоящим подле вместо стула пуфиком. В отдалении от которых, у левой стены ближе к лестнице имелись встроенные раковина, а также унитаз. А у противоположной к ним правой стены, в дальнем углу находился скромный из одного лишь не застланного ничем гнилого матраца.

Лежавшее до сель на сем скромном ложе существо при появлении хозяина подняло бритую голову, и завидев его выбралось из своего угла навстречу. Этим существом являлась та самая Вера. Прикованная длинной толстой цепью за одетый на горло ошейник к бетонной стене, она за проведенные здесь пол года не очень то изменилась. Разве что кожа ее более не знавшая солнечного света, сделалась бледнее. Череп, подмышки и промежность женщины были со всей тщательностью гладко выбриты. Поскольку Денис Сергеевич опасался заведения вшей…. Еще для его приятности, увеселения ради, у Веры были удалены, ампутированы соски, а так же мизинцы на руках и ногах. Об прочих забавах хозяина свидетельствовали свежие шрамы от ожогов на ее теле….

Приученная методичным, жестоким, воспитанием женщина, приблизившись к хозяину не подымая глаз, прилежно устремив их в пол, почтительно опустилась перед ним на колени. От чего мужчина самодовольно оскалился, упиваясь раболепным трепетом склоненной перед ним в покорности женщины.

Вот так вот перед ним должна стоять всякая сука. Особенно та что позволила сегодня себе обозвать его оскорбить и принизить достоинство. Тварь! Лицо Дениса Сергеевича, при воспоминании о ней исказила неописуемая садистская, звериная, безумная ярость.

– Юлька, тебя сегодня придётся наказать! – Прошипел он злобно сквозь плотно стиснутые в гневе зубы.

Привыкшая что хозяин постоянно называет ее разными чужими именами, но особливо часто почему-то именно этим, Вера тихонечко пролепетала слова извинения:

– Я была не права. Простите меня, пожалуйста!

Однако мужчина был, не умолим:

– А ну на стол сука! – Скомандовал он.

Женщина, беспрекословно подчиняясь, легла туловищем на столешницу, свесив конечности вдоль его толстых массивных ножек. Фиксируя к их основаниям руки и ноги женщины специальными стяжками, так чтобы та не имела возможности хоть сколько пошевелиться, Денис Сергеевич исчерпывающе разъяснил паскуде в чем именно она виновата:

– Тоже мне выискалась овца тупая, что бы мне еще что-то выговаривать, предъявлять чего-то! Паскуда! Отродье шелудивого верблюда! – Орал мужчина брызжа слюной.

Прилив бешенства его буквально захлестывал. И в нетерпении дать ему волю, сверх человек вынул из рюкзака с которым пришел телефонный шнур. Намотав один его конец на руку, вторым мужчина размахнулся как плетью. Взвившись, ведомый его дланью шнур, со свистом рассекая воздух, хлестанул женщину по бедрам, оставляя на коже бардовый рубец. От чего женщина моментально взвыла принизываемая острой жгучей болью. Слезы из ее инстинктивно зажмурившихся глаз. А импровизированная плеть опускалась на ее голые ягодицы снова и снова, оставляя на них четкие красные, синеватые полосы под истерическую брань лютующего хозяина:

– Белобрысая курица вздумала меня поучать! – Истязая пленницу орал психопат, делаясь пунцовым от удушающей его ярости, и льющейся через горло без остановочной перемежающей слова матерщиной руганью. – Твое место у подошв моих ботинок. Чтоб безостановочно вылизывать их своим поганым языком!

– Простите меня, умоляю! – Что было силы выдохнула на двадцать шестом ударе женщина, рыдая от невыносимой нестерпимой обжигающей ягодицы, бедра резкой боли. От которой содрогалась вся ее плоть, в глазах темнело, на рассекаемой коже выступили капельки крови, а по щиколоткам стекали струйки мочи.

Меж тем насытившись экзекуцией, Денис Сергеевич отбросив в сторону шнур, расстегнул штаны извлеча эрегированный орган. Облачив его нервно трясущимися от нетерпения руками в латексную резину, он овладел Верой. Но взял ее не как женщину, а как мальчика. Анально. При этом фрикции его были максимально грубыми. Проникающими в нее резкими мощными толчками. Словно не совокуплялся с нею, а насиловал. Хотя по существу в действительности так и было.

Ну а для женщины самое страшное было позади. Успевшая узнать хозяйские повадки, она теперь терпеливо ждала, когда он кончит. Ждать благо долго не приходилось. Господин очень быстро разряжался семенем, о чем непременно возвещало несколько ударов кулаком по спине и голове.

После чего, Денис Сергеевич отстегивал женщину от креплений на ножках стола и сбросив со столешницы на пол, торжественно мочился ей на лицо. Теплая, вонючая, противная жидкость заливала, щеки, солонила губы, затекала в нос…. Однако за время пребывания в сем узилище, Вера вполне привыкла к ней. Ее запаху и вкусу…. Главное что после всех этих зверств и истязательств, хозяин милостиво кормил ее. А уходя оставлял пластиковую полулитровую бутылочку из под минеральной воды, наполненную водкой. Которую, судя по ужаснейшему похмелью, Денис Сергеевич не только приобретал из самых дешевых, но и разбавлял, как следует, солидной дозой димедрола.

Попыток же сбежать пленница не предпринимала. Ибо удерживавшая ее цепь была прочной, стены бетонными, а строгий хозяин сломил начисто волю…. А иногда ей вдруг начинало почему-то казаться что мучитель ее наверное любит. А чрезмерная жестокость у него как своеобразный способ выражения чувств. И тут же спохватывалась, понимая, что когда-нибудь он ее убьет, забив на смерть…. Или взбредет ему в голову что либо не вообразимое….

Вот и плакала Вера, выпив триста граммов денатурированного спирта, проклиная свою цепь, хозяина да помышляя над лазейкой из безумной тюрьмы в коею по дурости угодила. Лазейка то эта была правда два месяца уже как готова. Она сплела ее из выдранных из матраца полосок ткани. Только у нее все никак не доставало духа, закрепив один конец на основании штырей рукомойника, на другом затянуть петлю, чтобы сунув в нее голову, совершить маленький побег из ада….

9.

Пока Вера, в очередной раз, упиваясь водкой, томилась, решаясь на самоубийство, Денис Сергеевич неспешно приблизился к подъезду своего дома.

На город уже опускались тихие вечерние сумерки, и скверы начинал заволакивать мрак близящейся ночи. Но почтенные пожилые гражданки все еще сидели на скамейке подле парадной, только собирались расходиться, обратно к экранам сериалам и мыльным телешоу.

Проходя мимо, Денис Сергеевич не преминул уважительно поздороваться.

– Добрый вечер Денисочка! – Практически хором ответили старушки.

А одна из них, самая бойкая активистка с ярко напомаженными фиолетовой помадой губами поинтересовалась:

– Денисочка, а как там мама Ангелина Васильевна?

– Мама в порядке! – Вежливо улыбнулся мужчина. – На ноги только вот жалуется, да давление беспокоит….

– Ноги…, давление…. – Задумчиво повторила сидевшая слева от накрашенной пенсионерки пожилая женщина в лиловом берете, вздыхая так будто именно в этих двух словах был сокрыт особый смысл.

– Ну, ноги и давление у нас у всех Галина Владимировна! Все таки возраст. – Махнув рукой непоколебимым тоном, весомо заверила та самая с накрашенными губёшками старушенция. – Обязательно передавай матери «привет».

– Непременно передам Татьяна Александровна! – Раскланялся в ответ мужчина прежде чем исчезнуть за входной дверью подъезда.

– Какой замечательный молодой человек! – Заключая под итожила носившая имя отчество Татьяны Александровны пожилая дама, глядя в след исчезающему за дверью мужчины.

До сих пор молчавшая третья бабулечка тут же поспешила рьяно согласиться с подругой:

– Денисочка во всех отношениях очень хороший, положительный мальчик! – Она выразительно поджала тонкие губки, вздернув к верху старческий подбородок. – Как такого проглядела моя непутевая дочь? Обходительный, доброжелательный, не пьет, не курит, не сквернословит, да еще и красавец. Состоит на ответственной должности контролером. Воровство пресекает. Вот чем не жених? Просто сокровище, а не жених! Нечета этому электрику которого моя дочь себе выискала, и который только и может, что каждый вечер пить пиво на балконе.

– И много, то у тебя зять выпивает? – Поинтересовалась Татьяна Александровна.

– Целую бутылку пива за один вечер!

– Алкоголик. Определенно алкоголик. – Авторитетно посочувствовала карга в лиловом берете. – Вне сомнений!

– Так у меня еще астма. – Не унималась в причитаниях Раиса Максимовна. – Я его перегар постоянно чувствую. Задыхаюсь.

– Ну а дочка чего?

– Он хитрый ее обольщает, пылинки видите ли сдувает, а она дура и размякла. Но вот того не понимает, в толк не возьмет, что ему квартира нужна. От того он с нею такой и ласковый, что перебрался к нам из коммуналки. Голытьба. Все он работает. Зарабатывает целыми днями с объекта на объект. А на отдельную квартиру им с дочерью заработать почитай лет пять не может. Уже и внукам Сашеньке и Дашеньке по четыре годика исполнилось, а папка их бестолочь. Вот с Денисочкой ей лучше бы было.

– Лучше! – Согласились все.

– Он ведь такой мальчик славный.

Денис Сергеевич естественно не слышал всего этого меда. Хотя обязан он был подобному лестному мнению о себе совсем не каким либо ярко выраженным моральным качествам, а своей природной врожденной трусливости. Боязни что кому-то станет известно об его интимной сексуальной особенности. Что даст кому либо повод сочтя его ущербным, ненормальным, высмеять. Он очень страшился показаться смешным. Он очень не любил когда смеялись над ним. От этого он не имел ни друзей, ни знакомств с разного рода компаниями…. От того и был постоянно один, ведя как бы несколько аскетический образ жизни. И по какой-то странной, не понятной, не вразумительной прихоти абсурда, эта его отстраненность всем со стороны казалась вернейшим признаком человеческой добродетельности. Им всем невдомек что причина банальна. Что бог страшиться быть повержен,… осмеян…. И он их всех призирает, ненавидит лютой ненавистью. И он бы с удовольствием снял кожу живьем с этих сердобольных, через-чур правильных, старушек. А эту юную самочку он с удовольствием бы обратил в сексуальное рабство! Да, да ее! Вот эту стоящую возле кнопки лифта девушку.

Денис Сергеевич приметил ее, а точнее обратил на нее внимание менее полугода назад, и сейчас не без удовольствия вошел вместе с нею в тесную кабинку. Ответив на его сладенькое, интеллигентное, заискивающее приветствие дежурным:

– Здрасте. – Девушка, отвернувшись к дверям, ткнула изящным пальчиком в панель подъемного устройства.

Они были с ней относительно, заочно, знакомы. Ибо жили на одной лестничной площадке. И не более. Поэтому и здоровались как бы исключительно из вежливости. Хотя Денис Сергеевич знал о девушке сравнительно больше чем она о нем.

Так он сумел выяснить, что зовут ее Кристина, ей семнадцать лет, слушает музыку зарубежных популярных исполнителей, носит преимущественно белые трусики с забавными разноцветными мишутками, и постоянно конфликтует с матерью и отчимом. И сейчас находясь с ней в такой непосредственной близости он, прикрыв глаза, с восторгом вдыхал распространяющийся от подростка по кабинке восхитительный аромат. То был чудесный запах дешевых духов с приторно-ванильным оттенком жевательной мятной резинки, топленого молока и пота. Совершенно неповторимый букет, коим пахнет лишь превращающаяся в женщину девочка. В нем чувствуется уже взрослая особа, но по-прежнему еще улавливаются девственные нотки ребенка. Невинное кокетство. Точно так же пахнет распускающаяся роза, впервые в жизни раскрывающая лепестки навстречу алея восходящему солнцу….

И Денис Сергеевич невольно начал мечтать, вожделея заполучить, сей бутон. Он украдкой окинул девушку похотливым взглядом.

Красивая, роста чуть выше среднего, с прехорошеньким прелестным личиком, обрамленным пышным каскадом длинных черных непослушных волос. Низ спадавшим по узким хрупким плечам, вдоль осиного изгиба талии вплоть до линии прекрасных бедер. Бесспорно, ее тело было замечательно сложено. Тонкая, плотно прилегающая светло-бежевая футболка идеально подчеркивала это. Особо выделяя округлости небольшой груди, под лепестками явственно проступающего черного бюстгальтера. Интересно было бы срезать с их холмиков ягодки сосков.

Тут же представив, как красная густая кровь из срезанных им розовеньких сосочков, будет обильным потоком стекать по белоснежной нежной коже, рисуя на ней неровные извилистые линии. Вообразив, как будет при этом она орать, голосить от боли и ужаса. Денис Сергеевич ощутил возрастающее возбуждение. Он опустил взгляд на бедра.

Откровенно короткие шорты с заниженной талией обеспечивали превосходный обзор пикантных красот, как бы стремясь, лишний раз засвидетельствовать все великолепие форм ягодиц их обладательницы, всю стройность загорелых ног….

Денис Сергеевич вновь переместил взгляд, подняв его обратно к лицу. Оно казалось ему сказочно безупречным. Полные губы, большие серо-голубые глаза, под ровными дугами тонких черных бровей, и упрямый курносый носик на округлой кичливой мордашке. Наверно именно это, последнее, в ней ему больше всего и нравилось. Поскольку нет ничего сексуальнее кичливой малолетней суки стоящей на коленях с разбитой рожей, умоляя пощадить отпустив к папочке и мамочке. Как же эти высокомерные современные несовершеннолетние шлюхи любят вспоминать ненавистных тупых родителей в момент, когда у горла острый нож, а анус насильно разрывает чей-то член…. Как эротически прекрасны в сей момент их физиономии преображенные страхом, отчаяньем, задушенной ненавистью, болью…. Как мелодичны рвущиеся с губ стенания, стоны, увещевания, посулы. И с какой податливостью они готовы услужить тому кто пленив, принудит, унизит их, сделавшись их повелителем и богом….

Лифт, скрежетнув и пискнув механизмами, остановился, и обворожительная представительница поколения горделивого тупоголового мясного фарша покинула его. Денис Сергеевич облизнув губы ехидно поглядел ей в след. Скоро эта девочка узрит его величие, и пав на колени признает в нем бога….

Санкт-Петербург 9 ноября 2017 г.

Последние часы Ангела

1

Самое наверное наиболее сложное в работе ангела хранителя, уберечь «опекаемого» от негоже самого. От собственных глупейших безрассудств и сумасбродств. Оградить от тех неадекватных, не оправданных поступков, влекущих неизбежно либо к смерти, либо к каким ни будь еще более страшным последствиям. И вот с этой самой не простой задачей ангелесса Димитри не справилась. И теперь обезображенное тело ее подопечного, с размозженным черепом, рассеченным лицом и вывернутыми наружу кишками валяется на рельсах. А его призрак стоит подле с изумленным, потерянным, озадаченным видом взирая на свой собственный труп.

– Поздравляю ты умер! – Не удержавшись от сарказма констатировала приближающаяся к нему ангелесса.

– Как умер? – Все еще не в силах поверить до конца в случившееся, непонимающе лепечет шестнадцатилетний юноша. – Я ведь только что, секунду назад ехал на крыше вагона. Мы с друзьями шутили, смеялись. Было весело….

– Ты решил немного свеситься, чтоб покрасоваться вон перед той девочкой. – Ангелесса указала Дмитрию на группу из четверых подростков в окружении опрашивавших их протоколируя троих полицейских. Они стояли сравнительно далеко у хвостового вагона состава поезда, там где тот затормозив сумел остановиться. В метрах ста двадцати от искалеченного трупа Дмитрия. Но и с такого расстояния призрак юноши без труда признал среди прочих стройную изящную Анну. Застив лицо ладонями, она стояла, прильнув к высокому светло-русому парню с суховатым вытянутым лицом. Девушка плакала, уткнувшись в плече его холщовой куртки. А ее ангел хранитель, печально опустив белые крыла, утешающе касался черных как смоль девичьих локонов.

– Она моя девушка. – С грустью произнес Дмитрий, не решительно вспоминая. – Она снимала все на телефон, а я, чтоб кадры получились поэффектнее, по эпатажней чуть свесился, придерживаясь одной рукой…. Миша подначивал, чтоб я изобразил, что ни будь пошлое…. От его шуточек Таня, подружка Егора заливалась смехом, пока тот как заведенный нудел об осторожности…. Накаркал, накликал сволочь…. Пальцы соскользнули и я кувыркнулся в низ…..

– И что было дальше?

– Дальше была боль. – Дима, сокрушенно обхватив голову руками, опустился подле своего тела. – Ужасная, чудовищная боль. Длившаяся одну десятитысячную секунды, растянувшиеся в вечность. Я чувствовал все. Рвущиеся мышцы, лопающиеся связки сухожилий. Я ощутил как сталь дробит мой череп погружаясь в мозговое вещество. Я испытал это все сразу одномоментно адской пыткой в один краткий миг, показавшийся мне бесконечным…..

2

От группы стоящих отделяется один из полицейских. Крепко сложенный мужчина лет тридцати пяти с лейтенантскими погонами. Быстрой поступью подойдя к патрульной машине, мигающей синими проблесковыми вспышками, он извлекает из ее багажника какой-то серый брезентовый чехол. Затем вместе с ним направляется к трупу. Где развернув, укрывает им бездыханное мертвое тело.

Затем еще где-то с пару минут стоит над ним, сняв фуражку, тягостно взирая на проступающий из под толстого брезента контур. Его ангелесса бледна точно саван:

– У меня сын почти такого же возраста. – Тихо едва слышно вздыхает он, и помедлив еще несколько мгновений понурив плечи неспешно возвращается к припаркованной машине.

Провожая его вместе с бредущей подле ангелессой взглядом Дмитрий вдруг как бы между прочим задумчиво спрашивает:

– Эти необычные люди с огромными серебристыми крыльями которых я теперь вижу. Это ангелы?

– Ангелы хранители, если говорить точнее. – Подтвердила Димитри.

– Стало быть, наверное, ты мой ангел хранитель.

– Да, твой. – Вновь кивает ангелесса и подумав добавляет. – Меня зовут Димитри.

– Димитри? – Изумляясь, переспрашивает юноша.

– Ты не ослышался.

– Просто мне кажется оно не обычным.

– Имя ангел получат от имени своего подопечного.

– А почему вы ангелы разных цветов? – Он окидывает любопытствующим взором свою патронессу. – Ты вот серебристая. У полицейского вон бледная как мел.

– Своим цветом ангел хранитель отражает внутреннее эмоциональное состояние своего опекаемого. – Поясняет Димитри. – Его переживания, желания, чувства.

Юноша на это лишь хмурится:

– И какое мое чувство отображает твой цвет?

– Ни какое. – Спокойно и равнодушно отвечает ангелесса. – Ты умер, а ангелы подцвечивают ауру только лишь живым. В безмятежном инертном состоянии их цвет как мой. Серебристый. Цвет луны. А вот у мужчины в форме ангел хранитель сейчас цвета скорби. Ему искренне жаль тебя.

– Не думал, что меня мусор будет оплакивать. – Ухмыляется скабрезно Дмитрий.

– За то от чистого сердца. – Димитри хитро щурится. – Или ты хотел быть оплаканным кем другим? К примеру ею? – Сказав, она кивком головы указывает в сторону, по-прежнему жмущейся к светло-русому повесе, Анны.

Не лишенная ехидства язвительная колкость ангелессы точно достигла своей намеченной цели, окрасив плазму на щеках юноши пурпуром смущения.

– Не твоего ума дело! – Коротко огрызнулся он, отворачиваясь.

Однако Демитри парируя вспыльчивую грубость бывшего подопечного полным безразличия спокойствием продолжала:

– А ты обратил внимание, какого цвета аура ее ангела хранителя?

– Ну немножко отливает ярко-розовым.

– Вот именно! Ярко-розовым!

– И что с того?

– Да так, ничего. Пустячок. – Подтрунивая, ангелесса одним взмахом крыльев вдруг вспорхнула на установленный у края рельс семафор, устроившись на нем свесив ножки. – Только розовым у ангела аура светится лишь в том случае если подопечный испытывает особого свойства интерес, влечение или страсть, интимное желание, откровенное свойство к какой ни будь скажем персоне.

– Ну, так то и не удивительно. – Глядя на ангелессу с низу в верх молвил Дмитрий. – Я парень Ани, которого она любит. И теперь она переживает утрату….

Ангелесса лукаво улыбнулась:

– Будь так, ее ангел был бы бледен от скорби или сер от горя.