Я хочу его

Я подхожу ближе, чтобы стереть слезы, но бледная рука тянется не к лицу, а к отражению.

Человек в зеркале – не я. Это кто-то другой. Сломанный, пустой, незнакомый. Мне хочется обнять его и утешить, но это глупо…

– Тебе плевать на всех, – выдавливаю я из себя, вжимая пальцы в зрачки своего отражения. – Прекрати делать вид, что тебе есть дело до людей вокруг. Хватит врать самой себе! – я с силой бью по зеркалу, но оно не разбивается. Только я, а с сухих губ срывается колючий, нервный смех. – Тебе плевать даже на себя! Как ты можешь кого-то утешить, обманщица?

Я замолкаю и смотрю перед собой. Девушка в отражении кажется мне до нелепости смешной и дурной настолько, что хочется разбить это зеркало и вытрясти ее из осколков.

Она должна исчезнуть…

Нет, это не решение. Я не могу сдаться, не попробовав спастись. Дам девушке в зеркале время.

– Мне помогут, – тихо делюсь я с отражением в зеркале. – Валерьянович поможет, – я медленно опускаюсь на пол, обнимая себя за плечи. – Ты сегодня хорошо справилась. Рассказала ему все. Молодец, – я кричала о помощи. – Скоро все встанет на свои места, – я вижу надломленную улыбку на влажных губах и пытаюсь поверить своим словам. – Все наладится. Ты снова станешь собой, – она кивает и теперь уже улыбаюсь я.

Глава 8: Я не хочу, чтобы она боялась меня

Ян Назаров

Прижав к себе букет маминых любимых цветов, я захлопнул дверь ее машины и встретился взглядом со старым охранником. Он стоял у своей будки, как и тогда, несколько лет назад, когда я впервые приехал сюда сам.

Тогда я припарковался ближе ко входу, а смурной мужик выкатился из своих покоев, чтобы прогнать. Якобы я занял чье-то местно.

Как тогда, так и сейчас – мне глубоко плевать.

Мы уставились друг на друга, и мне показалось, что охранник меня узнал – слишком уж долго смотрел. Мужик хмыкнул и покосившись на мой Range Rover Evoque, пробурчал:

– Бабская тачка, пацан. Не стыдно на красненькой кататься?

Я остановился у капота, лениво скользнул по нему рукой.

– Мне стыдно? – я сузил глаза. – Нет. Я езжу на чем хочу. А стыдно – это завидовать чужой тачке. Разберись со своими комплексами, дядь.

Я щелкнул сигналкой и продолжил свой путь, даже не глядя в его сторону. Сердце и так не на месте, о лишнем думать не хочу. А о нем тем более. Сбежав после пар на встречу к маме, я очень рисковал получить люлей от Алекс и Петры.

Может они надо мной сжалятся? Хотя бы Алекс? На Петру надежды нет. Эта черная кошка выцарапает мне глаза, если я опоздаю. А я точно опоздаю. Репетиция через час, тем временем «любимый» мальчик Петры Град еле передвигает ногами до знакомых ворот.

Раньше мне казалось, что со временем станет легче. Мол, с болью уживаются, надо только перетерпеть. Но я ошибся.

Снова.

Встряхнувшись, я ослабил хватку на букете, чтобы не раздавить его к чертям и расстегнув молнию на бежевом джемпере, пошел ко входу.

Пройдя через ворота, я дошел до перекрестка и на углу встретился с батюшкой. Узнав меня, он молча кивнул, приветствуя и направился к храму.

Дойдя до знакомого дорогого памятника, поставленному какому-то до жути богатому дядьке, я снова сворачиваю и ускоряю шаг, потому что осталось немного. Буквально три пролета.

Один.

Два.

Три.

Я останавливаюсь у низкого заборчика и снова прижимаю букет к груди, когда аккуратно протискиваюсь между ограждениями. Молча психую, когда рукав цепляется за колючую ветку.

Выскользнув из узкого и заросшего прохода, я останавливаюсь у черной ограды и делаю глубокий вдох.

Я открываю калитку и, когда та сильно скрипит, мысленно делаю пометку, что пора смазать петли. Нечего издеваться над чутким музыкальном слухом мамы.

– С днем рождения, мама, – тихо поздравляю я и кладу цветы на насыпь.

Приветственно провожу пальцами по любимым чертам женщины, и улыбаюсь в ответ. Мама всегда встречает меня теплой улыбкой с холодного камня.

Оглядев могилу утопленную в свежих цветах, я поправляю цветы, чтобы они не скатились по влажной земле на серую брусчатку.

– Театр тебя не забыл, – подперев голову рукой, я разглядываю яркие фото мамы в резных рамках. Они новые, в прошлом месяце их не было. – Прости, что я один. Папа, как обычно, приедет позже. Встречать закат вместе, это ваша традиция, у нас нет права ее отбирать. А Рита приедет с бабушкой, – я слабо улыбаюсь, вспоминая, как бабуля сегодня здорово меня напугала. Я думал у меня снова сонный паралич, а это бабушка сюрпризом приехала и разбудила меня на учебу.

– Я надеюсь, у тебя все хорошо, потому что у меня не очень. Сегодня, вчера и до этого.– Мама молчит, лишь давит взглядом с камня. Я отвожу взгляд. – Ты рано умерла и мне тебя очень не хватает. Я скучаю, мам.

Я жду ее во сне, но она приходит с кошмарами. Может я это заслужил? Не знаю.

– Ладно, не будем о плохом, поговорим о хорошем. У меня есть новости. – Я перевожу взгляд к памятнику и снова улыбаюсь. – Мам, я снова вернулся к танцам. Буду выступать на сцене.

После поступления в академию, я выступал с хореографией исключительно в рамках своего номера с песней. Я, как танцор, уже давно не выходил на сцену.

Оказывается, мне этого не хватало.

– Это долгая история, но я… Как бы это сказать. Короче, считай, что я снова танцую. Недолго, но все-таки танцую. Надеюсь ты рада этой новости, – я снова внимательно разглядываю молчаливое надгробье. – Мам, а я не помню, почему не перевелся на хореографический, как хотел в самом начале. Сейчас уже поздно об этом думать, но что если я ошибся?

С Караре у меня был уговор, что после первого курса я могу перевестись на интересный мне профиль. Я брал факультативы, чтобы не отставать от своих будущих сокурсников. Усердно готовился к переводу, которого так и не случился. Я сам отказался.

Работа с Алекс и Петрой – удача рожденная из неудачи. Если бы не гнусный поступок Вани, я бы никогда не стал бы заменой для Алекс и партнером для Петры.

Месяц назад от Андрея я узнал, что Алекс искала человека для своего номера. Дрон отказался из-за Петры и тогда я решил: это мой шанс загладить вину перед ней.

Как и Петра, мою кандидатуру она восприняла настороженно, но мне было достаточно одной репетиции, чтобы переубедить ее.

Репетиции допоздна, постоянное прокручивание хореографии в голове – я и не подозревал, как соскучился по танцам. Даже не допускал мысли, что ошибся, отказавшись от перевода.

А теперь? Теперь я в сомнениях.

– У меня такое ощущение, что я проебался, мам. Сейчас, как неприкаянный, мечусь из угла в угол. Я не могу найти своего места. Или я ветреный? Сбегаю, когда кажется, что я застрял. Хотя ты говорила, что я ответственный. Ты тоже ошиблась? – спрашиваю я, подперев голову рукой, совсем не ожидая ответа мамы. – Помнишь Савостьянова? Сан Саныч, настойчивый и упертый мужик, уговаривает меня на одно выступление. – Я замолкаю. Вот от чего я сбегаю. – Они хотят, чтобы я снова сел за твойрояль.

***

Поправив на плече лямку тяжелого рюкзака, я не спешил зайти в актовый зал, который заняла Алекс для нашей репетиции. Я опоздал сильнее, чем думал и Громова однозначно спустит меня с лестницы.

«Была не была», – подумал я и уверенно схватился за ручку двери. Уже открыл рот, чтобы выкрикнуть подготовленную шутку и разрядить обстановку. Но ересь про короля танцпола застряла в глотке, когда на сцене я увидел ее.

Я знаю, что Петра поцелована Терпсихорой*. Неоднократно видел выступления самой обсуждаемой танцовщицы нашей академии, но смотря на нее сейчас, мне кажется, будто я вообще никогда не видел ее в танце.

– Невероятно, – бормочу себе под нос, продолжая идти по проходу, устланному красным ковром, как можно тише, чтобы не спугнуть музу. Я дохожу до первых рядов и кинув сумку куда-то на сиденья, вплотную подхожу к сцене.

Хочу быть ближе к ее искусству.

Наблюдая за Петрой, я нагло вторгся в ее вселенную. Мое сердце бездумно прониклось искренним чувствам танцора.

Неужели, это настоящая Петра Град?

Девушка неистово мечется по сцене, пытается выбраться из невидимой клетки, словно дикая птица в неволе. Петра раскрывает свою душу, храбро обнажая пустое сердце. В ее движениях так много эксцентричной страсти. Серо-зеленые глаза, пронзают меня до самой души – в них мертвое безумие.

Самобытный танец, безумный взгляд. Она умирает от горя. Она сумасшедшая Жизель**.

Потрясенный чувственным исполнением своей партнерши, я поздно осознаю, что девушка выключила музыку и уже несколько секунд пялится на мою скромную персону сверху вниз. Проморгавшись, я смотрю на ее раскрасневшееся румяное лицо, замечаю, как темные пряди, выпавшие из хвоста, прилипли ко влажному лбу. Вижу, как безумно блестят ее глаза и пропадаю.

– И давно ты так стоишь? – хрипло спрашивает она с придыханием, положив тонкую руку на вздымающуюся грудь. – Ян?

– А, нет, я только пришел. Не хотел мешать, – отвечаю я с трудом, пытаясь собрать мысли в кучу. Как мне сегодня с ней танцевать, если я не смогу выбросить из головы мимолетное виденье павшего ангела? Алекс права, Петра прекрасна. – Где наш великолепный хореограф? Александра Алексеевна не почтит нас своим присутствием?

– Она, в отличие от некоторых, была, ушла, но обещала вернуться, – Петра хватается за ребро и медленно опускается на пол, избегая моего прямого взгляда.– Ты опоздал. На тебя не похоже.

Она не смотрит на меня. Неужели боится?

Я не хочу, чтобы она боялась меня.

– Беспокоишься?

– Больно надо.

– Были неотложные дела, я предупреждал Алекс. – Я вернулся к сиденьям, чтобы сменить одежду. Учитывая, серьезное опоздание, я не стал тратить время, чтобы переодеться в раздевалке. Поменять футболку и штаны я могу и перед Петрой. Ничего страшного, она меня и без трусов видела. – Я пока разомнусь, можешь отдохнуть, а то запыхалась, как бабка.

Сняв джемпер я достаю из рюкзака футболку и надеваю ее, медленно оборачиваясь к Петре. Заметив ее томный взгляд, скользнувший по моей груди, я невольно улыбаюсь и стягиваю штаны. Петра облизывает меня взглядом, когда я неспешно надеваю спортивные трико.

Наверное мне стоит ходить в обтягивающих трико, как настаивает Алекс и наслаждаться реакцией Петры – искренней и возбуждающей. Поправив края футболки, я иду обратно к сцене, уже под пронзительным взглядом девушки.

– Петра, ты в порядке? – она смотрит на меня прищуром. – Ты какая-то бледная.

– Беспокоишься? – Петра возвращает мне мою фразу и ядовито улыбается белесыми губами.

– Да, – честно отвечаю я, смотря девушке в глаза.

– Почему?

«Потому что», – в голове проносится ответ, но я молчу.

– Будет неловко если ты свалишься в обморок. Вдруг я тебя затопчу?

– Можешь меня бросить и затоптать, я разрешаю.

– Я-то брошу, но Алекс расстроится, когда узнает, что придется искать замену и тебе, – я начинаю наклоняться и отворачиваюсь, когда Петра морщиться, упираясь ладонью в живот. – Я сегодня не долго.

– Ян, не надо было опаздывать, если хотел уйти раньше, – резко отвечает она, теперь равнодушно смотря на меня снизу-вверх. – Залы не всегда свободные, нам нельзя разбегаться.

– Если мне не изменяет память, на той неделе, ты опоздала и пропустила несколько репетиций. Нечего ответить, да, Петра?

– Ты такая стерва, Ян, когда без настроения, – без должного энтузиазма, устало отвечает девушка. – Не можешь перенести?

– У мамы день рождения, я должен быть дома, – она хмурится, но молчит. Зря я о личном ляпнул, не хочу слышать одни и те же слова. Уж точно не сегодня. – Поэтому, если ты не против, давай начнем репетицию.

– Начни без меня, – едва слышно шепчет Град, вяло опуская голову на грудь. Петра расслабляет руки, складывает их на коленях, и я замечаю на сгибе локтя пластыри. – У меня голова кружится, – нехотя признается она, полностью опускаясь на пол.

– Ты наркоманишь? – спрашиваю я, совсем не ожидая, что та резко поднимет голову и уставится на меня злобным взглядом. Думается мне, если бы у Петры были силы, она бы поднялась на ноги и попыталась бы мне врезать.

– Я похожа на наркоманку? – отвечает она вопросом на вопрос. Неужели Петра сама не понимает, что своим осунувшимся серым лицом смахивает на наркоманку? – Пиздец. Нет, Ян, я не употребляю. С чего вдруг такие мысли?

– Сказал, что первое пришло в голову, – не буду же я сдавать самого себя и провоцировать ее на конфликт. У меня были опасения, что Петра могла подсесть на вещества. Уж довольно странно она ведет себя в последние месяцы. И выглядит иначе. – Тогда, я предполагаю, что ты сдавала кровь, – она снова бросает на меня едкий взгляд и я не сдерживаю улыбки. – Значит больница. Ты ела? – Петра упрямо молчит и мне приходится наседать. Как дите малое, ей богу. – Ты ела после того, как сдала анализы?

– С чего ты взял, что это анализы? Может я донор крови?

– Милая, тебе бы самой не помешал пакетик донорской крови. У меня бабушка медик, поэтому будь умницей, сэкономь наше время и ответь мне: ела ты после больницы или нет? – поджав бледные губы, она выдыхает и аккуратно качает головой, мол нет, не ела. – Так я и думал.

– Я просто не успела, в столовой была очередь. Ты начинай, я посижу…

– В моем рюкзаке есть контейнер с салатом и я буду благодарен, если ты съешь его. Во-первых, ты убережешь Алекс от очередного кастинга. Во-вторых немного поможешь мне. Я не люблю зелень, но бабушка расстроится, если я верну обед домой целым и невредимым.

Петра беспомощно поднимается на ноги, и я вижу, как сильно ее шатает.

Подорвавшись к ней, я осторожно усадил ее обратно на пол и, пока она не начала возникать, я быстро спустился со сцены, схватил рюкзак и снова вернулся к ней.

Трясущимися руками, она попыталась заправить волосы за уши, но ничего не вышло. Да ей же совсем херово, как она вообще нашла в себе силы для танца?

Сев рядом с ней, я достал контейнер с салатом, который сам для себя приготовил, отдал его девушке и вложил в ее холодную руку маленькую вилку. Немного подумав, я и банан вытащил из недр рюкзака, который захватил для перекуса.

Я молча наблюдаю за тем, как она трясущейся рукой неловко сжимает вилку и пытается набрать салат. Засматриваясь на руки девушки, я сам не понимаю, как своей ладонью накрываю ее ледянные пальцы.

Меня прошибает от холода чужой кожи, пронизывающего подушечки пальцев.

Я поднимаю взгляд и мне кажется, что я вижу легкое непонимание и удивление в глазах Петры, но спустя мгновение до меня доходит, что это мои эмоции, потому что Петра пуста. Сейчас она, как зеркало, отражает мое смятение.

Хорошо, что она не знает, что творится у меня в голове, пока я уверенно переплетаю наши пальцы.

Я с трудом подавляю желание остаться – мне чертовски нужно, чтобы сегодня Петра была рядом. С ней приходит тишина. С ней спокойно.

– Спасибо, – тихо говорит она, крепко сжимая мою ладонь в ответ.

– Знаешь, что говорят о людях с холодными руками?

– Что им нужно навестить врача?

– Это да, тоже важно, – я усмехаюсь. Поразительно, как она могла испортить такой момент? Хотя это же Петра Град. Чему удивляться? – Говорят, что люди с холодными руками, живут с самым теплым сердцем. Это про тебя?

– Я не знаю, – тихо отвечает она, пытаясь вырвать руку, но я крепче сжимаю ее пальцы. – А сам как думаешь?

Я молчу – у меня тоже нет ответа. Сжимая ее ладонь, я думаю о том, что руки Петры похожи на руки моей мамы – они тоже всегда были холодными, но мама была горяча сердцем, а Петра черствая.

– Ешь, – я отпускаю ее ладонь и поднимаюсь на ноги, хотя вопреки всему, хочу сесть рядом с Петрой, убрать этот контейнер и обнять ее, спрятав лицо в изгибе тонкой шеи.

*Терпсихора (др.-греч. Τερψιχόρη) – муза танца в древнегреческой мифологии.

**Жизель – героиня одноименного балета А. Адана, умершая, сойдя с ума от несчастной любви.

Глава 9: Шлю-ха

[10:17] Муж мегеры: Девочка!

[10:17] Петра: Уже родила?

[10:18] Петра: Поздравляю, папаша. Все прошло нормально?

[10:18] Муж мегеры:Спасибо, Петрунь) Все хорошо. Стася и Аврора в порядке.

[10:19] Петра:Уже и имя выбрали) Скинь потом фото, если будет возможность

[10:19] Петра:Она не знает, что это мой вариант?

[10:21] Муж мегеры: Знает

Спускаясь по лестнице, я слышу грохот и отвлекаюсь от экрана смартфона. Пару минут назад мимо меня пробежала Женя, а вскоре перед глазами мелькнула копна красных волос.

Совпадение ли это? Не думаю.

«Быстро посмотрю и уйду», – я решила на всякий случай проверить. Акилина точит зуб на подругу Яна и она вполне могла загнать Женю в свой любимый туалет на втором этаже.

Все знают, что особо «дерзкие» детки позволяют себе курить в одной из кабинок. Руководство предпочитает не обращать внимание на выходки шпаны. Особо «дерзкие» детки – детки спонсоров без которых академия не могла бы позволить себе и половины имеющегося.

Поэтому преподаватели трусливо закрывают глаза на то, что Ира с подружками оккупировали этот угол на втором этаже не только для пыхтения черным дымом, но и для «душевных» разговоров.

Все ли боятся Акилину? Нет. У всего есть предел и я одна из немногих, кто плевать хотел на избалованную сучку.

Я срываюсь на бег, когда слышу звонкий шлепок. Резко открыв дверь, я встречаюсь глазами с Женей. Подруга Яна, как озлобленный волчонок, исподлобья пялится на обидчицу. Ира вцепилась в короткие волосы девушки и дергала руку в сторону, мерзко хихикая.

– Отпусти ее, – потребовала я. Ира изогнула бровь и сильнее дернула голову Жени назад. Та попыталась вырваться, но чокнутая держала крепко. Женя всхлипнула, но руки от лица не убрала. – Не вынуждай меня повторять.

Я могу надеяться, что Ира помнит, как валялась у стены? Идиотка не знала на кого полезла с кулаками.

– А то что? – язвительно спрашивает она, дерзко вздернув острый подбородок. Ира отпускает волосы Жени и не спеша выпутывает свои пальцы в кольцах. – И вообще, солнце мое, тебе не кажется, что это не твое дело? Иди куда шла, Петра, – говорит она, обтирая руки о джинсы.

– Я сюда и шла, – отвечаю я, подступая к Жене. – Это все еще женский туалет, Ира, а не твоя личная курилка. Вставай, – не прошу, приказываю.

Я протягиваю руку девчонке, а когда та хватается за мою ладонь, я резко тяну ее вверх и прячу за своей спиной.

– Если ты думаешь, что я с тобой законч…

– Ты с ней закончила, – я выпускаю руку Жени и обернувшись к ней, указываю глазами на дверь. Та едва заметно кивает, и делает слабый шаг в сторону выхода, но я замечаю, как багровая капля стекает с пальцев. Я одергиваю ее руку и возмущенно вздыхаю. Женя прикрывала ладошкой не разбитые губы, как я думала, а зажимала разбитый подборок. Как я раньше не увидела кровь, стекающую темными густыми каплями вниз по белоснежной шее? – Ира, ты ебнулась. – Приподнимая голову Жени за подбородок, я аккуратно поворачивая ее к свету, чтобы лучше рассмотреть рану. – Придется зашивать. Ты хоть немного головой соображаешь, что творишь?

– Я с тобой не закончила, – Ира нагло тычет пальцем в Женю, которая жмется ко мне со спины.

– Ты меня слышишь? Это нужно зашивать. А если у нее останется шрам?

– Я тебя слышу. Мне плевать, что будет с ее уродливым лицом.

– Уходи, – коротко бросаю я, не смотря на Женю.

– Рюкзак, – шепчет она.

– Заберу.

Понимая, что с Ирой нет смысла вести переговоры, я спокойно иду за рюкзаком, не обращая внимания на ее слабые попытки меня запугать. Только, вот незадача – я не боюсь Акилину. Если Ире плевать на Женю, то мне плевать на нее. Ее угрозы для меня ничего не значат. Слова Иры – воздух.

Я наклоняюсь за рюкзаком и конечно же замечаю кровавые следы на светлом кафеле.

Наверное, Женя оставила их, когда проехалась лицом по полу, и у меня возник вопрос к этой долбаебке: с какой силой она толкнула девчонку?

Обернувшись к Ире, надеясь увидеть в ее глазах хоть толику раскаяния, я увидела абсолютное ничего. Я наткнулась не на глухую стену, а на бездонную яму, в которой плещется опасное безумие. От своей безнаказанности Ира сходит с ума. Пока она знает, что в академии ей ничего не будет, сучка так и продолжит ко всем цепляться. Женя для нее соперница, загнобит в два счета.

Ира не оставит подругу Яна в покое, пока сама не испугается. А кого она боится? Меня.

Решившись на крайние меры, я бросила рюкзак у двери. Ира топчется на месте и шумно вдыхает, когда я, закрыв дверь изнутри, подпираю ручку металлической шваброй. Хиленькая, сломается сразу, если пару раз толкнут дверь. Только об этом Ире знать не обязательно.

– Ты больше не подойдешь к ней, – бесстрастно говорю я, снова оборачиваясь к Ире. До последнего она держалась невозмутимо, но подрагивающие руки ее выдавали. И теперь я уверена, что она хорошо помнит, чем все закончилось, когда она пыталась «проучить» меня. После того случая, Ирка обходила меня стороной.

– Думаешь я тебя боюсь? – хрипло спрашивает она, еще сильнее задирая подбородок.

– Я уверена в этом, – отвечаю я с улыбкой. – Ты боишься.

– Кого? Тебя? Не смеши меня, – нервный смех срывается с ее губ.

– Если я ошибаюсь, чего ты жмешься к стенке? Снова. – Ира уперлась лопатками в серую плитку за ее спиной и мой рот растягивается в широкой улыбке. – Ты правильно делаешь, что боишься меня.

Я сама себя боюсь

– Отойди, – цедит она в ответ. – Мне противно стоять со шлюхой.– Ира брезгливо кривится.

Я вздрогнула, а Ира не оставила это без внимания. Она заметила, что ее слова меня задели и победно улыбнувшись, уверенно выкатила грудь колесом. Будто уже не так напугана.

– Заткнись, – выдавила я сквозь сжатые зубы.

Ира победно улыбается и по слогами тянет мерзкое:

– Шлю-ха.

– Надеюсь, ты помнишь, стоп слово.

– Шлюшка Град идет на хуй,– она бестолково повторяет ту же ошибку.

Ира не слышит лязг цепи, с которой меня спустили. Акилина не слышит, как щелкнул металлический карабин.

Я срываюсь с места, а Ира очень быстро понимает, что язык все-таки стоило прикусить, пока я его не отгрызла. Схватив ее руку, я толкаю сучку в сторону. Она падает на колени, поскользнувшись на крови Жени. Ира пытается встать, но я с ней еще не закончила.

С ноги бью в плечо, и она снова отлетает к стене, тихо заскулив от боли. На задворках сознания я понимаю, что это уже перебор, но я не в силах остановиться.

Схватив Иру за длинный красный хвост, я тяну ее вниз и лицом тычу в кровавые разводы, как нашкодившего кота:

– Кто это сделал? А?

Она кричит, сыплет матами, угрозами, но мне так похуй, что я сильнее давлю вниз и мажу ее щекой по плитке. Ира визжит и брыкается, а я сверху давлю коленом, сильнее вдавливая лицом в кафель.

Провоцирую ли я ее? Да. Виновата ли я в том, что произойдет дальше? Тоже, может быть, да, но другого выхода я не вижу. Она не воспринимает слова. Только силу.

Чтобы в ее пустой башке хоть что-то щелкнуло, надо говорить с ней так, как она говорит с другими – давить, прижимать, ломать.

– Отпусти меня, чокнутая, – кричит Ира в ответ.

– Заткнись и слушай меня внимательно, повторять дважды я не буду, – я сильнее вдавливаю ее в пол. – Еще раз посмеешь назвать меня шлюхой, я тебе челюсть сломаю, – она снова скулит. – Это раз, – коленом сильнее давлю на спину, прогибая ее под себя. – А посмеешь подойти к Жене или к кому-либо вообще, то на кафеле будет твоя кровь, это два. Не въехала? Так я тебе по буквам вырежу – прямо на лбу. Чтобы не забывала.

Я бы еще добавила, но цепь укоротили.

Выпустив из рук красные волосы, я хмуро глянула вниз на Иру. Сучка даже не пыталась встать – лишь скулила.

Захватив рюкзак Жени, я вышла из туалета со шваброй в руках, на секунду задумалась – и все-таки заперла Иру внутри, подперев ручку то й шваброй.

Пусть посидит в тишине, поразмышляет о своих ебнутых поступках.

Перед уходом стучу по двери костяшками и ухмыляюсь:

– Обдумай поведение, клоунесса.

***

– Сильно испугалась? – спрашиваю я у Жени, подходя ближе.

– Да, – хрипло отвечает она, зажмурившись. – Петра, я так испугалась, – она запрокидывает голову назад и закусив нижнюю губу, тихо стонет от беспомощности. Не знаю почему, но мне захотелось утешить ее. Сделав неуверенный шаг к девушке, я кладу руку на ее плечо и аккуратно сжимаю его. – Спасибо тебе.

– Пожалуйста.

– Я, наверное, самавиновата, но…

– Почему ты так думаешь?

Чем она могла так разозлить эту идиотку?

– Я сказала Ире, что я лучше нее. Типа, ты знаешь это и поэтому злишься. – Женя тяжело вздыхает. – Я устала от ее выходок. Она надоела мне.