То, что случилось летом

Мальчишка бросился к нему, упал на колени рядом с поверженным человеком.

– Ты… ты… дядя Саша? – голос не слушался. От мужчины несло перегаром, даже несмотря на то, что он почти не дышал. Не мог: грудная клетка смята могучим ударом огромного копыта. Против воли слезы подступили к глазам и обожгли нос. – Я сейчас позову кого!..

Новый-папа вцепился в руку Петьки. Губы зашевелились: он собирался что-то сказать, но…

Глаза закрылись – человек то ли впал в забытье, то ли умер. Мальчишка этого не понимал, потому что никогда прежде не видел, как умирают люди. Со стороны было похоже на то, как обмякал в руках бычок после того, как ударишь его по макушке обухом ножика. Сам не свой, Петька поднялся и опрометью бросился на улицу, где дождь уже перестал. Надо было позвать кого-то на помощь, но кого?

– Помогите, помогите! – первая попавшаяся калитка. Мальчишка плакал, глотал слезы и крик. Он колотил в нее изо всех сил полминуты: зажглось окно. – Помогите! – и побежал к соседней калитке.

Рядом с ним, растопырив когтистые пальцы, металась изуродованная чертами горлицы мать. Ее глаза, пустые и тупые, окрашивал Петькин страх: как она теперь будет жить? Совсем одна? Кого будет просить сбегать в магазин?

Спустя час в конюшнях была толпа, большей частью это были зеваки. Когда Петька привел Эдуарда Викторовича, Александр уже скончался – его накрыли покрывалом, в котором не так давно спал мальчишка. По правде сказать, этот факт потряс едва ли не больше, чем сама смерть.

– Что вы тут столпились? Идите по домам! – Властно сказал городской бизнесмен, но люди только воззрились на него. Петька подумал, что они смотрят так, будто ищут виноватого. Запоздало он испугался, что здесь окажется и мать, а потом быстро осмотрел бледные лица. Нет, ее не было: только горлица возвышалась над человеческими головами. Она будто бы ухмылялась в свете ручных фонарей и светильников.

– А… что вы будете делать с ним? – Баб-Нюра, готовая собирать сплетни даже над покойником, выступила вперед и, поджав губы, воззрилась на Эдуарда Викторовича.

– Скорая уже едет. Будет через двадцать минут. Остальное решим утром, с его родственниками.

– Нет у него родни, только баба есть, – эта мерзкая старуха так хлестко произнесла эту фразу, что Петьке захотелось, чтобы Сивка и ее лягнул. Пусть бы только заткнулась! Но баб-Нюра только начала. Она воздела обвиняющий перст и ткнула его в сторону коня, сквозь толпу. – С ним, вот с этим дьяволом, вы что делать будете?

Эдуард Викторович побледнел.

– Сивка не виноват! – Петька взвился и попытался кинуться на старую сплетницу, но Эдуард Викторович крепко удержал его за плечо.

– А что же, Сашка-то сам себя ударил?

И все обратили слепые глаза на коня. Тот мирно стоял в углу и жевал сено, будто его не заботила встревоженная толпа. Петька следил за ними, за их послушными баб-Нюре движениями и взглядами и понимал: они нашли виноватого. Как никогда прежде ясно мальчишка рассмотрел в их зрачках притаенные тени, похожие на его горлицу. Эти тени жаждали злобы, они не умели прощать.

– Эдуард В… Виктырч…

– Вон отсюда. Решать будем утром, – впервые его голос звучал так, что невозможно было спорить. Петька смотрел за тем, как изменился вдруг невысокий округлый человек и не мог скрыть изумления. Его взгляд был живым, хлестким: он пронизывал толпу, заставлял отворачиваться каждого, с кем сталкивался на своем пути. – Это частное владение.

Даже баб-Нюра не смогла ничего сказать в ответ. Люди потянулись на выход, а Эдуард Викторович, усадив Петьку на недавнее место сна, устроился рядом. Вид у него был разбитый, опустошенный и несчастный.

– Они ведь… Сивка хороший, – Петька шмыгнул носом. Горечь произошедшего заставляла желудок сжиматься. Или это был запах смерти, поселившийся в конюшнях наравне с кисловатым лошадиным потом?

– Все хорошие, Петька. Один я, дурак. Помог алкоголику!.. – и мужчина уронил лицо в ладони. – Клялся, что не будет пить больше никогда. Просился, чтобы тебя к матери вернуть. Ох, ну дурак!..

Петька смог только обнять этого доброго человека. Даже слова утешения не находились.

Дальше все полетело со скоростью кометы. Приехала скорая, констатировала смерть, увезла тело. Эдуард Викторович перевел Сивку в другое стойло, привязал покрепче, велел Петьке поутру работать как обычно и ушел. Петька съел гренки, попробовал водку. Редкая гадость, но от нее стало так пусто в голове и спокойно, что он смог даже почти позабыть о происшествии. Может быть, и водка не зло? Цыган говорил, что ничто не зло, вроде бы. А почему тогда Сивка зашиб дядю Сашу, почему спилась мать, почему баб-Нюра так кровожадно смотрела на коня? Почему вообще все происходит так, как происходит? Петька сидел на сене и думал, а потом заснул. Над ним ворковала почти что ласковая горлица: она видела треснувшее сердце и полагала, что больше ничего не сможет ей помешать.

Наутро пришел дядя Вася. Он уже был в курсе произошедшего, поэтому почти не говорил, но держался рядом с Петькой, готовый поддержать и обнять. Они занялись работой: убрали стойла, починили сломанную калитку, продолжили укладывать свежий утеплитель и доски в западной стене. Мальчишка не думал: в нем поселилась какая-то гулкая пустота. Стало все равно, что будет дальше – с матерью, с Эдуардом Викторовичем, с баб-Нюрой… люди оказались совсем такими, как худшие из героев книг: злобные, непонимающие.

– Василий, Петя, я вам принесла тут… – Галя. В своем красном платье, с пакетом, в котором таились гостинцы. Петька ясно рассмотрел яркую пачку чипсов и апельсины. – Баб-Нюра больше всех болтает про демонического коня, который всех нас призван сожрать. Сказочница еще та, – и она добро улыбнулась.

Петька почувствовал недовольное движение в груди, будто сердце сжали и отпустили когтистые пальцы. Дядя Вася выпрямился, хлопнул себя по круглому пузу и рассмеялся.

– Эта старая ведьма своего не упустит!.. – от его смеха сердце у Петьки сжалось снова.

– Я, по правде, принесла и для него… – Галя достала из пакета половинку батона. – Петя, я побаиваюсь, он меня не знает… угостишь от моего имени?

Галя, Галя, Галенька!.. она стояла в свете полуденного солнца, волосы ее подсвечивали лучи. Будто ангел: добрая, нежная! Сколько раз она его угощала в это лето! А кепку какую подарила! Петька почувствовал, как в груди царапаются кошки. Как он мог желать, чтобы весь мир провалился пропадом! Ведь тогда к Гале никогда не приедет ее бизнесмен и не увезет в безбедную жизнь, которую эта прекрасная женщина безусловно заслужила.

– Да, я щас, щас! – Мальчишка протер глаза кулаком и подскочил к гостье. Ему было неловко находиться рядом с Галей, такой простой, мечтательной. Невыносимо было смотреть ей в глаза, полные сострадания. Но это теплое чувство заражало и его, заставляло ощущать жжение, горе. В этом было что-то странно приятное: злиться нетрудно, но какое облегчение приносит сочувствие, человеческое тепло! – Сивка хороший, правда. Пойдем?..

Петька очень хотел показать Гале, что конь не опасен. Это казалось таким важным, будто бы способным спасти целый мир. Дядя Вася вздохнул и поправил кепку, сдвигая на затылок.

– Он правда очень смирный. Таких лошадей еще поищи.

И Галя подошла к стойлу. Она отломила кусок хлеба и дрожащей рукой протянула его, предлагая коню. Сивка подошел, принюхался и аккуратно принял угощение. Напротив заволновался маленький Ишак: он тоже хотел вкусностей.

Петька наблюдал за кормлением с долей восхищения и боли. Почему другие не понимают! Почему они готовы видеть в мирном животном врага только потому, что… это был человек. Был – и нету. Против воли взгляд мальчика упал на копыта Сивки: каждое размером с его детскую голову.

– Как бы его защитить… вот бы продать кому, пусть заберут и увезут куда подальше, – Галя промокнула глаза белым платком с вышитым цветочком. Конь поднял голову, обнюхал ее лицо и будто бы поцеловал в щеку, слизнув слезы. Петька смотрел в его понимающие глаза. Будто этот тяжеловоз знал, что виноват и смиренно ждал решения. Сколько доброго, сколько хорошего!.. Сердце сжалось, в ушах зазвенело. – Петя, ты чего?

Мальчишка покачнулся, упал на руки стоявшего рядом дяди Васи. В голове затуманилось: он видел мельтешение крыльев, блеск птичьих глаз. «Они все врут, все врут! Они ненавидят его, ненавидят тебя! Нас! Люди злы, мир зол!» – шептала в самое ухо горлица. Шептала и шипела, шипела и пела: «Чекушку, сбегай за Беленькой!». Петька закрыл глаза руками, ткнулся в грудь дяди Васи и заплакал. Он ощущал, как острые когти разрывают его, как память услужливо подсовывает картинки…

Смотри, смотри мальчик! Вот – твой дядя Саша в первый день, как вы познакомились! Он принес тебе машинку. Видишь же? А вот он помог матери посадить смородиновый куст, видишь? А вот тут он приютил бездомного пса и назвал его Шашлыком, помнишь? Он учил тебя строить конуру, и вы вместе кормили Шашлыка с рук. Этот конь – само зло, видишь! Дядя Саша разве плохой человек?..

Тень переиграла сама себя, даже не поняв этого.

– Нет, нет! – Петька рванулся, отскочил от дяди Васи и натолкнулся на встревоженную Галю. Мир был таким ярким!.. мальчишка обхватил себя руками за плечи. Он понял, что горлица царапалась в его груди, пыталась вырвать и сожрать самое его сердце. – Дядя Саша хороший. И Сивка хороший. Правда?..

– Конечно, ты чего, – дядя Вася положил ладонь Петьке на плечо и заглянул ему в глаза. Впервые за весь день работяга увидел на дне зрачков своего помощника что-то живое. – Это случайность.

– Мне жаль, Петя, – Галя обвила мальчика за шею теплыми, пахнущими душистым мылом руками и прижала к груди. – Мы что-нибудь придумаем. Клавдия Григорьевна знает кого-то в Краснодаре, она может помочь.

– Старая карга! Алчная скупердяйка! – Взвыла в отчаянье горлица голосом Пети, его губами.

– Петр, – строго начал было дядя Вася.

– Это она тебе майку тогда подарила и кепочку. И апельсины сегодня – тоже от нее, – Галя поцеловала мальчика в макушку.

Горлица бесновалась внутри. Боль, страх, отчаянье – где вы все, где? Ложь все это, неправда! Клавдия Григорьевна – это жадная, вредная, ненавидящая всех на свете старуха! «Хорошенько присмотрись: не почерневшее ли добро, а не жадность?» – из темного угла усмехнулся своим золотым зубом Цыган. Тень метнулась к нему, вырвавшись из самого Петькиного лба – мальчишка заметил, как она сорвалась с его головы хищной птицей и кинулась на странного бродягу в поношенной шляпе. Впервые тот снял ее, украшенную потрепанным пером, и, будто фокусник, поймал Петькину горлицу в тулью. Она сверкнула пустым глазом прежде, чем исчезнуть в шляпе. Бродяга подмигнул мальчишке, и в его взгляде было нечто такое… совершенно иное, не от этого мира. Петька успел это заметить прежде, чем видение рассеялось.

– Я знаю, как помочь, – он заглянул в лицо Гале, потом посмотрел на дядю Васю, а потом осмотрелся. Разумеется, никакого Цыгана в конюшне не было. Но впервые Петька по-настоящему знал, что этот странный чудак не его воображение. Он, наконец, смог его хорошенько рассмотреть, увидеть по-настоящему.

– Думаю, тебе лучше вернуться… на базу, хотя бы, – Галя волновалась. Только что мальчик бился у нее в руках словно бы в истерике, и вдруг его взгляд стал ясным и пронзительным.

– Я к матери вернусь. Только потом, – Петька сосредоточенно нахмурился. – Дядь Вась, присмотрите пока что за Сивкой. Галя, – он неуклюже поцеловал продавщицу в напудренную щеку. – Ты чудесная девушка! Тебя обязательно заберет твой принц, я договорюсь.

Мальчуган подскочил и, не позволив взрослым опомниться, побежал на улицу. Надо договориться с Эдуардом Викторовичем, чтобы забрать Сивку. Петька бы готов отдать все свои заработанные деньги, лишь бы задумка удалась.

– Требуют пристрелить его, представляешь? Ну не дикари ли! Я им – и то, и это. И работу, и помощь!.. – столичный бизнесмен обессилено сидел в садовом кресле. Он весь будто сдулся, глаза были воспаленными. – Я знаешь сколько Сивку держу? Никогда, никогда он не причинял вреда!..

Петька кивал. Он понимал чувства Эдуарда Викторовича, видел их. А еще он знал о том, что когда-то привело этого лысеющего человека в их поселок. Или кто.

– Я знаю, как не дать этому случиться. Вы тоже знаете, – мальчишка шмыгнул носом и выдержал паузу. Он дождался, пока глаза Эдуарда Викторовича оживут и обратятся к нему со вниманием. – Вы ведь встречали такого, странного типа? Который подсказал вам нужную дорогу.

– А… надо же, – мужчина удивленно охнул и даже приподнялся в кресле. Он вспомнил. – Точно. В шляпе с пером. Я ехал в другой поселок, но тут… что-то мне тут понравилось тогда, в душу запало. А откуда…?

– Это тот, кто ходит по дорогам и говорит много, – Петька улыбнулся. – Он знает разные сказки и случайности. Он и сейчас тут, сам мне про вашу встречу рассказал.

Не успел Эдуард Викторович что-либо ответить, как рядом с Петькой, прямо на траве, оказался Цыган. Будто реальность моргнула, и он появился. Как все время тут и был. Он улыбался как всегда хитро, будто в мире не было ничего, что могло скрыться от его внимания.

– Доброго денечка, славная погода, – впервые Цыган поприветствовал кого-то, и Петьке это показалось смешным. – Я заберу коня, если вы не против.

– Но… я… да… – Эдуард Викторович заикался. Он явно что-то понимал, но взрослый ум был слишком костным, чтобы принять появляющегося из воздуха человека как должное.

– Никто не удивится. Цыгане всегда крадут лошадей, – Петька уверенно кивнул.

– Он будет катать детей, как ты и хотел, Эдик, – и Цыган похлопал онемевшего бизнесмена по руке.

Разве мог Эдуард Викторович не согласиться?

Тем же вечером на конюшне собрались все: Петька, у которого в пакете лежали все пожитки, дядя Вася, Эдуард Викторович и Галя. Она сказала, что хочет попрощаться с Сивкой, но Петька подозревал, что ей было больше любопытно. Все четверо сидели в молчании в свободном загончике и ели апельсины. До того мальчишка просветил дядю Васю с Галей насчет плана, но чуть приврал. Дескать, они с Эдуардом Викторовичем приплатили одному хорошему человеку, чтобы тот забрал коня и содержал в холе и неге. Ведь всем известно, что цыгане очень любят лошадей и о них заботятся словно о детях.

– А людям что сказать? – Галя первая нарушила молчание. Она закончила чистить последний апельсин и поделила его на четыре части, чтобы всем хватило.

– Что украли! Баб-Нюра пуще других слухи носит, вот пусть и болтает о нашествии цыган. Ясно ж дело, – дядя Вася благодарно кивнул и забрал у Гали четвертинку. Раз – и одним махом ее проглотил.

– Не бойся, он хороший. Честно. Он мне помог, – Петька был сама собранность. В его копилке было около трех тысяч, и этого было достаточно, чтобы протянуть еще один месяц. А там – отец вернется, и он как-нибудь их с матерью помирит. Он справится, в этом мальчишка был уверен. Теперь он сам был автором своих приключений.

– Золотой души человек!.. – Эдуард Викторович вежливо отказался от апельсина, мол, кушайте сами. – А я, пожалуй, продам дом и уеду. У меня давно его один знакомый хочет зачем-то забрать… пусть вот он и работает добрым волшебником теперь.

– Не злитесь. Это самое простое, – Петька похлопал уставшего бизнесмена по руке. – Они всего лишь люди.

– Хорошие слова, мальчуган. Учишься, – Цыган, как всегда, возник незаметно. Он словно скользил из реальности в реальность, появляясь то тут, то там. Ни одна дорога не могла его сковать, потому что он их прокладывал сам.

Все засуетились – солнце уже скрылось за горизонтом, и ночь стремительно сгущалась. Поселок погружался в состояние ужина и отхода ко сну. Цыган вывел Сивку под уздцы на улицу. Он взмахнул рукой, будто бы обводя небосвод.

– Погляди, Эдик, сколько там детей! Уж как они его полюбят, – и рассмеялся.

Позади грустно и долго заржал Ишак, словно бы прощаясь. Тихой процессий с вороватыми замашками все шестеро – пять людей и конь – вышли на набережную. Здесь Цыган остановился: он посмотрел на полную луну, поднявшуюся над морем, и приподнял шляпу, будто в приветствии. Петька ощущал в груди все возрастающий восторг, общность к какой-то тайне.

– Ох-ты, вы поглядите! – внезапный окрик. Мальчишка со страхом обернулся на голос и увидел левее Клавдию Григорьевну. Она, как всегда, поливала свои петунии. Как он мог забыть об этом, какая преступная халатность!.. Старуха бросила шланг и направилась к ним. Но, пока Петька соображал, чтобы поудачнее соврать, она обратилась к Цыгану: – И правильно. Неча им животинку истязать.

– Внучка тебе передала, матушка, – Цыган наклонился и поцеловал Клавдию Григорьевну в лоб. Эта старушка знала чужака в шляпе, и общались они как старые приятели. – Она теперь настоящая звезда океана, так для себя решила.

Старушка смахнула слезы и прижала руки к сухой груди. Никто толком не понимал, что происходит, однако все почтительно молчали. Петька же смутно догадывался, что речь об утопшей когда-то девочке, но как она могла что-то передать?..

– А ты сам как тень убил? Это, знаешь, немногим подвластно, – будто прочитав мальчишечьи мысли, иронично спросил Цыган, а потом сразу же деловито обратился уже ко всем: – Ну, прощаемся.

Луна зависла над землей, и от нее до самого берега протянулась по морю дорожка. Все по очереди подошли обнять Сивку, даже Клавдия Григорьевна. Она плакала и, вопреки обыкновению, была ласкова. Петька смотрел на нее новыми глазами: сколько этой старой женщине довелось пережить, сколько близких потерять! Но она продолжала поливать свои петунии, а сын ее привозил в город белье, одежду и другие вещи. Кто, если не Клавдия Григорьевна, будет этим всем торговать? Петька решил подумать о добре и зле в этой плоскости позднее – подошла его очередь для объятий.

Сивка был теплым, живым, необыкновенно добрым. В его глазах отражались звезды, отражался Петька и немного – Эдуард Викторович. Мальчишка обнял его большую голову, погладил по шее и повернулся к Цыгану.

– Вот, чтобы его чесать, – он вложил в узкую ладонь щетку, а потом сделал жест, чтобы бродяга наклонился. – Можно, пожалуйста, для Гали хорошего мужа?

Цыган выслушал шепот Петьки и усмехнулся.

– Эдик организует, к нему скоро друг приедет. А это – для тебя, – и в ладошку мальчишке лег полированный кусок коровьего рога. Он был белый, почти прозрачный. – Отец твой получил весточку, что ты из дому сбежал. Едет к тебе, завтра встречай. У тебя все получится, – а затем, потрепав Петьку по макушке и сдвинув кепку с покемонами ему на лоб, Цыган легко вскочил на спину Сивке.

И конь понес. Копыта ударились о набегающую волну, брызги разлетелись в стороны. Сивка стрелой несся по лунной дорожке прямиком в звездное небо, и на его спине восседал самый настоящий бог, которому известны дороги прошлые, настоящие и будущие.

Стрекоза поселилась на полке над телевизором, и мать ее очень полюбила. Петька с отцом вырезали ей новое крыло, и оно было таким тонким, таким красивым, будто сделанное из самой луны. У мальчишки правда все получилось: отец вернулся, мать долго плакала. А на Петькин День рождения в сентябре он все-таки поехал с отцом на охоту и сам подстрелил самого настоящего фазана. У него в хвосте было много ярких перьев, и среди них было длинное, полосатое. Ровно такое, каким украшена шляпа Цыгана, только новое.