Дорогами сказок, мифов и легенд

Светлана Жарникова

Дорогами сказок, мифов и легенд

Отражение ведических мифологем в восточнославянской

календарной обрядности

Федор Иванович Буслаев в своей знаменитой речи “О народной поэзии в древнерусской литературе”, произнесенной в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, подчеркивал, что “ясное и полное уразумение основных начал нашей народности есть едва ли не самый существенный вопрос и науки и русской жизни”. Пытаясь сегодня решить хотя бы малую часть этой задачи, мы обязаны обратиться к еще живой народной традиции и попробовать рассмотреть ее сквозь призму многотысячелетнего прошлого, в котором скрываются “основные начала нашей народности”. Отметим при этом, что в восточнославянской народной традиции вообще, а в северно-русской в особенности, сохранились такие элементы культуры, которые архаичнее не только древнегреческих, но даже и тех, что зафиксированы в текстах памятников индоевропейской мифологии – Ригведы, Махабхараты и Авесты.

В связи с тем, что именно в ведических текстах сохранились в большом количестве описания и объяснения архаичных индоевропейских календарных обрядов, именно эти тексты представляется необходимым использовать как дешифрующие при анализе восточнославянской и, в частности, северно-русской календарной обрядности. Возможность обращения к ведическим текстам при рассмотрении русского материала обусловлена “как большей степенью соответствия между ведическим и русским в силу лучшей сохранности в русском языке архаизмов, чем в западных языках, так и большей близостью русской мифо-поэтической традиции к индоиранской”.

В сохранившихся до рубежа двадцатого века верованиях северно-русских крестьян, особенно в устойчивых календарно-обрядовых циклах, четко прослеживаются реликты архаического индоевропейского календаря, уходящего корнями в глубины тысячелетий. Так восточнославянская дохристианская картина мира четко дифференцирует два временных цикла года: период от зимнего солнцестояния (двадцать второе декабря) до летнего солнцестояния (двадцать второе июня) и период от летнего солнцестояния до зимнего. Начало каждого из этих циклов было четко обозначено календарными обрядовыми действиями: зимними Святками и Иваном Купалой. Судя по некоторым реликтам обрядов, а также по скандинавским материалам, в глубокой древности зимние Святки длились полный лунный месяц или двадцать восемь дней. Так у шведов святки “были известны под именем Иольского или Юльского праздника, как важнейшего и продолжительнейшего из всех. Этот праздник отправлялся в честь Тора в Норвегии зимой, а в Дании в честь Одина для благословенной жатвы и скорого возврата солнца. Начало праздника обыкновенно наступало в полночь четвёртого января и продолжался целых три недели”, писал Забылин. Здесь стоит обратить пристальное внимание на два мифологических образа – Одина и Тора. Один – верховный бог скандинавской мифологии, изначально представлявший духовную власть, мудрость и сакральное знание. Он владыка небесного царства мертвых, который сам себя принес в жертву и пронзенный собственным копьем девять дней висел на мировом древе, после чего испил священного меда поэзии и получил руны – носители высшего знания и мудрости. Именно благодаря такой жертве Один-Водан соединился с мировым деревом и стал посредником между богами и людьми, между предками и потомками. Он удивительно близок к арийскому Варуне, также владыке космического океана (небесного царства мёртвых), всех земных вод, царю закона и хранителю сакрального знания. Варуна связан с деревом, крону которого он “держит в бездонном пространстве” и “корни которого вверх, а ветви вниз смотрят”. Здесь имеет смысл вспомнить русский заговор, где на “море-океане, на острове Буяне стоит дуб-карколист, вниз ветвями, вверх корнями”, при том, что в севернорусских диалектах “буй, буево, буевище” – погост, кладбище, “тот свет”.

Скандинавский бог Тор “первоначально мыслился как бог неба. Имеются явные следы связи Тора с культом дуба.”, указывающие на его первоначальную связь с мировым деревом.

Таким образом, скандинавские святки, длящиеся три недели, были посвящены божествам, связанным с миром мертвых, “тем светом” и мировым древом.

Восточнославянские Святки тоже связаны с культом мертвых, с миром ушедших на “тот свет”. Именно в эти дни в мир живых возвращалось “Святье” – умершие, души которых на время Святок вселялись в тела их потомков – ряженых. Судя по севернорусскому материалу, рядились (во всяком случае в древности) самые родовитые и знатные, те, чьи роды были самыми старыми в данной общине, деревне, селе. Об этом свидетельствует одно из вологодских диалектных названий ряженых – “кулеса”. В тех же диалектах “кулыня”, “кулина” – знатная, богатая, родовитая. Стоит отметить, что санскритское «кула» – семья, род, «кулажа» – принадлежащий к знатному роду, «кулина» – родовитый, знатный.

Общеизвестно, что в народном представлении у мертвых нет обычного земного тела (“у навей нет облика”), поэтому они могут прийти в этот мир, только позаимствовав у кого-то из живых его плоть. Виноградова подчеркивает, что ряженые и нищие являются теми ритуально значимыми людьми, при посредничестве которых можно связаться с миром умерших. Здесь стоит отметить, что русское слово нищий соотносится с древнеиндийским «нистиас», что значит “чужой”, “нездешний”, и в целом аналогично понятию “ряженый”.

Виноградова считает, что: “По-видимому, можно разделить мнение ряда специалистов о том, что есть основания (в том числе и языковые свидетельства) предполагать, что нищие воспринимались как заместители умерших, а щедрое их одаривание – как отголосок поминальных жертвоприношений”.

Такое восприятие ряженых дошло практически до наших дней. Согласно данным, полученным фольклорно-этнографическими экспедициями под руководством Мехнецова, информаторы помнят о таких обязательных персонажах святочного ряженья, как “предки” (старцы, покойник), “нелюди”, “чужаки” (нищие, побирушки), “высокие старухи”. Для того, чтобы душа живого человека, отдавшего на время святок свое тело “предку”, не осталась навсегда на “том свете”, ряженые категорически запрещали называть себя по имени, узнавать себя. За нарушение этого запрета провинившегося “били смертным боем”, так как считалось, что душа поименованного может не вернуться в его тело, занятое на время святок кем-то из его предков. Такое положение могло принести общине неисчислимые бедствия, так как в дни Святок все жили по законам “перевернутого мира” – мира предков.

Именно об этом свидетельствуют воспоминания стариков и старух из разных районов Псковской области, отмечавших, что ряженых называли “дедами”, что они ходили молча или “выли по собачьи”, кланялись до земли, что их лица были вымазаны сажей, что они были не смешны, а вызывали уважение и страх, что их ждали в каждом доме и готовились к этой встрече.

В русской народной традиции ряженые в Крещенье (когда, как правило, трещали самые лютые морозы), после освящения воды, обязательно купались в проруби, возвращая “тому свету” душу предка, которому “одалживали” на время святок свое тело. Сделать это было необходимо, так как с древнейших ведических времен считалось, что кратчайший путь души на небо, в обитель богов и предков, это погружение в речные или морские воды, впадающие в конечном итоге в Реку Вечности – Млечный Путь. тысяча Забелин отмечал, что в Тихвине, например, на святки “снаряжалась большая лодка, которая ставилась на несколько саней и возилась несколькими лошадьми по городу”. Верхом на лошадях, везущих лодку, и в самой лодке сидели ряженые. Даже в начале двадцать первого века в деревне Журавлев Конец Гдовского района Псковской области фольклористам сообщили, что те, кто рядился на Святки, в Рождество обязательно должны были обливаться тремя ведрами колодезной воды , то есть воды, рождающейся и протекающей под землей.

Жители “того света”, проведав своих потомков и наградив или наказав их, обязательно возвращались в свой мир. А живые делали все для того, чтобы ни в коем случае ни одна мертвая душа не оставалась в нашем мире.

Вероятно, объяснение всему этому комплексу верований и соответствующих им обрядовых действий надо искать где-то в глубинах тысячелетий, когда они только зарождались. И в таком поиске невозможно обойти вниманием самые архаичные индоевропейские мифо-поэтические тексты, сосредоточенные в Ригведе, Махабхарате и Авесте. Так, “Мокша-дхарме” (одной из книг Махабхараты) царь Юдхиштхира спрашивает своего наставника Бхишму:

“Что называется непреходящим, откуда нет возврата,

И что называется преходящим, откуда возвращаются снова?”

Он же говорит смертельно раненному Бхишме:

“Тебе осталось жить немного дней, пока направляется к югу, творец света.

А когда к северу повернет владыка, ты пойдешь путем высочайшим,

И когда ты пойдешь навстречу блаженству, от кого нам принять поученье?”

Переводчик и комментатор Махабхараты академик Борис Смирнов в связи с вышеприведенным текстом писал: “Время движения солнца на юг считается темной половиной года; умерший в это время подлежит возврату. Движение солнца к северу (от зимнего до летнего солнцестояния) светлой половиной; умерший в это время не возвращается. Бхишма силой воли задерживал свою смерть до начала светлой половины года”. То есть, проецируя данную ситуацию на восточнославянскую (русскую) традицию, мы могли бы сказать, что Бхишма ждал Святок, которые начинаются с началом светлой половины года или “дня богов”.

Дело в том, что в ведической традиции время живых, умерших и богов было различным: Сутки предков – месяц, где четырнадцать дней – день и четырнадцать дней – ночь; Сутки богов – год, где день – светлая половина или движение солнца на север (с двадцать второго декабря по двадцать второе июня), а ночь – темная половина или движение солнца на юг (с двадцать второго июня по двадцать второе декабря).

Во время Святок предки, обретшие вечную жизнь и блаженство в мире богов, могут прийти на свой день, (или даже на свои сутки, на четырнадцать или двадцать восемь дней) к потомкам, чтобы подарить им плодородие, счастье, здоровье или наказать их за провинности. Полное возвращение обожествленных предков в эту жизнь, реинкарнация их в живых людей абсолютно невозможна, ибо они навсегда принадлежат иному миру. Отправление же душ умерших в “день богов” на “тот свет” после Святок происходит по принципу, сформулированному еще в Махабхарате, где богиня Ганга говорит: “Блажен, кто оканчивает жизнь здесь, в волнах, – он обретает бессмертие и живет в обители богов”.

В отличие от зимних Святок, где проводы людьми обожествленных предков, “заглянувших” в наш мир “на день” или “на сутки”, но не более, были логическим завершением обряда, во время летнего солнцестояния, на Ивана Купала, когда светило поворачивало на юг и начиналась “ночь богов”, души умерших стремились вернуть обратно на землю для их реинкарнации в живых людей – новорожденных детей.

Праздник Купало предварялся днем Росы. Забылин отмечал, что ночь накануне двадцать четвёртого июня, то есть дня Святого Иоанна Предтечи (или Ивана Купала) “называлась Роса, которую праздновали почти все северные народы”. Он пишет: “Доныне, в Вильне двадцать четвёртого июня, вечером, народ сходится в лесу пить, есть и веселиться, что называется у них – идти на росу”. И продолжает далее: “Может быть, самый праздник Росы потому назван, что древние верили, что реки – дети моря, родящиеся от испарений морских, что и есть роса”.

Через пятьдесят лет после Забылина, об этом же празднике пишет Зеленин в своей “Восточнославянской этнографии”: “В эту ночь и роса обладает чудесной целебной силой; в ней купаются, чтобы сохранить здоровье и красоту, поят ею коров, чтобы они давали много молока”.

Вероятно, здесь имеет смысл вспомнить слова русского комментатора двенадцатого века к христианскому поучению “О вдуновении духа в человека”, который, противопоставляя языческого Рода христианскому Саваофу, писал: “То ти не Род, седя на воздесе мечеть на землю груды и в том рожаются дети… всем бо есть творец бог, а не Род”. Поскольку слово “груды” или “грудие” обозначало дождь и росу, мы можем сделать вывод, что автор поучения убеждал своих современников в том, что рождение детей и дождь или роса, которую бросает с неба на поля бог Род, никак не связаны между собой.

Но само появление подобных противопоставлений и отрицаний подтверждает тот факт, что вера в теснейшую связь рождения детей и росы в народе была чрезвычайно стойкой и очень древней. И здесь мы вновь обращаемся к ведической традиции, которая гласит: “Путь предков ведет на луну, откуда души ниспадают с росой, возникшей из месяца”. В представлении ведических арьев летнее солнцестояние есть “высшая жертва”, так как “Солнце, достигнув созвездия Рака, " поворачивает назад" по кругу зодиака, то есть начинает движение к югу, достигнув крайнего северного положения в Раке. Летнее солнцестояние представляется как бы отдыхом Солнца, когда усталое оно нуждается в подкрепляющем напитке сома, который находится в " доме" Сомы (Луны )”, пишет Борис Смирнов.

Останавливающееся Солнце пьёт лунный напиток и приносит себя в жертву, слабеет и склоняется на юг, где и возрождается в Козероге. Душа умершего свободна как птица, но, попадая в проявленный мир, она становится “бескрылой”, так как превращается в воду (росу, дождь). А “воды – это проявленное”, то есть умерший, “получая лунное тело” снова может воплотиться. Дальнейшая судьба умершего зависит от той жизни, которую он прожил:

“Тёмные направляются в преисподнюю, красные – к человеческому существованию, Светлые в мир богов уходят, причастные к счастливой доле.

В силу исключительной злобности они попадают в звериные лона, В силу праведных-неправедных дел – в человеческие, И в силу праведных – в божеские лона”

Таким образом, в новой жизни часть умерших воплощается в животных. Другая (умершая в “день богов” с двадцать второго декабря по двадцать второго июня) – уходит в “божеские лона”. “Из этих тел переходят в воду, из воды в свет, из света в воздух, затем в пространство. Из пространства не возвращаются те, что приобщась Бытию, Запредельного достигают”. И, наконец, третьи (умершие в “ночь богов” с двадцать второго июня по двадцать второе декабря) возвращаются в наш мир новорожденными детьми. Но для того, чтобы они могли снова обрести человеческий облик, их необходимо было зачать в “человеческом лоне”. И этот процесс начинался именно с двадцать второго июня, с “великого жертвоприношения Солнца”, когда наше светило – “Великий Прапредок” – начинало свой смертный путь в зиму, где оно двадцать второго декабря вновь возрождалось в Козероге. С двадцать второго декабря по двадцать второе июня оно шло путем бессмертных, а с летнего солнцестояния, с “великого жертвоприношения” указывало путь всем смертным.

В восточнославянской и балтской народной традиции праздник Росы, предваряющий Ивана Купала, и сам купальский обряд, будучи началом брачных игр, как бы включали этот процесс реинкарнации.

Праздник Росы и Купала бесспорно связаны с росами, водой рек и озер. Но купальский обряд также отмечен ярко выраженным поклонением горам (на которых жгли костры), деревьям и цветам (купальские венки), огню и солнцу.

Касаясь этимологии названия Купала, Наталья Гусева пишет: “Обращаясь к индо-арийским языкам, мы встречаемся с такими возможностями истолкования этих имен: Купала происходит не от славянского корня "куп" – купаться, а состоит из двух слов – "ку" , что значит на санскрите "земля" и "пала" – "податель даров", "охранитель" и в таком толковании имени Купала больше соответствует сущности бога Солнца. Обряд священных омовений связан с культом Солнца очень тесно: и в современной, и в древней Индии воду возливают на алтарь с изображением бога-Солнца, в воду входят, встречая восход солнца”. Это естественно, так как, согласно ведическим представлениями: “Из воды порождена преходящая земля, а преходящий мир – от преходящей”.

В Махабхарате есть предание о том, что когда бог грозы Рудра вселился в Огонь, то часть его семени упала на гору, другая в воду, третья попала в лучи Солнца, четвертая на землю и пятая в деревья. В эпосе утверждается, что “этих пять нужно почитать лучшими цветами тем, кто богатств желает. Нужно оказывать им почтение и ради успокоения болезней им должны поклоняться здесь те, что желают блага своим детям”. Ну а дети – это те, кто в силу своих “праведных-неправедных дел” в предшествующей жизни вновь были зачаты в “человеческих лонах” и вновь пришли в этот преходящий мир. Поклонение воде и огню, рождающим жизнь во всех ее проявлениях, и возвращение на землю тех, кто должен на нее вернуться – вот смысл и содержание Купалы.

Именно таким он предстает перед нами в описании автора шестнадцатого века игумена Памфила: “С вечера собирается простая чадь обоего пола и соплетают себе венцы из ядомого зелия или корения и перепоясавшеся былием возгнетают огнь; инде же наставляют зеленую ветвь и, емшися за руце около, обращаются окрест оного огня, поюще свои песни, преплетающие Купалом; потом через оный огонь перескакуют… Егда бо прийде самый праздник, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, в селах взбесятся, в бубны и сопели и гудением струнным, плесканием и плясанием… Ту есть мужем и отрокам великое падение, мужеско, женско и девичье шептание, блудное им воззрение, и женам мужатым осквернение и девам растление”.

Подводя итоги, можно сказать, что, судя по всему, в основе восточнославянских календарных обрядов, отмечающих такие важные моменты года, как зимнее и летнее солнцестояние, лежали те же мировоззренческие установки, те же мифологемы, что зафиксированы в ведических текстах (Ригведе, Махабхарате, Авесте):

Первое. Каждый умерший в “день богов” обретает вечную жизнь в мире богов и реинкарнации в мире людей не подлежит. Им посвящены Святки, время, когда они могут посетить своих потомков.

Второе. Каждый умерший в “ночь богов” обязательно должен вернуться в мир живых людей росой, дождем или снегом, чтобы перевоплотиться в новорожденного ребенка. Праздник Росы, предваряющий Ивана Купала, и сам купальский обряд, будучи началом брачного периода, как бы включали этот процесс реинкарнации.

Третие. Так как души на том свете изначально имели световое или огненное воплощение, то и во время зимних святок, и на Купалу живые люди приобщались к миру умерших через все три ипостаси огня: собственно огонь (солнце, костер), воду (несущую в себе потенциально огонь), дерево (трением которого друг о друга получают ритуальный “живой огонь”).

Древние календарные представления о делении года на две половины (божественный день и божественная ночь) восходят к тому отдаленному историческому периоду, когда предки индоевропейцев, в частности индоиранцев и славян обитали в Приполярье, на севере Восточной Европы. Факт такого пребывания доказывается текстами Ригведы, Махабхараты и Авесты, где даются красочные и детальные описания природных реалий именно этих высоких северных широт. Выдающийся индийский исследователь Бал Гангадхар Тилак писал в своей работе “Арктическая родина в Ведах”: “Арьи не были автохтонами ни в Европе, ни в Центральной Азии – их исходный регион лежал где-то вблизи Северного полюса в эпоху палеолита. И они мигрировали оттуда в Азию и Европу не под влиянием "неодолимого импульса", а потому что наступили неблагоприятные изменения в климате этого региона”. Он подчеркивает: “Утверждение, что день и ночь богов длятся по шесть месяцев, крайне широко распространено в древнеиндийской литературе… мифы тоже указывают на Северный полюс, как на исходную землю и других народов, кроме арьев, и нельзя утверждать, что только арьи пришли с севера. Напротив, есть основания считать, что пять рас людей (паньча джанах), часто упоминаемые в Ригведе, могли быть теми, кто жил рядом с арьями на общей родине”.

Солнечная и лунная традиции

Доказательная база того, что современные северорусские являются в значительной мере потомками того древнейшего населения Севера Восточной Европы, которое греки называли "гиперборейцами" огромна.

И среди прочего – те мировоззренческие и нравственные основы, которые были зафиксированы в Солнечной и Лунной Традиции древнейшего памятника науки, религии, культуры всех индоевропейских народов – Махабхараты.

Так в чем же заключались основы древнеарийского или, используя древнегреческий термин, гиперборейского мировоззрения. Структура Вселенной в нем представлена следующим образом: по мысли или слову "являющемуся озвученной мыслью) Творца появилось "огромное яйцо, вечное, как семя всех существ. В нем подлинным светом был вечный Брахма, чудесный и непредставимый, вездесущий, тот, кто есть скрытая и неуловимая причина реального и нереального". Век Брахмы, согласно первой книге эпоса "Адипарве" равен шесть на десять в семидесятой степени лет. В другой книге "Ашвамедхикапарве" Брахма (а точнее, Брахмо) назван "эфиром". Текст гласит: "Эфир – высший из элементов… У него есть лишь одно свойство и называется оно звуком". Эфир порождает "семь звуков и аккорд" Затем волны эфира или "небесного океана" порождают "ветер" (движение или дыхание), у которого уже два свойства – "звук и касание", причем свойством движения (ветра) является именно "касание". И наконец, из звука и движения рождается Свет, у которого уже три свойства – звучание, касание и образ. Причем свойством собственно Света является Образ. Именно Свет находится на пограничье, относясь одновременно как Свет к миру божественному и как Образ к миру Проявленного. Именно Свет, в своей тройственности и создает всё проявленное, то есть имеющее образ, во Вселенной, трансформируясь в различные формы и будучи единым по существу.

В "Слове о твари и днии рекомом неделе" (двенадцатый век) говорится, что русские язычники поклоняются в первый день семидневной недели "воскресенье" не солнцу, ("вещь бо слнце свету"), а Белому Свету, Свету Вселенскому. Как писал Борис Рыбаков: "Вот этот свет, не имеющий видимого источника "неосяжаемый и неисповедимый", как эманация божества, творящего мир и был предметом поклонения средневековых язычников, а следовательно и объектом обличений церковников".

В древнеарийской традиции вычленяются три мира – " Трилока". Это мир божественных идей мир Проявленного, то есть мир нашей реальности, а точнее реальности, а точнее реальности, отраженной нашим сознанием; и, наконец, мир ушедших, зеркальный нашему.

Заметим, что в русской традиции им соответствуют также три мира – Правь, Явь, Навь. Мир Прави – это мир идеальных образов, который управляет миром проявления этих образов, идей – Явью. Есть ещё третий мир – Навь. Обычно его называют миром мертвых и считают страшным, мрачным и мучительным. Но мы забываем факт, озвученный ведущим санскритологом Индии Шастри, который сказал: "Если бы меня спросили, какие два языка мира более всего похожи друг на друга, я ответил бы без всяких колебаний: "Русский и санскрит". Пользуясь санскритом, мы можем уяснить для себя, что "навья" это "новый, свежий, молодой", а "навин" – лодочник, так как "навья" это ещё и "лодка, корабль". Отсюда, кстати, и "карма", которую мы загружаем своими делами во время жизни в мире Яви. Отметим также, что в русской традиции мы уходим не в мир мрака, теней и ужасов, а "на тот Свет". Не во тьму, а в Свет, причем в другой Свет, в котором мы дожны очиститься и обрести новую Жизнь. Ведь "навья", повторяем – "новый, свежий, молодой". Дифференциация "проявленного" света на свет Яви и свет Нави относится к глубокой древности. Так в одном из древнейших гимнов Ригведы – гимне Пуруше, тому, из кого была создана Вселенная, говорится, что "дух его Луной обернулся, солнце оком его сияет".

Если мы вспомним русскую апокрифическую "Голубиную (точнее, "Глубинную") книгу, то там "солнце праведно произошло "от очей божьих", а "светел месяц от темячка". В индийской традиции до настоящего времени темя считается местом выхода или исхода души и тела. В отмеченной выше дифференциации света и светил (Солнца и Луны), одинаковой в Ригведе и средневековом русском тексте, солнце это "око", "глаз", а луна – "дух", "душа". И это очень значимо в мировоззренческом аспекте. Ведь смотреть и видеть отнюдь не одно и то же. Смотрим мы глазами на проявленный мир, а видим мир отраженный в нашем сознании. То есть свет – это множественность возможных вариантов, а отражение – один осуществленный вариант. Это очень хорошо понимали наши далёкие предки. И оставили нам свои знания, свои размышления о смысле бытия, о Вселенском Законе в форме мифов, обрядов, традиций, связанных с Солнцем и Луной.

Для того, чтобы понять собственно мировоззренческий аспект, закодированный в солнечно-лунной традиции, нам необходимо будет обратиться к русским народным календарным обрядам, а точнее к важнейшим из них, фиксирующим "крест года".

И здесь бесценными являются свидетельства "Велесовой Книги", подтверждающие ещё раз ее подлинность. Так "Велесова Книга" утверждает, что главными праздниками года являлись "Коляда, Яро, Красная Горка и Овсень". Крест года это зимнее и летнее солнцестояния (двадцать второе декабря и двадцать второе июня) – вертикаль креста и весеннее и осеннее равноденствия (двадцать второгое марта и двадцать второе сентября) – горизонталь креста. Таким образом, "Коляда" Велесовой Книги – Зимние Святки, начинающиеся с Николиных дней (девятнадцатого декабря) и завершающиеся Крещением (девятнадцатого января), длящиеся один солнечный месяц. Именно в это время ходят "колядовщики" и поются ими "колядки" – обрядовые песни. Колядовщики носят из дома в дом звезду – символ солнца и небесного звездного света. Этот период включает в себя дни зимнего солнцестояния и поворота Солнца на Север.