Снежный Пепел

Кто-то отшатывается в недоумении, а кто-то загораживает собой и перехватывает за плечи, останавливая.

– Не положено, – холодно сообщает Меринов, – Это улика. Когда будет можно, вам вернут все вещи герцогини.

Здоровый мент нависает и подавляет меня. Терпкий аромат сигарет и его одеколона ударяет в нос и мне отчаянно хочется прильнуть к его груди и разрыдаться. Наверное, парфюм похож на тот, что использовал отец.

Но вместо этого, яростно ударяю его плечо.

– Пропустите меня! Она сказала, это важно! – уж не знаю, что со мной.

Но дорваться до безделушки на ее шее, стало для меня единственным важным. Шагаю в сторону от мента, он легко двигается в унисон со мной. Пытаюсь вывернуться из рук, но вместо этого оказываюсь в крепкой хватке. Рыдаю в голос, размахиваю руками, кричу…

– Медиков сюда, срыв похоже, – холодно комментирует Меринов где-то в другой реальности, отрывая мое бренное тело от земли и утаскивая в полумрак коридора.

Как же я его ненавижу.

Происходящее словно яркий калейдоскоп. Кроваво-красный сменяется белым с голубым – в тон халатов и костюмов врачей, потом оранжевый квадрат – громоздкий чемодан. Грязно-серый – шприц. Боль – укол и темнота.

Глава 3

Большие часы в главном холле стучат полдень, когда я начинаю различать реальность. Разлепляю тяжелые веки и пытаюсь осознать, где нахожусь.

Комната не моя, но кажется смутно знакомой.

Запоздало осознаю, что это гостевая спальня на первом этаже имения Скворцовой. Я видела эту обстановку всегда под другим углом, поэтому не сразу поняла. Перевожу взгляд на свои руки и вздрагиваю.

Запекшаяся кровь на ладонях и пальцах, немного скаталась, но оставалась багровыми трещинами на коже.

Спешно выбираюсь из под одеяла, и понимаю – что вся белая постель теперь испачкана мной, как и рубашка, и волосы. Брезгливо сдергиваю с себя любимую сорочку и бегу в душ. Включаю воду.

Дрожь пронзает все мое тело, ведь сначала льется холодная вода. Но мне плевать! Хватаю мочалку, гель для душа и принимаюсь с остервенением скоблить свое тело, смывая остатки жуткой ночи. Нет, это не могло произойти вновь!

Сначала родители, теперь тетя. Почему все мои близкие погибают? Чем я это заслужила?

Опустошение заполняет мое сознание. Такое уже было. Скорбная тишина сменяется молчанием, а каждая смерть оставляет рубец в душе навсегда.

Ничто не проходит бесследно.

Когда вода сменяется на теплую, а я намыливаю волосы в третий раз, понимаю – от этого не сбежать. Я осталась совсем одна. Теперь точно.

Но теперь мне не четырнадцать. Взрослый человек. Плевать, что все это время меня держали под колпаком гиперопеки. Я была уверена, что справлюсь.

Ведь другого выхода просто нет.

Сползаю по стене на пол душевой, скукожившись и рыдая в коленки. Страх – вот что сейчас я испытывала. Ужас перед будущим и тем, что это все – моя вина. Я мечтала о свободе. И вот, я ее получила.

Но, разве об этом мечтала?..

– Елизавета Алексеевна? – горничная Галя деликатно зовет меня из-за двери в душевую, – Вы в порядке?

Я затравлено вскидываю заплаканное лицо, и трусливо качаю головой. Но ведь Галя не видит меня вовсе. Пышнотелая, розовощекая горничная всегда была мне верной подругой. И иногда даже делилась подробностями своей интимной жизни, заставляя меня краснеть.

Темноволосая головка девушки, что была моей сверстницей, осторожно показывается в проеме двери, и ощупывает пустые стены.

Замечает меня не сразу, в паре от горячих струй, что лупят мне в спину и голову. А когда подмечает комок в углу ванной, за матовым каленым стеклом, спешит ко мне, прихватив большое мягкое полотенце.

Словно мамочка, тянется к крану, спешно выключает воду, и накидывает на голую и мокрую меня – полотенце.

– Лиза, ну чего же ты… напугала меня! Я уж было подумала…– Галя себя резко прервала, должно быть осознав, что вот-вот надоумит меня наложить на себя руки.

Я вытираю влагу с лица уголком полотенца, и поворачиваюсь к своей наперснице. Долго смотрю на нее, и вдруг – обнимаю.

Ощутив объятия, нормальные, человеческие, мне становится немного легче.

– Мне так страшно… – шепчу я в ухо подруги, – и одиноко.

Горничная спешно кивает, и отодвигаясь от меня, говорит:

– Ну, теперь тебе скучать не придется, Лиза. Там, в гостиной, куча людей. Поверенные Марии Федоровна, ее арендаторы и какие-то друзья и знакомые. Все хотят выразить соболезнования и узнать о похоронах. И майор Меринов сказал, что бы ты приехала в участок, как проснешься.

В ответ лишь фыркаю.

Больше всего на свете, мне сейчас хочется вернуться в постель. Но Галя уже подталкивает меня к куче одежды, что она принесла из моей комнаты. Нехотя натягиваю белье и первое попавшееся черное платье. Горничная включает в розетку фен и твердо усаживает меня на пуфик перед зеркалом, сушит волосы.

Обычно, конечно, я все делаю сама. Но этот акт заботы мне был приятен.

– Не поеду я к нему, – когда Галя отключает фен и начинает расчесывать меня, говорю.

Девушка округляет глаза, попутно заплетая волосы в изящный жгут на затылке.

– Он такой суровый, не боишься?

Я смотрю на подругу в отражении зеркала, она на меня.

– Ему надо, пусть сам и едет, – дерзко говорю, хотя больше чем уверена, что у меня не хватит смелости встретиться с ним взглядом после того, что было.

Галя вскидывает брови в удивлении, но кивает.

– Ладно, хозяин-барин.

Горничная отходит и оглядывает свою работу.

– Вышло не плохо. Эх, не там я работаю…

Мне не интересно, как я выгляжу, но приятельнице киваю, соглашаясь. Она и правда была талантлива во всем. Смотрю на Галю, пытаюсь скрыть трусость.

– А там, в гостиной без меня никак?

Девушка сводит свои темные брови к переносице и строго говорит:

– Ты не сможешь прятаться от мира, Лиза. Тебе придется выйти и организовать похороны своей тетушки. Это последнее, что ты можешь сделать для Марии Федоровны! Как думаешь, справишься?

А вот теперь стало стыдно за свой эгоизм.

Спешно киваю и встаю с пуфика, разглаживая мешковатое платье по бедрам.

– Отлично, герцогиня.

Обращение Галины ударило меня под дых. Я удивленно взглянула на нее, но горничная в этот момент отвернулась, сдергивая грязную постель и собирая с пола оставленные мной вещи. Понаблюдав за девушкой какое-то время, медленно кивнула.

Ну, с ее стороны логично было бы предположить, что теперь титул переходит ко мне…

Размышляю об этом по дороге до гостиной, у самых дверей замедляюсь, не представляя, как мне себя вести и что говорить. Тетя решала все с таким изяществом, что мне никогда не догнать ее в бизнесе.

Конечно, она была не просто носительницей титула. Обладательница ряда строительных компаний, Скво владела примерно тридцатью процентами всех жилых и коммерческих площадей в городе, землей и озерами в пригороде, а также небольшим карьером где-то на периферии. Я, признаться, и сама не знала всего. Да и тетушка никогда не пыталась ввести меня в дела, часто припоминая проступок моего отца и ряд его неудач. Потом окидывала оценивающим взглядом и говорила, что-то типа: «Яблоко от яблоньки», и что самым великим счастьем для меня будет удачно выйти замуж, ведь на большее я просто не гожусь.

Теперь же, стоя у выхода в гостиную к партнерам и подрядчикам, соучредителям Скво, мысленно с ней согласилась. И чего было обижаться все эти годы? Я же не способна с этим справится. Нет, я не решусь…

И словно услышав мои мысли, дверь широко распахивается. Один из гостей решил посетить уборную, а наткнулся на меня. Впрочем, в открытой двери остальные так же увидели, что я трусливо топчусь у входа.

– Елизавета Алексеевна!

– Герцогиня!

– Наконец-то!

Я снова нервно глажу платье и шагаю в гостиную. Но чувствую, как потеют мои ступни в туфлях, и ладони, в которых комкаю носовой платок. Краем глаза замечаю камеру. Телевидение? Кто их сюда пустил?!

Оглядываюсь, в надежде, что кто-то из домашних тут и поможет мне хотя бы морально. Но все вокруг незнакомы мне. Я совсем одна.

– Елизавета Алексеевна, когда состоятся похороны?

– Лизонька, прими мои соболезнования…

– Какой ужас, не могу поверить…

Голоса раздаются со всех сторон, а у меня хватает сил только дойти до банкетки у окна и опуститься на нее.

Из толпы вдруг показывается тот самый седовласый «жених» – юрист Филипп Янковский. Он смело касается моей руки и сжав ее в своей, покровительственно поглаживая, между делом, вдруг громко, на всю комнату, сообщает:

– Дамы и господа, прошу вас. У семьи большое горе. Будьте корректнее, – вскидывает руку и жестом показывает всем отступить от меня хотя бы на шаг.

Это было так своевременно и необходимо, что я с плохо скрываемой благодарностью смотрю на своего спасителя, сжимаю его пальцы. Мужчина смотрит на меня и в его глазах самым настоящим образом светится волнение и благородство.

Вздыхаю тяжело и прикладываю платок к своему носу, ощущая, что еще мгновение и снова впаду в истерику.

Филипп, подмечая мое состояние, берет инициативу на себя. Привыкший к публичным выступлениям, на все вопросы он отвечает уклончиво и весьма расплывчато, но невероятно многословно и витиевато.

Встреча длится очень долго и мне кажется, что это никогда не кончится. Но, как известно, рано или поздно все завершается, и гостиная опустела. Галя принесла мне чай с ромашкой и разноцветные макарун на маленькой тарелочке с золотой каемочкой.

Янковский тоже остался, решив удостовериться, что я в безопасности, а все – ушли.

Он расположился напротив, снисходительно глядя на то, как я подношу кружку к губам дрожащими пальцами.

– Вы должны взять себя в руки, Лиза, – говорит Филипп, и уголок его губ изгибается, вместе с лихими усами, которые вдруг вошли в моду в двадцать первом веке.

Делаю глоток чая, и поднимаю на него встревоженный взгляд. Поступок Янковского заставил меня почувствовать к нему приязнь, мне показалось, что он – друг. Киваю.

– Я стараюсь, но то что происходит, просто чудовищно… – опускаю глаза в чашку, осторожно смахивая влагу с губ.

– Вам просто необходимо крепкое, мужское плечо, – замечает мужчина и делает ко мне шаг.

Чувствую подвох, но не очень улавливаю его суть. Ставлю кружку с чаем на столик слева и пожимаю плечами.

– Да, тетушка мечтала выдать меня замуж. И будь у меня сейчас муж, то возможно, все это было бы не так тяжело…

Янковский делает ко мне еще один шаг, останавливаясь неприлично близко. Его ширинка как раз на уровне моего лица, и я, ощущая неловкость, спешно поднимаюсь, не очень понимая, что происходит. Впрочем, сделала только хуже. Потому что дистанция между мной и юристом не оказалось и пришлось тереться о него грудью, пока не встала в полный рост. А в следующий миг вообще оказалась в кольце крепких, не по годам, рук Филиппа. Он буквально впечатывает меня в себя, начинает целовать в шею, потому что я успеваю отвернуться.

– Что вы делаете?!.. – вяло хриплю, упираясь в плечи мерзавца, что уже смело заваливает меня на банкетку, словно бы я какая-то женщина с низкой социальной ответственностью.

– Филипп, прекратите, прошу вас!

Сидение давит под колени, я поддаюсь давлению и заваливаюсь неуклюже, Янковский решительно лезет мне под юбку. Запоздало отпихиваю его руку.

– Отпустите меня! Вы с ума сошли?!

Мое измученное сознание неумело справляется со стрессовой ситуацией. Сил хватило только на мольбы о пощаде, но наглеца это совершенно не занимало. Я ощущала пугающую твердость в его штанах бедром, и наконец, осознала, от чего меня столько лет уберегала тетя. Вот от подобных ситуаций.

Я ни разу не оставалась наедине с мужчиной, и к своему стыду оставалась невинной. Знала об этом разве что, только Галя, но никогда не позволяла себе высказываться на эту тему.

Поэтому, когда взрослый мужчина, что годится мне в отцы, вдруг начинает яростно меня лапать с недвусмысленными намерениями, я теряюсь, совершенно не понимая, как мне это прекратить? Конечно, сейчас бы вновь не помешал томик Толстого, но вероятно, я уже использовала одно его волшебное свойство.

Жалобно скулю под тяжеленным мужиком, пока он неотвратимо разводит мои коленки и устраивается между них. Случайно толкаю столик ногой, чашка слетает и разбивается, макарун раскатываются из тарелочки по столу.

И в этот миг, спасибо господи, в комнату входит Галина, а за ее спиной маячит Меринов.

– Елизавета… – при виде представившейся картины, горничная осекается, и оглядывается на сопровождающего ее мента.

Тот, впрочем не долго думая, широкими шагами надвигается, и за миг до того, как Филипп осознает, что его план провален, подхватывает за шиворот и отшвыривает от меня, словно бродячую собаку.

Я спешно сажусь, заправляю платье, но реву. Этот кошмар когда-нибудь кончится, вообще?

Янковский, спешно одергивает свой пиджак, и пытаясь вернуть ситуации контроль, заявляет:

– Она сама захотела!

Признаюсь, слезы мои пересохли мгновенно от возмущения и недоумения. Я вскидываюсь на Филиппа, не в силах поверить в его наглость и изворотливость. Галя подбегает ко мне и обнимает спешно за плечи.

– Лиза, ты в порядке? – взволнованно хватает мое лицо, вглядываясь, – Он ничего не сделал..?

Улавливаю вопросительный взгляд в мою сторону со стороны Меринова, который, очевидно ждет мои комментарии о произошедшем. Майор правда думает, что я могла бы сделать это с кем-то в день смерти свой тети? Да еще и на банкетке в гостиной?

Янковский, пользуясь моей заминкой, продолжает:

– Любовники мы, – улыбается менту, – и теперь, когда тетушка умерла, мы, наконец, сможем пожениться!

Что же за бред он несет?!

Я смотрю беспомощно на Галину, но вижу и в ее глазах сомнение – так складно врет юрист.

– Вы с ума сошли?! – наконец, нахожу в себе силы защитить собственную честь, – Вы… вы… чуть не изнасиловали меня!

Янковский усмехается и окидывает многозначительным взглядом.

– Актриса ты конечно, хорошая. Решила все денежки себе заграбастать, да?

Мир вокруг становится невыносимо тяжелым. У меня просто нет сил спорить или что-то доказывать. Я хочу укрыться с головой и отключиться от реальности. Побыть в темноте и тишине.

Неужели это так сложно?

Вяло приглаживаю растрепанные Янковским волосы и ощущаю с брезгливостью его запах на себе.

Меринов и Галина наблюдают за мной безмолвно. А я, в свою очередь, за Филиппом, что продолжает распинаться о том, как нам было хорошо последние пару месяцев. И что мы хотели сбежать. И что раз Мария Федоровна мертва, то теперь можно не прятаться и все в таком духе.

– Елизавета Алексеевна, – прерывает тираду хитрого подлеца майор, – вы можете написать заявление прямо сейчас, если считаете нужным.

Я встречаюсь глазами с Мериновым, но он так холоден и устало отрешен, что я не нахожу в них и крупицы утешения. Смотрю на Галю, но та удивлена и явно в сомнениях, допускает, что слова Янковского правда. Забавно. Ведь с ней я делюсь совершенно всем, и уж таким бы точно поделилась.

– Лиза, пиши, – говорит она громко, – пусть получит по заслугам!

Тяжеленный ком скатывается с моих плеч. Хоть кто-то в этой комнате мне верит! Но реплика Галины приводит Филиппа в движение.

– Лизонька, прошу тебя! Не надо, ты же знаешь, мои дела и правда…

– Значит так, – прерывает Меринов весь этот балаган, – Филипп Янковский, вы задерживаетесь до выяснения, – мент молча достает из кармана наручники и шагает к юристу.

Тот ошалело делает пару шагов назад, но от майора не уйти. Меринов молча защелкивает наручники на его запястьях. Так быстро не раскрывалось еще ни одно преступление, наверное.

– Скворцова, а вы – пишите, – не глядя на меня говорит полицейский, – Сейчас его в участок определю и вернусь, мы с вами обсудим то, что собирались.

Я открываю, было рот, что бы сказать, что не собираюсь с ним ни о чем говорить, но майор выходит из комнаты, поддерживая Филиппа за локоть скованных рук.

Когда их шаги стихают в коридоре, Галя поворачивается ко мне, и произносит:

– Откуда он вообще взялся?

– Кто?

– Ну Янковский этот?

– Не знаю, – с запозданием осознаю, что не помню, когда он впервые появился на вечерах Скво.

– Думаю, теперь тебя нельзя оставлять одну, – Галя садится рядом со мной на эту несчастную банкетку и приглаживает мои волосы, – Теперь ты завидная невеста, а методы у мужиков разные. Кто силой, кто будет пытаться тебя в себя влюбить. Будь осторожна…

Горничная говорит, но я вижу в ее глазах сочувствие. Словно бы я уже натворила дел.

– Ты наивная очень, доверчивая. Не легко тебе будет. Но я помогу, обещаю. Чем смогу, – Галя ободряюще улыбается, и вздыхает, – Но сначала бардак этот убрать надо.

Ловлю руку девушки и неуверенно говорю:

– Я тут подумала…

Галина оборачивается, сжимая в руке разбитую чашку, которую подняла за секунду до этого.

– Раз уж я теперь могу распоряжаться всем, так может, я могу взять тебя в свои помощники с зарплатой и все такое?

– Можешь, наверное.

Галя пожимает плечами и поднимает второй осколок.

– А сколько платить будешь? Я ж на маленькую зарплату не пойду, смекаешь?

Глава 4

К возвращению Меринова, успеваю причесаться и освежиться, а Галя – убрать. Но все же, решаю принять полицейского в кабинете с библиотекой, том самом, где общалась с ним тетушка Скво.

Сижу в кресле с высокой спинкой, оббитой темно-зеленым бархатом. Рядом стакан с водой и лимон. За окном стемнело и снова пошел снег. Часы в главном холле пробили шесть вечера, и по дому поползли ароматы еды. Кухарка готовит ужин.

Все идет по знакомым, старым рельсам, но только нет в этом составе больше машиниста. Я растерянно смотрю на монитор компьютера Марии Федоровны, но меня ждет сразу проблема – пароля не знаю. А мне нужно войти и распечатать срочные документы. Как они называются, Галя записала и передала мне на бумажке. Честно говоря, понятия не имела, где их искать, но пыталась верить в себя.

На широком столе Скво, помимо компьютера, был так же деревянный офисный органайзер для ручек с золотой гравировкой, какие-то папки в кожаных переплетах и милое фото в коричневой рамке. На нем – Мария Федоровна со своим мужем. Я тянусь к нему, желая ощутить тепло близкого, но увы – потерянного человека. И в этот миг вижу в отражении стекла рамки фигуру человека.

Вздрагиваю, оглядываюсь. На мгновение мне показалось, что убийца вернулся за мной. Но нет, это всего лишь Меринов.

– Дверь была не заперта, – говорит он сдержанно, – я знал куда идти, поэтому не стал отвлекать от работы ваших горничных.

Зачем звать кого-то, я и так красная как рак. Летопись наших с полицейским встреч велась не в мою пользу, и всякий раз перед ним со мной что-то происходило.

– Я просто… просто фото смотрела, – мямлю невнятно, и киваю на рамочку, – не заметила вас.

Меринов кивает и проходит через кабинет к столу, и садится напротив.

И зачем я оправдываюсь, ему ведь безразлично!

Майор хватает рамку и вглядывается в юные лица на черно-белом фото, а внутри меня все болезненно сжимается. Он словно бы оскверняет снимок своим вниманием, и мне хочется отнять и поставить на место.

– Это ваша тетушка? – впрочем майор ставит рамку сам, и я невольно испытываю облегчение.

– Да, с мужем, – киваю, и нервно поправляю снимок, что бы стоял ровно там, где его поставила тетя.

– Она была замужем за негром?

– Это был принц, – спешно говорю, не желая заострять внимание на расе избранника Скво, – Африканский принц. Думаю, у них была любовь с первого взгляда.

Снова перевожу взгляд на фотографию, но она больше не вызывает умиления. После такого итога, глядя на эти счастливые лица, хочется рыдать.

Меринов скидывает брови удивленно, и теряет интерес к теме, решив не продолжать. Молча и деловито достает какие-то бумаги, бланки допроса, ручку, и разложив все вокруг себя, говорит:

– На Янковского писать будете?

К своему удивлению отвечаю отрицательно. Майор недоуменно вскидывает на меня вопросительный взгляд.

– Тетя мне говорила, что его финансовое состояние весьма плачевно, а мне не хочется добавлять ему проблем с законом. Уверена, это досадная неприятность, просто… – осекаюсь, когда майор тяжело вздыхает протирая лоб рукой.

Ободок его кольца сверкает в свете торшера, что наполняет кабинет теплым желтоватым сиянием.

– Что? – его реакция напомнила мне жест Гали, когда та звонко прикладывает руку ко лбу, на манер смайлика в телефоне.

Майор вскидывает на меня тяжелый, ледяной взгляд и сурово говорит:

– Вы либо очень хитрая, либо круглая дура.

Вспышка негодования, ярости и смущения подрывает мое спокойствие. Я мгновенно краснею, а дыхание сбивается.

– Вы хоть понимаете, как выглядит все это? – майор усталым, раздраженным жестом машет в сторону двери, пока я непонимающе хлопаю ресницами.

Ну и везет же мне сегодня на уродов всяких! Ну почему он не может быть более вежливым и корректным? Зачем бить по лицу во время шока? Зачем всякий раз делать мне хуже своими ужасными комментариями?

– Елизавета Алексеевна, вынужден сообщить, что вы главная подозреваемая по делу об убийстве Марии Федоровны Скворцовой. Ваши отпечатки на орудии убийства, вы были в ее крови, а также оставили на месте преступления великое множество своих следов. Кроме того, Янковский утверждает, что вы состоите в связи и только ждали мига, когда ваша тетушка умрет, чтобы заполучить ее деньги и жить спокойно. Я прав?

Майор подается вперед через стол, словно хочет заглянуть в мою душу, пока пытаюсь осмыслить все им только что сказанное.

– А что если это все, – майор снова машет, рисуя ручкой круг у меня перед носом, – грандиозный заговор? Вы изображаете святую невинность, чтобы поставить в тупик следствие? Зачем вам был нужен кулон Скворцовой?

Мое удивление и недоумение просто не имело границ. Я открывала рот, чтобы хоть как-то оправдаться, и тут же захлопывала его вновь.

Отрицать этот бред просто не имело смысла. Все ведь и так понимают, что я бы никогда…

– А посмотрите что о вас пишут в сети, – Меринов достает сотовый, и быстро совершив с ним манипуляции, открывает новостной паблик и подсовывает гаджет к моему лицу.

В первой же строчке новость: «Племянница герцогини – волк в овечьей шкуре!», «Филипп Янковский раскрыл истинное лицо Лизы Скворцовой!», «Герцогиня Скворцова пала жертвой жадности своей племянницы».

Сказать, что я не верила своим глазам – ничего не сказать.

– Вы его не задержали? – только и смогла выдавить, при упоминании прыткого Филиппа.

– Он юрист, не забывайте. Задержали, но стоило мне покинуть отделение, он уже освободился.

– Но как он успел…

– Он использовал свой звонок, что бы сообщить таблоидам новость.

Все происходящее просто не укладывалось в моей голове. Я медленно кладу телефон на стол и гулко сглатываю, пытаясь справиться с эмоциями. Меринов внимательно следит за мной, за каждым жестом, вздохом… смотрит на мои губы?

– Я… я не понимаю, – выдыхаю, но чувствую себя настоящей тряпкой.

Течение событий подхватило меня, закружило и потянуло по бурелому. А я плыву, и даже не предпринимаю попыток спастись.

В какой-то миг мне показалось, что майор сейчас вновь влепит мне пощечину. Отрезвляющую. Что бы избежать этого, беру себя в руки, пытаюсь собраться.

– Наверное, все же напишу на него, – слышу свой голос.

Майор усмехается и кивает.

– Умная девочка. Это мало поможет, но хотя бы заткнет его не на долго.

Я немного запуталась. На чьей он стороне? Мгновение назад я была уверена, что мы враги. Теперь же, мне показалось, что в его тоне мелькнула теплота.

– Советую, все же, найти юриста. Да посильнее. Доказательная база у нас солидная.

Снова хлопаю глазами, как дура, за что невероятно злюсь на себя.