История Наполеона III. Том первый

Собрание предоставило исполнительной власти полномочия занять любую точку в Италии, если это необходимо для защиты пьемонтской территории и интересов Франции. Г-н Барро объявил, что Рим станет точкой оккупации.

Генерал Ламорисьер отказался командовать экспедиционным корпусом из-за либеральных убеждений. Однако найти командира не составило труда – генерал Удино де Реджио, сын маршала Первой Империи, высадился в Чивита-Веккии во главе 7500 человек.

Удино двинулся на Рим, ожидая тёплого приёма. Однако Гарибальди с 1500 людьми прибыл туда 28 апреля, и его появление изменило настроения жителей. Французов встретили ружейными выстрелами и легко отбили. Вечером римляне обманули 20-й линейный полк, заставив его сложить оружие.

Неудача не была непоправимой, но она произвела огромное впечатление. В Риме Гарибальди считал себя непобедимым, а во Франции оппозиция использовала эту новость, чтобы атаковать министерство. Жюль Фавр потребовал, чтобы Собрание взяло руководство операциями.

Принц-президент опубликовал письмо генералу Удино, выражая свою поддержку и призывая к продолжению борьбы. Представители расценили это как посягательство на их права, и Гора предъявила президенту обвинение. Однако принц Наполеон, отозванный посол в Мадриде, проголосовал против своего кузена.

Принц-президент занялся тем, чтобы выиграть время до выборов. Он льстил себе надеждой вернуть друзей Римской республики, не ссорясь со сторонниками Папы. Одновременно с подкреплениями он направил г-на Фердинанда де Лессепса для переговоров с Гарибальди.

Г-н де Лессепс прибыл в Рим с большими надеждами, но столкнулся с произволом и террором. Тем не менее он начал с заключения перемирия с Гарибальди, который воспользовался этой передышкой для нападения на неаполитанцев.

Затем г-н де Лессепс отказался позволить высадиться комиссару, назначенному Пием IX. Он подписал соглашение, признающее Республику и отказывающееся от вмешательства Франции. Это было нарушением достоинства великого народа и характера нового Собрания.

Принц-президент отказался от соглашения, и г-н де Лессепс был отозван в Париж. Выборы привели к неожиданному результату: монархистское большинство избрало 450 членов, а республиканцы – 150. Лишь 75-80 человек были бонапартистами.

Законодательное собрание избрало г-на Дюпена председателем. Министерство было переформировано, и новый кабинет принял решительные меры.

Луи-Наполеон передал новому Собранию послание, обещая продолжить реформы. Он подчеркнул, что его цель – защищать общество, утвердить мудрую и честную Республику, защищать семью, религию, собственность и проводить политику без высокомерия и слабости.

Новое министерство столкнулось с римским вопросом. Следовало ли атаковать Рим или вернуться в Марсель? Кабинет Дюфора-Токвиля принял объявление войны Римской республике. Рим был атакован 1 июня и сдался 3 июля.

Операция против Римской республики была проведена решительно, но она нарушала Конституцию, подчинявшую волю исполнительной власти законодательной. Меньшинство во главе с Ледрю-Ролленом осудило это нарушение.

Получив известие о первом бою 11 июня, пылкий трибун обвинил Президента Республики и его прежний кабинет. 12 июня это предложение отклонили. 13 июня Ледрю-Роллен призвал народ к борьбе.

Но право без силы ничто в революции. В тот единственный раз, когда горцы восстали, опираясь на законность, они потерпели самое жалкое поражение в истории политических партий.

Семь-восемь тысяч человек, откликнувшись на призыв Ледрю-Роллена и его сторонников, собрались с оружием у Водонапорной башни около одиннадцати часов.

«Со своей стороны, – рассказывает г-н де Токвиль, – мы совещались с Президентом Республики. Он уже был в мундире и готов был выступить, как только ему сообщили о начале битвы. Правда, он сменил только одежду. Это был тот же человек, что и накануне: мрачный вид, медленная и затруднённая речь, тусклый взгляд. Ничего от воинственной суеты и лихорадочной весёлости, которые часто появляются перед опасностью; манера держаться, которая, возможно, была лишь признаком потрясённой души».

Было расклеено следующее воззвание:

ПРЕЗИДЕНТ РЕСПУБЛИКИ – ФРАНЦУЗСКОМУ НАРОДУ

Несколько смутьянов подняли знамя восстания против законного правительства. Они обвиняют меня в нарушении Конституции, хотя я терпел их оскорбления и клевету в течение шести месяцев.

Большинство Собрания стало их целью. Обвинение – лишь предлог, так как они преследовали меня с той же ненавистью ещё до того, как народ Парижа избрал меня представителем, а Франция – Президентом Республики. Эта агитация вызывает недоверие и нищету. Этому должен быть положен конец.

Добрые граждане должны воодушевиться, а злодеи – затрепетать!

Республика не знает более непримиримых врагов, чем те, кто, увековечивая хаос, вынуждает нас превращать Францию в военный лагерь, а наши мечты о прогрессе – в подготовку к обороне.

Я избран народом, и дело, которое я защищаю, – ваше дело. Это дело ваших семей, вашего имущества, бедных и богатых, всей цивилизации.

Я не отступлю ни перед чем, чтобы привести его к победе.

Париж, 13 июня 1849 года.

Луи-Наполеон БОНАПАРТ.

Сознательная часть парижан была потрясена ясностью и энергией принципа: «Злодеи должны трепетать, а добрые – ободряться!» Принц в нескольких словах объяснил и оправдал необходимость любого правительства.

В три часа г-н Дюфор при поддержке генерала Кавеньяка поднялся на трибуну. Он добился объявления Парижа на осадном положении. Шангарнье, исполняя распоряжения, вместе с президентом возглавил кавалерию. Колонна, направлявшаяся к Бурбонскому дворцу, была рассечена на части, которые быстро рассеялись. Баррикады были разрушены без единого выстрела. Горы, окружённые в Консерватории искусств и ремёсел, были арестованы или побежали. Ледрю-Роллен спасся через форточку. Это поражение выглядело нелепо и стало окончательным. На следующий день его осмеяли и высмеяли в песнях.

В Лионе события приняли более серьёзный оборот: там сражались пять часов. Но это не вызвало беспокойства, так как в революциях всё решается в Париже. Люди, отдающие жизни за партию в провинции, делают это без пользы.

Второе июньское восстание было менее серьёзным, чем первое. Оно провалилось из-за отсутствия единства между лидерами и армией Революции. В 1848 году рабочие массово сражались, но не смогли привлечь представителей для руководства. В 1849 году наоборот: представители не поддержали восстание. Подобное повторилось через двадцать два года. В начале войны с Германией не хватало солдат, а во второй – командиров.

Честный Ламорисьер, посол в Санкт-Петербурге, сомневался в победе президента 13 июня. Она казалась ему незаконной. Хотя он не симпатизировал повстанцам, он отправил в отставку и вернулся в Палату как простой депутат. Однако это не стало примером для подражания. Наоборот, доверие к президенту укрепилось среди деловых людей и тех, кто хотел спокойствия. Это подтвердило его короткое путешествие в Пикардию в июле. Города и деревни вышли встречать его.

В Амьене он предстал среди своих бывших соратников, ставших его адъютантами. Но он осудил восстания, даже с искренностью, теперь, когда они могли быть направлены против него. Он готовился к последнему восстанию, но не собирался это показывать.

Проходя под триумфальной аркой, он произнёс:

«Господин мэр,

Я тронут вашим тёплым приёмом. Но я приехал не из гордыни, а из благодарности. Я хочу поблагодарить жителей этого города за их поддержку во время моих трудностей.

Теперь, когда я избран всей Францией, я не могу восхвалять своё заточение. Даже самые справедливые революции приводят к бедствиям. Поэтому я не жалею о шестилетнем заключении, которое искупило мою ошибку. Я предлагаю тост за людей, которые уважают учреждения своей страны, несмотря на свои убеждения».

Почти вся Франция поверила его словам, но те, кто знал его истинные мысли, не обманывались. Его друг лорд Малмсбери в своих мемуарах рассказал, что в апреле 1850 года они посетили конные заводы в Сен-Клу. Когда они восхитились лошадью, Луи-Наполеон сказал конюху: «Пришлите её мне в Париж». Конюх ответил, что лошадь принадлежит Республике. Услышав это, принц толкнул лорда и сказал: «Вы видите моё положение. Пора положить этому конец; я не позволю врагам меня опередить!»

Однако трудности с Римом ещё не закончились. Порядок был восстановлен; папский флаг поднят над замком Святого Ангела. Комиссия Пия IX прибыла из Гаэты для управления городом. Возникли трения, которые уладил генерал Удино. Папская комиссия хотела сурово наказать смутьянов и использовать армию для репрессий. Генерал взял всё в свои руки, подчинил газеты цензуре, закрыл клубы и передал управление Ростолану. Он старался подавить революцию без ответных мер. Сам он отправился в Гаэту и убедил Пия IX вернуться в Рим под охраной французской армии.

Эта уступчивость вызвала недовольство в окружении президента, которое поддерживало Папу, а не его правительство. Удино был отозван, а Ростолан продолжил ту же политику. В разгар этих событий принц-президент написал письмо своему другу, полковнику Эдгару Нею, 18 августа:

«Мой дорогой полковник, Французская республика послала армию в Рим не для подавления итальянской свободы, а для её упорядочения и создания прочного основания, вернув Папу, который смело начал реформы.

Я огорчён, что благие намерения Святого Отца и наши действия остаются бесплодными из-за враждебных страстей. Хотят использовать проскрипции и тиранию для возвращения Папы. Скажите генералу Ростолану, чтобы он не допускал под трёхцветным знаменем действий, искажающих наш характер.

Я вижу восстановление светской власти Папы так: всеобщая амнистия, секуляризация администрации, Кодекс Наполеона и либеральное правительство».

Я был глубоко задет, читая прокламацию трёх кардиналов, в которой не было даже упоминания о Франции или страданиях наших солдат.

Любое оскорбление, нанесённое нашему флагу или мундиру, глубоко ранит моё сердце. Я прошу вас дать понять, что Франция, даже если и не продаёт свои услуги, требует благодарности за свои жертвы.

Когда наши армии прошли по Европе, они уничтожили злоупотребления феодализма и заложили основы свободы. Нельзя сказать, что в 1849 году французская армия могла действовать иначе и привести к иным результатам.

Пожалуйста, передайте генералу мою благодарность армии за её благородное поведение. Я с огорчением узнал, что с ней обращаются не так, как следует. Ничто не должно быть упущено для достойного обустройства наших войск.

Это письмо не только не успокоило, но и вызвало всеобщее недовольство. Французские министры утверждали, что столь важный манифест был обнародован без их ведома. Иностранные послы сочли чрезмерной обидчивость принца, учитывая, что Франция была не единственной, кто помогал подавить Римскую революцию. Австрия помогала в Легациях, Испания и Неаполь – на юге. Трое кардиналов не благодарили никого в отдельности, чтобы поблагодарить всех в равной мере. Генерал Ростолан предложил свою отставку, не желая следовать советам из Франции.