Идолы и птицы

– Нет, Замир, я открытая книга, мне главное – откуда, а не куда.

– Хорошо, тогда второе. Ты чей будешь: наш, их, третья сторона?

– Я об этом не задумывался, если честно.

– Пойми, есть же и языковый вопрос. Если в документе написано «эскимос курдыбулдынского округа», а ты по-курдыбулдынски не шаришь совсем, то какой ты нафиг эскимос?

– Давай – третья сторона, – сказал я, решив довериться случаю.

– Хорошо, я вышлю тебе адрес, на который нужно скинуть фотки и цифру, в которую тебе обойдется затея. И ещё одно: с тебя хороший бурбон, когда всё закончится.

– Замир, ты лучший! Кидай адрес.

– Буду лучшим, если смогу это сделать. Фото подтвердят, что ты согласен с ценой вопроса. Давай, времени мало.

– Пока!

Цена фальшивого документа, да ещё и с учетом срочности, была вполне приемлемой, и я, отослав фото, с чувством завершенности дня и покосившись на мирно дремлющую шахматную доску, тоже лег спать.

* * *

И снова утро нового дня. Еще неделю назад мои дни были одинаковыми и проскакивали незамеченными. Но теперь я каждое утро попадал в новый мир. Всё было иначе.

Первым делом я отнес запрос на академотпуск, оформил разрыв договора аренды общежития по окончании месяца, после чего занялся финансовыми вопросами. Мы, люди, никуда не можем двинуться без товарно-денежных отношений, это суровый и неоспоримый факт, с которым всегда приходится мириться. А для получения свободы, которую я хочу на время себе устроить, деньги жизненно необходимы. Я прекрасно осознавал, что без социальных связей и возможности заработка можно продержаться, только оплачивая всё по счетам, плюс нужны деньги на возможные переезды, как минимум с десяток таковых – на форс-мажор. С учетом затрат за мой новый загранпаспорт и предварительных подсчетов на скромную жизнь я не мог обойтись своими стандартными сбережениями. Потому мне пришлось отпилить кусок пирога, который был так бережно собран для меня родителями в виде депозита. Я разорвал договор, освободив томящиеся в банке сбережения, снял сумму, необходимую для скромной жизни приблизительно на полгода, а остальное заново оформил как вклад. Позже обычной почтой отослал письма родителям и Лизе. Вся организационная и финансовая сторона вопроса была улажена, дело оставалось за Замиром, и мне приходилось только ждать.

Наконец-то у меня выпала свободная минутка, и я могу спокойно прогуляться по улицам города, посмотреть под новым углом на место, в котором проучился больше четырех лет. Я обратил внимание на городских голубей, на их громадные скопления. Эти птицы, наверное, не смогли бы прожить и пару дней, попади в дикие условия. А вот вороны, хоть и тоже уже очень давно облюбовали городские парки, были рационально независимы. Они выбрали природу, где им не могут навредить. В городах нет никого, кто мог бы представлять для ворон опасность, а парковые деревья неприкосновенны для лесорубов. И вороны, понимая это, поселились именно в парках, но сохранив собственную аутентичность, с иерархией в стае, умением строить свои гнезда и кормить своих птенцов самостоятельно. Они даже имеют чувство юмора и умеют подшучивать над соплеменниками. Голуби же изначально были птицами бестолковыми, и современный мир их давно поглотил без остатка. И теперь они живут на крышах домов, питаются тем, что им дадут, в лучшем случае совершая сезонные набеги на фермерские хозяйства. Да и живут голуби не стаей, а по законам курятника. Не удивительно, что перо голубя не котировалось как ценность даже моей Бекки, начиная с пятилетнего возраста.

Я прогуливался по улочкам старого города, поглощенный размышлениями об отличиях двух совершенно разных городских птиц, как вдруг, проходя мимо книжной лавки, обратил внимание на обложку с бронзовыми фигурками. С недавнего времени бронза стала для меня многое значить, и я, немного замедлив шаг, стал вчитываться в название. На обложке было написано: «История. Бронзовый век». То была обычная книга о древней истории, а фигурки являлись лишь украшением обложки. И как только я понял, что ровным счетом ничего из этого для себя не узнаю, я сразу же продолжил свою прогулку.

Но не сделал я и десяти шагов, как перед моим носом упала каменная глыба. Тротуар содрогнулся и с грохотом раздробил её на куски. Фрагмент здания неправильной формы, весом килограмм в десять, взялся словно из неоткуда. Подняв голову и не замедлив хода, я не увидел ровным счетом ничего. Старинная постройка метров двадцать высотой не имела ни малейшего намека на возможность уронить камень такого размера. Крыша для обзора была недоступна, но признаки проведения работ явно отсутствовали. Переступив белые полосы от удара, расходящиеся пыльными лучиками по сторонам тротуара, я задумчиво побрел дальше. Найти бы сейчас тот камень, я бы поставил его в стеклянном кубе на постамент, как обычно выставляют метеориты. Но это был не метеорит, а кусок конструкции, созданный человеком. Не обрати я внимания на книгу, расходились бы на месте его падения не лучики, а брызги. Я тогда воспринял этот факт как-то очень отрешенно, наверное, из-за неумения быстро переключать мысли с одной темы на другую. Но вот спокойствие окружающих людей меня поразило. Они со страхом и удивлением отреагировали на звук удара, но тут же погрузились в свои заботы и продолжили суету дня, а те, что не услышали звука, и вовсе безучастно проходили мимо валяющихся кусков.

По-моему, меня нашли. Надеюсь, Замир успеет привезти паспорт до того, как я превращусь в лепешку на следующем перекрестке. Волноваться по поводу повторного куска, летящего с неба, смысла особо не было: не камень, так автомобиль рано или поздно меня догонит, или отожравшийся хлеба голубь случайно спикирует всей массой своего тела прямо в жизненно важный центр моего организма. После объяснения мне всех вариантов шахматной доски я потерял интерес к попыткам просчитать окружающий мир. Поэтому с абсолютной уверенностью, что обходить высокие здания нет никакого смысла, побрел дальше.

Спасительный звонок раздался где-то через пару часов.

– Пет, приходи в общежитие, и с тебя бурбон по возращении.

– Хорошо, уже иду!

Замир ждал меня у входа в общежитие. Вид у него был помятый и взъерошенный.

– Тебе хоть удалось поспать? – спросил я, уже поднимаясь в комнату.

– Пару раз вздремнул в машине. Ничего, высплюсь еще. Так что ты такого натворил, мне стоит волноваться?

– Я – ровным счетом ничего, но есть опасность, что навредят мне или моим близким. Тебя тоже могут расспрашивать.

– Ну, я в таких делах уже собаку съел, – сказал он с важностью и лукавством карточного шулера, хоть с его усталым лицом это выглядело немного смешно.

– Они Лизу на полиграфе проверяли, школьницам, ставшим случайными свидетелями, устроили целый карантин. Не шути с ними, Замир. Если начнутся расспросы, ответь им как есть, всё что знаешь.

Я говорил предельно серьезно.

– Ради тебя я бы точно своей шкурой не рисковал, таких пай-мальчиков вокруг пруд пруди, больно нужен ты мне! – ухмыльнулся он.

– Замир, не шути с ними! – перебил я его уже более настойчиво.

– Да с кем хоть, с ними-то?!

– Я, если честно, и сам толком не знаю. Но явно кто-то очень влиятельный и с большими возможностями. Давай я просто заберу документ и уйду в туман.

– Ладно, держи – твой загранпаспорт, а это список стран, куда с ним можно выехать без опасения быть разоблаченным на таможне. Какие бумаги в эти страны нужно оформлять дополнительно, я не в курсе. Это всё, что я смог для тебя сделать за такой короткий срок.

Он протянул мне паспорт с распечатанным на бумаге списком и взял указанную сумму денег.

– Спасибо тебе, ты меня очень выручил.

– Береги себя, а я придумаю какую-нибудь версию полуправды для твоей корпорации «доктора Зло», чтобы и под раздачу не попасть, и их с толку сбить.

– Хорошо, в следующем учебном году увидимся. И еще одно: вот сумка с моими вещами, телефоном, часами и прочей дребеденью, сохрани её для меня до возвращения.

Я достал из кармана свой телефон, вынул батарею и тоже положил в собранную заранее сумку.

Мы обменялись крепким, немного дольше обычного рукопожатием, и он, взяв сумку, молча ушел. Из паспорта на меня смотрело недавно сделанное фото и имя Филипп Гавранович. Паспорт был не новый, в нем присутствовали отметки о пересечении границ некоторых стран, включая и мою, это было даже к лучшему: полностью новый мог вызвать излишние подозрения. Должно быть, хозяин документа где-то обронил его по невнимательности, что послужит благому для меня делу. Пора было приступать к реализации завершающего этапа моего исчезновения. Судя по упавшему передо мной булыжнику, полученная мною фора во времени исчезла.

Я внимательно изучил перечень стран, после чего пошел посмотреть в одном интернет-кафе все страны, куда я мог доехать без каких-либо отметок в моем паспорте как Петр. В другом кафе я проработал, куда из стран прибытия мог поехать уже Филипп. Ограничением переездов стал выданный мне Замиром список, который я уменьшил уточнением, куда можно попасть без открытия дополнительных виз. Все важные пометки делались вручную, на том же листке со странами. Уже в третьем интернет-кафе я просмотрел и выписал только расписания поездов из намеченных мною стран «А» в страны «В», на всякий случай полистал ещё и расписания авиаперелетов, а также расписания речного и морского транспорта.

Следующим этапом были покупки. Я приобрел всю новую одежду, необходимую мне на первых порах, начиная от носков и заканчивая рюкзаком, в который она будет сложена. Скупил целую пачку туристических карт, флягу для воды, непромокаемые контейнеры для документов, скотч, полиэтиленовые пакеты, новый телефон и кучу прочих мелочей, которые мне смогут пригодиться. Продавцы на меня недоверчиво косились, когда я расплачивался наличными, но уважение к денежному знаку без труда брало верх.

Придя домой, первым делом разложив карты и внимательно изучив записи, сделанные на клочке бумаги в интернет-кафе, я выбрал самую удобную страну из списка, куда можно было добраться в два этапа на поездах. Просмотрел по картам уже только мой намеченный маршрут и сверил с записями пунктов, куда доходит какой поезд. Немного погодя всё было решено, маршрут выбран. Туристическая карта страны-убежища перекочевала в рюкзак с покупками, все остальные – в мусорный пакет. После чего я разделся догола и, взяв с собой в руки только два паспорта, листок с пометками, банковскую карточку и деньги – перешел к новым покупкам. Переодевшись, упаковав свой рюкзак, я выбросил все магазинные ярлычки и наклейки с новых вещей в другой мусорный пакет, а снятые с меня вещи – в третий. Осталось избавиться от мелочей. Странная манера цивилизованного мира хранить чеки, гарантию твоей защищенности как покупателя, всегда может тебя выдать, так же как и денежные движения по банковскому счету. Еще один способ тотального контроля – телефон. Без него человек выглядит подозрительно ненормально, поэтому карточку я не брал, но телефон был мне нужен. Список стран со всеми оставленными пометками, чеки и заводские номера с документации от нового телефона я сжег. Карточку и небольшую сумму денег, достаточную для переезда в поездах, я положил в кошелек. Остальные деньги спрятал вместе с поддельными документами в потайную нишу рюкзака.

Петр был готов исчезнуть, обновленный, с оставшимися лишь тоненькими ниточками старой жизни в виде паспорта и банковской карты, которые будут спрятаны очень глубоко, как только я доберусь до места появления Филиппа. Осмотревшись вокруг, я забрал пакеты, спустился по пожарной лестнице и, выкинув оставшийся мусор старой жизни, надвинув на глаза кепку, влился в суетящуюся толпу большого города. По пути, пару раз изменив маршрут следования, не выглядывая из-под козырька, я добрался до железнодорожного вокзала и взял билет на поезд. Стук колес понес меня к возможности чувствовать влияние фигурки ещё какое-то время.

По дороге первые две пересадки я ни с кем не общался, старался даже еду и питье покупать в автоматах. Добравшись до места смены паспорта, я встретился взглядом лишь с двумя кассиршами, продавшими мне билет, и работниками двух таможен, которые я проехал. Всё остальное время я с надвинутым на глаза козырьком или делал вид, что спал, или смотрел в окно. Настало время появиться Филиппу, и он это сделал без особого труда в кабинке одного из вокзальных туалетов. Банковская карточка, мой настоящий загранпаспорт и некоторая сумма денег на обратный путь перекочевала в непромокаемый мешочек для документов, а потом для надежности – ещё в один пакет. Решив перестраховаться, я тщательно обмотал всё широким канцелярским скотчем. Упаковка получилась внушительно неприступной для воздействия на содержимое любых непредсказуемых катаклизмов, подстерегавших меня впереди. Она была упакована и спрятана во внутренний карман моей куртки. Филипп Гавранович был готов продолжить свое путешествие.

(5) Поездка

Страна, с которой стартовала моя новая личность, говорила на непонятном мне языке, но кассиры и путешествующие неплохо владели английским. Я выбрал поезд, следовавший ещё через три границы, но моим пунктом назначения была предпоследняя по счету страна. Не знаю, по какому признаку знакомые Замира определяли, где этот паспорт вызовет подозрения, а где нет, но ехать нужно было именно в страну из списка. В справочном отделении я узнал города по маршруту следования, выбрал самый последний крупный уже почти при выезде из страны, где предстояло скрыться, и взял до него билет. Обменять мои деньги на валюту той страны почему-то не удалось, мне объяснили, что данная валюта здесь не в чести. Ничего, уверен, что мои деньги у них в чести, и по прибытии в пункт назначения я без труда совершу обмен. По времени и дате прибытия на билете я понял, что ехать мне больше суток, а потому решил прикупить продуктов, чтобы потом не искать, где поесть и что выпить. Мне нужно было выполнять минимальное количество лишних движений.

В купе, состоящем из четырех мест, со мной ехал респектабельный мужчина средних лет и очень строгая на вид бабушка с внучкой. Взрослые окинули меня с моим рюкзаком пренебрежительным взглядом, а глаза внучки, напротив, сверкнули искорками. Она как раз входила в тот возраст, когда маленькие, но уже девушки начинают заинтересованно наблюдать за противоположным полом, выстраивая в своем сознании полусказочные отношения. Мы разместились в своем временном жилище, и поезд тронулся. Постепенно освоившись в присутствии соседей, первым заговорил мужчина. Я объяснил ему, что не понимаю сказанного, и ему ничего не оставалось, как перейти на коверканный английский.

– Меня зовут Карл, – деловито представился он.

– Очень приятно, а я Филипп.

– И куда вы едете, если не секрет? – поинтересовался он слегка удивленно.

– Если быть откровенным, – сказал я, – то конкретное место меня не интересует, я студент-медик отделения психологии, и в будущем хочу написать работу по социальной адаптации человека в неестественной для него среде. И теперь я и еду в эту неестественную среду.

Легкое пренебрежение Карла в мой адрес потихоньку исчезало. Было видно, что он понимает перевод не всех моих слов, но основную суть он уловил и уважительно кивнул.

– Да, нелегко вам придется с вашим рюкзачком! Надеюсь, оно того стоит.

– Я тоже надеюсь на это, Карл. А вы, я вижу, по делам едете.

Он слегка разочарованно покивал, уставившись куда-то внутрь себя. Было видно, что мой вопрос ему крайне неприятен, и пока пауза давала ему возможность собраться с мыслями, я перевел внимание на сидящих напротив дам. По всей видимости, они ни слова не понимали на языке разговора, и, наверное, ни слова на языке той страны, откуда ехал поезд. Потому бабушка, явно пуританского воспитания, скучно сидела, уставившись в пустоту прожитых лет. А девочка, не находя себе места от скуки, хищно зыркнула в ответ, ощутив мой беглый взгляд. Карл к тому моменту собрался с мыслями.

– Я еду закрывать свой бизнес – вернее, то, что им так и не стало, несмотря на значительные вложения.

– Мне очень жаль. Неудачный выбор рода деятельности?

– Скорее, неудачный выбор страны. Я как-то хотел расширить свое дело, вложить заработанное во что-то перспективное, вот и нашел прекрасный бизнес-план по производству пеноблоков, с огромным рынком сбыта. Но суть такова, что единственный, кто на этом смог обогатиться – человек, представивший мне бизнес-план.

– Да, вложения в нестабильном государстве всегда сопряжены с высокими рисками, насколько мне известно.

– Не совсем так, у них там всё по-другому. Перевернуто с ног на голову, и плюс ко всему работают не законы, а неписаные, одним им известные правила. Одно радует, по приезде там всегда можно пуститься во все тяжкие, причем особо не потратившись. Знали бы вы, какие там красивые девушки, причем поголовно!

Его лицо сразу изменилось, подобрело, а в глазах появилась глубинная тоска по плотским утехам. Он причмокнул, как боров, объевшийся желудей, и томно вздохнул.

– А почему вы на поезде едете, Карл? Почему не самолетом или на машине, ведь это так долго?

– Ты прав, Филипп, я по простоте своей первый раз поехал на машине, и вскоре горько разочаровался. Пересечь их таможню на своем транспорте занимает ужасно много времени, и кроме всего прочего, у них неприемлемо ужасные дороги. А самолеты туда, куда мне нужно, не летают, и добираться поездом получается быстрее.

Я не понял ни одной из названных им причин – казалось, что он говорит какие-то нелепые и плохо вяжущиеся между собой фразы. Но уточнять было не очень удобно, и я оставил сказанное им для переосмысления, изменив тему разговора о стране, в которую еду.

Интересная особенность английского языка, давно меня поразившая, заключается в том, что разницы между словом «Ты» и словом «Вы» у них особо нет. Вернее, уважительная форма обращения вытеснила обычную, и слово «thou» кануло в небытие. Странная вещь, неуважительное и панибратское отношение у людей осталось – а слова для выражения этих отношений нет. Меня это очень озадачивало как раз в данной ситуации, потому как в беседе с незнакомым мужчиной старше меня ощущалась постоянная неразбериха с уважительностью его обращения.

– Так взять напрокат или купить дешевенький автомобиль для осмотра местных достопримечательностей вы мне не рекомендуете?

– Взять напрокат? Купить?!

Карл рассмеялся, даже немного задев мое самолюбие.

– Нет, в прокат у них машины не выдают, а покупать там неприлично дорого. Да и поверьте моему слову, Филипп, ни к чему это вам. Я после той первой поездки на автомобиле угробил ходовую своей крошке, а мне в сервисе сказали, что такая поломка – не гарантийный случай. Пришлось за свой счёт ремонтировать почти новую машину.

– Ладно, думаю, на месте разберусь, – ответил я, но ни одно из сказанных Карлом слов до меня не дошло.

Было понятно, что меня и вправду ждет социальная адаптация. Очевидно, что я не имею ни малейшего представления ни о порядках, ни об устоях, ни о традициях той страны, куда направляюсь. За окном пролетали всевозможные постройки, леса, поля. Время от времени мы въезжали в города, полные суеты, и, немного постояв, продолжали путь, все дальше уносясь от мест и традиций, близких мне с детства. Но вместе с тем – и от опасности быть пришибленным каким-нибудь случайно падающим булыжником.

Девочка, сидевшая напротив, была лет двенадцати-четырнадцати, но, несмотря на свой юный возраст, очень зрело и красиво сложенной. Её возраст выдавало разве что необычайно красивое детское лицо с ярко очерченными розовыми пухленькими губками. Без капли косметики она выглядела как с картинки, и эта картинка с жадностью тела, ещё не познавшего мужское прикосновение, то и дело изучающе меня оценивала. Мне стало немного неловко, в моем мозгу начал ворчать откуда-то взявшийся старикан. Ворчать о поколении, выросшем на вседоступном интернете, и о теперешних нравах молодежи. Я попробовал осадить её интерес, пару раз внимательно взглянув в глаза девочки, но она без труда выдержала мой взгляд, так же пристально вглядывалась в мои. В конечном итоге я смирился. Тем более что в обмене взглядами все было волнительно, невинно и очень приятно. А чтобы в голову нам не лезли всякие глупости, между нами огромной стеной стояла строгая бабушка.

Поездка постепенно становилась не такой медленной и утомительной. Подготовка ко сну и сам мой сон проходил под приятными невидимыми лучами, исходившими от этой девочки, и фигурка помогала мне их видеть, понимать и чувствовать. Теплота этих лучей, их невинность и легкая сексуальность приятно согревали и немножко пьянили. И здесь дело вовсе не в природной тяге полов. Суть заключалась в том, что мне был показан момент пробуждения женского начала. Как рождение ребенка – волнительный момент для отца, момент, не имеющий на уме даже задатков корысти, так же и момент заполнения девушки женским началом должен быть волнительным моментом для настоящего мужчины. Меня посетило безумное сожаление о том, что я не знал Лизу в таком возрасте и не видел пытливости её взгляда, изучающего мир по-новому. Это бы дало мне огромное преимущество сейчас, я мог бы различать её женскую самобытность даже под слоем косметики и социальных догм.

Сложно описать молчаливость и забавность того обмена взглядами. В любом случае, новый урок, полученный в душном купе, касался не одной женщины. Он был масштабней, он объяснял красоту и самобытность женской природы, красоту в женской слабости и противоречивости. Именно эти две особенности и придают женщинам ценность, но почему-то всегда пытаются быть спрятанными при взрослении в платья, косметику и нерациональные поступки. Такие прятки и не дают взрослым девушкам выглядеть так, как выглядела сидящая напротив девочка. И если бы мы, мужнины, умели вглядываться и видеть то женское начало, которое управляет их внешним хаосом, тогда нам непременно хотелось бы любить, прощать и баловать близких нам женщин. Чувства отца, любящего свою дочь, просто обязаны быть дополнением к чувствам мужчины, любящей свою женщину. Именно в этом случае взаимовыгодная корысть преобразуется в настоящую эмоцию отношений.

* * *

Уже ночью мы проехали одну из таможен. Человек в пограничной униформе с орлом попросил, как я понял по его жесту, предъявить паспорта. Почти равнодушно бегло посмотрел каждому в лицо и сразу вернул нам документы. Пока всё шло очень гладко. Еще один из барьеров был преодолен, оставался последний. Зная, что до утра будить уже не будут, мы дружно погрузились в сон. Ритмичный стук вагонных колес, покачивания и периодически пробегающие фонари немного компенсировали замкнутость пространства купе.

Утро следующего дня началось с кофе. Нас всех разбудил Карл, шумно вернувшийся в купе с запухшим лицом и весь пропахший зубной пастой. Заспанное лицо девочки стало ещё милее и невинней. Я даже словил себя на мысли, что под таким обилием невинности, скорее всего, скрывается неподъемное количество чертей. И если, чисто гипотетически, нас закрыть с ней в одной темной комнате, то она разорвала бы меня на куски даже против моей воли. Может, бабуля приставлена к ней как раз для защиты нас от неё, а не её от нас. Пуританка бабуля была как будто восковая, не поменялась ни в цвете, ни в расположении морщинок, даже когда они вместе с внучкой сходили умыться. Поочередные переодевания из ночных одежд закончились, и, позавтракав, мы все дружно занялись рассматриванием пробегающего мимо пейзажа.

– Подъезжаем к границе, – с какой-то тихой почтительностью сказал Карл.

Нервно заерзала пожилая женщина, начала подтягивать в проход свои сумки. И только нам с сидящей напротив девочкой было особо безразлично. Вернее, девочке было все равно, а я с виду старался таким казаться. Внутри же меня приближался шторм волнения, который, как бы я ни старался, предотвратить не мог. Неумение собраться делало меня ещё более беспомощным, ноги стали ватными, в груди сдавило комом, а руки нервно подергивались. Я прекрасно понимал, что если обнаружится попытка проезда по поддельному паспорту, то моя жизнь дома без фигурки по сравнению с ожидающими меня здесь перспективами будет казаться радужной мечтой.

Серьезность занавеса, отделявшего все прежде пересеченные страны и эту, была видна уже из окна. Вереница автомобилей, пытающихся попасть через границу, тянулась на несколько километров, что свидетельствовало о необычайной тщательности проверки каждого отдельного въезжающего в эту страну. Я наконец понял фразу Карла о том, что на машине долго. По всей видимости, только в увиденной очереди нужно было провести не один час ожиданий. Но назад пути не было, я взял себя в руки и начал концентрироваться на своем дыхании.

Вдох – выдох, вдох – выдох. Плавно, медленно, не спеша, через нос, вдох – выдох. Тело постепенно начало слушаться, волнение было подавлено и осталось теплиться ровным тихим трепетом, только где-то далеко внутри.

«Какой же востребованной должна быть эта страна, если на въезд в нее стоят такие очереди!» – проскочило у меня в голове.