скачать книгу бесплатно
Этого она уже не услышала.
Харрис было сложно выкинуть из головы произошедшее даже когда она покинула стены больницы и отправилась домой. Может, кто-то другой сказал бы ей, что она уж слишком смягчилась за последние пару месяцев, что провела дома. Ведь правда, Хлоя успела повидать за время службы всякое: измождённых заложников, которым не позволяли даже спать, изуродованные после взрывов тела людей, которых не удавалось спасти – такие всегда были. Ей приходилось утешать собственных сослуживцев с оторванными конечностями. Лукас не был у неё первым замученным пленником, но именно его история не давала ей сейчас покоя.
На войне видеть ужасы было чем-то привычным, почти нормальным. Да, порой человеческая жестокость поражала воображение, но это, как бы страшно ни звучало, было почти уместно. Никто из сослуживцев Харрис не был повергнут в шок, когда ему говорили, что где-то неподалёку захватили и заминировали здание начальной школы. Все понимали, что это ужасно, и что они должны сделать всё необходимое, чтобы помочь детям и учителям, но никто картинно не замирал с открытым ртом и не бросал вещи на пол. Нет, всё было очевидно: это – горячая точка. Терроризм и теракты здесь – обычное явление. С этим нужно бороться, это нужно победить и искоренить, и, если уж так хочется – можно рухнуть на колени перед безжизненным телом невинного ребёнка, пострадавшего по вине бездушного боевика. Но всё это имело оттенок очевидности – война, как причина всего кошмарного вокруг, была веским поводом для того, чтобы не расслабляться морально.
И вот – снова пленник. Хлоя общалась с такими людьми во время службы, в этом, в общем-то, и заключалась её основная работа. Но опять же – она видела, как этих людей вырывали из рук убийц, как выкапывали из-под очередной груды обломков, что некогда была жилым домом или больницей. А у Лукаса не было такой предыстории, не было такой масштабной причины страданий – как, например, война, что была общим горем, – и от этого становилось лишь страшнее то, что ему пришлось пережить.
Его собственный отец лишил его свободы. Судя по всему, он пытал его на протяжении шести месяцев, желая узнать, где сын спрятал собранный на него компромат. Лукас, похоже, не сломался – иначе его бы не травили в больнице столь мощными препаратами. А может быть, Годфри просто не знал, что теперь с ним делать – он не верил, что сын не пойдёт против него снова, даже если нашёл и уничтожил всё, что было на него собрано. Убивать Лукаса было для него как-то слишком, дать ему самому убить себя – тем более. В любом случае оставался лишь один вариант – запереть сына в психбольнице и никогда не позволить ему оттуда выбраться.
Может, у Эосфора-младшего все конечности были на месте, но жестокость его отца поразила Хлою именно тем, что она была проявлена не на войне. В мирное время, «добрым» политиком, который взирал на неё, шагающую в сторону своего дома, с рекламного баннера.
В ту минуту, когда девушку посетила эта мысль, вдруг сильнее подул ветер. Харрис остановилась, глубоко вздохнула, чуть опуская веки. Она могла наслаждаться этим почти каждую минуту, в любой момент была вольна выйти на улицу из дома или открыть окно… а сколько Лукас не видел солнца и не чувствовал дуновения ветра на своей коже? Если его постоянно держали на привязи – едва ли он часто покидал здание психбольницы, вряд ли даже выходил во внутренний дворик на прогулку. Может, это случалось раз в несколько дней – если вообще случалось. Наверное, два огромных охранника выводили Эосфора во дворик тогда, когда там никого больше не было. Его выгуливали несколько минут, как собаку – на привязи, позволяли вспомнить, каково это – дышать свежим воздухом, и… снова всё это отнимали.
А может, отняли давным-давно – настолько он был бледным.
Ледяными иголочками, несмотря на типичную для Лос-Анджелеса жару, по позвоночнику Хлои прошла волна страха. Быть обездвиженным, получать наказания за лишнее слово, сутками лежать на ноющей искалеченной спине – и всё это продолжается вот уже полтора года. Харрис не сомневалась, что допросы Годфри проводил с пристрастием – раз уж Лукас даже побоялся рассказать ей, что с ним делали.
И вот эта иррациональность, с её довольно чёрно-белой точки зрения, как раз и выводила Хлою из равновесия. Она думала, что идёт в новый мир, совершенно другой – может, встретит пару человек, которые не справились именно с ужасами войны. Но даже для таких были отдельные центры психологической помощи. И Харрис туда не пошла; она отправилась именно в обычную гражданскую больницу, чтобы сознательно наполнить свою жизнь в ближайшее время историями о неверных жёнах и глубоких депрессиях. Что в итоге? Получила подпольные игры и настрадавшегося человека, который боялся лишний раз не так вдохнуть и отчаянно желал закончить свои мучения любым доступным образом – будь то побег или даже смерть. Это было ненормально для «гражданки», такое должно было остаться где-то там, в Сирии, Йемене, Афганистане – или ещё где-то, где Хлоя никогда не была.
Харрис моргнула. Поняла, что сама не заметила, как добралась до дома, и что на неё странно поглядывает из окна пожилая соседка – Хлоя вот уже пару минут стояла на крыльце, пытаясь воткнуть ключ в замочную скважину. Когда, наконец, она отвлеклась от бесконечных размышлений об Эосфоре и своей неожиданной реакции на его историю, то помахала соседке, как можно приветливее улыбаясь. Потом, когда женщина успокоилась и отвела от неё взгляд, Харрис быстро открыла дверь и поспешила скрыться за ней.
Ей было нужно ещё многое обдумать.
Ещё несколько часов до отбоя Лукас просто лежал в постели, переворачиваясь с бока на бок. Было приятно дать отдых измученной спине, на которой время от времени появлялись новые шрамы и синяки от санитаров и охранников. Наконец, раздался знакомый шум – проходила смена охраны. Быстро, не обращая внимания на боль во всём теле, Эосфор подорвался с постели и проскочил в ванную комнату. В последние месяцы он всё время проводил либо под присмотром, либо связанным, так что для удобства санитаров, которые время от времени соглашались побрить его, в ванной оставили бритву. Хлоя, разумеется, об этом не знала, как и другой персонал – парень-санитар обычно прятал лезвия, чтобы Лукас не видел, где они хранятся, но однажды он умудрился подсмотреть в зеркало.
Так что найти лезвие не оказалось сложной задачей. Эосфор прислушался – у него было ещё несколько минут, пока охранники сменяли друг друга.
Знакомый страх овладел его телом. Он пытался сделать это уже в пятый раз – и ему всё равно было страшно. Если психбольница чему его и научила, так это бояться боли – даже не смерти. Лукас не хотел больше боли, даже если бы она вела к освобождению из унизительного плена.
И к тому же, его начинало грызть чувство вины. Руки, наконец-то беспрепятственно «дышащие», дрожали, плохо слушались – и они бы скоро вообще прекратили ему подчиняться, если бы не доброта этой нового доктора. Именно она освободила его, дала ему возможность отдохнуть. Она хочет помочь ему сделать главное – защитить его собственную личность. Даже если у неё не получится его вытащить, он сумеет сохранить рассудок, и может быть, когда отец умрёт… Может, кто-то из братьев постарается его забрать. Отец давно боролся со своими болячками – возможно, свобода была не таким уж и недостижимым чудом.
Хлоя… единственный человек, что не побоялся вступиться за Лукаса. Он мог бы сейчас лежать, капая слюной на подушку, обдолбанный этим проклятым лекарством – и вот, стоит сейчас в ванной, свободный от оков и способный позаботиться о себе без лишних глаз. Она вернула ему достоинство, какое-то право на личную жизнь, которым пренебрегали вот уже почти год.
И в конце концов, ему просто не хотелось умирать. Лукас всё ещё помнил жизнь до психиатрической больницы. Она и раньше казалась ему прекрасной, а теперь, недосягаемая, была просто мечтой. Он скучал по музыке, скучал по своим друзьям, даже по дому, в котором провёл детство. По своим братьям и сёстрам, по нормальной еде, солнцу, свежему воздуху, своему клубу…
Эосфор зажмурился изо всех сил, стараясь отогнать видения. Новый доктор подарила ему, помимо условной свободы, ещё и надежду. Было гораздо проще сунуть голову в петлю, когда он не видел шанса вернуться к нормальной жизни. А теперь… Ну нет, что может сделать бывший военный врач против его отца? Он практически всемогущ. Не убьёт Харрис и всю её семью – так превратит её жизнь в ад. Саму запрёт в палату рядом с ним, и тоже посадит на цепь. Лукас вздрогнул, представив такие же жуткие шрамы, какие были у него, на нежной коже девушки, и распахнул глаза. Такого он допустить не может.
Следующая мысль заставила его опустить лезвие. А что будет с ней, если он умрёт сейчас? Разве Годфри демонстративно не посадит в тюрьму доктора, который отвечал за его сына? Как будет лучше для Хлои? Жить ему или нет? Подвести её или нет? От какого его решения у неё будет меньше проблем? Живым он вынуждает её помогать, мёртвым – вероятно, сажает в тюрьму.
А ещё… Он ей, вроде бы, даже понравился… кажется. Может, Лукасу просто отчаянно хотелось кому-то нравиться настолько, что о нём начали бы заботиться, пока он столь беспомощен. Но, наверное, Хлоя просто была таким человеком – всем хотела помочь. Справедливо, иначе она бы не стала хорошим врачом, верно?
В чувство его привели шаги возле двери. Пересменка заканчивалась, вот-вот должны были проверить все видеокамеры и палаты.
Эосфор, сдавленно всхлипнув, сжал в руке лезвие. Он решился.
Тёмные капли крови закапали на серое дно ванны, в которую медленно начала набираться тёплая вода.
Глава 2
Однажды я захочу проснуться выше облаков
Шаги неумолимо приближались. Лукас стиснул зубы, чтобы не проронить ни звука, хотел крепче прижать лезвие к шее, но дрожь в руках лишь усилилась. Мелкие, но довольно глубокие порезы сочились кровью, боль заставляла потерять контроль, оставляя только желание поскорее от неё избавиться. Мелькнула даже мысль, что было бы лучше, если бы ему сделали этот укол – он бы лежал сейчас в блаженном забытье и ничего бы не помнил, не чувствовал бы даже дико ноющей искалеченной спины, чем плохо?..
Раздался звон ключей. Эосфор резко открыл глаза, дёргая ручку крана. Вода смыла капли крови, попавшие на дно ванны. Он не успевал, даже если собраться прямо сейчас и дёрнуть рукой, резанув по горлу. Кто сказал, что у него хватит сил нанести такой порез, чтобы моментально оборвать жизнь?..
Ярко перед внутренним взором вспыхнула картинка – Хлоя, такая же отчаявшаяся и измученная, пробравшаяся в эту же ванную и сжимающая похожее лезвие или сыплющая в рот таблетки. Сердце ёкнуло. Нет, такого допустить нельзя, эта девушка не заслуживала подобного, она не должна была попасть на его место. Значит… он не может её подвести.
Лукас опустил руку с лезвием. Дрожь чуть утихла, когда его сердце почувствовало, что сегодня оно не остановится. Прежде, чем дверь в палату открылась, он заставил себя выключить воду и подняться на ноги. Толкнул дверцу ванной комнаты, и вышел – спустя мгновение встретился взглядом с санитаром, что зашёл его проверить.
– Пожалуйста, – почти шёпотом сказал Эосфор, насильно давя из себя звуки, – помоги…
Темнокожий парень, на секунду зависший, увидев психа с опасной бритвой в руках, моргнул, стараясь придать лицу спокойное и сочувствующее выражение.
– Что случилось? – заботливо спросил он, делая вид, что не замечает оружия в руках Лукаса. Эосфор секунду размышлял – он мог бы вести себя нормально, может, этот парень-санитар тоже поверил бы ему. Но сразу же подумалось – а если нет? Или, что хуже – санитар бы поверил ему, и тоже оказался бы в опасности. Нет, такого допустить было нельзя – но нельзя было и позволить, чтобы он вновь нацепил ремни. Лукас ведь обещал Хлое жить, и что же – завтра она придёт и найдёт его в прежнем состоянии, узнает от санитаров и охранников, что он пытался покончить с собой, и… что, если они доложат об этом выше? В лучшем случае её просто выгонят из больницы, а в худшем…
А в худшем – он остановился зря.
Эосфор сделал самый честный и виноватый взгляд, на который только был способен.
– Я… не хотел… – он нарочно выпрямился, зная, что спина отзовётся болью, и использовал это – глаза увлажнились, в них появились слёзы. – Я-я… п-просто… – он начал чуть заикаться, шмыгая носом. Санитар медленно приблизился, протянул руку.
– Отдай-ка мне эту штуку, приятель, – дружелюбно попросил он. Лукас, правдоподобно всхлипнув, протянул ему бритву. Санитар быстро сунул её в карман и слегка расслабился, но ближе подходить не стал, памятуя, видимо, о рассказах старших товарищей.
– Помоги… – поднял на него умоляющий взгляд Эосфор. – Я… мне больно… Я просто хотел…
– Что ты хотел? – почти участливо спросил парень.
– П-побриться… правда… – он поднял голову, показывая кровоточащие ранки. По-детски скривился, когда санитар всё же приблизился, разглядывая их, и, видимо, размышляя, похожи ли они на следы от обычных случайных порезов. Лукас решил, что ему стоит усилить эффект, и прибавил, изображая отчаяние: – просто… новый доктор, она… она такая… – весьма правдоподобный «шмыг», – к-красивая… я хотел… – он опустил голову, решив, что этого будет достаточно. И правда – парень смягчился, поняв, что произошло.
– Ну-ну, приятель, тише, – сказал он, осторожно касаясь подбородка Эосфора и заставляя его снова показать порезы. – Тебе и так хорошо. Тебе идёт. Но вот порезы надо бы обработать. Разве она не расстроится, если их увидит?
– Я… я не знаю… – «слёзы» изматывали, сердце билось, как бешеное. Было страшно верить в то, что у него получилось обмануть этого санитара, и что всё пройдёт по плану – но, похоже, так оно и было.
– Так, – парень сделал шаг назад, перекладывая бритву в другой карман, – давай я помогу тебе, – он бережно, но крепко сжал запястье Лукаса и потянул его в ванную комнату. Эосфор оценил его действия – сейчас ему было невозможно изогнуться, чтобы незаметно вытащить лезвие. Санитар не был дураком, он перестраховался. Ладно – Лукас всё равно уже решил остановиться. Похоже, теперь у него уже и не будет шанса прекратить всё это, но куда уж деваться, раз он решил довериться доктору.
Санитар осторожно промыл его порезы, напрягаясь каждый раз, когда Лукас специально всхлипывал или морщился. Кровь остановилась, чуть влажная щетина прикрывала алые следы – наверное, недостаточно для того, чтобы Хлоя ничего не заметила утром, но всё же. Потом парень вывел своего подопечного из ванной комнатки и усадил на кровать. Эосфора всё ещё слегка трясло, и дрожь была настоящей, в отличие от слёз.
– Сделаем тебе укольчик? – дружелюбно улыбаясь, предложил санитар. Лукас вздрогнул, поднимая на него взгляд.
– Доктор сказала, не надо… – пробормотал он, поджимая ноги и обхватывая колени руками. Парень покачал головой, вынимая из кармана шприц.
– Просто снотворное. Смотрю, она тебя сегодня не стала привязывать к кровати, да? Ты, конечно, хотел сделать, как лучше, но всё-таки себе навредил, – он осторожно прикоснулся к его плечу свободной рукой. – Я должен был бы тебя связать, но…
– Не надо! – опять всхлипнул Эосфор. Санитар кивнул, опускаясь на корточки перед ним.
– Не буду. Зачем нам расстраивать твою красавицу? Давай просто сделаем укольчик, ты поспишь, боль пройдёт, и никто не расстроится. Всем будет хорошо, да? – он мягко, но настойчиво коснулся его запястья, стараясь вытянуть руку Лукаса, чтобы тот позволил поставить укол. Эосфор, шмыгнув носом, протянул её самостоятельно. – Вот и молодец, – улыбнулся парень. Укол был почти неощутимым, но в сон потянуло довольно быстро. Даже странно, почему к нему вдруг зашёл именно этот добродушный санитар – может, Хлоя была права: тёмная полоса в жизни приближалась к концу? И новые люди, что появлялись в ней, не всегда были настроены против него?
Эосфор сквозь окутывающий его мрак различил, как парень настойчиво заставляет его лечь, и даже укрывает одеялом. Он отчаянно напрягался, желая удостовериться, что санитар уйдёт, не надев на него ремни, но сопротивляться было очень сложно. Наконец, Лукас просто провалился в сон, так и не дождавшись звона ключей у двери палаты.
Ну, что же, по крайней мере, он был жив. Даже если Хлоя застанет его вновь связанным и с порезами на горле, может быть, она его простит. Он же всё-таки остановился.
В ту самую минуту Хлоя, мысли о которой без конца наполняли голову Эосфора, сидела дома. Она была занята написанием тех заключений, из-за отсутствия которых не могла изменить медикаментозное лечение. Помимо Лукаса, за сегодня у неё было ещё человек шесть больных – настоящих, которым тоже нужно было подобрать лечение. С некоторыми из них всё было понятно, и особых изменений в курсе препаратов или других видов терапии делать не приходилось. Но трое пошли на поправку, и, раз уж Карен ничего не имела против их выздоровления, Харрис должна была подобрать им новый курс лечения. Сначала нужно было решить все вопросы с обычными пациентами, а потом уже браться за дело Эосфора. От одного из больных ей даже пришлось отказаться – он едва не впал в буйство, когда увидел своего нового лечащего врача. Выяснилось, что девушка была очень похожа на его бывшую жену, которая изменила ему. Собственно, из-за неё он и попал в психушку – но Хлоя не вдавалась в подробности истории, увлечённая событиями в её собственной жизни.
Как раз, когда она закончила с последним, шестым заключением, снова задрожал телефон, оповещая о новом сообщении. Хлое, честно говоря, жутко не хотелось возвращаться к этой тяжёлой истории, так что она с радостью ухватилась за возможность чуть отложить это занятие.
Сообщение было от Эммы. Она просила срочно позвонить ей, и это Харрис не понравилось – но она всё же выполнила просьбу подруги, заранее напрягаясь. Долго ждать ответа не пришлось – после двух или трёх гудков девушка ответила на звонок.
– Привет, – раздался знакомый голос. Хлоя не сдержала улыбку – Эмма всегда была лучиком солнца, и это чувствовалось даже в телефонном разговоре. Порой хватало пары минут беседы с подругой, чтобы избавиться от тяготящих мыслей и увидеть путь решения проблемы. Но сейчас в голосе у девушки была непонятная тревога – и это чувство даже передавалось через динамики.
– Привет. Что случилось? – спросила Харрис. Эмма помолчала секунду, замявшись, а потом сказала:
– Слушай, это, конечно, не телефонный разговор, но… Приехать я не могу, а писать такое точно не стоит.
– Да? Что такое?
– В общем… тот парень, про которого ты просила меня разузнать. Он же сын…
– Да, Годфри Эосфора, – Хлоя потёрла переносицу, устало закрывая глаза. – Надо быть аккуратнее.
– Нет, ты дослушай! – перебила её подруга. – Он сын Карен Леонард!
– Что? – не поверила своим ушам Харрис. Эмма выдержала театральную паузу, наслаждаясь произведённым эффектом, а потом продолжила:
– Вот именно! Я отправила тебе то, что ты просила, а потом полезла почитать про его отца, и…
– Она его жена?
– Да! Я не знаю, родная ли она мать Лукаса, про неё вообще мало что удалось выяснить – Годфри очень старается скрывать свои семейные дела, но… в общем, скоро выборы губернатора Калифорнии, и у него неплохие шансы на победу. Сейчас кандидаты играют в павлинов, распускают хвосты, у кого ярче – и недавно он засветился на какой-то благотворительной акции вместе с женой.
– С Карен.
– Да. Я проверила кое-что, – по ту сторону динамиков зашелестели бумаги, – и выяснила, что она стала главврачом твоей больницы как раз тогда, когда…
– Когда пропал Лукас, да? Полтора года назад? – Эмма помолчала, видимо, кивая, и прибавила:
– За месяц до того, как Годфри заявил, что Лукас отправился на лечение.
– То есть, она заняла пост главного врача только для того, чтобы держать сына в психушке?
– Ну, может он и не её сын, там непонятно, – уточнила Эмма. – Но даже если он ей только пасынок, это всё равно жесть. То есть, может, парень и тронулся, но зачем так радикально… Так, это ещё не всё, – снова зашуршали бумаги. – Когда я выяснила, что она стала главврачом именно в то время, мне это не понравилось. Я решила аккуратно прощупать её мутные делишки, и выяснила кое-что.
– Что?
– Финансирование больницы и её фактическое состояние не соответствуют друг другу.
– Что? Откуда ты знаешь?
– Я хакнула финансовые отчёты твоей психушки, – обронила подруга. Хлоя тяжело вздохнула, закатив глаза. – Не в этом дело, Хло! Дело в том, что главным спонсором этой клиники является дочернее предприятие одной из фирм Годфри. Официально, он сам отношения к больнице не имеет, но фактически… В общем, он перечисляет огромные деньги на содержание этой психушки.
– Но я ничего особенного не заметила, – припомнила Харрис. – Оборудование не особо старое, но и суперсовременным его не назовёшь. О каких суммах идёт речь?
– О серьёзных, – чуть понизив голос, сказала Эмма. – Но ты права. Дальше всё путается, они мутят с указанием сумм в отчётах только одной стороны, но я посидела, посчитала, и поняла, что почти половина этих денег просто растворяется. Они уходят на счета других компаний, которые принадлежат…
– Карен? – догадалась Хлоя. Эмма вздохнула.
– Да. Не знаю, что там с этим Лукасом, тебе виднее, но его мамаша точно нечиста на руку. Она отмывает деньги мужа. Благотворительность, как известно, налогам неподвластна.
– А потом пропускает через свои счета и возвращает обратно в семью, – закончила за неё Харрис.
– Именно. Я надеюсь, ты понимаешь, что я не имела права молчать об этом, да?
– «Не имела»?..
– Начальство в курсе, Хло. Тебе лучше вести себя как обычно, типа, ты и не при делах. Я не стала говорить, что это ты навела меня на Карен, но мало ли, что она может подумать. Наши спецы ещё раз всё перепроверят, и, если что – этой дамочке придётся несладко. Муж её, наверное, отмажет, но я бы не рисковала с ней связываться.
– То есть, её могут скоро сместить, верно?
– Я бы сказала, что её уже почти сместили. Ребята прямо сейчас работают над отчётами, как только появятся доказательства, что она мутит с финансированием – место освободится. Годфри это вряд ли заденет, вся вина будет на Карен, но…
– И в больнице будет новый главврач, – продолжая логическую цепочку, сказала Харрис. Да, это действительно могло помочь Лукасу. Другое начальство может как минимум помешать планам его отца. Далеко не каждый согласится на явно незаконную схему, особенно, если его предшественника сместили именно из-за неё. Эосфору-старшему придётся выждать какое-то время, чтобы не засветиться, может, перевезти Лукаса в другую больницу – за время этой суматохи Хлоя успеет что-нибудь придумать, чтобы ему помочь. – Спасибо, Эмма, – от души поблагодарила она подругу.
– Да ладно, – явно довольно улыбаясь, протянула девушка. – Ты там будь осторожнее. И разберись с этим Лукасом, может, он и нормальный. Не знаю, конечно, что там у него в котелке варится, но помню, как мы с тобой в «Хэритэйдже» зажигали после окончания универа. На рояле он круто играл, – Эмма, хмыкнув, сбросила звонок. Харрис тяжело вздохнула, поняв, что теперь должна взяться за отложенное дело – создание минимально вредной медикаментозной терапии для новоиспечённого Самаэля.
Она отложила телефон и придвинула к себе чистый лист бумаги. Назначить ему лекарства не было проблемой, сложнее было назначить их так, чтобы это не вызвало подозрений у Карен – пусть она, может быть, скоро и покинет эту больницу. Хлое нужно было сделать вид, что она ничего не поняла и полностью поверила в то, что Лукас – псих. Возможно, она и так создала ему кучу проблем, освободив от оков – кто знает?
Харрис постучала ручкой по столу. В голову закралась подленькая мысль оставить всё, как есть, только убрать тяжёлый препарат, что сегодня едва ему не вкололи – но девушка тут же отмела её. Карен может задержаться в больнице, позволить ей травить сына и дальше – не вариант.
Собравшись с мыслями, девушка выписала на лист все препараты, что могли бы подойти под список диагнозов Эосфора. Вычеркнула самые тяжёлые, которыми его пичкали сейчас, оставив лишь те, что были полегче. Потом вычеркнула то, что явно не сочеталось с оставленными лекарствами. Взглянула на оставшиеся наименования – и её будто что-то толкнуло.
Они делали это во время военных действий. Не конкретно «они», даже не Хлоя, но многие её знакомые с подобным сталкивались. Люди, что старались избежать возвращения из «плена», предатели, или те, что прикидывались психами, чтобы не получить тюремный срок, даже платили за подобную сборку. Лекарства с наименьшими побочными эффектами, которые в смеси слегка нейтрализовали, смягчали действие друг друга и не оказывали жёсткого подрывающего здоровье влияния. В гражданских клиниках об этой сборке мало кто знал – с первого взгляда никто бы и не понял, что Харрис значительно облегчила медикаментозную нагрузку. Конечно, определённая вероятность нарваться была – мало ли, насколько просвещённой в таких вопросах была Карен. Но рискнуть стоило.
Однако таблетки были лишь половиной дела. Когда дело дошло до плана терапии, девушка снова застряла – в голове вообще не было мыслей.
Она перелистала готовые заключения. Почти для всех остальных больных были подобраны творческие занятия – кого-то было решено отправить на групповую терапию, кого-то – на индивидуальную, но ни с кем не возникало трудностей.
Хлоя опять вздохнула. Наступило время рассмотреть Лукаса уже не как жертву, а как настоящего пациента, потому что ему действительно требовалась её помощь. Она вспомнила фотографии, которые нашла ей Эмма, и которые хранились в архивах сайта его клуба. Эосфор действительно играл на рояле, но не могла же она устроить это в нынешних условиях, верно? Вряд ли представлялось возможным и отвести его на групповую терапию – так резко менять его статус с буйного на обычного пациента явно не стоило. Хлоя освободила его, устроила сцену охране, теперь вот поменяла лечение – стоило быть осторожнее. Но Лукасу просто жизненно необходима была сейчас музыка. Он почти разучился улыбаться за этот долгий год, и ей нужно было помочь ему зажечь в глазах хотя бы маленький огонёк жизни.
В памяти у неё вдруг всплыла одна из фотографий. Кажется, такая и правда имелась – Харрис даже потянулась к телефону и снова перелистала всё, чтобы найти её. Да, редкий кадр – Лукас держал в руках гитару. С гитарой было бы намного проще, хоть Хлоя и не представляла, как протащить её в больницу, и тем более – в палату. Вот была бы она поменьше, и тогда…
Секунду.
Харрис отложила бумаги и поднялась из-за стола. Открыла свой шкаф. У неё было немного вещей, несмотря на то, что она уже несколько месяцев жила дома. Старая привычка иметь всё под рукой. Мать жаловалась на неё, почти требуя, чтобы Хлоя прошлась вместе с ней или хотя бы с подругами по магазинам и прикупила себе нарядов, раз решила остаться. Девушка собиралась сделать это после первой зарплаты на новой работе, но теперь сомневалась, что у неё будет на это время.
Харрис наклонилась и расстегнула сумку. Она давно была разобрана, в ней хранилось лишь то, что явно, по мнению Хлои, не могло пригодиться дома. Например, подарок от Эммы с мужем – подруга настояла, чтобы Харрис взяла его с собой, и девушка так и поступила, хоть и не понимала, для чего. Потом, медленно сходя с ума от жутких звуков бомбёжки, Хлоя вспомнила о подарке и впервые вытащила его на свет божий. Это, а заодно, давняя поездка с отчимом на Гавайи, помогли ей справиться с происходящим. С тех пор девушка не расставалась с этой укулеле – брала её всюду, куда бы их ни отправляли. Места инструмент занимал немного, но чудесным образом успокаивал и хозяйку, и окружающих людей. Харрис знала всего с десяток аккордов и три или четыре рисунка боя – обычно девушка не заморачивалась, интуитивно находя подходящий под песню ритм. Играть было несложно. Может быть, Лукасу именно это и было нужно?
Бросив в плотный чехол упаковку запасных струн и ещё пару примочек, Хлоя застегнула его и поставила возле своей кровати. А потом вернулась к столу – дописать, наконец, заключение.
* * *
