скачать книгу бесплатно
Спорить с синьором Грассо Форстер не собирался. И говорить ему о том, что думает – тоже. Он понимал, что синьорина Миранди обижена на него, и может быть, даже за дело, но этой шарадой она зацепила его за больное. Хотя, не будь на том представлении Корнелли, он не придал бы этому всему такого значения, но…
Но он понимал, что обманывает себя, думая так. На самом деле его задело презрение Габриэль. Задело так сильно, что он готов был задушить проклятого капитана собственными руками. Хотя вины Корнелли в этом было как раз не так уж и много.
«Просто терпи их презрение молча – и всё получится».
Презрение Таливерда или Домазо он бы мог терпеть без проблем. Ведь он вынес когда-то немало издевательств ради спасения своего дома. Он научился быть глухим к подобного рода насмешкам победителей и ради Торговой палаты вытерпел бы их хоть триста раз, но…
Только не от неё.
Синьорина Миранди – совсем другое дело…
Впервые своё презрение к нему так открыто и недвусмысленно выразила женщина, которая ему понравилась. И что греха таить, этот вечер он всё равно предпочёл бы протанцевать с ней, чем с липкой Паолой или глупой Лучианой, пусть даже Габриэль снова назвала бы его дремучим гроу. Это было бы даже интереснее – снова расколоть её броню вежливого безразличия и увидеть, как пылко она защищается. Но она будто специально не отходила от капитана Корнелли, и к концу вечера Форстеру хотелось его пристрелить. Она унизила его, ударила в самое сердце, и эта обида не давала ему покоя. Весь день беседуя с дамами или танцуя, он не выпускал из виду светлое платье Габриэль с розовой лентой на поясе. И мысли у него в голове крутились противоречивые. Не то что бы ему хотелось отомстить синьорине Миранди, вернее, хотелось, конечно…
…хотелось до одурения заставить её забыть свои треклятые принципы. Хотелось снова увидеть, как пылает её лицо, когда она смущена, и как вздымается грудь, когда она на него злится…
…просто… ему хотелось, чтобы она поняла, что была неправа…
…чтобы извинилась перед ним.
Медведь бы его задрал! На кой ляд ему её извинения?
Но зачем-то они были нужны.
Может быть, потому, что сегодня он долго общался с её отцом, и готов был поклясться, что не встречал ещё такого умного и интересного собеседника, лишённого всяких южных предрассудков. Синьор Миранди представил его нескольким своим друзьям, и они оказались тоже довольно приятными людьми.
А вот Габриэль…
Строптивая «южная роза», выросшая в тёплом саду! Считающая его дремучим горцем и дикарём. Девушка, принципы которой не измеряются в шляпках и туфлях…
Так в чём же они измеряются, синьорина Миранди? В корзинах роз?
Интересно, с таким строптивым характером эта южная роза позволяла кому-нибудь себя целовать? Вряд ли…
А ему бы хотелось этого…
…поймать её в объятья и поцеловать…
…и чтобы она ответила…
…не убегала…
…чтобы сдалась под его поцелуями…
…и пылала не от возмущения…
– Алекс, твоей милостью мы только что проиграли пятьсот сольдо, о чём ты вообще думаешь? – вырвал его из мыслей голос Винсента.
Медведь бы его задрал!
Он только что прохлопал Огненного короля. Он смотрел в карты, а перед глазами стояло лицо Габриэль Миранди…
– Кажется, я уже сплю. Мы – горцы – ложимся спать с закатом, уж извини, – усмехнулся Форстер, – я пойду.
– Ты помнишь, что завтра нас ждёт синьор Таливерда? Так что вознеси молитвы Пречистой Деве, дубу или вороньему гнезду, или чему ты там обычно молишься насчёт везения, – махнул ему рукой синьор Грассо.
– Само собой, – буркнул Форстер, вставая. – Синьоры, имею честь откланяться.
Он спустился по лестнице и остановился, вдыхая тёплый ночной воздух.
Дела, в общем-то, шли неплохо. Домазо дал рекомендации герцогу, синьора Арджилли замолвила словечко, дамы были обласканы его вниманием, их мужья – нейтральны. Кучера, болонки, любовницы – все по списку Винсента – были довольны. Остался последний выстрел – завтрашняя встреча с герцогом Таливерда, но в том, что с ним всё пройдёт как по маслу, Форстер почти не сомневался.
Почти…
В голове всё ещё вертелись недвусмысленные намёки, которые делал сегодня синьор Домазо во время утренней встречи.
«Хотите совет, Мессир Форстер? Родство с влиятельной семьёй, безусловно, защитило бы вас. Вы ведь не женаты, насколько я слышал?
– Нет, не женат.
– Что же, женитьба на одной из бари, на девушке из уважаемой семьи, принадлежащей к древнему роду – для вас это самый простой выход. Принадлежность к бари защитит ваши земли от грядущего закона, с условием, конечно, что вы перепишете их на жену или детей от этого брака. Ну, а уж если ваша жена будет близка к семье герцога… перед вами откроются поистине прекрасные перспективы! Надеюсь, вы понимаете…»
Он понимал.
Намёк был слишком явным – речь шла о Паоле Кавальканти. Подобный брак, безусловно, защитит Форстера от любых невзгод, включая закон об экспроприации. Правда, с мелкими оговорками: деньги Форстеру придётся держать в банках, принадлежащих семье Таливерда, шерсть продавать не напрямую, а через закупщиков оптовых компаний, принадлежащих семье Таливерда, перевозки будет осуществлять транспортная компания, принадлежащая, разумеется, семье Таливерда. Даже если Форстеру захочется чихнуть, то и нос вытирать ему придётся платком, принадлежащим этой всемогущей семье. Это почти то же самое, что просто отдать им Волхард. А ведь он столько лет потратил на то, чтобы избежать подобного. Он, конечно, не обязан следовать советам Домазо… Но Винсент просил к нему прислушаться: ведь то, что говорит Домазо, считай, думает герцог.
Прислушаться – да… Допустим… даже жениться.
Но не Паоле Кавальканти! Задери его медведь, если он на это пойдёт!
Хотя ради «прекрасных перспектив» другой бы на его месте душу заложил этому герцогу, потому что это, и правда, отличное предложение. И синьору Таливерда нужен такой предприимчивый человек, как Форстер.
Так что же ему ещё надо?
Отчего он весь день думает только об этой глупой шараде и о губах синьорины Габриэль? И почему ему всё сильнее хочется пристрелить проклятого Корнелли? Вернее, он всегда хотел пристрелить этого щенка, но сегодня это желание сделалось особенно острым.
* * *
На следующий день завершающим аккордом праздника должен был состояться традиционный Carnevale di Alierte. Каждый год синьор Таливерда устраивал его в честь уходящего лета в столице, в своём особняке. Но в этом году по случаю знаменательного события, да и потому, что в Алерте жара всё ещё была невыносимой, карнавал переехал в Кастиеру на виллу «Роза Боско». И гостей ожидалось даже больше, чем в первый день церемонии.
Carnevale di Сostiera обещал стать самым грандиозным мероприятием, когда-либо проводившимся в доме синьора Таливерда, и все ждали его с нетерпением.
А на следующее утро после карнавала молодожёны должны были торжественно покинуть дом Таливерда – прекрасная Бланка теперь стала синьорой Росси и навсегда отправлялась жить в дом своего мужа.
В заключительный день торжества, по обычаю, утром был организован чайный салон – прощальный девичник, где синьора Росси принимала своих подруг уже в статусе замужней дамы. Мужчины туда не допускались и занимали себя сами: играли в сквош, курили сигары и пили бренди.
Синьор Таливерда покинул виллу ещё вечером – уехал в Алерту, и роль хозяина дома исполнял его старший сын: демонстрировал гостям ружья и новую свору сегуджио – великолепных гончих палевого окраса, подаренных отцу на недавний юбилей. Синьоры расположились в большой летней беседке, где вели неспешную беседу о перспективах осенней охоты на уток и зайцев и применении новомодного бездымного пороха. А пока синьоры отдыхали, слуги в парке неутомимо готовились к вечернему балу-маскараду: ставили шатры, украшали деревья фонариками и гирляндами, а перила – серпантином.
Форстер и его друг уехали с рассветом. Синьор Таливерда назначил встречу в столице, и им следовало торопиться, чтобы успеть к вечернему карнавалу. Всю дорогу Винсент давал наставления и советы, и к концу пути Форстер почти перестал его слушать.
Всё, что говорил его друг, было правильно – что нужно последовать рекомендациям синьора Домазо и рассмотреть вариант брака с Паолой Кавальканти. Но сама мысль следовать советам друга вызывала у Форстера внутреннее сопротивление. Потому что заплатить за возможность спасти Волхард предстояло ценой вечной разлуки с ним. Женитьба на Паоле Кавальканти в итоге приведёт к тому, что ему придётся перебраться в Алерту, оставив семейное гнездо в руках управляющего. Жить в этом душном пыльном городе, схваченном тесным корсетом узких каменных улиц, с надоедливым шумом экипажей и криками торговцев за окнами, с дымкой влаги над морем, от которой не видно звёзд, таскаться по балам, вести пустые вежливые разговоры и со скукой наблюдать, как его глупая жена занята с утра до вечера нарядами и болтовнёй…
И как бы он ни пытался примирить себя с этой мыслью за те полтора часа, что они ехали в столицу, нужно сказать, что битву с собственной гордостью он в итоге проиграл. Если будет хоть малейший шанс избежать этого брака – он им воспользуется.
Они провели в приёмном покое палаццо Таливерда не меньше часа, пока герцог принимал каких-то важных негоциантов из Базильи. И когда они, наконец, торжественно удалились, раскрасневшиеся и довольные, слуга махнул Форстеру – входите.
Чезаре Таливерда встретил его неприятным цепким взглядом. Молча указал на кресло, обтянутое парчой с геральдическим узором его дома, а сам сел напротив. Между ними остался лишь изящный столик, инкрустированный слоновой костью, на котором слуга разливал кофе по маленьким фарфоровым чашкам. Обстановка кабинета давила своей мрачностью. Огромные семейные портреты в массивных позолоченных рамах – сплошь мужчины в орденских лентах и париках – гордость семьи герцога, казалось, они взирали с осуждением. Барельефы в простенках, тяжёлый бархат портьер цвета тёмного вина и стол вишнёвого дерева – всё массивное, основательное и дорогое, как и сам хозяин…
Герцог вблизи полностью оправдывал своё прозвище – Чиньяле.
Вепрь.
Сходство с диким кабаном ему придавали глубоко посаженные карие глаза под тяжёлыми надбровными дугами, кустистые брови и выражение какой-то затаённой свирепости на лице. Ну и ещё то, что герцог и правда имел тяжёлый характер.
– У тебя есть ровно столько времени, сколько я трачу на то, чтобы выпить этот кофе, – ответил он, беря в руки хрупкую чашку.
Форстер тянуть с ответом не стал. Он лишь повторил слова Домазо том, что готов «держать деньги в банках, принадлежащих семье Таливерда, шерсть продавать не напрямую, а через закупщиков оптовых компаний, принадлежащих семье Таливерда, перевозки осуществлять транспортной компанией, принадлежащей, семье Таливерда». И даже чихать только в платки с их монограммой. Единственное, что опустил Форстер, это женитьбу на Паоле Кавальканти.
Герцог усмехнулся через нос так, словно хрюкнул, и поставил чашку на стол. Кофе он выпил только наполовину.
– Что ж, ты довольно смел… и мне это нравится. И то, о чём ты говоришь – звучит неплохо. Но всё же оно не равно затраченным усилиям на спасение твоей горной деревни. Приноси твои овцы золотое руно – другое дело. А просто так завернуть закон, который уже рассматривает Палата представителей – дело непростое, и к тому же затратное. И я не думаю, что мне это нужно. У тебя есть ещё предложения?
Он переплёл унизанные перстнями толстые пальцы и уставился на Форстера немигающим взглядом.
– А если не завернуть закон? Лишь внести в него исключения…
– Исключения, касающиеся тебя? Возможно… Но мне бы не помешало услышать и о личных гарантиях. Не хотелось бы, чтобы через год ты со своей горской смекалкой соскочил с этой дороги, перестав чихать в мои платки, – герцог посмотрел исподлобья и прищурился, и от этого стал ещё больше похож на кабана. – Если уж ввязываться в подобное предприятие, то надолго. А для этого я должен держать тебя крепко за жабры, чтобы ты не вздумал меня дурить.
– Каких личных гарантий вы хотите, ваша светлость? – спросил Форстер, не отводя глаз.
– Говорят, ты нравишься моей двоюродной племяннице? Она, конечно, глупа, как пробка, но остальные достоинства такого брака, думаю, перекрывают этот маленький недостаток. А оговорка о том, что земли, принадлежащие семьям бари не подпадают под действие закона, и так уже внесена.
Значит, герцог хочет получить всё за просто так?
Проклятье! Да задери его медведь!
– Ваша светлость, благодарю, это очень заманчивое предложение, – Форстер развёл руками, придав своему лицу выражение растерянности, и соврал, не моргнув глазом, – но боюсь, я не могу им воспользоваться прямо сейчас. Не далее как вчера я просил руки другой синьорины и теперь ожидаю ответ от её отца. Сами понимаете, я не могу нарушить слова.
– И что это за семья? – снова прищурился герцог.
– Семья Миранди, ваша светлость.
– Ну, что же, я рад, что ты человек слова, – синьор Таливерда залпом допил свой кофе и встал, – если синьор Миранди тебе откажет – скажи об этом Домазо.
Он звякнул колокольчиком, давая понять, что приём окончен, и слуга тут же распахнул двери, приглашая Форстера на выход.
– Так, значит, он тебе отказал? – спросил Винсент, когда они уже сели в коляску.
До этого момента они шли по коридорам и галереям палаццо Таливерда молча, сопровождаемые лишь стуком собственных шагов по мраморному полу.
– Не совсем, – ответил Форстер, бросая шляпу на сиденье. – Но то, что он предлагает, почти равносильно тому, что сделает со мной этот проклятый закон!
– И что же такого он тебе предложил?
– Жениться на Паоле Кавальканти!
– И всё? Ну так это и я тебе предлагал. Чего ты упёрся? – пожал плечами синьор Грассо. – Надеюсь, ты согласился?
– Я сказал, что уже сделал предложение другой, – усмехнулся криво Форстер.
– И зачем? – удивился Винсент.
– Затем, чтобы не отказывать герцогу в грубой форме.
– Как он это воспринял?
– Он намекнул, чтобы я ещё подумал над этим. Как я понял, ему нужно либо всё, либо ничего.
– И как же ты решил выкрутиться из этой ситуации, мой друг?
– Ну, знаешь, если уж нужно непременно жениться на бари, то у меня есть кандидатура на этот счёт, и это точно не Паола Кавальканти.
Винсент усмехнулся и покачал головой.
– Какое внезапное решение! Но ты играешь с герцогом, мой друг. Не вздумай его дурачить. Если он узнает, что ты соврал – можешь забыть дорогу в столицу!
– А я и не соврал. Вернее, соврал, но совсем немного – я сказал, что сделал предложение вчера. А сделаю его сегодня. Эй, возница! Сверни на виа Орефиче, – крикнул он кучеру и добавил, повернувшись к Винсенту. – Нужно купить кольцо.
– Я перестаю тебя понимать, Алекс! Если уж ты решил жениться, то брак с родственницей герцога это если не флэш-роял*, то уж, как минимум, каре.* Так в чём дело? – голос Винсента вдруг стал серьёзным.
Прим. *(Термины, используемые в покере. Флэш-роял – самая выигрышная комбинация. Карэ – одна из удачных комбинаций).
– А дело в том, мой друг, что я лучше сам сожгу Волхард, чем отдам его в руки этому жирному борову, провалиться мне на этом месте! – зло ответил Форстер, и было видно, что он расстроен и даже не пытается этого скрыть. – И я не собираюсь провести всю жизнь здесь, в этом каменном мешке рядом с глупой Паолой! Так что, раз уж выпали такие паршивые карты, то придётся блефовать до последнего.
– Этого я и боялся, – ответил Винс, – что ты не совладаешь со своей гордостью. Ты собрался надуть герцога? Скажи, а что ты будешь делать, когда синьорина Миранди тебе откажет?
– А с чего ты взял, что это будет синьорина Миранди?
– С того, что плохо ты блефуешь, Алекс!
Глава 7
О том, к чему приводят неискренние извинения
Утро в день карнавала выдалось чудесное. Прохладный ветерок с побережья разогнал вчерашнюю духоту и рассеял над морем дымку, а небо окрасилось в яркую лазурь, свойственную середине осени. Габриэль стояла у распахнутого окна, ожидая, когда Фрэн закончит битву с причёской, и задумчиво смотрела горизонт. Наступающий прекрасный день портило только одно обстоятельство – у неё не было никакого особенного маскарадного костюма.
Все девушки заранее готовились к празднику, заказывая у портних традиционные платья или изобретая что-то новое, особенное. Но стоили такие наряды очень дорого, и синьорина Миранди позволить себе их, к сожалению, не могла. Поэтому ей оставался лишь один простой путь, которым шли все девушки, стеснённые в средствах – примерить образ одного из ангелов. В её случае – ангела весны. Он вполне годился для соблюдения традиций – белое платье, розы в волосах и атласная маска, закрывающая только глаза.
Конечно, на фоне грандиозных платьев алертских модниц с их огромными кринолинами, крыльями, парчой, шлейфами и золотой пудрой на лицах она будет выглядеть, наверное, очень бледно. Не ангел весны, а, скорее, скорбящий ангел, как она мысленно себя назвала, разглядывая наряд в зеркале, но выбора у неё не было. Впрочем, произвести впечатление ей хотелось лишь на капитана Корнелли, а ему она нравилась в любом платье, и это немного успокаивало.
