скачать книгу бесплатно
Франческа пыталась уговорить кузину, пока они шли меж рядами фруктового рынка, разглядывая пирамидки из апельсинов, лимонов и персиков, трогая их и спрашивая цену, но Габриэль была непреклонна.
Где-то в глубине души слова гадалки оставили неприятный осадок. Даже не слова, а тон её голоса, взгляд и насмешка, будто Сингара, и правда, увидела что-то скрытое от посторонних глаз, причём без всяких карт. И это ощущение было навязчивым, как осенняя паутина, что летала повсюду, гонимая ветром, и липла на шляпки, зонтики и веера и которую счистить было не так уж и просто. Но Габриэль знала средство, как отделаться от неприятных мыслей. С тех пор, как она стала заботиться об их небольшом доме после смерти синьоры Миранди, в голове постоянно вертелись сотни повседневных дел, о которых нельзя было забывать. Вот и сейчас она стала перебирать в уме, что нужно успеть сделать: послать Кармэлу за соломой для амфор, купить корня солодки – отец третий день кашлял и надо сварить сироп, а ещё вернуть корзину кухаркам синьоры Беаты, отдать деньги молочнику и забрать у портнихи платье…
…платье к свадебному балу.
Праздник продлится три дня, и все девушки готовятся к нему уже больше месяца, и за эти дни они сменят не меньше шести нарядов, но у Габриэль новое платье будет только одно. Больше обнов, к сожалению, их скудный семейный бюджет позволить себе не мог. И хотя, конечно, как и любой девушке ей хотелось блеснуть на балу в обворожительных платьях из шёлковой тафты и кружев, таких, например, как привезла для себя кузина Франческа из Алерты, но, увы…
Эта мысль окончательно отодвинула в дальний угол неприятный осадок от встречи с гадалкой, и, купив цукаты, девушки двинулись вверх по ступеням гранитной лестницы туда, где стояли коляски, на которых за пару сольдо можно было доехать до Верхней Кастиеры.
Габриэль напоследок оглянулась на красный шатёр Сингары и подумала, что не стоит больше Фрэнни ходить к гадалкам.
Глава 2
В которой гости собираются на свадьбу
Дорога на виллу «Роза Боско», обрамлённая тёмными пиками кипарисов, шла по самому краю обрыва среди живописных красот Верхней Кастиеры. Внизу раскинулось море, отделённое от по-осеннему ярко-синего неба лишь белёсой дымкой облаков над горизонтом. От причала вверх по склону взбирались ступенями террас жилые кварталы Нижнего города, с высоты казавшиеся мозаичной спиной огромной ящерицы. Черепичные крыши домов всех оттенков терракоты, перемежаясь драгоценными чешуйками храмовых колоколен и слюдяными блюдцами фонтанов, мирно дремали внизу под тёплым утренним солнцем. Коляску слегка потряхивало на мощёной булыжником дороге, но беседе двух друзей, приглашённых на свадьбу синьорины Таливерда, это никак не мешало. Точнее сказать, приглашённым из них был только один – синьор Винсент Грассо, мужчина средних лет, с мягкими чертами лица и светлыми волосами, стянутыми позади широкой атласной лентой. Он был одет в чёрный фрак и крахмальную рубашку с шёлковым галстуком, как и полагается гостям на свадебном балу. Тут же лежали его трость и шляпа, а напротив – большая коробка, упакованная в бежевую бумагу и перевязанная лентами – подарок учтивости, предназначенный матери невесты.
Спутника синьора Грассо звали мессир Александр Форстер и в число приглашённых гостей он не входил. Впрочем, при его репутации вряд ли он вообще смог бы переступить порог такого знатного дома. Но сегодня это оказалось возможным, поскольку синьор Грассо был близок брачующейся семье, и это позволило ему привести на торжество мессира Форстера под вполне благовидным предлогом – обсудить деловые интересы семьи Таливерда. По облику мессира Форстера можно было сразу сказать, что человек он приезжий, более того – горец и северянин. Тёмные волосы не были собраны сзади, как принято у южан, а были острижены коротко. Высокий лоб, нос с горбинкой и глубоко посаженные синие глаза – черты его лица отличались некоторой резкостью. И хотя одет он был столь же безупречно, как и его друг, но именно рядом с синьором Грассо и на контрасте с его мягкой улыбкой и карими глазами лицо Александра Форстера казалось немного хищным, словно в нём отпечатались черты геральдического беркута – символа его родины – горной Трамантии.
Кучер лошадь не торопил. И разговор двух друзей шёл неспешно, ведь не виделись они несколько лет, и сегодня им было о чём поговорить.
– Послушай, Алекс, не буду тебя обманывать, но не могу поручиться за то, что твоё предложение выслушает сам Антонио Таливерда, – произнёс синьор Грассо негромко, – возможно, у нас ничего и не получится с Торговой палатой. Ты должен быть к этому готов. И на этот случай я хотел спросить – у тебя есть ещё какой-нибудь способ отстоять свои земли? – коляска повернула вправо, солнце ударило в глаза, и Винсент прищурился. – Ты же бывший королевский офицер, если написать в министерство – была ведь амнистия – неужели они не учтут твои боевые заслуги?
– Эх, Винс, если бы был другой способ… – Александр вздохнул, мрачно разглядывая голубую дымку моря, и продолжил: – … но, поверь, с моей репутацией… министерство не станет вмешиваться. А когда этот проклятый закон об экспроприации примут, а его примут непременно, так вот в тот же день я лишусь всех своих земель как наследник бунтовщика. Всем плевать, что я бывший королевский офицер, плевать, что я воевал в Бурдасе и был ранен во славу Его Величества… – он горько усмехнулся, сделал паузу, и продолжил: – Фамильные рудники – слишком лакомый кусок. А предлог хоть куда – на момент восстания земли принадлежали моему отцу, а он был на стороне повстанцев. Сам понимаешь, чем не повод всё отнять у его законопослушного сына? Именно для того и пишутся такие законы, Винс. Так что, увы, – он развёл руками, – для меня спасением осталась только эта лазейка, что закон не касается поставщиков для нужд армии. Войти в Торговую палату и стать таким поставщиком – единственный для меня выход. Армия нуждается в шерсти, а чем плоха шерсть моих овец?
– Да пусть твои овцы хоть трижды покрыты золотым руном! – возразил синьор Грассо. – Ты же понимаешь, что войти в Торговую палату можно лишь по родству? Ну или по какой-то невероятной протекции. Пусть это и негласное правило, но уж оно-то соблюдается в Баркирре чётко, – а потом добавил, чуть смягчившись, – я очень надеюсь, что смогу тебе с этим помочь. Но, положа руку на сердце, слабо в это верю.
– Знаешь, если я что-то и понял, став волею судьбы овцезаводчиком, так это то, что деньги делают размытыми границы любых правил, – усмехнулся Александр, посмотрев на друга искоса, – и я готов заплатить. Сколько скажут. Я буду молчать и платить каждому из этих чванливых южан, если понадобится, но я не позволю забрать у нас Волхард.
Винсент покачал головой и ответил с улыбкой:
– Ты забываешь, что я тоже «чванливый южанин»…
– Винс, ты прекрасно понимаешь, кого я имею ввиду.
– А ты мало изменился с тех пор, как мы служили в Бурдасе. Всё также считаешь, что упорство города берёт? – покачал головой синьор Грассо. – Хотя, конечно, ты ведь наполовину горец, а все горцы упрямы, как быки. Это, может, и хорошо, но… ты совсем не знаешь южан.
– Ты бы тоже стал упрям, если бы кто-то захотел забрать твой дом, – перебил его Форстер, – и я достаточно знаком с этим обществом снобов и бездельников. Послушай, может, мы обойдёмся без церемоний? Вся эта свадьба… Торчать здесь три дня и смотреть на то, как все шаркают друг перед другом ножкой и кичатся родовой кровью? Увольте! Может, ты просто познакомишь меня с Таливерда, мы быстро переговорим, и я уеду, чтобы не смущать это южное розовое суфле моим неаристократичным видом?
– Вид у тебя вполне даже аристократичный, – улыбнулся Винсент, – и я тебя понимаю, но… так нельзя. Ещё раз говорю тебе – это юг. Здесь так не принято. Никто даже говорить с тобой не станет, если ты начнёшь пренебрегать приличиями и церемониями. А Таливерда даже не взглянет на тебя. Он – герцог, его древний род стоит по правую руку от трона, а когда короля нет в поле зрения, то, считай, что Антонио – сам король. Даже чтобы подойти к нему и представиться нам надо будет заручиться поддержкой синьора Дамазо с одной стороны и синьоры Арджилли с другой. И когда каждый из них подтвердит твою благонадёжность, только тогда Таливерда уделит тебе внимание.
Форстер пожал плечами и спросил с сомнением:
– Столько усилий ради того, чтобы просто выслушать меня?
– Именно! И даже хорошо, что свадьба будет продолжаться три дня, этого времени хватит на всё. Уж поверь, здесь о делах дозволяется говорить лишь после обсуждения погоды, здоровья всех родственников, всех свадеб и похорон, и только после первых десяти танцев, иначе дамам будет уделено слишком мало внимания. А дамы – это авангард южных традиций. Понравишься южным женщинам – считай половину лестницы в Торговую палату ты уже прошёл.
– Нравиться женщинам не так уж и трудно, Винс. Если это всё, что от меня требуется, то я взнуздаю себя и буду шаркать ножкой столько, сколько нужно, – мрачно ответил Форстер.
– А вот тут я бы тебя поправил. Нравиться женщинам-южанкам невероятно трудно. Особенно с таким вот трагичным лицом, как у тебя. И мой тебе первый совет – никаких трагедий, – сказал Винсент серьёзным тоном, – при дамах не говори ничего мрачного, серьёзного или того, над чем надо думать. Никакой политики. Никаких проблем. Только милые любезности. Ты ведь можешь?
Форстер бросил на друга короткий взгляд, и постучав костяшками пальцев по ручке трости, ответил с усмешкой:
– Никаких трагедий не будет. Обещаю.
Коляска прокатила по подъездной аллее и остановилась у входного портика, украшенного гирляндами белых роз. Две шеренги ливрейных слуг, скрипачи, красные ковры на гранитных ступенях и хрустальные бокалы с игристым вином встречали прибывающих гостей. Винсент выбрался из коляски первым, одёрнул фрак, поправил галстук и протянул распорядителю карточку со словами:
– Господин Форстер со мной.
Они прихватили по бокалу вина и, пройдя сквозь ряды мраморных колонн и крытую галерею, вышли в чудесный террасный парк. Среди белых шатров и пергол, увитых виноградом, уже сновали слуги и надушенные гости дефилировали по тенистым аллеям вдоль пруда.
– Неплохо живёт его светлость герцог Таливерда, – произнёс Форстер, окидывая взглядом прекрасный дворец в центре парка.
– О, да! И вот тебе второй совет: помни, то, что ты находишься здесь – это большая честь. В том смысле, что у тебя это должно быть написано на лице. Кстати, вон и синьора Грация Арджилли. С неё мы, пожалуй, и начнём, – произнёс Винсент, указывая на одну из пожилых дам в лиловом шёлке, – она первая, кому ты должен понравиться безоговорочно.
– Мог бы и предупредить заранее, что «грации» больше трёхсот лет. И какая польза от знакомства с этой старушкой? – усмехнулся Форстер.
– Она – бари. Из рода самого короля, – тихо ответил Винсент. – Её слова для Таливерда достаточно, чтобы он стал смотреть на тебя, как на человека своего круга. А слова Дамазо достаточно, чтобы видеть в тебе делового партнёра. А моего слова – чтобы подтвердить, что мундир королевского офицера ты носил с достоинством и честью, а разжаловали тебя за сущую ерунду. На этом треугольнике и будет держаться фундамент твоей репутации.
– Не понимаю, почему для южан так важно бари ты или нет? Где логика, мой друг? – спросил Форстер, отдавая бокал слуге. – Если титул и деньги наследуются только по мужской линии, то какая разница? Почему так важно принадлежать к бари?
– Чистота крови, мой друг, превыше всего. Древняя кровь иной раз ценнее титула и денег. А она наследуется только по женской линии от самых первых семей, населивших Баркирру. Иногда этого достаточно, чтобы открыть любую дверь.
– Хм. Ну и как мне завоевать сердце этой суровой старушки? – спросил Форстер, внимательно разглядывая Грацию Арджилли.
– Удиви её чем-нибудь. Она это любит. И, кстати, не вздумай назвать её старушкой, – Винсент принялся мягко наставлять друга, – если она сама говорит о себе, что слишком стара, то это не значит, что такое позволительно другим. Синьора Арджилли очень образована и умна. У неё столько негласной власти здесь, что, если захочет, она может утопить и возвысить любого всего-то парой фраз. Но она очень любит играть в милую забывчивую старую синьору. И, самое главное, считай, что это третий совет: ни при ней, ни при ком другом не вздумай обсуждать Восстание Зелёных плащей! И если кто-то будет говорить об этом или спрашивать твоё мнение – нет у тебя мнения на этот счёт, ты понял?
– Винс, я же не дурак. И хотя бродить с бокалом вина среди тех, кто вздёрнул на виселицу моего отца, сжёг мой дом и оставил без средств к существованию мать и сестру – это не то, о чём я мечтал, проливая кровь за Его Величество, – сдержанно ответил Форстер, – но, поверь, я давно понял, что лучшая месть этим людям – заставить их платить золотом. Так что я буду улыбаться и шаркать ножкой, как и обещал. Не надо меня поучать – я знаю, как надо себя вести.
– Я сказал, что ты не изменился – признаю, я ошибся, – усмехнулся Винсент, – никогда не забуду, как в Бурдасе ты пошёл с голыми руками на льва, чтобы меня спасти… Что стало с тем Александром, которого я знал? Ты больше не творишь безумств? Держишь язык за зубами, носишь тройку и стал фермером?
Форстер посмотрел на друга, и на краткое мгновенье синие глаза его блеснули недобро, но он лишь неопределённо пожал плечами и ответил спокойно, разглядывая группу женщин, окружавших синьору Арджилли:
– Это в прошлом, Винс. Безумства простительны свободным людям. Тем, кому нечего терять. А я теперь связан обязательствами, как цепями, – сквозь безразличие в его голосе проскользнула горечь, – и хоть я всеми фибрами моей души ненавижу собравшихся здесь сторонников метрополии, но я смогу добиться того, что мне нужно – я заставлю их меня полюбить. И в итоге – платить золотом.
Синьор Грассо посмотрел на друга, на складку, что залегла у того меж бровей, и подумал – ничего у них не получится. Ненависть, что тлеет в душе этого человека, всё ещё очень сильна, а гордость и упрямство, которыми всегда обладал Форстер, не дадут ему быть гибким. Не сможет он врасти в местное общество так, чтобы это общество не заметило в нём глубоко скрытого презрения. Ведь северяне должны знать своё место, и гордость для них – непозволительная роскошь. А Форстер не из тех, кому можно спокойно указывать на это место, и ждать, что он станет приносить в зубах домашние туфли и газету.
– Послушай, Алекс, они никогда тебя не полюбят, – ответил Винсент тихо, покачав головой, – они не будут считать тебя ровней. Для них ты только дерзкий выскочка с севера. Пусть и состоятельный, но второй сорт. Поэтому запомни – и этой мой четвёртый совет – главное: они должны видеть твою покорность. Ты же хочешь войти в Торговую палату? Хочешь стать поставщиком для нужд армии? Думай лишь об этом. И о том, что это возможно только через синьора Таливерда. А для этого ты должен впечатлить его дочь, зятя, жену, его любовницу, болонку его любовницы и даже кучера его любовницы. А ещё синьору Арджилли и синьора Домазо и их болонок и кучеров. Так что достань из сундука свои манеры. Я помню, что они у тебя были… когда-то. С тебя десять танцев, пунш для дам, игра в шарады, безупречная вежливость и традиционные комплименты. А ещё – глухота и слепота к насмешкам, которые будут за твоей спиной, а они обязательно будут! Тебе и не нужна их любовь, мой друг. Тебе нужна лишь бумага. Ты сказал – всё решают деньги, и это так. Просто терпи их презрение молча – и всё получится.
– А тебе бы пошла лиловая ряса и кадило, – усмехнулся Форстер, – ты просто рождён наставлять заблудшие души на путь истинный. Ладно. «Обещаю, святой отец, я буду смиренно следовать всем заповедям. Аминь!»
Винсент пропустил его сарказм мимо ушей.
– И, кстати, ещё совет – побольше танцуй с дурнушками. Поверь, это зачтётся в копилку твоей репутации золотыми ливрами.
– Может, мне ещё надеть рубище и пройти босиком за невестой до самого храма, приволакивая ногу? Так я буду достаточно убог? – не унимался Форстер. – Ты отказываешь мне даже в такой малости – потанцевать с красивыми южанками? А я-то надеялся… Кстати, я вижу возле нашей старушки-покровительницы весьма недурную особу. Та, в голубом платье, кто она?
– Это синьорина Габриэль Миранди. Но я имел ввиду как раз обратный случай. В сторону этой девушки ты можешь даже не смотреть.
– И почему же? Она ведь не замужем?
– Нет.
– Помолвлена?
– Нет.
– Такая красивая девушка не замужем и не помолвлена? – спросил Форстер, не сводя глаз с группы женщин. – С ней что-то не так?
– С ней всё не так, – развёл руками синьор Грассо.
– А именно?
– Она умна, у неё нет ни ливра за душой, самый острый язык на всём Побережье, и если ты ей не по нраву, вряд ли тебе удастся выдержать рядом с ней хоть половину ужина, – ответил Винсент с улыбкой.
– Вопиющие недостатки, согласен, – усмехнулся Форстер, – а достоинства у неё есть?
– У неё самый красивый розовый сад на всём Побережье. Но это сомнительное достоинство, лучше обрати внимание на её кузину – Франческу Корсини. Та, что слева, в зелёном платье. Она тоже весьма недурна.
Девушки стояли не так уж и далеко, а зрение у Форстера, как у истинного горца, было отличное. Он пристально разглядывал Габриэль, даже не зная почему. Она была не самой красивой среди тех южанок, что он видел здесь. И на фоне парчи и бриллиантов своих подруг её голубое шёлковое платье казалось совсем уж простым и скромным – никаких кружев и украшений. Но что-то было в этой девушке такое, отчего взгляд Александра, блуждая от одного женского лица к другому, всякий раз возвращался к ней.
Гордая осанка, светло-каштановые локоны, чуть отливающие рыжиной, голубые глаза и улыбка… Может, это она так привлекла его? Лукавая и тёплая, какая-то лучистая, от которой на щеках у Габриэль играли ямочки и взгляд становился озорным? Будто вот-вот она сорвётся с места и побежит, играя в догонялки. И захочется броситься за ней вслед… Светлая кожа, красивые губы…
Наверное, он смотрел на неё слишком пристально, потому что Габриэль будто почувствовала это – повернула голову и их взгляды встретились. И по южному этикету ему следовало бы, конечно, учтиво кивнуть и перестать так навязчиво и неприлично разглядывать незнакомку, смущая своим вниманием, но Форстер не мог удержаться. Слишком в её взгляде было много какого-то странного превосходства. Она посмотрела свысока, так, будто отказала ему даже в возможности находиться рядом и дышать с ней одним воздухом, словно осознавая, что у неё есть на это негласное право и власть над ним. Ему показалось, она смотрела с вызовом, ожидая, видимо, что как любой воспитанный южанин, он вежливо поклонится и перестанет сверлить её взглядом.
Но он не поклонился. И не перестал.
Он почему-то вспомнил первые годы жизни после возвращения из Бурдаса. Родовое поместье лежало в руинах после расправы, которую учинили солдаты королевских войск над повстанцами. Поля вытоптаны, рудники затоплены, деревни осиротели – мужчин почти не осталось: кто был убит, кого забрали в тюрьму или отправили в ссылку…
И он – хозяин богатейших земель Волхарда, закатав рукава, работал наравне со своими людьми, восстанавливая изгороди, ремонтируя сожжённый дом или занимаясь с Ханной пересчётом овец из тогда ещё немногочисленного стада. Вспомнил, как дважды в месяц к нему наведывался с инспекцией отряд от генерал-губернатора, проверить – не укрывают ли Форстеры остатки бунтовщиков?
Они въезжали, как хозяева, не боясь, и топтали всё, что попадалось под копыта. Брали, что хотели, или ломали забавы ради. Он помнил лейтенанта Корнелли – сопливого юнца, которому едва исполнилось шестнадцать, но уже облачённого властью – его отец обеспечил ему место в штабе генерал-губернатора. Синий мундир с золотым шитьём, светлые волосы и южная надменность, он не удосуживался даже слезть с лошади и смотрел сверху вниз на Форстера и его людей вот таким же взглядом – осознавая, что главный здесь он, а его – Форстера – угораздило оказаться на проигравшей стороне. И что одного его слова достаточно, чтобы бросить за решётку любого, кто ему не понравится.
Каждый раз во время таких рейдов лейтенант Корнелли насмехался над тем, что хозяин Волхарда стоит перед ним в перемазанной драной рубахе с топором или пилой, спрятав свою гордость и позволяя его людям безнаказанно переворачивать мебель, рыться в вещах, бросая их на пол и тискать служанок по углам. А лейтенант лишь взирал на это с лёгкой улыбкой, хлопая ручкой кнута по голенищу – ему нравилось упиваться своей властью.
Почему всё это вдруг вспомнилось?
Может, потому что именно так на него сейчас посмотрела эта «южная роза»?
Габриэль тоже не отвернулась, как полагалось воспитанной девушке. Прищурилась, принимая вызов, разглядывая наглого незнакомца без смущения, надеясь, видимо, на то, что он смутится первым и поведёт себя как полагается приличному господину. Но Форстер лишь усмехнулся и отсалютовал ей бокалом. Она, тряхнув локонами, окатила его волной ледяного презрения и перевела взгляд на одну из мраморных статуй, окружавших фонтан, и некоторое время рассматривала их, словно говоря: «Вы для меня такая же статуя, господин Форстер – пустое место».
– Надменность у неё в крови… Неужели не нашлось того, кого не испугал бы «самый острый язык на всём Побережье»? – спросил Форстер, чуть наклонившись к Винсенту. – Я о синьорине Миранди.
– Было бы ради чего. Я же говорю, у неё за душой ни ливра. Её отец учёный, спустил всё состояние жены на научные экспедиции. Кстати, он бывал и в Бурдасе. Вообще, он очень интересный человек, прогрессивный, и дочь, похоже, пошла в него. Она красива, умна и, как говорят, ждёт большую любовь, – ответил Винсент с усмешкой, – тебе тут нечего ловить. И перестань так пристально разглядывать её, это неприлично.
– Она ждёт большую любовь? – удивился Форстер. – Для девушки в её положении это как минимум глупо. Похоже, слухи о её уме сильно преувеличены. Ты нас познакомишь?
– Алекс, я вот зачем тут раздаю советы? А? Говорю же – от этой девушки тебе стоит держаться подальше. Не трать на неё время – она знает себе цену, и ты, поверь мне, не в её вкусе.
– Знает себе цену? Судя по всему, никто не готов её заплатить.
– Ну, не в прямом смысле… У неё есть принципы…
– Даже самая разборчивая женщина, Винс, забывает свои принципы, когда речь идёт о больших деньгах. А я богат. Сомневаюсь, что принципы бедной девушки, пусть даже такой красавицы, как эта Габриэль, устоят против новой шляпки и туфель… Ладно, учитывая её предполагаемый ум, скажем, двух дюжин новых шляпок и туфель, – Форстер снова усмехнулся.
– Пфф! Алекс? – синьор Грассо недоумённо посмотрел на друга. – Ты видишь её пять минут, а говоришь так, будто решил на ней жениться? Говорю же, обрати лучше внимание на её кузину, если уж на то пошло. Она не так красива, но очень мила, и она тоже бари, как и Габриэль.
– Так она ещё и бари? Надо же…
– А для тебя, кстати, это был бы в некотором смысле выход, – Винсент повернулся к другу, – серьёзно. Женись на одной из бари. Можно найти подходящую партию из бедной семьи, но с хорошими связями. Подумай, как ещё один вариант. Конечно, тогда землю придётся переписать на жену, но… так ты сможешь спасти Волхард.
– Это, может быть, и интересно, – прервал его Форстер, – но жениться второй раз я пока не готов. И вряд ли вообще буду к такому готов. Не будем об этом.
– Тогда не подходи к Габриэль ближе, чем на двадцать шагов. Здесь полно несчастных дев с хорошей родословной и без денег. Думаю, проблем с танцами у тебя не будет.
– Зная, кто я такой, думаешь, эти чванливые южанки станут со мной танцевать?
– Если ты ненароком обронишь, что у тебя сто пятьдесят тысяч ливров дохода в год и ты находишься в поисках жены – гарантирую, ты сотрёшь к утру подошвы своих туфель.
– Но у меня пятьсот тысяч ливров дохода и я не собираюсь жениться, – усмехнулся Форстер, снова поймав скользнувший по нему взгляд Габриэль Миранди.
Он готов был поклясться, что она специально обернулась, делая вид, что ищет глазами кого-то в толпе. Никого она там не искала, она просто хотела узнать, по-прежнему ли он на неё смотрит.
Винсент поприветствовал одного из гостей, а затем продолжил, чуть понизив голос:
– Первое может напугать их – слишком уж невероятная цифра, а о втором им знать вовсе не обязательно. Зато весь вечер ты сможешь наслаждаться приятным женским обществом, их матери начнут зазывать тебя в гости, и если ты последуешь моим советам, то их отцы вскоре узнают какой ты умный, воспитанный и перспективный мужчина. И это тоже плюс в копилку твоей репутации. А дальше всё зависит от тебя…
– Они все смотрят на меня, как на пустое место. Вот хоть бы синьорина Миранди – сколько презрения в её взгляде, а она ведь даже не знакома со мной.
– Это же юг, – развёл руками Винсент и добавил с улыбкой, – здесь даже их болонки будут смотреть на тебя с презрением, если у тебя не двадцатиколенное родовое древо, состоящее из одних бари. Репутацию придётся заработать. А что касается синьорины Миранди, повторюсь – забудь. Ты не впечатлишь её ни своим состоянием, ни танцами, ни даже дюжиной шляпок.
– Вот как? Спорим на ящик лиарнского? – подмигнул Форстер другу.
– Алекс! Ты просто потеряешь время, но я, разумеется, не против ящика вина.
И, словно в насмешку над Форстером, синьорина Миранди посмотрела ровно сквозь него, изящно развернула веер и помахала кому-то за его спиной так, словно он и в самом деле был из стекла.
– Ты так уверен, что я проиграю? – произнёс Форстер, не сводя с Габриэль глаз. – Если твои советы насчёт танцев и комплиментов верны, то спорим, мой друг, что к концу этой свадьбы твоя «южная роза» будет мечтать о том, чтобы я сделал ей предложение!
– Если ты покоришь эту крепость, я пришлю тебе два ящика лиарнского и с удовольствием выпью их на твоей свадьбе, – подмигнул ему синьор Грассо. – Но это вряд ли, так что хватит предаваться пустым мечтам. Идём. Пришло время познакомить тебя с синьорой Арджилли. И помни мои советы – только светские беседы. Никаких повстанцев, никакой войны, никаких ужасов – ничего, кроме любезности.
– «Благодарю, святой отец! Я внял вашим советам».
Глава 3
О том, чем заканчивается подслушивание и подглядывание…
– Элла? – заговорщицки шепнула на ухо кузина Франческа. – Знаешь, что сказала мне только что Селеста? Хоть и нехорошо говорить такое – ты не подумай я вовсе не сплетница, – но раз это касается тебя, то я просто не могу молчать. Ты должна знать…
