скачать книгу бесплатно
Введение в высшую психологию
А. И. Зеличенко
Кризис психологии – это мало знания и мало умений. Мало умений, потому что мало знания. Мало знания, потому что психология сама ограничивает свое понимание психики – смотрит на психику, как через узкую щель в завесе. Высшая психология разрывает эту завесу и позволяет видеть не куски психики, а всю психику. Картина, которая при этом открывается, для обладателей диплома психолога оказывается неожиданной.
Введение в высшую психологию
А. И. Зеличенко
© А. И. Зеличенко, 2021
ISBN 978-5-0055-4313-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Пространное предисловие
Глава 1. Преждевременная книга
Русский или английский?
Писать на русском или на английском?
Естественно, мой русский лучше, и никакой редактор не сделает мой английский «материнским языком». Но дело не в этом. На каком языке психологи больше готовы читать о таких идеях?
Конечно, англоязычный профессиональный мир намного впереди, и, казалось бы, там и должны быть читатели у «Введения». Но предыдущие мои попытки обращения к этой аудитории не были удачны. Да и не только мои – редко когда свежие идеи прорастают на этой почве быстрее, чем через 50—100 лет после их появления. Американцы мало сензитивны к тому, что не стало технологией и в чем они не видят возможности для технологизации. Неважно, на каком языке это написано.
А тут разговор пойдет не просто не технологичный – антитехнологичный. Разговор о том, что технологичная психология бессильна. Покушение на святое. Нет, у английского текста в ближайшие десятилетия много читателей не будет.
А на русском? Может, лет сорок назад это и вызвало бы интерес какой-то группы. Но сегодня – после тридцати лет культурной деградации?.. Когда головы людей с дипломами озабочены одним – как добыть денег?!. Нет, и здесь нет читателей.
Сегодня нет. Но они появятся. В этом как раз сомнений нет. Только вот жить в эту пору… Впрочем, это как раз неважно.
Подобные размышления и привели к тому, что первое более-менее систематическое изложение этих идей я начал в форме писем (опыт Флоренского дразнил) правнуку. Тогда, в конце 2012-го года, когда замысел этой книги еще только забрезжил, я решил публиковать письма правнуку на странице Фейсбука (эта страница и сейчас есть – https://www.facebook.com/PsihologiaKakoyOnaBudet), собирать вопросы, давать на них ответы и так двигаться вперед. В общем – писать интерактивную книгу. Таким был замысел.
Только из этого ничего не вышло – какие-то читатели появлялись, но вопросов не было. Зато были написаны сами письма – 22 письма к правнуку. Которые в этой книге «разбавляют» текст. Прочтет эти письма правнук вряд ли раньше, чем лет через пятьдесят. Но, чтобы ему было что читать через пятьдесят лет, написать это нужно сейчас.
А язык? Конечно, тот, на котором текст получится лучше. Значит – на русском.
Перманентный кризис
Психологи не любят говорить, что чего-то не знают или не могут – снижается самооценка. И – доходы. Тем более неприятно признавать, что не знаешь и не можешь ничего. А это часто так и есть, особенно среди молодых.
Эта книга для тех, кто хочет знать о душе (психике; когда речь идет о человеке, я использую оба термина взаимозаменяемо, почти как синонимы) больше, чем ничего. И хочет понять, что с ней, с психикой, делать можно и нужно, а чего ненужно и нельзя. Чтобы не обманывать ни людей, ни себя. И стать, а точнее – становиться, настоящим психологом в той мере, в какой это возможно. В большой мере, хотя и не такой большой, как этого хочется в юности.
Кризис психологии длится столько, сколько существует она сама. Проявляется он в невозможности сделать то, что хочется, то, что от психологии ждут. Психология не решает и не может решить задач, которые она ставит перед собой и которые перед ней ставят другие.
Скажу мягче – решает. Но мало и плохо. И потому она мало полезна, а часто и бесполезна вовсе. Иначе и быть не может, потому что вопросы психологии задают бессмысленные, а задачи ставят нерешаемые. То, что от психологии хотят, сделать нельзя, а то, что психология может, мало кому нужно (особенно, если речь идет о долгосрочном, а не сиюминутном «нужно»). Потому что вопросы, на которые способна отвечать психология (правда, и на них не слишком точно), – вопросы второстепенные. А дела, которые может делать психология (правда, опять-таки не слишком хорошо), – дела малозначительные, мелкие, не главные дела.
Расширяются ли возможности психологии со временем по мере ее развития? Расширяются. Но опять-таки – несильно. И по большому счету за последние 100 лет расширились мало. Фрейд, бихевиористы заложили основы, гештальтисты их немного раздвинули. Что-то мы узнали о когнитивных процессах. Что-то – о психофизиологии. Что-то – о дифференциальной психологии личности. Многое остается только намеченным, угаданным, но неразвитым – Юнг, Выготский, трансперсональная психология… Стали ли мы лучше учить и лечить? Не очень. Стал ли человек счастливее? В лучшем случае – благополучнее. И не благодаря нам.
Количество психологов и текстов по психологии огромно. Но прирост психологического знания и умения решать психологические проблемы ничтожен. И не только решать серьезные проблемы мы не можем, но и ставить. Потому что не понимаем их природу. Простые жизненные задачки психологи иногда могут помочь решить. Но это всё: что-то серьезнее – нет.
Понимают ли сами психологи это положение? Самые умные догадываются. Но правду сказать абсолютное большинство боится. Я ничего не знаю, ничего не умею, никому ничего хорошего сделать не могу – чтобы сказать такое, пусть и только себе, нужна большая смелость. Сказать же это вслух значит оставить себя без заработка. Кто же на такое решится?
Причины кризиса?
Они в неправильном понимании природы психики и оттого в неправильной постановке задач психологии.
Например – в стремлении уподобить психологию естественным наукам, прежде всего, физике. Это невозможно: физика и психология изучают разное. Физика – неживое; психология – не просто живое, этим занимается биология, а очень сложное живое. Психологию можно пытаться превратить в подобие естественной науки (и пытаются, еще как пытаются, сколько она существует), но это делает ее наукой не о живой психике, а о самых закостенелых, самых мертвых, самых безжизненных ее «разделах».
Изменчивость, подвижность и в некотором смысле непредсказуемость психики все время выталкивает ее из прокрустова ложа естественнонаучности. Естественнонаучная психология похожа на ребенка, который пытается предсказать, как поведут себя родители: отругают или похвалят? Иногда ему это удается, но чаще – нет. Потому что поведение родителей определяется многими факторами, о большинстве из которых ребенок и не догадывается.
Систематизированное знание о психике возможно, но оно не может быть «физикоподобным». Иначе оно будет знанием только о «мертвой психике».
Попытки сделать невозможное
Проблема и с задачами. Далеко не всё, что хотят от психологии и что пытаются делать психологи, возможно. Более того – невозможного гораздо больше, чем возможного. Даже сравнительно простые, кажущиеся сравнительно простыми задачи могут оказаться неразрешимыми.
Например, профконсультант открывает пригодность юноши к одним профессиям и непригодность к другим, но при этом обнаруживает горячее желание заниматься как раз тем, чем по мнению «науки» юноша заниматься не может, и отвращение к тому, чем может. В такой ситуации ответ на «Кем мне быть?» невозможен. Но юноша ждет его, а родители юноши (школа, страховая компания) готовы за ответ платить.
Другой пример – очень часто психолог не может облегчить страдания. Но ждут от него именно этого. И он старается вовсю. Не думая ни о том, что страдания для этого человека неизбежны, ни что они этому человеку необходимы для развития, ни что облегчение страданий сегодня обернется большими страданиями завтра. Психотерапия часто загоняет проблему внутрь, а не решает, дает временное облегчение, которое сменяется ухудшением.
Значительная часть запросов к психологу связана со стремлением использовать другого человека в своих целях, подчинить своим желаниям – в общем, обойтись с человеком, как с неживой вещью, проманипулировать. Например – добиться от ребенка послушания.
Сделать то, что хочет клиент, иногда можно. Во всяком случае – отчасти. Но у такой помощи много негативных последствий, одни из которых проявляются не сразу, а другие кажутся заказчику и исполнителю несущественными, хотя это и не так, в чем со временем заказчику предстоит убедиться. Вот только два примера. Насилие и обман вызывают протест и сопротивление: люди меньше клюют на рекламу и меньше хотят быть винтиками в организационных машинах. Обучение-дрессура имеет поверхностный характер и не создает базу для дальнейшего образования, формирует «мертвое знание» – не способное к развитию и бесполезное.
В общем, если глушить зубную боль анальгином, дело кончится в лучшем случае флюсом и потерей зуба, а в худшем – заболеванием крови.
Как выходить из кризиса?
Первое – лучше понять, что такое психика и что с ней можно делать, а что нельзя.
Второе – делать максимум возможного, одновременно формируя в обществе запрос на это возможное. Это означает, прежде всего, отказ от стремления к технологичности в работе с живым. Она невозможна, а попытки ее навязать чреваты неприятностями.
Естественно, рост психологической культуры и формирование правильного общественного запроса потребует времени, возможно нескольких десятилетий. Но даже начать этот процесс не так-то просто, так как он требует ревизии не только психологического знания, но и всех наших представлений о мире. Такая ревизия – это третье (естественно, по порядку, а не по значимости; по значимости это первое, самое важное). Понятно, какое грандиозное сопротивление вызовают подобные ревизии. Но без нее нам не узнать ни о главных побудительных причинах психической жизни, ни о природе ее непредсказуемости.
Но кроме этой ревизии нужно и другое – радикальное расширение профессионального словаря. С нашим куцым профессиональном сленгом мы не можем ни говорить, ни думать о большей части того, что происходит в психике. Это четвертое.
Письмо 19. Почему психология пасует перед «Анной Карениной» (40 лет спустя)
Дорогой друг!
Эту тему я начинал, когда мне было 20 лет, и через 40 лет возвращаюсь к ней снова: почему психология в художественных произведениях так глубока, а научная – так поверхностна. Причем, чем научней – тем площе?
Мой первый, еще студенческий реферат был о соотношении научной и художественной психологии. Я показал его своему учителю, покойному Петру Яковлевичу Гальперину. Он покрыл реферат критическими ремарками и оставил на последней странице прекрасный вопрос, поиск ответа на который занял у меня не одно десятилетие: для чего изучать литературу в школе? Петр Яковлевич был учителем от бога. Но мои мысли не были созвучны ему. Увы… И вот прошло 40 лет.
Сейчас к этим мыслям меня вернула перечитанная «Анна Каренина». Вот уж где анализ, так анализ. Описание, так описание. Внутренние метания Левина, Каренина и даже Вронского переданы с изысканным мастерством. С изысканнейшим!
Нам бы так! «Нам» – то есть психологам.
Но не получается. Почему?
Ну, самый первый и быстрее всего приходящий в голову ответ – это про соотношение общего (типичного) и единичного (индивидуального). Наука изучает общие закономерности, а искусство оперирует с индивидуальной психикой. Индивидуального (личного опыта жизни, как минимум, хотя индивидуальное в психике – это не только опыт одной жизни) гораздо больше, чем типичного, и оно гораздо разнообразней. Поэтому психика в искусстве является куда более живой и куда более близкой к человеческой психике, чем теоретические построения университетских психологов.
Это, конечно, верное наблюдение. Но не исчерпывающее объяснение. И даже не уверен, что оно правильно отражает главное в проблеме. Внутренняя жизнь с ее метаниями, внезапными озарениями, влиянием чувств на мышление – всё это вполне типичные явления. И их можно описывать более-менее стандартизированным языком по более-менее определенным алгоритмам. Не делаем мы этого не в силу того, что это выходит за границы предмета общей и дифференциальной психологии, а из-за неразвитости языка и той, и другой. Нужно развивать.
Насколько в таком развитии языка есть смысл для профессионалов? Насколько это позволит им быть более эффективными в работе с людьми, эффективней решать свои профессиональные задачи? Безусловно, во многих ситуациях поможет. Ведь и убитый отказом Кити Левин, и страдающий от измены любимой жены Каренин – люди, переживающие кризис, по сути, готовые клиенты. Где они кружат мыслью? Где прячутся от себя? И что прячут? Как помочь им преодолеть кризис? Чтобы быть эффективным, психологу необходимо быть на том же уровне сложности, на каком протекает внутренняя жизнь толстовских персонажей.
В наше время таких психологов можно пересчитать по пальцам, причем вторая рука не понадобится. Теоретические схемы, с которыми оперируют психотерапевты, гораздо проще, и, конечно, гораздо проще и язык этих теоретических схем. Когда такой психолог начинает говорить с клиентом левинского уровня внутренней сложности, то клиент немедленно обнаруживает примитив своего терапевта и на этом работа заканчивается, не начавшись.
Так что потребность профессиональная налицо. Другое дело, что одним усложнением языка здесь не обойтись. Вместе с усложнением языка необходимо усложнение, внутреннее развитие его носителей – самих психологов.
Мои современники далеки от понимания этой необходимости. В частности – потому что очень довольны своим умом. Может быть, дорогой друг, твои будут менее нарциссичны.
Старая и новая психология, пока телеграфно
Начнем с определения предмета: что есть психика?
Ответ на этот вопрос требует развитого языка описания психики. Такой язык создается всю историю психологии, но пока процесс далек от завершения. Психология видит свой предмет в нескольких ракурсах, но и число этих ракурсов недостаточно, как минимум один и важнейший отсутствует, и рассмотрение предмета во многих ракурсах слишком схематично и поверхностно.
Здесь две задачи. Первая – развить то, что мы видим в одних ракурсах. Вторая – пополнить картину психического отсутствующим сегодня ракурсом.
После этого можно будет переопределить задачи психологии и начать прокладывать пути к их решениям, то есть разрабатывать методы.
Следующая таблица намечает такую программу.
Глава 2. Высшая психология: предмет, задачи, методы
Что такое высшая психология: феноменология высшей психики
Состояния сознания различаются своей информационной сложностью – количеством отражаемых сознанием элементов и связей между ними. Соответственно, можно говорить о низших, простых и высших, сложных состояниях сознания. В частности, состояния сознания с большой постоянной времени – продолжительные, длящиеся годами виды деятельности – обычно сложнее состояний с малой постоянной времени – краткосрочных операций или когнитивных и эмоциональных процессов.
Исторически психология занималась больше простыми, или низшими состояниями. Их проще изучать научными, лабораторными методами. В то же время, изучение этих кирпичиков психики, хотя и необходимо, но не позволяет видеть все здание в целом.
Психология личности сделала своим предметом более сложные психические образования, но при этом была вынуждена в значительной мере пожертвовать научностью ради практической полезности.
Но и предмет психологии личности – стилевые особенности деятельности, личностные свойства, бессознательные психоэнергетические образования, самосознание и т. д. – лишь изредка дотягивается до того, что составляет потолок психики – до самых информационно-сложных, информационно-насыщенных психических феноменов. Эти самые высокие феномены и составляют предмет высшей психологии.
К таким феноменам относятся, в частности:
– вдохновение и высшие формы творчества;
– интуиция и совесть – внерациональные механизмы получения знания о мире и правильном поведении;
– высшее эстетическое чувство;
– религиозное чувство;
– высшие формы альтруистической любви;
– мудрость, или надрасудочный интеллект;
– чувство судьбы.
Кроме того, к самым высоким феноменам относится совместная творческая деятельность больших групп творцов культуры, и в частности, совместная деятельность в интернет-сетях. В этих феноменах проявляет себя надиндивидуальное содержание психики, или, другими словами, коллективная психика человеческих сообществ
Понимание феноменов высшей психологии требует радикальной ревизии общефилософских (онтологических) представлений, на которых основана современная наука. Взгляд на мир как на самоорганизующуюся систему простейших материальных частиц, производящих по мере усложнения системы идеальные сущности, не позволяет понять явления высшей психологии. Впрочем – и невысшей тоже не позволяет. Об этом я уже говорил и буду повторять еще не раз.
Предмет и задачи высшей психологии
Центральная тема высшей психологии – духовное развитие в его зрелых стадиях. Слово «духовность» здесь используется в двух смыслах: 1) для обозначения самых высоких состояний сознания и 2) для обозначения сознательного стремления человека к более высоким состояниям. В той мере, в какой психическое развитие увеличивает сложность психических состояний, оно, как и вся психическая жизнь, является духовным развитием.
Предмет высшей психологии – развитие высшей психики (как индивидуальной, так и коллективной) – самых высоких психических состояний, качеств, процессов, и разработка методов, стимулирующих и ускоряющих его. Когда-то было модно говорить о высших психических функциях, имея в виду то, что отличает человека от животного. Но среди высшего есть самое высокое – то, что отличает высокого человека, полубога от низкого, полуживотного. Это самое высокое и составляет предмет высшей психологии.
Являясь по своей сути психологией развития, высшая психология отличается от того раздела современной психологии, который называют психологией развития и который изучает формированием «простой психики» в первые годы жизни. Высшая психология – психология всех стадий развития, от рождения до смерти..
Три главных вопроса определяют задачи высшей психологии:
– Как развитие высшей психики протекает естественно?
– Как ускорить естественное развития высшей психики?
– Как создавать искусственные формы высшей психики?
Задачи старые и новые
Теоретические задачи старой и новой психологии
Теоретические задачи современной психологии включают изучение:
– структуры психических процессов;
– связей психических свойств между собой и с другими переменными;
– нейрофизиологических коррелятов психических явлений.
Направление 3. Проблемы нейропсихологии в этой книги почти не затрагиваются. Здесь только нужно отметить, что в популярность нейропсихологических исследований питает физиологический редукционизм и однобокое понимание связи психического и нейрофизиологического.
Направление 1. Что касается первого направления, то оно в отношении структуры самых коротких процессов, длящихся не долее секунд, в значительной степени исчерпало себя – мы немало знаем о микроструктуре когнитивных процессов. Что же касается процессов, длящихся долее, то здесь ревизии требует сама постановка задачи: не найти универсальную структуру того или иного действия (такой универсальности часто нет вовсе), а изучать и конструировать стили выполнения этого действия. Причем, чем крупнее действие, тем больший акцент необходим на изучении стиля и меньший – на поиск универсальной, общей для всех людей структуры действия.
Направление 2. Если в отношении изучения структуры психических процессов ревизия постановки задачи требуется хотя и важная, но сохраняющая значимость самой задачи, то в отношении изучения связей психических свойств (а именно к этому направлению относится большинство академических исследований) необходимо понять, что сама постановка задачи здесь осмыслена мало.
Дело в том, что устойчивых психических свойств, то есть переменных, по которым можно сравнивать всех людей, немного и их значимость для решения любых прикладных задач преувеличена. В одних отношениях человек индивидуально уникален, в других – изменчив. Даже в таких казалось бы фундаментальных свойствах темперамента, как интроверсия-экстраверсия: сейчас он сидит за столом и пишет статью, как глубокий интроверт, через пять минут развлекает пришедших гостей анекдотом – чистый экстраверт. Текущее состояние человека теоретически можно описать набором выраженности некого множества свойств. Но состояния изменчивы, и это самое важное в них – то, что они изменчивы, динамичны. Самое важное – для психологии, стремящейся понимать и помогать человеку. Изучая психические свойства, не обращая внимания на их изменчивость, мы занимаемся работой, имитирующей познание, получаем как бы знание.
Теоретическая задача новой психологии качественно отличается от задач естественных наук. В частности, потому что психические системы никогда не являются закрытыми, всегда присутствует множество внешних сил, определяющих жизнь системы. Мы можем более-менее подробно представлять жизнь системы, но не можем ей управлять, не рискуя ее сломать. Вот это «более-менее представлять» и является главной теоретической задачей новой психологии. Происходит то-то и то-то под действием множества таких-то и таких-то сил.
Естественно, такая реформа понимания задач внесет принципиальные изменения в способы квалификации, сделав их менее «научными» (защита исследовательской работы) и более «художественными» (мы, квалифицированные психологи, считаем соискателя достаточно подготовленным, чтобы называться психологом-бакалавром).
Прикладные задачи старой и новой психологии
