скачать книгу бесплатно
То зрелость
После армии пришла.
Привет-поклон тебе, казарма взвода,
Треклятый плац, привет тебе, привет!
Вы мне растолковали
За три года,
Чего не мог постичь я
Двадцать лет.
Припомнишь все —
Что лестно, что не лестно…
Но я скажу, и мог бы повторить,
Что армия – единственное место,
Где учат делать, а не говорить.
Чабрец у скатов.
Щавель бородатый.
На лысых сопках – камни-валуны.
И вдруг – казармы.
Здесь живут солдаты —
Великие работники страны.
Сквозной забор.
Ряды кленовых прядок.
Два-три насмерть застриженных куста —
Сухой геометрический порядок,
Солдатская святая чистота.
Клюют носами в сук вороны-сони —
Сегодня жди добавочных костей:
Согласно древних правил, в гарнизоне
Большим обедом потчуют гостей.
В гражданке что —
Хоть с полдня и до сна ешь.
А тут команда – встань и не ворчи.
О! Да тебя не сразу и узнаешь.
– Ну, как, герой, казенные харчи?
Стоит он, чуть сутулясь от укола,
С лицом сурово-важным, как мандат.
А тальи нет.
И гимнастерка колом —
Типичный начинающий солдат.
Ему еще и строй – большое бремя.
Что там харчи?
– Тут дело не в харчах.
– А в чем тогда?
– Да вот… Уходит время.
Не вышло, видно, из меня врача.
Все моем, чистим, словно перед свадьбой,
Устав зубрим, шнурки из кожи вьем.
Что день грядущий мне готовит, знать бы
– Всему свой срок.
Увидим, доживем.
2
Мое сравненье – не большая новость.
Никто не станет отрицать того,
Что если служба – это как бы повесть,
То карантин – лишь азбука всего.
В нем аз —
Конец развинченной походке.
В нем буки —
Шомпол, ветошь, карабин.
В нем веди —
Философия обмотки
И тьма не мене сложных дисциплин.
А дальше —
Цепь запретов и наказов,
Где крепче стали каждое звено:
Беречь мундир.
Не обсуждать приказов.
Учить уставы.
Не быть болтуном.
Иметь в ушанке нитку и иголку.
Знать назубок мортиру и ТТ.
Не пить.
Не ныть.
Не бегать в самоволку.
Быть честным, смелым, сильным
И т. д.
Мне б написать в картинах эти звенья.
Но я начну,
Чтоб не пропал замах,
Военной жизни первые мгновенья
С второго оформления бумаг.
3
Армейский писарь, щеголь и повеса,
Ладонью лоб нахмуренный потер
И записал:
«По роду службы —
Слесарь,
А по последней должности —
Актер».
Не то, чтобы его вгоняли в слезы,
Но плоскостей был океан пролит.
Обшучивать подобные курьезы
Веселым людям сам господь велит.
Но мы пока оставим юмористов.
Важнее то, что он один в полку
Из всех новоприбывших металлистов
Поставлен был не в строй,
А к верстаку.
Итак, прощайте, плацы, полигоны, —
На старом месте – новая заря.
В руках напильник,
На плечах погоны…
Судьба, должно быть,
Снова в слесаря.
Мильоном дел шумит, гудит эпоха,
А выбор прост, как хинный порошок:
Или крепиться и работать плохо,
Или работать очень хорошо.
Решись попробуй…
Голова, как вата.
Кровь засыпает, чуть в виски стуча.
И то, и это было горьковато
Для человека с будущим врача.
Ему, конечно, и во сне не снилось
Быть у лихого воинства в чести.
Здесь выше прочих доблестей ценилось
Уменье на ходу изобрести.
Вполне хватает выдумки мышиной,
Где вам не могут предложить всерьез
Из двух гвоздей и пишущей машины
К семи ноль-ноль сработать…
Паровоз!
А тут —
Заданье выслушал покорно,
На бедра – фартук, в руки – молоток,
И завтра на побудке вместо горна
Все стекла в окнах расколол гудок.
Здесь емче слова звонкое железо.
Здесь нужен был
Поэт и металлист.
И приуныл
«По роду службы —
Слесарь,
А по последней должности —
Артист».
4
В двенадцать,
Выйдя из-за сопок дальних,
Чтобы служивым не наделать зла,
Ночь благородно обошла дневальных
И незаметно к нарам подползла.
Все тихо-тихо…
Только вдруг проблеет
Какая-то приблудная коза.
Спокойной ночи.
Веки тяжелеют.
Приятных снов.
Смыкаются глаза.
Приходит крепкий сон.
И с этих пор мы
В плену у старых радостей и ран.
Цвета ветшают, мир меняет формы,
Фантазия включает свой экран.
Плакат вбирает краски гобелена,
Уходит в своды плоский потолок…
И вот,
Припав на левое колено,
Дневальный произносит монолог.
Он, к небесам протягивая руки,
Прощается с неласковой землей,
И гаснут,
гаснут в темном зале звуки.
Театр поперхнулся тишиной.
Так вот оно —
Великое начало!
Так, значит, ожидание не зря —
Да здравствуют Шаляпин и Мочалов
В одном лице,
Прекрасном, как заря!
Шумят над речкой бутафорской лозы,
А он не хочет замечать того,
Как кто-то юный и русоволосый
Из дальней ложи смотрит на него.
Он говорит,
Что путь лежит на Альпы,
Сквозь царство снега, смерти и ветров,
И в подтвержденье вдруг хватает…
скальпель
И делает из скальпеля… ведро.
Все как-то слишком грубо и не мудро:
Ведро – понятно.
А зачем о ней?
Но сон есть сон.
И все решает утро,
Которое гораздо мудреней.
5
Восход приноровился к распорядку,
И честно ждали первые лучи,
