Мёд мудрости

– Скорее всего, не придут, – сделал он вывод, даже не задумываясь ни на миг. – Дураком нужно полным быть, чтобы явиться. Никакой надежды на удовлетворение. Это же мошенничество чистой воды, если твой водовоз говорит правду.

– Так в чем здесь соль? Объясни мне, медресе не кончавшему.

– Норма, что цену крови за убитого, если убийца не найден, выплачивают хозяева земли, где найдено тело, или живущие поблизости, действительно существует. Насчет размера тоже все верно. Только там есть одна оговорка – если убийство не произошло в собственном доме. Так что ты правильно посоветовал своему водовозу на это дело плюнуть и забыть. Его хотели на испуг взять. Очень ведь сильно действует на человека несведущего, когда у него свидетельство берут, да еще записывают, ученые люди голову морочат умными словами. Опять же, если в деле судьи замешаны. Плохо! Правосудие – основа ислама. Неуважение к суду – корень всех бед и причина гибели царств. Нужно будет присмотреться к этому кади. Он, похоже, там у себя в хорезмском квартале уже совсем потерял страх и совесть. Значит, говоришь, свидетелей с собой привез?

Видно было, что именно последнее обстоятельство обозлило Бадр ад-Дина больше всего.

– Нельзя?

– В том-то и дело, что можно. В других странах, где уже давно живут по шариату, только так и делают. Оказывается, и до нас эта беда добралась.

– Так объясни толком, в чем дело-то? Сам же сказал, что можно!

Кроме исполнения судейских обязанностей, Бадр ад-Дин преподавал в медресе и уделал этому очень много внимания. В прошлом году именно он прислал к Злату писца, молодого шакирда Илгизара, с которым наиб быстро нашел общий язык. Человек книжный, умный и благочестивый, кади и сейчас словно произносил проповедь с минбара мечети.

– Дело в том, что свидетели требуются всегда. При подписании сделок, заключении браков. Мало ли. Преступления бывают не каждый день, а жизнь идет своим чередом, и в таком большом городе, как Сарай, свидетели нужны ежедневно. Вот только по закону свидетелем может быть не каждый. Ведь при заключении договоров требуется честность, неподкупность и доброе имя. Поэтому еще с давних времен свидетельствовать должны были люди, известные среди окружающих своей добродетелью. Обычно их выбирал помощник судьи с его согласия.

Злат сразу вспомнил сегодняшних мордоворотов. Кади между тем продолжал:

– Отводом для свидетеля могут быть самые незначительные нарушения порядка. Например, если в азартных играх замечен. Или на улице ел. А свидетели нужны каждый день и неоднократно. К тому же искать их – каждый раз дело хлопотное. Поэтому со временем стали появляться люди, которые постоянно под рукой и уже назначены свидетелями. При заключении сделок им немного платили, так что потихоньку свидетельство стало делаться ремеслом. А кто захочет им заниматься постоянно? Бездельник, согласный жить на очень скромный доход, зато ничем себя не утруждая. В то же время дело это очень ответственное. От него зависит правомочность многих сделок или решения суда. Отсюда остается лишь шаг до откровенного мошенничества. По харчевням на базарах рассказывают полно историй о похождениях свидетелей-плутов. Скоро, видно, и у нас начнут.

– У франков заверяют договоры специальные нотарии. Все записывают в особые книги и разрешение получают от правительства.

– Разумная мера, – одобрил Бадр ад-Дин. Подумав немного, добавил: – Не мешало бы этого кади припугнуть. Только предъявить ему нечего. Была жалоба, он делал, вроде, все по закону. А что там говорил этот родственник с водовозом, так с них взятки гладки. Мало ли кто о чем болтает.

– Долго жить будет! – засмеялся Злат. – Вот он и сам. Легок на помине.

Действительно, ко входу в диван быстро приближалась вся компания, оставленная наибом на Черной улице.

– А ты говорил, не будет подавать, – поддел он Бадр ад-Дина.

– Велик Аллах! – неожиданно обрадовался тот. – Услышал мою мольбу.

– За верблюдами пришли? – подмигнул подошедшим наиб. – Судьи уже расходиться собираются.

Скучавшие яргучи оживились, сообразив, что сейчас будут жаловаться на мусульман. Однако дело не задалось с самого начала. Едва хорезмийский кади изложил суть дела, как Бадр ад-Дин спросил его, прервав прямо на заключительных словах:

– А почему ты этим занимаешься? Разве покойный жил в твоем квартале?

Было видно, что кади готов к такому вопросу:

– Мне подал жалобу его сын. Он живет у нас. И покойный был исправным прихожанином нашей мечети. Ходил не только на пятничные намазы, но и на ежедневные.

– Вот как…

Наибу показалось, что в усах Бадр ад-Дина спряталась улыбка. Интересно, почему он не говорит то, что сказал ему? Мол, на убийство в собственном доме штраф не распространяется.

– Теперь понятно, – продолжал главный кади. – Значит, покойного можно считать жителем вашего квартала? Потому ты и здесь?

Хорезмиец с готовностью кивнул, обрадованный, что все так быстро клонится в его сторону.

– Тогда тебе можно было и не обращаться в ханский суд. Дело касается только мусульман твоего квартала. Ты уже собрал все свидетельства, как я понял? Можешь взыскивать штраф. С квартала, жителем которого был убитый. Я со своей стороны могу только похвалить тебя за усердие, благодаря которому преступление не останется безнаказанным. Немедленно утверждаю твое решение. Сейчас попрошу писаря выдать вердикт. Нужно только посчитать, сколько сейчас стоят верблюды.

«Похоже, и в Сарае появилась история про плутов-свидетелей и незадачливых мошенников, – подумалось Злату. – А я буду самым первым ее рассказчиком. Прямо сейчас, у эмира».

Хорезмийский кади стоял с таким видом, как будто его ударили чем-то тяжелым по лбу. Даже глаза выпучил. А Бадр ад-Дин продолжал сочувственно:

– Тем более, что детям убитого сейчас деньги не помешают. Ведь наследством отца они пока воспользоваться не смогут. С сегодняшнего дня оно подлежит аресту. Меняла Касриэль бен Хаим с Красной пристани предъявил заемное письмо на имя покойного. На сумму в триста сумов.

XI

Шесть каламов

День уходил. Неяркое солнце садилось за реку, разливая по небу бледную зарю. Еще немного, и из проулков начнут наползать холодные весенние сумерки. А ведь только в полдень казалось, что уже лето.

Злат затянул шнур на шерстяном плаще, взятом сегодня у водовозов, и вышел на площадь перед дворцом. Здесь уже ждала повозка. Сам Бурангул не приехал, прислал какого-то молодца, зато вместо войлоков сиденье было покрыто дорогим ковром, на котором красовались расшитые подушки и заботливо свернута лисья шуба. Ноги прикрывать.

Что ж! Заслужил. Теперь уже точно можно было показывать не только важную должность, но и пользу, которую она приносит добропорядочным подданным. Наиб усмехнулся, снова вспомнив историю, только что закончившуюся в суде. Все так и вышло, как предсказывал прозорливый Бадр ад-Дин. Вспомнили, что за убийство в собственном доме штраф не взимается, но до этого вволю поиздевались над незадачливыми искателями верблюдов. Сначала юноша с насурьмленными глазами стал отказываться от штрафа, на что невозмутимый главный кади предложил внести его в казну. Потом потребовал уплатить судебные издержки. А судей, как на грех, полный диван. Еще писец. Опять же бумага, чернила.

В общем, получилось, как в поговорке: «Пошли по шерсть, пришли стрижеными». Рады были, что хоть с верблюдами обошлось. Глядя, как накрашенный юноша торопится уйти, Злат подумал, что тот явно спешит в дом покойного отца, пока дверь не опечатали. Если кто глуп, то это надолго. Если жаден, наверное, тоже.

Хотя услышанная новость обеспокоила и наиба. Вот так оборот! Оказывается, прямо перед смертью покойный получил целую кучу денег. Триста сумов! Это же почти половина батмана – верблюжьей ноши серебра. Худосочному переписчику такую и унести было не под силу. Вспомнились злосчастные сто верблюдов – их как раз, наверное, на эти деньги можно купить. Где они? Вот тебе и ответ на вопрос – зачем было убивать переписчика. Меняются времена, уходят царства, а ответ остается прежним. За деньги. Значит, покойного ограбили?

Увидев, что наиб стоит задумавшись, возчик привстал и помахал рукой. За спиной во дворе звякала снаряжением охрана. Ночной караул сменял дневной. Сейчас с минарета раздастся призыв азанчи к вечернему намазу и наступит первая ночная стража.

Наиб сделал знак возчику, чтобы подъехал к воротам и зашел во двор.

– Итлар! Торопишься на ужин? Поехали со мной. В хорошее место. Нахлебаешься еще ханской похлебки.

Стражников, живущих при дворце, кормили хорошо. Но однообразно. Вареное мясо и отвар с него. В степи всегда так едят и лучшей пищи не знают. Однако в прекрасной столице Улуса, раскинувшегося на сотни дней пути, можно себе позволить большее.

– Опять сказки рассказывать? – буркнул сотник, вроде даже недовольно.

– Угадал, – засмеялся Злат. – Там как раз будет та сказочница, которую мы вчера не застали. Зато ужин званый, не то что снедь из корзинки. Не пожалеешь. Видал, какую повозку за мной прислали? Ковер, поди, персидский. Садись рядом, пусть конь отдохнет от твоего зада. Да и зад от коня.

Как ни спешили, но приехали позже накрашенного юноши. Он успел уже побывать в отчем доме. Дверь была наспех заколочена доской. Поджидавший на улице с фонарем Бурангул, увидав, что наиб первым делом проехал во двор убитого, спешно подбежал и доложил:

– Кто его так напугал? Примчался, словно ошпаренный. Метался, таскал в повозку все подряд.

– Для тебя работа есть. На него сейчас иск подали за долг отца. Возьмись за повозку, а то упадешь. На триста сумов.

Водовоз присвистнул.

– А мое дело?

– Я же тебе еще днем сказал: плюнь и забудь. Решили. Я натощак все должен рассказывать? Горло не промочив?

Во дворе Бурангул предусмотрительно поставил пару жаровен с горящими углями, чтобы освещать дорогу к гостевой комнате. В вечернем воздухе плыл аромат жареного мяса.

– Надеюсь, вареной головы не будет? – то ли в шутку, то ли всерьез поинтересовался Злат. – А то вы, кипчаки, любите таким потчевать почетных гостей.

– Я же не вчера только из степи, – обиделся водовоз. – Обжился уже немного в городе. Для девчонки за сластями на большой базар человека гонял, а стряпать позвал самого Маруфа. Который был поваром у Урук-Тимура, ханского сокольничего.

– А я бы голову съел, – встрял сотник.

Злат только рассмеялся:

– Скажи еще, что тебя во дворце объедают. Поди каждый день голову забираешь?

– День на службе. Самое вкусное достается ночной страже. Они как раз отдыхают.

В гостевой комнате было тепло и уютно. От жаровен с горящими углями пахло можжевельником. Заставленный блюдами дастархан окружала целая гора мягких подушек и войлоков. Здесь чинно беседовали Бахрам и Хошаба. В сторонке прилично расстелили льняную скатерть, чтобы воспитанница сказочника не стеснялась сидеть рядом с мужчинами.

Это была совсем еще молоденькая девочка. Красивая, но немного чересчур худая. Возле нее, поджав ноги, примостился Илгизар, о чем-то приглушенно рассказывая. Глаза Ферузы блестели в тени.

– Разговорился, – благодушно кивнул в их сторону Бурангул. – А то рвал и метал, когда прибежал только. Ему этот сын ишака платить отказался.

– Почему? – поинтересовался наиб.

– Сказал, что уговаривались они прочитать весь Коран, хотя об этом речь даже не шла. Все прекрасно знают, что такие вещи обсуждаются заранее. Да и стоят совсем иные деньги. А свидетелей нашего разговора нет. И задаток я не взял, – пояснил Илгизар.

– Урок тебе на будущее. Как можно без задатка? Ты вот что, Феруза, садись поближе. Дело серьезное. Эмирские жены уже заждались. Нынче, небось, опять Итлара искать будут. Так что завтра – кровь из носу. Предстанешь пред их светлые очи. Здесь главное – не оплошать. Потому пойдешь вместе с ней, – повернулся он к Бахраму.

Бурангул встрял с серьезным видом, мол, «а я что говорил?»

– Они хотели за инструментом послать, чтобы она нам поиграла. Так я сказал – тебя в гости позвали, а не развлекать. У меня здесь парень один есть – первый в степи игрок на курае. Нужно будет, сыграет. Так, как он, все равно никто не может. Душа поет. Комнату девочке уже приготовили для сна. Не тащиться же ей невесть куда на ночь глядя.

Бурангул был за виночерпия. Пока дело дошло до бесед, во дворе уже совсем стемнело и похолодало.

– Сначала разберемся со сказками. Вот Хошаба говорит, что здешние змеи не так опасны, как принято считать. От их укуса человек погибает не сразу и не всегда. Кроме тебя, Итлар, этот укус никто не видел. А покойный улетел. Может, тебе тоже пойти со сказочниками?

– Было бы хорошо, – согласился Бахрам. – Когда разные люди по очереди говорят, беседа веселей.

– Вот и ладно. Теперь мысль, которая мне покоя не дает. Могли того человека убить и подстроить так, чтобы подумали на змею? Тогда похищение тела выглядит вполне оправданно. Убили, след замели, а тут ненужный шум на весь Сарай. Лишнее внимание.

Сотник почесал ухо.

– По правде сказать, я, когда эти ранки увидел, сразу подумал, уж больно змея большая. Но могло и показаться.

– Ладно. Для страшной сказки и так всего хватает. Теперь про дела земные. Про те самые триста сумов, что наш покойный взял перед смертью. Теперь по жалобе менялы имущество должно быть арестовано и описано. Этим заниматься придется мне. Вот тебя, Илгизар, и отряжу в качестве писца, чтобы ты сделал всю работу. Благо ты все время там находился и все видел. Заодно съездишь к этому наследничку и изымешь у него то, что он увез. Не церемонься. Позови старосту квартала, возьми свидетелей, сделай обыск как положено. Дело ведь не в барахле, которое этот сладкий юноша прячет. Мы должны найти след исчезнувшего серебра. Ищи любую зацепку. Заодно поквитаешься за сегодняшний обман, – закончил он со смехом. – А ты, Бурангул, давай опроси всех на своей улице. Кто что видел, кто что слышал. Любая мелочь может пригодиться.

Потом наиб стал рассказывать, как было дело в суде.

– Жалко, конечно, что этот фазан сухим из воды вышел, – подосадовал Бурангул.

– Какое же это сухим? – возразил Злат. – Разве что совсем не утонул. А так одних судебных издержек сума на три уплатил. Только на мою долю полста дирхемов вышло. Дирхемами платил. На хорезмский счет.

Он выразительно тряхнул кошельком, привязанным к поясу.

Звон серебра сразу навел Бурангула на мысль:

– Триста сумов. Это же тяжесть какая! Не всякий человек упрет. А уж наш переписчик и подавно.

– Вот и хорошо, что у тебя голова сразу повернулась в нужном направлении. Узнай, не объявлялся ли убитый в последние дни на повозке. Или с носильщиком. Да и после убийства унести незаметно тяжелый мешок непросто. Особенно на вашей улице, где каждый прохожий сразу в глаза бросается.

– Зато теперь есть какое-никакое объяснение, зачем убийца закрыл дверь изнутри. Чтобы тело дольше не обнаружили. Небось, ему нужно было время, чтобы унести серебро.

Потихоньку беседа разделилась. По одну сторону дастархана возле ярко пылающей жаровни расселись Бахрам и Хошаба с сотником. Рядышком примостилась Феруза. Краем уха Злат слышал, что лекарь негромко переговаривается со сказочником на каком-то непонятном языке. Итлар, подвинув у себе кувшин с вином, пересказывал девушке историю улетевшего мертвеца. Как истинный кипчак, он считал недостойным мужчины есть сладости, но за разговорами усердно потчевал ими Ферузу. Он вообще отнесся к ней очень заботливо. То ли вспомнил молодость и какую степную красавицу, то ли взгрустнулось ему, что и у самого могла бы быть сейчас такая дочь.

Девушка внимательно слушала. Наиб уже заметил, что возле нее лежит коробочка Илгизара с берестяными листами. Не было сомнения, что его записи будут внимательно перечитаны не один раз.

Сам Злат с помощником и Бурангулом полулежали в тени на подушках за кувшином чуть теплого сбитня. Разговор у них шел о завтрашних делах.

– Вы завтра с самого утра опишите здесь все добро и опечатайте. А я доеду до Касриэля. Нужно узнать, когда он отдал переписчику деньги. Странно, что он сам не объявился. Поди целый день сегодня меня разыскивал, – рассуждал наиб. – Но главная надежда на тебя, – бросил он Бурангулу.

Не пустые слова. Водовозы разъезжали по всему городу с раннего утра. Согласно договору они по определенным дням доставляли воду во двор хозяина и сами наполняли выставленную для нее емкость. К ним привыкли, и никто не обращал на них внимания. Зато сами они видели и слышали многое. Недавние пастухи, охотники, охранники, читавшие степные тропки не хуже, чем записи на бумаге, они могли заметить то, что ускользнуло от взора обычного горожанина. С ними вели разговоры приказчики, дворники, привратники, повара, молоденькие служанки, а самое главное – караульщики у въезда в квартал, мимо которых никто не мог пройти или проехать незамеченным.

– Ты, Илгизар, с покойным какие-то дела вел, пока тот жив был?

– Он мне несколько раз давал работу по переписке. Самому не с руки было заниматься всем.

– Много было заказов?

– Хватало. В последнее время грамотных людей прибавилось. Многие хотят иметь дома Коран.

– Тебе Коран давали переписывать?

Илгизар кивнул:

– Самый ходовой заказ. Я в медресе хорошо научился писать почерком сульс в стиле «якути». Для этого нужно по-особому подрезать калам – наискось. Это сейчас пользуется спросом. Поэтому без заказов не сидел. Правда, в последнее время многие уже обращались ко мне напрямую.

Злат и сам был из писцов. Много лет прослужил битакчи в разных ханских службах. Но там было в ходу уйгурское письмо. Арабский алфавит он тоже знал, мог говорить и читать на персидском. А вот до книг руки не доходили. По молодости читал Священное писание, в отцовской церкви был Псалтырь. Греки из окружения епископа имели немало духовной литературы, но к ней душа не лежала. Хоть читать и писать на греческом он научился довольно бойко.

Книжная мудрость доходила больше через рассказы. В Сарае было полно всякого ученого народа, от которого можно было услышать и персидские стихи, и историю царств и героев. «Держи уши открытыми», – поучали детей сызмальства.

И то сказать, книги были удовольствием дорогим. Одна самаркандская бумага сколько стоила! Однако везли ее с каждым караваном огромными тюками – значит, спрос был.

– На переписке книг хорошо зарабатывают?

– На хлеб хватает. Хотя хороший переписчик обычно не только переписывает. Он торгует книгами. Значит, должен предоставить покупателю готовый товар. Не просто стопку исписанных листов. Текст нужно украсить орнаментом, нарисовать заставки, выделить абзацы. Это совсем иное искусство. Мастер по украшению называется лавах. Переплет – тоже дело непростое. Отдельное ремесло. Иногда переплет не меньше книги обходится.

– Много таких людей в Сарае?

– Трудно сказать. Лавахов, которые только книгами занимаются, вообще нет. Есть которые в рисовании искусны, они время от времени берут заказы. Переплетчики есть. Один в главной мечети. Остальные тоже только подрабатывают.

– Как ты думаешь, зачем покойному вдруг понадобилась такая куча денег? Что он мог собраться покупать?

Илгизар задумался.

– В голову ничего не идет, кроме книг, – сказал он после долгого размышления. – Но сумма просто немыслимая.

– Дома у него были книги на продажу?

– Обычно он на заказ работал. Делать книги, чтобы потом искать, кому их продать, довольно накладно. Нужно вкладываться в бумагу, платить лаваху, переплетчику. Да и свой труд немаленький. А покупателя потом можно искать очень долго. Книга ведь такой товар. Не мешки с зерном, которые все одинаковые. Каждой нужен свой покупатель. Он может оказаться вообще один на свете, зато за желанную книгу последнее отдаст.

Злата вдруг осенило. Ведь покойный всю жизнь жил книгами. Среди книг, ради книг. Или был как тот сапожник без сапог?

– Свои книги у него имелись?

Илгизар кивнул:

– Три. Одна – Коран, само собою. Его ведь чаще всего заказывают переписывать. А две другие – очень ценные, хорошие книги. Редкие и дорогие.

Значит, любви не было. Только расчет, только для дела. Наиб вспомнил суетливого и старательного переписчика. На него похоже.

– Я бы и сам эти книги с радостью купил, – продолжал между тем Илгизар. – Грешным делом уже собирался к наследничку подъехать. Ему они точно ни к чему. У меня еще наградные деньги Урук-Тимуром подаренные остались. Глядишь, хоть на одну бы и хватило.

Злат вспомнил, как в прошлом году он искал убийцу жены ханского сокольничего Урук-Тимура. Тогда ему и дали в помощники юного шакирда. Потом эмир щедро отблагодарил всех. На Илгизара он смотрел долго и явно не мог решить, чем того пожаловать. Старый служака, поседевший в седле, привык иметь дело с удалыми нукерами или храбрыми ловчими, а тут – доходяга шакирд, забывший даже отвязать чернильницу от пояса. Подумав, Урук-Тимур велел подарить юноше шапку. Никто не успел даже удивится столь скромной награде, как увидели – шапка до краев насыпана серебром. Илгизар ее чуть не выронил. После этого он и из жилища в медресе ушел.

– Одна больше для книготорговца нужна, – продолжал между тем Илгизар, – хотя и для любого ученого человека она на вес золота. Если не больше. Называется «Китаб аль Фихрист». Можно перевести как «Книга-указатель». Ее написал Ибн ан-Надин. В ней перечень книг. Автор жил при дворе халифов в Багдаде, где в Доме мудрости было собрано великое множество трудов со всего света. Он и составил список этих книг и их краткое описание. Там перечислены не только арабские авторы. Персидские, иудейские, сирийские. Сказки, научные трактаты, священные тексты. Словом, кладезь мудрости.

– Дорогая, должно, вещь, – кивнул Злат, думая о своем.

– Еще бы! – вскинулся юноша. – Вторая книга вряд ли кому сильно нужна, кроме переписчиков. Написал ее знаменитый багдадский каллиграф Ибн аль-Бавваб. Легко догадаться, что она об искусстве письма. С образцами шести основных почерков, применяемых при письме арабскими буквами. Для переписчика ей цены нет. Так и называется «Шесть почерков». Если дословно, «Шесть каламов».

XII

Путем Шахерезады

Утром Злат решил задержаться и не отправился в путь вместе с сотником еще до рассвета. Сначала просто не хотелось вылезать в темноте из-под теплого войлока. Потом в свежую голову стали лезть новые мысли. Ночевать пошли в комнату Илгизара, невзирая на протесты Бурангула, приготовившего для почетного гостя отдельные покои. Тот все-таки велел перетаскать на новое место весь ворох подушек, ковров и порывал. Итлар, непривычный к такой неге, чуть не проспал. Вот и наибу не захотелось вставать. Однако и уснуть больше не удалось. Так и лежал в сумерках. Думал.

Не зря говорится: «Утро вечера мудренее». Сначала Злат решил позавтракать у водовозов. Потом подумалось, что неплохо будет самому поприсутствовать при описи и осмотреть дом убитого. Да и опечатать дверь надежнее своей печатью. Уж ее тронуть вряд ли осмелится даже самый дерзкий злоумышленник. Всем известно – власть ни на что не отзывается так болезненно, как на пренебрежение.

Во дворе было подозрительно тихо. Видно, Бурангул строго-настрого запретил тревожить покой важного гостя, и бедные водовозы, которые еще по темноте отправлялись запрягать лошадей, наверное, ходили на цыпочках. В пронзительной тишине весеннего утра долетали крики рыбаков с реки, призыв азанчи из булгарского квартала и перебранка стражников у заставы неподалеку.

Сытный завтрак придал благодушия.

В домике убитого, как и предполагали, не осталось даже молитвенного коврика. Теперь, когда здесь не было никого, комнатка не казалась такой маленькой. Злат вспомнил, как заходил сюда в прошлом году с хозяином. Тогда было уютно, пахло какими-то благовониями, на столе теснились баночки с чернилами, каламами. Сейчас во владение домом вступали пустота и пыль.

Массивный сундук оказался незаперт. Незачем. В нем не завалялось даже дохлой мыши. Злат внимательно осмотрел замок. Дорогая работа. Не какой-нибудь навесной – врезной. Явно булгарский. Булгаре – лучшие мастера по замкам. Да и сам сундук непростой. Дубовый с железными оковами. В таком подштанники не хранят. Сразу видно – предназначался для чего-то дорогого. Очень дорогого.

– Ты, Бурангул, сундук этот прибери к себе. От греха. А так здесь и опечатывать нечего. Принеси воск и веревочку. Я печать на дверь приложу.

Пока возились во дворе, Злат посмотрел на ворота дома с другой стороны улицы. В нем в прошлом году убили вдову, после которой, вроде, наследников не осталось.

– Кто там сейчас? – обратился Злат к Бурангулу.

– В доме Шамсинур? Его франки купили.

Вот и до Черной улицы добрались эти незаметные с виду проныры.

– Монахи?

– По виду – да.

– Интересно, чего им у себя в миссии не живется?

– Спрашивал. Они специально здесь поселились, чтобы говорить на кипчакском быстрее выучиться. И письму. Учит их битакчи, который здесь живет.