скачать книгу бесплатно
– Классный жучок! – откуда-то из-за кулисья прорвался голосок Варьки. – И кассет не надо…
Я ещё раз моргнула – или всё – таки зажмурилась? – и «кино» закончилось. Белый гигантский занавес – и перед ним сидит единственный зритель. Кто: Варька или Ладанея? И что дальше? Варька уже показала себя истеричкой и плаксой, а что сделает Ладанея? Взмахнёт ручкой, как волшебной палочкой, и ляжет на снег ковёр-самолёт?
Кукиш с маслом! Махала: никаких ковров – самолётов, вообще ничего… И просила, и умоляла, и требовала – ноль внимания.
Нет, скорее всего, это была Варька. А Ладанея прокрутила «кино», закрыла будку и отправилась на покой. Что ей до какой-то Варьки, сидящей в снегу на склоне, а спускаться ещё ого – го сколько, поболее километра… Ну, так чего расселась квашнёй: подъём! Скажи тёте спасибо за «кино»– и вперёд! Ножками, ножками… Эй, погодите, постойте!! Димка! вы не показали Димку! Киномеханик, алё!
Впустую я до рези в глазах, всматривалась в ладонь, моргала и зажмуривалась. Кина не будет?! Неужели всякий раз, когда мне захочется что-то увидеть, удод будет плевать мне в ладонь?! Это что, плата за билет? Нечего сказать, оригинально… Прикольно… Ха-ха-ха!
Наверху зашуршало и, вместе с глыбами снега, рядом со мной остановился Димка. Живой и здоровый, с обалденно счастливой раскрасневшейся рожицей.
– Варь, приколись: я могу себя перемещать! Супер! Только подумал, раз – и я на той стороне! Там тоже снег и больше ничего.
– Поздравляю. Теперь ты тоже… одарённый.
– Ты не рада? – Дима растерялся от моего раздражённого тона.
– Я в восторге! Я балдею, торчу, кайфую! Вы бросили меня… Удод оплевал… Все счастливы, одна Варька, дура, пусть… терзается, переживает… продирается через этот чёртов снег…
– Варь, я это… ну, тоже переживал…. Хотел сразу обратно… не получилось….В другом месте оказался… я это… ну, испугался, что уже не увижу вас….Буду прыгать, как стрекозёл по горам….Потом это… ну, я понял: не надо психовать, это… ну, сбивает с курса…
– Замечательно. Прыгай вниз… к брату. Может, ему помощь нужна. И ждите меня. Через год спущусь… Или когда рак на горе свиснет.
– Ты поэтому… ну, как бы злая?
– Не как бы! Не как бы!
– Варь, брось… Ерунда какая. Давай руку, сейчас мигом внизу будем. Только ты это… ну, не бойся.
Действительно, мигом. Ощущение такое, будто тебя резко крутанули на все 360 градусов: обдало ветерком, кровь остановилась, сердце подпрыгнуло к горлу. И всё! ты уже стоишь за милю оттого места. Лёгкое пьянящее головокружение, сердце на месте, кровушка снова бегает, тепло растекается по всему телу…
Вадик всё так же сидел на щите и грыз яблоко. Рядом, на спине Зебрика, полуразвалясь Юрик, по – вампирски высасывал грушу.
– Привет. Задержались, однако, – в привычной манере заговорил Вадик, снисходительно поглядывая на Димку. – А ты, значит, теперь у нас стрекозёл…
– Вадим, не начинай!
– Вот видишь, Юрасик, слова сказать не дают. Они – супер – пупер, а мы с тобой так… шнурки от валенок.
– Тебе самому не противно чушь молоть? Что ты всё из себя дурачка корчишь?
Вадик поднялся, размахнувшись, швырнул огрызок, глянул на меня с усмешкой:
– Ничего я не корчу. Я такой, какой есть. Запомни. И ты, стрекозёл, тоже.
– Его Димой зовут! В последний раз говорю: ещё обзовёшь… я… не знаю, что с тобой сделаю!
– Ах, какая жалость. Вот теперь мучайся, гадай: сразу убьёт или немного помучает?
– Лучше, конечно, помучить. С удовольствием!
– Садистские наклонности? – Вадик, ухмыляясь, смотрел мне в лицо. – Девочка, тебе в психушку надо, а не человечество спасать.
– Это тебе надо в дурдом! – встал рядом со мной Дима.
– О! Говорящий стрекозёл…
Я не хотела этого! Честное слово! Рука сама вскинулась… Вадика отшвырнуло метров на пятнадцать, перевернуло пару раз и впечатало в снег.
– Достал! Я уже хотел рубануть… это, ну… – прерывисто выдавил Дима.
Юрик, то ли объелся, то ли подавился-принялся часто-часто икать.
Вадик не двигался. Мы с Димкой невольно переглянулись и сорвались с места. Извлекли его из снега: Вадик был без сознания. Попытки привести в чувство – хлестали по щекам, выдавливали воду из снега на лицо – оказались тщетными. Дима подтащил щит, и мы уложили на него Вадика. Всё делали молча. Над нами кружил удод и, не то, осуждая, не то, сочувствуя, глухо «упкал».
Юрик всё никак не мог справиться с икотой: монотонность звуков вскоре стала казаться работой часового механизма – ик – ик – ик – ик…
– Да прекрати ты… – неожиданно для самой себя взорвалась, но тут же взяла себя в руки. Подошла к Юрику, присела на корточки и, осторожно, тремя пальцами похлопала по его спине. – Задержи дыхание, сколь можешь…
Через пол – минутки Юрик был в порядке: икота пропала. Дедулька рассыпался в благодарностях, но я оборвала его:
– Ты можешь определить, что с Вадимом?
– Не дано нашему брату знахарство. А вот ты можешь.
– Да не могу я! Не – мо – гу!
– Ладанея может…
– Задолбали вы меня со своей Ладанеей! Если она такая всемогущая, почему не помешала?
– Слаба ещё: заклятье-то не снято. Затем вас и отправили…
– Короче: что надо делать?
– Ладушка, помнится, просто рукой водила… Дроблёные кости становились цельными, новой кожей затягивались…
Я не стала более слушать Юрика: склонилась над Вадиком. Кажется, целую вечность я проносила руку над ним, то, приближая, то, удаляя; меняла направление и рисунок движения, но ничего не происходило. В затылок мне дышал Дима, что весьма раздражало. Просто чудом сдерживала очередной взрыв.
– Ни черта не выходит!
– Ты, это… ну, расслабься, – зашептал над ухом Дима. – Ты на взводе… может это… ну, мешает…
Расслабиться? Легко сказать, а как это сделать? Мне этот поход – во как! – осточертел! Идиотская затея… Кто так делает: взяли с улицы… молокососов, навесили на уши спагетти – вы супермены! – и швырнули в эту Тмутаракань! Ежу понятно, что мы психологически не подходим для сплочённой команды… И наши Дары… как обезьяна с автоматом… Хочу домой! Хочу домой! Эй, вы! Заберите ваши подарки и верните меня на место, в Питер!..
Что это?! Перед глазами уже знакомый розовый занавес… Вновь сухая резь в глазах… зажмуриваюсь, выдавливая слёзы. Или просто моргнула? И опять «кино»: белая простынь, а на ней…
Фу! какая гадость! НЕ ХОЧУ Я ЭТО СМОТРЕТЬ!!!
Пытаюсь закрыть глаза, но они меня не слушаются, наоборот, пристально, дотошно всматриваются. С первого взгляда показалось, что это муляж скелета со всеми внутренностями, красочными, будто иллюстрация из медицинской энциклопедии. Со второго взгляда, я понимаю: это… живой скелет. И не просто чей – то, а именно Вадика. Проще говоря, я видела его насквозь, до микроскопических «деталек». Жуткое «кино»…
Я, наконец, с наслаждением моргнула – или всё же зажмурилась? – и «кино» закончилось. Дима с Юриком смотрели на меня такими глазами, точно я неделю провалялась в коме и вот очнулась. И радость и тревога сплетены в тугой жгут, изогнутый вопросом: КАК?
– Три ребра сломаны, почка отбита, внутреннее кровотечение, – слышу я свой голос и не узнаю себя: откуда эта уверенность и… спокойствие профессионального врача?! – Кровотечение устранила, остальное… не в моих силах…
– Он… умрёт? – потемнел лицом Дима.
– В этих условиях… да. Когда очнётся, его может убить болевой шок. У него слабое сердце. Обезболивающих у нас нет, гипс не из чего сделать…
– Как же… Рубашка… это, ну… баба Нюра говорила… это, ну… обереги. Почему же? – горячий, похожий на бред, шёпот Димки вдруг сменился истерическим криком: – Ты что, ненормальная!? Зачем так бить? Не могла слегка? Идиотка! ты убила его!
– Слушай, заткнись! Сам-то лучше? Хотел ведь рубануть? Хотел! Я просто опередила тебя, иначе сейчас, вот здесь, лежали бы две половинки!.. Так что заткнись! Не зли меня!
Дима с ужасом смотрел, казалось, боялся даже моргнуть; губы его по-детски дрожали, выдавая внутренний плач.
Я обратилась к Юрику:
– Помнишь, ты подарочки мне всучил? Говорил: подмоги, в крайнем случае. Вот он тот случай. И?
Юрик весь скукожился, вжался в полотенце, затаил дыхание – спрятался.
– Как это понимать?! – Схватила полотенце и вытряхнула Юрика, точно мышонка. Залопотал, воздев ручонки:
– Варуня, золотце, не гневись! Ладанеюшка, надёжа наша и защитница!.. Ты ж знаешь, сколь веков подарочкам тем… я уж не ведаю, осталась ли силушка в них чародейная, али сгинула. Вон и сорочки Нюркины пустые…
– Ах, ты, обмылок! На боже, что нам не гоже?! Совесть у тебя есть, грушеед?!
– Не гневись… я ж от чистого сердца… Думал: ежели там потеряли силушку, може тут… обретут…
Я лихорадочно рылась в своём тороке, едва сдерживаясь от злости и желания… втоптать этот сказочный персонах в снег, и поглубже, чтобы не видеть и не слышать…
Вот и он, заветный мешочек. Развязав, вытряхнула перед Юриком его подарки.
– Ну? Что мне с ними делать?
– Обломи зубок, неуверенно сказал Юрик, – кинь в сторонку… через левое плечо… Молви: Упади мягко, сделай гладко…
Я подняла расчёску, отломила зубок и, проговорив нужные слова, бросила влево, метра на два. Упал на снег, как спичка, полежал секунду-другую и… провалился.
– К землице пошёл! – несказанно обрадовался Юрик.
– А если здесь снегу как в Антарктиде? Сколько лет эта щепка будет идти до землицы?
– Погодь чуток, – отмахнулся Юрик, не отводя глаз оттого места, где провалился зубок.
Мы подождали минуту, вторую третью…
– Голый Вася, – упавшим голосом сказал Дима. – Варь, может это… ну, ещё один?
Я потянулась отломить второй зубок, но замерла на пол – пути: там, где провалился зубок, снег зашевелился, чуть вздыбился и, наконец, лопнул, отвалился кусками в стороны, а из глубины высунулась… настоящая ветка берёзы. ЖИВАЯ! Она была небольшой, сантиметров десять, листочки крохотные, бледно – зелёные.
Вот ведь была уверена: уже привыкла к сказочным чудесам, как к реальной жизни, но эта веточка так поразила, что я долго ещё пребывала в полушоковом состоянии. Дима, думаю, тоже. Пожалуй, нас поразил не сам факт чуда, а именно берёзовая живая веточка… Мы уже изрядно устали от снега, временами казалось, что мы блуждаем по этому белому безмолвию не часы, а недели, месяцы… И вдруг такое… словно веточка-посылка из далёкого дома…
Юрик забавно всплескивал ручками, что-то выкрикивал на непонятном языке и… обливался счастливыми слезами:
– Есть силушка! Не исчезла!..
Когда мы с Димой, наконец, пришли в себя, то кинулись к веточке, плюхнулись рядом и, точно безумные, принялись разгребать снег вокруг неё. Чем глубже, тем толще становилась веточка, бледнее листочки-иные вообще завядшие и опадали от малейшего прикосновения. Мы и не заметили, как вырыли яму глубиной около двух метров. Веточка на самом деле являлась макушкой дерева: всё время, утолщаясь, ствол уходил в глубь снега. Зелёное чудо было недолгим: минимум через десять минут листочки скукожились и осыпались, а вскоре и сам ствол погиб. Обычное давно высохшее дерево. Дрова, одним словом.
– И на этом спасибо. Сделаем шины Вадику, раз гипса нет. Да и костёрчик не помешает.
Топора у нас не было, поэтому Диме пришлось орудовать мечом. Получалось не хуже. В следующие час или два – трудно сказать, ибо время стояло, – мы трудились как пчёлки. Сперва Дима вырубил две метровых чурки, которые расколол на дощечки, затем мы раздели Вадика до трусов – он всё ещё был безсознания – и наложили шины. Я ещё раз заглянула внутрь Вадика – на этот раз без особых усилий и глазной боли, и без отвращения, – выпрямили его тело так, чтобы сломанные рёбра состыковались в местах разломов, обложили дощечками и стянули полосками разрезанного полотенца. Юрик, скрепя сердцем и со слезами, расставался с подарком.
Развели костёрчик, но, едва разгоревшись, он провалился – снег под ним растаял.
Над нами кружил удод и плаксиво упкал.
– Слушай ты, упка, достал! – взорвалась я. – Без твоего нытья тошно. Лучше бы окрестности осмотрел, может, что интересное увидишь.
Удод молча улетел. Похоже, обиделся.
– Остынь, Варь. Всё будет тип-топ…
– Дим, не надо! Ты сам не уверен, так чего мне тут кисель разводить… Стоп! Битые кувшины…
Я достала «скатерть», развернула. «Меню» было то же самое. Взяла останки кувшина – через секунду появилась вторая половинка. Короче говоря, из груды черепков мы сложили подобие очага и вновь разожгли костёр.
Дима, между делом, опустошил блюдо с киселём и умял добрый кусок пирога.
– Натаем воды… может, это… ну, Вадим пить захочет…
Ах, Вадим, Вадим, что же нам делать? Тебе лекарства нужны, а у нас даже банального аспирина нет. Баба Нюра, о чём ты думала только… Послала несмышлёнышей чёрт знает куда, а аптечкой не снабдила? На что надеялась? На свои рубашонки? Вот результат: первое испытание не выдержала…
Юрик, травмированный потерей подарка, совсем раскис. Вид у него был жалкий и жалостливый.
– Алё? Ты тоже решил заболеть?
Юрик не ответил, лишь протяжно вздохнул.
– Жалеешь, что увязался за нами?
Стрельнул в меня щёлочками глаз и отвернулся.
– Подумаешь, цаца какая! В обед две тыщи лет, а надулся, как ребёнок: ах, любимую тряпочку отобрали… Дим, освободи ещё одно блюдо.
Дима не заставил себя ждать. Как он может это есть?! Овсянку я с детства на дух не выносила, даже когда её сдабривали любимым вареньем. Получалось вроде этого киселя: переслащённая размазня.
Опустошённое блюдо Дима старательно вымыл и обсушил над костром.
