скачать книгу бесплатно
– Можно? – спросил Дима, протянув руку к калачу.
– Можно. Если вымоешь руки.
Дима торопливо загрёб снег, лихорадочно стал тереть ладони.
– Не захлебнись слюной, – фыркнул Вадик.
Дима проигнорировал выпад брата, отёр снегом меч и аккуратно поделил пирог, и калач на четыре равных части. Затем порезал мясо.
– Можно приступать.
Поразительно: на место взятого со скатерти куска, возникал точно такой же кусок!
– Супер! – весьма обрадовался Дима.
– Ещё бы, – съехидничал Вадик. – Лопай от пуза, пока…
– Вадим! – жёстко оборвала я. – Достал уже! Мы можем спокойно поесть?
– Всё, я глух и нем.
В блюде с половником оказались щи с мясом. Надо сказать, что всё было свежайшее, ещё тёплое, и очень даже вкусное. Под миски мы приспособили половинки кувшинов. Юрик отказался от мучного и мясного, но довольно активно налегал на фрукты. Преимущественно на груши. Как ребёнок измазался липким соком.
Для удода я накрошила хлеб, в черепку нацедила бульона.
Поели мы отменно. Правда, в тягостном молчании, как на поминках. Каждый, невольно, посматривал в небо, а оно продолжало тревожить: пенная шапка росла, разбухала, темнела. Одолевали нехорошие предчувствия. Да и проводник наш вёл себя беспокойно: Колобок (так я решила называть проводника) описывал вокруг стоянки хаотические круги, метался из стороны в сторону, точно не знал, куда спрятаться от грозящей опасности сверху.
Не сговариваясь, каждый сделал запас еды: завёрнутые в газеты калачи и пироги рассовали по торокам, сверху набросали яблок и гранат. Мягкие сочные груши, виноград, а так же сливы решили не брать – подавятся в пути.
– Пошли? – спросил незнакомо серьёзным тоном Вадик.
– Да.
Колобок устремился вперёд, точно его поддали ногой. Зебрик заскользил следом. На его голове сидел Юрик, колупался в гранате и забавно сплёвывал обсосанные зёрна.
Мы не прошли и десяти метров, как небесный «бульон», наконец, закипел: над нами заклокотало, пена забурлила, как в омуте, а через минуту загремело так, будто крышка гигантской кастрюли заходила ходуном. Резко потемнело. Тотчас появилось ощущение, что слева слегка потянуло сквознячком.
А потом началась оглушительная какофония: в небе шипело и свистело, что-то грохалось, разбивалось, с треском разрывалось, замелькали огненные всполохи. Что бы это значило? Взорвалась небесная кухня? Или драка в застолье, с переворачиванием столов и битьём посуды? И как это заденет нас?
Пока всё происходило вверху и нас затронуло лишь тем, что «вырубили» свет. И очень шумно: по ушам и нервам бьёт.
Колобок юркнул мне под ноги, нервно заколотил о щиколотку. Прямо не клубок шерстяных ниток, а смертельно перепуганный котёнок. Взяла его, сунула под свитер, и он тут же затих, разве что не замурлыкал.
Тем временем в небе поменялось действо: применили огнестрельное оружие. Грохот выстрелов, трассирующие пули, ослепительные вспышки взрывов. Проще говоря, разразилась элементарная гроза. Необычным, пугающим было то, что зимой таких гроз не бывает. Да и те, летне – осенние, что мы видели-слышали, по сравнению с этой жалкие хлопки петард. Болели уши, раскалывалась голова, нас, буквально, колотило. А гром и молнии с каждой минутой становились шумнее и чаще, словно в перестрелку включались гигантские пулемёты или зенитки, типа «катюша».
Мы, невольно, сгрудились, спина к спине, образовав треугольник. В центре треугольника Зебрик с Юриком.
– Здесь, как и в Яблоницах, защитное поле, – крикнул мне в самое ухо Вадик.
Я это отметила ещё в самом начале, когда первые, слабенькие молнии разбивались о некую преграду, брызгали искрами. Думала: все видят, чего говорить об этом. Впрочем, и Вадик говорил не потому, что первый обнаружил, а… чтобы стряхнуть одолеваемый страх. Это чувствовалось в его голосе.
– Вот и я о том же… – помедлив, вновь прокричал Вадик.
– О чём?
– Сквозняк…
Я была крайне поражена: действительно думала о сквозняке – что если его появление, это трещина в защитном поле… Но как Вадик…
– Не ломай голову. Все ваши мысли у меня как на ладони.
Дима дёрнулся, развернулся лицом к брату:
– И мои?
– И твои. Успокойся: пропускаю их, как описания природы в книгах. Скукота.
– И давно ты… копаешься в наших мозгах?
– А вот как мои пяльцы в лук обернулись. Взял его в руки – и началось…
– Неприятное ощущение, – Я, невольно, поёжилась. – Спасибо, что сказал. Значит, теперь и у тебя Дар. Дим, может и тебе есть что открыть?
– Нет. Ничего у меня… ну, это… никаких даров…
– Не врёт, – поставил точку Вадик.
Воцарилась пауза. Мы с Димой были в растерянности: шоу «за стеклом» нас принципиально не устраивало. Но что мы могли поделать? Совсем не думать? Вернее, не думать о таком, что не хотелось бы обнародовать. А это значит, что мы уже не можем остаться один на один с собой, зная, что за нами наблюдают в замочную скважину… Чёрт, чёрт! несправедливо! нечестно!
– Да угомонитесь вы! Всполошились… Ваш интим останется с вами: я зажмуриваться буду и ухи затыкать, – вернулся к своей привычной насмешливости Вадик. – Радуйтесь: атака отбита.
Гром, действительно, затихал, молнии перестали долбить защитное поле, и опять стало светлеть. Исчез и сквознячок. Небо вновь напоминало бутафорское: наклеенные пучки грязной ваты.
Мы снова пошли, в том же порядке. Юрик, припав к уху Зебрика, дремал. Шагавший следом Вадик, негромко насвистывал и беспрестанно дымил.
– Дим, а ты, почему не куришь? – спросила я, чтобы оборвать тягостное молчание.
– Я маме обещал. Да и не нравится мне это. Я лучше пивусика попью…
– А если сопьёшься? Если пьяницей станешь?
– Что я дурак? Я это… ну, знаю, когда надо остановиться.
– Молодец! А Вадик не знает, дымит, как паровоз. Скоро закончатся?
– У меня ещё целый блок.
– А бросить слабо?
– Слабо, – Вадик обернулся, глянул на меня вызывающе: – Невры у меня.
– Счастливый. А у нас вот нет нервов.
– Сочувствую, – ехидно усмехнулся Вадик. – Бедняги… мутанты.
– Смотрите! – вдруг закричал, как ошпаренный, Дима.
Наш проводник исчез. Мы ахнуть не успели, как исчез и Зебрик с дремавшим Юриком. Понеслись к месту, где они исчезли, добежав, увидели: никуда они не исчезли, а стремительно спускались по крутому склону, оставляя за собой глубокую – нам по колено – траншею. Перед нами был либо гигантский овраг, либо ущелье, если предположить, что мы в горах. Здесь так же царило белое безмолвье, сплошной снег. Ни чёрной малейшей точки.
– Как будем спускаться? Далековато до низа.
– Хорошо бы на лыжах…
Вадик глянул на брата, как на дебила, презрительно хмыкнул:
– Другие предложения будут?
– Будут! – Дима шагнул навстречу Вадику, сжав кулаки. – Думаешь, это… ну, ты один умный, да? Остальные чмо да?
– Это ты о себе?
– Господи! когда это кончится?! Ребята! Прекратите! Дима, что ты хотел сказать?
– Щит. Ну, это… как на санях…
Вадик глянул на щит, дёрнул головой:
– Молоток! Не все, значит, мозги жиром заплыли.
Дима промолчал, лишь гневно засопел. Положил щиту края, отошёл в сторону.
– Хорошо, – сказал Вадик, подойдя к щиту. – Я спереди, потом ты, Варя, ломиком своим притормаживать будешь. Ну, а в хвосте наш гений, противовес…
– Я это… ну, не могу…, – Дима глубоко вздохнул, отступил на два шага назад, потупился.
– Переведи.
– Да, Дим, мы не поняли. Что, значит, не могу?
– Я это… ну, скорости… боюсь… Мы в аварию попали… тормоза сломались…
– Понятно. Дим, а если ты зажмуришься и уши заткнёшь?
– Нет, всё равно… – Дима ещё отступил назад, словно опасался, что его силой заставят.
– Что будем делать? – глянула я на Вадика.
– Что, что… оглушить и тюфяком спустить.
– Только попробуй! – Дима угрожающе поднял меч.
– Варь, давай как меня тогда. Выруби его бесконтактным приёмчиком.
– Дима, успокойся, – шагнула я к нему и тут… он просто растворился в воздухе. – Дима? Ты здесь?
Тщетно я кружила на месте, где стоял Димка, взывала и хватала воздух.
– Нет его здесь, – как холодной водой плеснул Вадик.
– А где?! Где?! Кретин, это ты во всём виноват! Я же просила, просила не доставать его…
– Неженка. Шуток не понимает.
– Я тоже не понимаю таких шуток! Дебильские шутки нам непонятны! Толстокожий осёл!
– Слушай ты, истеричка! Не обзывайся, а то…
– Что? Что? – Я кричала уже не контролируя себя. – Ударишь? Герой, обижать слабых. Трус ты и слизняк! Да!
– Заткнись, дура! – Вадик рванул стрелу из колчана.
Скорее инстинктивно, чем осознано, я вскинула меченую руку: невидимая сила ударила Вадика в грудь, отбросила шагов на пять, как раз рядом со щитом. С руганью Вадик вскочил, но из-за поспешности оступился и рухнул на щит. Вторая попытка вскочить, стронула щите места: скользнул вперёд, к краю, – я метнулась удержать, но было уже поздно, – щит стремительно полетел вниз. Клубы снежной пыли образовали облачко, поглотившее Вадика. Я смотрела, как это облачко хаотично спускалось по склону, и сердце больно сжималось: только бы благополучно спустился, не убился, не покалечился…
Облачко стало размером с футбольный мяч, а, спустя секунды, пропало, растворилось в снегу.
– Что же делать? Что? – обратилась я к сидящему на плече удоду. – Куда делся Димка? А Вадик в порядке? И как мне спуститься, чтобы шею не сломать?
Удод приподнялся, взъерошился, распустив веером хохолок, издал глухое «уп – уп – уп» и вспорхнул. Сделав круг надо мной, полетел вниз ущелья.
– Чудесно! – крикнула я вслед. – Бросили одну и рады… Эгоисты! Чёрт с вами! Сама как-нибудь спущусь.
Боком, опираясь на «спицу», осторожно стала спускаться. Колея, оставленная Зебриком, была полностью уничтожена «санями» Вадика. Образовалась другая колея, более широкая, но она плохо держала мой вес: я всё время проваливалась, то по колено, то…, «В общем, вам по пояс будет». Такими темпами я и до пенсии не доберусь вниз…
Довольно скоро я вымоталась, как проклятая. Силы покинули, и я плюхнулась на снег. Точно вороны на падаль, налетели истерика и плаксивость. И снова, как тогда в Яблоницах, я кляла свою судьбу, Зебрика и бабу Нюру. Зачем мне этот чёртов Дар и, якобы, Дух Ладанеи, если они не помогают, когда очень нужно? Зачем мне всё это? Я тихая, домашняя девчонка, в комплексах, как рыба в чешуе, зачем мне корчить из себя супердевицу, спасать мир? Я хочу домой! хочу в ванну! Пусть меня шпыняют родные, пусть… только бы не сидеть на снегу зарёванной дурой…
«Уп – уп – уп»-внезапно разнеслось над головой, обдало ледяным ветерком и на плечо опустился удод. Оживлённо стал тереться головой о мою мокрую щёку. Будто просил прощение.
– Ладно, подлиза, прощаю. Как там внизу? – Я погладила его собранный в чубчик хохолок. Удод боднул мою руку. – Что не так?
Удод щёлкнул клювом, изогнул для удобства шею и, словно пинцетом, щипнул мою ладонь. Что-то было в его поведении не так, точно просил развернуть руку ладонью вверх. Развернула. «Уп – уп – уп!» – обрадовался удод и, – я даже опомниться не успела, – смахнув клювом слезу с моих ресниц, поместил её в центр «кошачьей лапки», затем судорожно дёрнулся и… отрыгнул мне на ладонь бурую каплю.
– Нет, так не пойдёт! – возмутилась я. – Я тебе не унитаз… – схватила пригоршню снега, вымыла руку, вытерла о колено. – Что за фамильярности? Этот плевок не в ладонь, а в душу мне… – Мной опять овладела истерика. Тряхнула плечом, сбрасывая удода: – Пошёл вон! Я тебя от спячки… а ты плеваться… – по инерции, продолжала себя накручивать.
Заплёванная ладонь внезапно стала зудеть. Глянула: на мгновенье почудилось, что «кошачья лапка» ожила, показав и спрятав коготки. Порозовевшие подушечки мелко дрожали – возможно, и оптический обман, – притягивая взгляд. Розовое стремительно разбухало, расползалось, а через минуту я будто стояла перед огромным розовым занавесом. Глазам стало больно, я зажмурилась, выдавливая слёзы сквозь ресницы… Но что это?! оказывается, я просто моргнула и теперь передо мной не розовый занавес, а широкоформатный экран. Камера плавно скользит вдоль склона, фиксируя мельчайшие подробности. Вот зигзагообразный след от «саней» Вадика. Здесь он ногой пытался выровнять движение, здесь едва не потерял лук, а здесь «сани» занесло так, что Вадик вывалился, но умудрился не выпустить «сани» из рук, зато потерял торок… А вот и он, Вадик, жив – здоров, сидит на щите и дымит. У него лицо и руки в кровавых ссадинах, вместо куртки лохмотья. Поднимает голову и машет рукой прямо в камеру, которая тотчас делает наезд на крупный план.
– Привет, долгоносик! Как там наша голова? Всё психует?
«Уп – уп – уп»– слышится в ответ и я, удивительно спокойно, осознаю, что нет никакой камеры: просто я вижу всё глазами удода. И слышу его ушами. Всё просто, как блин. Я спокойна, уверенна…