
Полная версия:
Не думай. Не дыши
Я вышла из палаты, но не сделала и пары шагов, как дорогу мне перекрыл молодой парень. Он был лысым, высоким и широкоплечим, на худом лице выделялись скулы. Что-то в его лице и голубых глазах располагало к себе. Он не выглядел опасным или агрессивным, скорее – собранным.
– Эстер?
Я кивнула.
– Я Джо. Том попросил сопроводить тебя к нему.
– На ковер?
– Прости?
– Чувство юмора. Хороший знак… – Сказала я скорее себе. – Неужели спустя столько времени он все-таки нашел минуту поговорить со мной?
Я так и не увидела «главаря банды», просто знала Тома заочно – он был здесь, как Андерсон там, в нашем ошалевшем мире. Конечно, Том Уистлер не самолично принимал решения, он был демократом, и у него уже сформировался круг так называемых приближенных. Хотя я пока до конца не разобралась во всех этих иерархиях.
– Видимо, так, – хладнокровно ответил Джо.
– А ты – что-то типа его пресс-секретаря или доверенного лица?
Мы двинулись по коридору к лифтам.
– Мы здесь не используем такие понятия. Скорее, помощник.
– Хм… либерализм. Или меритократия?
– Ни одна из систем правления за века не обнаружила исключительных достоинств. Но какую-то выбрать все же нужно.
Меня приятно удивила его манера изъясняться. Может, мы даже подружимся.
– Но наличие правителя априори необходимо. Будешь голосовать за Тома или выдвинешь свою кандидатуру?
Джо улыбнулся, он даже показался мне симпатичным. А я думала, они все здесь остолбеневшие зомби.
– Мне это не нужно, – он нажал на кнопку.
– А нужен ли миру лидер, в целом, как и одна из тех систем, которые не преуспели?
– Разумеется. Иначе будет анархия. А это, как ты знаешь, не лучший сценарий.
– Читала я как-то одну книжицу. «Государство» называется…
– И я ее читал. Хорошая вещь.
– Удивительно…
– Что, думаешь, если я в армии Сопротивления, у меня мозгов на десертную ложку? – Он снова усмехнулся.
– Да я вообще отвыкла от того, что могу думать.
Джо опустил голову.
– Тебе у нас понравится.
– Почему ты так уверен? – Я не смотрела на него.
– Просто ты наша, – он пожал плечами.
Теперь была моя очередь усмехаться.
– Ваша?
– Ты вопросы задаешь. Сомневаешься. Допытываешься. Злишься. Большинство из нас с этим столкнулись. Но остались мы здесь по своей воле. Тебя тоже никто не планирует держать силой. Только вот что-то мне подсказывает, что ты захочешь остаться.
Я продолжала слушать молча, глядя ему прямо в глаза. Кажется, он смутился и поэтому отвел взгляд. Мы уже стояли на нужном этаже. Джо провел меня к двери, за которой восседал сам Волшебник страны Оз. Сколько только прозвищ я ему не придумала… Он был для меня полнейшей загадкой.
– Том скажет тебе больше, – Джо приложил руку к сенсорному сканеру, и замок в двери ёкнул.
Я зашла внутрь, стараясь казаться как можно более расслабленной. Джо не зашел следом за мной. В комнате было довольно мрачно. Из обстановки – длинный черный стол неправильной формы, вероятно, оммаж натуральному камню, который просто не добыть в наше время; стулья, экран с выведенными чертежами и схемами, сенсорный пульт и… боксерская груша. Ее и лупил наш прекрасный Марк Аврелий.
– Присядь, у тебя больная нога, – произнес он, не сбивая дыхания и даже не обернувшись в мою сторону.
Но я узнала этот голос… я слышала его. Это Том тогда отнес меня в палату! Ну конечно, Стелла даже обращалась к нему по имени! Только в голове у меня тогда слишком все смешалось, а теперь стройнее встало на места. С того дня я даже думать забыла об этом моменте.
Том отдышался, оставив наконец грушу в покое. Видимо, он переодевал футболку, параллельно выдувая воздух из своих легких – которые явно были прокачены не меньше торса, что я успела оценить немного позже. Том вышел из тени, и первое, на что я обратила внимание – то самое тату, которое я заметила в полубреду, когда он нес меня в палату. Пламя на шее. А уже потом умные, холодные темно-карие глаза из-под густых бровей, взгляд которых пронизывал насквозь, забирался прямиком в дебри нутра.
– Привет, – он довольно простодушно протянул мне руку.
Я лаконично кивнула. Мне не улыбалось сидеть здесь под натиском его волевой фигуры и взгляда-пулемета.
– Как ты обустроилась?
Складывалось впечатление, что мы болтаем с ним вот так каждый день – настолько легко из его губ вылетали слова. Он поставил передо мной бутылку воды, откупорил свою и жадно отпил.
– Хорошо. Спасибо.
Теперь он кивнул, улыбнувшись уголками губ. Я подняла на него глаза и смогла получше рассмотреть. Высокий, статный, в хорошей форме. Помимо шеи, тату обвивали еще и его правую руку. Каштановые волосы, легкая щетина, суровость, выражающаяся в движениях и мимике – крутой парень из соседнего бара, с которым я могла бы пофлиртовать, там, в другой жизни. Но сейчас этот солдат вынужден тащить на своих плечах бремя революции. Меня такое не сильно возбуждает.
– Мы, кажется, не были представлены официально, – он сел напротив и сложил руки в замок. – Я Уистлер. Том Уистлер.
– Бонд. Джеймс Бонд?
На его лице ни смешинки. Понятно, чувство юмора здесь – анахронизм.
– Я думаю, тебе уже вкратце рассказали, как мы здесь живем. И каковы наши цели.
– Свергнуть Андерсона.
– Это лишь верхушка айсберга. Нам нужно большее – то, что лежит в основе текущего миропорядка. Мы хотим докопаться до этого и уничтожить. Но большего сказать я пока не могу.
– Я думаю, что зачем-то вам нужна, раз вы спасли меня.
Он сдвинул брови и усмехнулся, поддавшись корпусом немного вперед.
– Какие, по-твоему, у нас были мотивы, чтобы спасти тебя?
– Может быть, ты мне расскажешь?
Том задумался, снова усмехнулся, легко ударив по столу ладонями, словно ставя точку, он встал со словами:
– Ты пока не готова…
Истерический смешок кубарем выкатился из моих губ. Но мне не хотелось показывать этому Робеспьеру свои чувства, поэтому я постаралась сохранить аромат стали, которым веяло от каждого сказанного мной слова.
– Тогда зачем ты меня позвал?
– Хотелось представиться тебе. В последний раз я видел тебя не в самом лучшем состоянии, и я рад, что тебе лучше. Но мне сказали, что ты практически не выходишь из комнаты. Мало ешь, ни с кем не разговариваешь. Мы все заодно, Эстер, мы коммуна. Ты можешь нам доверять. Здесь полно таких же мятежников, как и ты.
– Чего? – рассмеялась я.
– Хочешь сказать, что ваши с Фредом лекции были легальными? Или то, что ты писала, хотя это под запретом? – Том поднял брови, а я просто не нашлась, что ответить. – Да, мы все знаем. Знаем про твои напряженные отношения с Андерсоном. Про его попытки завербовать тебя. Сначала он хотел уничтожить твою карьеру, а затем и тебя.
– Зачем он меня отпустил… не могу взять в толк, – я словно обращалась к себе, этот вопрос мучил меня не первую неделю.
– Ему нравится измываться над своими жертвами. Он знал, что ты никуда не денешься. Есть хищники, которые сначала дают фору жертве, а затем разрывают ее на части.
– В этом нет смысла.
– Ты уверена? – Опять этот пытливый взгляд. – А как же наслаждение? Чувство превосходства? Не будь у этого психа извращенных замашек, он не стоял бы у руля такой мощной зверь-машины.
Я обдумывала сказанное.
– Тебе нужно понять кое-что. – Том снова сел. – Мы тебе не враги. Конечно, первый месяц после удаления чипа тяжелый, но это пройдет. Главное, ты выжила. Осталось стать частью Сопротивления. Если ты, конечно, хочешь.
– Опять байки про демократию, – ухмыльнулась я.
– Это не байки. – Он был серьезен. – Ты пока не понимаешь…
– Да хватит, черт возьми, говорить со мной, как с ребенком!
Признаюсь, не сдержалась, но его откровенное пренебрежение моим статусом в штабе не могло в конечном итоге не взбесить меня.
– Ладно. Думаю, на сегодня разговор окончен. – Теперь его слова отдавали сталью почище, чем мои.
– Нет уж, – я встала, – мне говорили, что ты расскажешь мне все. Я… я и правда не могу пока ничего понять, но очень хотела бы.
– Сейчас тебе нужно восстановиться. Потом ты сможешь заняться работой. У нас не хватает рук на разных поприщах. Кухня, жилые отсеки, госпиталь…
– Предлагаешь мне работать на кухне?
– Я предлагаю тебе отдохнуть. Для начала.
– Зачем ты отдал приказ спасти меня? Это же ты сделал?
Он снова впился в меня глазами, я кожей чувствовала, что он очень желал бы, чтобы я оказалась на месте его боксерской груши.
– Я не обсуждаю свои приказы ни с кем. Особенно со штатскими. И я уже сказал: разговор окончен.
– Уму непостижимо…
Какой-то из приборов запищал. Том ринулся к нему, что-то сказал в рацию и вернулся ко мне.
– Будет неплохо, если ты начнешь нормально есть. И мыслить. Но чувствую, с эмоциями у тебя все в порядке, не нужно заново учиться их проявлять.
Сарказм в голосе? Неужели все-таки имеются проблески чувства юмора в этом суровом вояке?
– А ты, видимо, до сих пор не выучился?
Я двинулась к выходу.
– Стоять. – Строго приказал он.
– Что? – Я обернулась.
Том опять нырнул в темноту своего кабинета. Вышел он с папкой в руках, которую протянул мне.
– Это поможет тебе прийти в себя. Да, и спасли мы тебя не по какой-то особенной причине. Просто каждый, кто еще готов бороться, представляет ценность. У каждого свое оружие борьбы. У меня оно с патронами и гильзами, а у тебя, – Том указал на папку, – с другой начинкой. Можешь идти.
Я молча вышла. За дверью меня ждал Джо. Я не обратила на него внимания и спешно раскрыла папку. В ней было несколько перьевых ручек и бумага. Кажется, только что Том спас меня по-настоящему. Ну или предложил мне спасти себя самой – дал удочку, чтобы я могла наловить рыбы. Но вот загвоздка: забросить удочку в данный момент я была не в силах.
14
Сначала мне показалось, что это мираж. А затем я разложила бумагу на полу и мысленно накинула Уистлеру 100 бонусных очков. Настоящая бумага. Как будто я видела ее в прошлой жизни, но в той жизни я не могла расправить крылья в полную мощь.
Если бы до захвата власти Мировым правительством я знала, что лишусь слов, я бы жадно изливала их на бумагу, рассыпала их повсюду: в блокнотах, на салфетках, даже собственных руках. Но даже живя в кромешной тьме, светоч слов озарял мое существование, даровал надежду. Том прав. Как и Фред. Я боролась. Но теперь… что осталось от меня теперь? Из-за меня погиб отец, а вдруг и Тори, господи! Вот почему я так боялась залезть к себе в голову – мне было страшно столкнуться с болью. И вот сейчас у меня нет иного выхода, как освободить ее. Для этого Том и дал мне бумагу. Странно, я не знаю его, но почему-то почувствовала, что он понимает. Вдруг и правда понимает? Порой этого более чем достаточно.
С чего начать? Это всегда самое сложное в писательстве. А дальше – просто из твоей макушки произрастает светящаяся электромагнитная нить, связывающая тебя с самим мирозданием. Я не особенно верю в Творца. Это помогает мне не поддаваться ложным надеждам, не городить иллюзии, дабы не разбить лоб о разочарования. Но в моменты, когда я пишу, мне кажется, кто-то движет моей рукой. Возможно, то самое мироздание. А, возможно, моя душа всегда сама знает, как скроить слова на нужный лад. Я просто не мешаю. Это лучшее, что может сделать писатель. Дать словам проникнуть в твою плоть, зажурчать по венам и через пальцы высвободить их дух.
Но я не могла начать. Это оказалось гораздо труднее. Из-за моего дара меня хотели убить. Убили моего отца. Из-за моей тяги к словам я подвергалась опасности. Наверняка до сих пор она мне грозит. Но единственный способ снова начать дышать – начать писать. И я написала первое слово дрожащими пальцами, которые едва могли удержать ручку. Одно слово. Прилив страха. Я перевернула лист и почувствовала, как начинает колотиться сердце – обычно так начиналась паническая атака, предвещающая действие чипа. Положив руки на грудь, я постаралась восстановить дыхание. Выпила воды, посмотрела на лист, в который впилось одно единственное слово, которое я смогла выдавить из себя. Это было слово «пустота».
Мне хотелось написать обо всем, о чем я не могла сказать, что не могла прокричать или вырыдать. Смогу ли я себя пересилить? Станет ли это продолжением той вещи, что я начала писать дома с год назад? Не знаю. Сейчас мне уже не вернуть тех, утраченных слов. Посему время начать новую историю. Но все, что я сейчас могу, это молча презирать себя за слабость. Видимо, еще слишком рано: крупные осколки я могла бы собрать, а вот мелкие, крошечные… на это нужно время.
Прошло несколько часов – я не особо следила за временем. Пялилась на чистый лист со словом «пустота». Может, сейчас это и был тот самый текст, безупречно характеризующий мое душевное состояние? К черту композиционный строй, фабулу, идейность – одно слово, чем не современная проза? Она уже настолько прохудилась по швам, что ей не привыкать к подобным изуверствам.
Стук в дверь. Отрываю глаза от листа. Все предметы, по классике, обретают мягкие, расплывчатые грани от долгой концентрации глаз на буквах и вопящей, угрожающей чистоты листа. На нем отпечатались следы моих трусливых пальцев. Будут ли они еще искрится, полыхать, не успевая за строптивой мыслью, несущейся вскачь? А что, если нет…
Может, не открывать дверь? А вдруг это Фред? Вскакиваю с кровати, листопадом исписанные страницы кружат вокруг меня.
За дверью стоит Джо. Он как будто слегка смущен, интересно, с чего бы? Поднимаю на него снизу-вверх непонимающий и скучающий взгляд.
– Что такое?
– Ты спала? – Джо приглядывается ко мне.
– А похоже?
– Не знаю. Ты как будто не здесь.
– Боже, – тру глаза рукой в чернилах, видимо, я истязала несчастную ручку, – ты что-то хотел?
– Да, – улыбается он, – прости. Я хотел проводить тебя на ужин.
Мой взгляд стал еще более непонимающим.
– Это еще зачем?
– Ну… чтобы тебе не было одиноко. Может, ты из-за этого…
– Том тебя прислал, – заключила я.
Джо виновато пожал плечами.
– Он хочет, чтобы ты попробовала дать нам шанс. Мы все будем не против.
– А вы со всеми новенькими так носитесь?
– Хм, – он картинно задумался, – пожалуй, только с самыми неугомонными.
Я улыбнулась. Более расслабленный Джо мне нравился больше.
– Ты писала? – Он указал на комнату у меня за спиной, что была обложена бумагой. Пустой. Такой же, как мое сознание.
Его вопрос полоснул ножом по моему писательскому эго.
– Пыталась… Том дал бумагу.
– Он у нас мудрый лидер.
– Да уж. А он сам… он ужинает вместе с вами?
Не знаю, почему я это спросила.
– Да. Том вместе с Лин, Гарольдом и Питером ужинают в общей столовой и живут в общих отсеках. Никаких привилегий.
– Лин, Гарольд…
– Это главы Сопротивления, – словив ход моих мыслей, ответил Джо.
– Ясно. А почему я общалась только с Томом?
– Он так захотел. Наверное.
Я задумалась.
– Так ты пойдешь есть? – вернул меня к реальности Джо. – Если уж у тебя запустился мыслительный процесс, приемы пищи лучше не пропускать.
– Да, верно, – улыбнулась я. – Дай мне минуту.
Джо кивнул и оставил меня одну.
Я посмотрела на себя в зеркало, давно так надолго я не представала перед собой. Здорово похудела, но это не то чтобы мне слишком шло. Скулы выделились, глаза стали казаться большими и болезненными, на бледной от нехватки солнца и свежего воздуха коже неприятным акцентом выделялись зеленоватые мешки под глазами. Хоть я и спала довольно много, общее изнеможение души и тела никуда не делось. Я уже давно не узнавала себя. Но сейчас произошло что-то странное. После нескольких часов честного единения со своей душой, признания своих страхов и слабостей я будто даже увидела в себе что-то от прошлой Эстер. Конечно, это все еще была не я, но в моем взгляде словно билась птица: израненная, она все же пыталась расправить крылья. Вот и я так же. Все еще жива. Все еще дышу, а значит, смогу писать и жить. Или же наоборот: я начну писать, а значит, смогу дышать и жить. Только бы начать, только бы суметь: аккуратно, бережно приручить слова, чтобы они наконец поняли – им больше ничего не угрожает. Вот парадокс: когда времени было так мало, я писала жадно, как маньячка, лишь бы что, лишь бы хоть немного освободиться. А сейчас… сейчас у меня есть время, бумага, даже намек на свободу, а слова заперлись, отгородились, бросили меня справляться со всем в одиночку. Ну, мы еще поборемся. А пока нужно попробовать начать жить.
Что я могу сделать со своим внешнем видом? У меня тут даже одежды моей нет. Пара спортивных костюмов, пара комплектов белья, пижама, вот и все, чем я располагала. Спасибо Сопротивлению и на этом. Я надела толстовку, расчесала волосы, умыла лицо прохладной водой.
– Ну, пока это мой максимум, – сказала я своему отражению, пожав плечами, и вышла к Джо.
– Я готова, – улыбнулась ему.
Джо кивнул и рукой предложил мне идти вперед.
– А ты давно здесь? – спросила я.
– Три года, как и Том. Он стал во главе Сопротивления после смерти отца.
– Его отец погиб?
Джо поджал губы, точно жалея о сказанном.
– Угу, – буркнул он.
– Вы были друзьями, в той, прежней жизни? Или…
– Да. Росли вместе. И когда все началось, ну, первые зачатки противостояния, наши отцы были в числе тех, кто без раздумий поддержал идею революции.
– Наследнички, – улыбнулась я.
– Да… что-то типа того.
– Ну и… что ты делал до этого всего?
– Разрабатывал всякие примочки, гаджеты. Сейчас мои навыки оказались как нельзя кстати.
– Оу, так ты у нас изобретатель.
– Это слишком громко сказано, – Джо усмехнулся, но я видела, как румянец смущения скользнул по его щекам.
– Что ж, получается, тут у вас люди из разных опер. Изобретатели, военные, медики…
– Писатели, – закончил он, глянув на меня.
Мы вошли в столовую и только тогда я нашлась что ему ответить:
– Не знаю, смогу ли я писать, как раньше. Ну то есть я совсем забыла, как это, писать свободно, без спешки, не обращая внимания на стрелки часов. Сейчас это слишком больно.
Я сама удивилась, как легко я доверила ему свои чувства.
– Когда мы победим, ты сможешь делать это в любой момент – хоть все 24 часа подряд!
Джо сказал это с такой уверенностью, что ему невозможно было не поверить. Но я все же была склонна к сомнениям.
– Посмотрим, – пробубнила я, взяв поднос.
После нескольких часов попыток выдавить из себя слова я как будто стала легче и впервые за долгое время ощутила чувство голода.
В столовой работал простой принцип: ты берешь из трех секций круглые контейнеры, похожие на толстые катушки для пленки – я видела такие в кино, они запаяны специальной фольгой и подписаны. Сублимированные грибы, картофель, тушеное мясо, фасоль. Эти «катушки» нужно было пронести на подносах к специальной стойке, там их ставили внутрь печи, которая за секунду подогревала содержимое. Далее можно было снимать крышку и приниматься за трапезу. Так кормили в больницах и прочих социальных заведениях – так что для меня это не было в новинку. К тому же сейчас я была рада любой еде, мое тело нуждалось в чем-то помимо аутоагрессии.
На излишества уповать не приходилось. В целом, в нашем мире давно исчезли многие продукты. К примеру, тот кофе, который мы пили, был выращен искусственным путем. Он, конечно, прекрасно заменял настоящий кофе, вкус которого мы уже слабо помнили, но все-таки знали, что это не он. Хорошая копия и только. Это как притворяться, что читать электронные книги приятнее бумажных.
Завтрак, обед и ужин не сильно отличались друг от друга. Продовольствия пока хватало, но надолго ли его будет хватать? Неужели я снова начала волноваться за свою участь? А казалось, что мое сердце оглохло и ослепло.
Я погрузилась в свои мысли, когда заметила тревожный взгляд Джо, скользнувший по моему лицу.
– Не голодная? – И опять это его беспокойство, слишком он милый для правой руки главы Сопротивления.
– Очень даже.
Я выпрямилась и принялась за еду, приятно было почувствовать тепло пюре, хоть оно и не из настоящего картофеля, но к такому я привыкла давно.
Столовая постепенно наполнялась людьми. Я была удивлена, увидев тут детей. Вероятно, повстанцы вытаскивали семьи: бывшие ученые, медики, военные – все они представляли ценность. Все, кто продолжал бороться, – как сказал Том. Кое-кто косился на меня, кто-то приветливо улыбался: вполне обычные реакции людей, которые не особенно меня трогали. А вот и парочка, которая участвовала в моем освобождении: Эрик Лоу и Кендра Джексон. Они шли в компании еще трех молодых людей. Вероятно, все они находились «на передовой», у одного из парней я заметила ссадины на виске, у другого была перевязана рука. Кендра кивнула мне, Эрик в своей обычной манере изобразил картинное удивление:
– Неужели ты почтила нас своим присутствием, пиратка! – крикнул он мне.
Обычно я ела у себя или присаживалась где-нибудь в углу, не разглядывая никого, ни с кем не говоря – я жила словно в оцепенении, ожидая либо вердикта от Тома, либо моего пробуждения от ментальной комы – все происходящее казалось мне параноидальным сном.
– Да, пора выбираться из каюты. А ногу пиратка уже срастила, – поддержала я его выпад.
– Это правильно, ты молодец, – одобрительно улыбнулась Кендра. – Приятного аппетита.
– Красавчик, Джо, вытащил новенькую из затворничества, – хлопнул Джо по плечу один из компании.
Джо выпрямился и напрягся, желваки запрыгали вверх-вниз. Но он даже не успел ничего сказать – компания двинулась за своей порцией, приметив вошедшую в столовую группу. Это были главы Сопротивления: Том, Гарольд, Питер и Лин. Трое мужчин и молодая женщина. Она была явно старше меня, привлекательная блондинка, спортивная – тоже борец? – флер ее уверенности в себе можно было есть ложками, не меньше. Уж так гордо она несла себя. Вместе с ними вошел Гэри Прэтчет, он что-то говорил Питеру или Гарольду – я не знала, кто из них кто.
– Гарольд – тот, что старше, бородатый громила, наша военная мощь, – кивнул Джо, указывая на вошедших, он словно прочел мои мысли. Его проницательность могла бы напугать, но мне эта черта импонировала. – А Пит и Гэри идут сзади. Пит – компьютерный гений: может взломать все, что угодно.
– Я слышала, что это Гэри разработал вакцину, нивелирующую действие чипа.
– Да. Он – наш мегамозг. Хорошо, что перешел на нашу сторону.
– Я бы с ним пообщалась. Есть несколько вопросов.
– Это уже хорошо. Проявляешь социальный интерес, – довольно улыбнулся Джо.
Я цокнула.
– Не слишком уж радуйся.
Тут я словила на себе взгляд Тома. Он не выказал никакой заинтересованности, просто мысленно поставил галочку, означающую, что его приказание выполнено – Джо привел меня в столовую, я ем, пытаюсь социализироваться. Не стану ли я его подопытной морской свинкой? Хотя все это – нарциссические заскоки. Больно ему нужна писака вроде меня. К тому же писака в прошедшем времени. Взгляд Тома был мимолетным, он пронесся стремглав, и вот он уже берет свою «катушку», наклоняясь к Лин – та что-то нашептывает ему, а он кивает в ответ.
– А Лин… – продолжает Джо.
– Да уж я поняла, кто из них Лин.
Джо смеется.
– Какая догадливая. Но я не о том. Лин отвечает за систему коммуникаций и пропаганду. Так что… тебе бы с ней подружиться.
– Это еще зачем? – поперхнулась я водой.
Джо стушевался. Он опять осознал, что взболтнул лишнего.
– Ладно. Можешь не говорить, – спокойно произнесла я, чтобы он расслабился и не чувствовал вину за несдержанность.
– Я думал, что Том сказал тебе. Поэтому и дал бумагу.
– Что именно он должен был сказать? – Мою интонацию пропитало безразличие.
– Они хотят, чтобы ты писала прокламации.
Меня это ничуть не удивило, скорее позабавило – насколько все-таки обе стороны похожи друг на друга. Это родство – квинтэссенция добра и зла, вместилище благих намерений, коими вымощена дорога в ад.
– Ты бы очень помогла своим… своим умением. – Он понял, что порет глупости. – Слушай, – взял себя в руки, попытался исправиться, – ты же можешь и отказаться. Но это наше общее дело. Мы сможем чего-то достичь только совместными усилиями. Каждый голос важен. А ты можешь то, чего здешним гениальным умам не под силу – словом заставить людей идти за собой.
Я хмыкнула.
– Из меня паршивый лидер. Я никого больше не попрошу следовать за собой. Уже пыталась. Что стало теперь с этими детьми? Наказали ли их за жажду знаний? Больно даже думать об этом. – Но я все-таки задумалась. – Мне следовало бы быть благодарной за то, что я теперь могу свободно мыслить, но… отгораживаться от своих настоящих чувств было проще тогда, когда я боялась получить разряд тока. Сейчас же мне приходиться сталкиваться с ними лицом к лицу. Я не готова. И ты полагаешь, что в таком состоянии я способна написать что-то значимое? Я даже двух слов родить не могу.



