Не думай. Не дыши

– Мы рады тебе, Эстер, – произнесла уверенно девушка.

Я недоверчиво посмотрела ей прямо в глаза. Но мне не дали задать вопрос. Стоявший рядом с девушкой парень в татуировках радостно вскинул руки:

– Мы ждали тебя. Добро пожаловать в Сопротивление.

11

Какое-то время мои глаза застилает полуразмывшаяся пелена из очертаний, цветов и фактур. Я не слышу звуков. Они никак не могут пробиться через плотный купол, что ореолом стиснул мою голову. В ней разносится одно единственное слово – сопротивление.

Так все-таки это правда? Это не байки двинутых либералов, которые слепо верят в разлом нынешней системы? Доверять реальности слишком рискованно. Слишком.

– Эстер? – слышу я голос.

Взгляд по-прежнему не способен сфокусироваться. Могу вообразить, как глупо я выгляжу в эту секунду.

– Ты меня слышишь?

Фигура женщины, одетой как врач, склоняется ко мне, но я не могу разглядеть ее лица. Трясу головой: точно ли в моей черепушке мозги, а не смузи из обрывков мыслей, фантазий и представлений о мире? Понемногу возвращаю себе базовые чувства. Опору. Но теперь явственнее чувствую сковывающую лоб боль – она сочится из каждой моей поры.

– Мне больно… – шепчу я в пространство.

Женщина начинает суетиться. Я замечаю, что к моей вене приклеена на пластырь игла с трубкой, ведущей к капельнице.

– Сейчас тебе станет легче.

Она улыбается, или это снова обман зрения? Иллюзия, размноженная и раскрошенная, ничуть не похожая на то, что я называла жизнью еще вчера. Столько событий за одни сутки…

– Почему так болит голова…

– Тебе удалили чип, – просто пожал плечами татуированный.

Шатающейся поступью мой взгляд добрел до его фигуры, врезавшись в нее.

– Что сделали? – подняла я брови, мой голос все еще звучал глухо, язык заплетался как у пьяной.

– Мы все обсудим, когда тебе полегчает.

Девушка, пришедшая с парнем, подмигнула мне. Эти двое, было, развернулись и направились к выходу, но я собрала все силы и крикнула им:

– Нет, постойте! Расскажите все сейчас. Ни черта не понимаю… – Я попыталась подняться на подушках.

Парочка переглянулась. Женщина-врач посмотрела на меня, затем на них, кивнула, поджав губы, и принялась менять лекарство в капельнице.

– Хотите сказать, что вы повстанцы? – ухмыльнулась я: мне эта мысль казалась весьма спорной и даже нелепой. – И то, что вы вытащили меня?

– И не только тебя, – поднял брови татуированный, – но и тех политических, что были в фургоне. Они не так ценны, если подумать…

– Эрик! – осекла его врач.

Тот картинно похлопал себя по губам. Значит, Эрик. Я повнимательнее его рассмотрела: выбритые по бокам волосы, шрам, разрезающий бровь, светлые глаза, в которых засели хитринки. Очевидно, этот парень любил пошутить – в наше время юмор на вес золота.

– Но зачем бы вам спасать меня? – недоверчиво бросила я.

– Чтобы Андерсону ты не досталась, – просто произнесла подружка Эрика.

– Он бы прикончил меня.

– Надо же, – она всматривалась в меня, – а нам говорили, что ты умная.

Все понятно. Подружимся мы вряд ли.

– Наверное, на сегодня расспросов хватит, – мягко произнесла врач.

– Нет уж. Я черт знает где, моего отца убили, он остался там один… меня чуть не убили. А Фред… – меня пронзила острая боль в области сердца, сперло дыхание, – где Фред? – Я вопрошающе подняла глаза. – И вообще… – я выдернула иглу из вены, – чем вы меня пичкаете? Я не доверяю вам! Мне нужен Фред, мне нужно домой…

– У тебя больше нет дома! – услышала я окрик дамочки в черном.

Мне было уже все равно, я сорвалась с постели, но моя правая нога была в гипсе – видимо, мне неслабо ее перебили, забинтованная голова вибрировала, я сразу же стекла на пол.

– Мы не причиним тебе вреда, Эстер! – медленно произнесла врач.

Я пыталась отбиваться, но меня снова уложили, из-за боли я не могла долго сопротивляться. Врач что-то вколола мне, и я моментально занырнула в глубокий сон.

Когда я очнулась, в палате было пусто. Однако, присмотревшись, я увидела девушку, что приходила с Эриком. Голова с каштановыми густыми волосами покоилась на ладонях – она спала. Сторожит меня что ли? Я оглядела себя – снова игла в вене. Дрожащей рукой я вытащила ее. Сжав челюсти решила предпринять еще одну попытку встать. Ног я почти не чувствовала, они словно онемели, – как я предполагала стоять на них? Тут я заметила костыли, очевидно, подготовленные для меня, и опираясь на стену, пробралась к ним. Тихо обошла свою соглядатаю, и дернула дверь. Отпереть ее не получилось. Требовался ключ. Вояки чертовы! Так же медленно я подошла к спящей фигуре и оглядела ее. Браслет. И как мне его снять, чтобы не разбудить ее? Превозмогая неприятные ощущения в теле, я отставила один костыль, и аккуратно вытащила правую руку из-под головы спящей. Ничего не произошло, она все так же посапывала. Я выдохнула. Мне казалось, что стук моего сердца вот-вот ее разбудит. Еще более медленно я сняла браслет с руки. Есть! Но далеко ли я уйду в таком состоянии? Я об этом не думала, просто действовала по инерции. Что-то настораживало меня. Я вся была, словно оголенный провод. Чтобы защититься, мне требовалось оружие – ничего лучше острой иглы от шприца я не обнаружила, поэтому закинула его в карман больничной ночной рубашки, в которую меня снарядили.

Коридор катакомбы казался бесконечным, но адреналин в моей крови давал мне фору, мои босые ноги едва касались холодного пола этого подземного укрытия. По пути я никого не встретила. Шла очень осторожно, но уже скоро силы стали мне изменять, идти становилось все труднее. Я завернула направо, мельком увидела людей в черном из-за угла и вернулась назад, прижавшись к стене. Затем услышала какой-то гомон за спиной – видимо, меня заметили. Беглянка из меня никудышная…

В мгновение ока видимая реальность вновь начала распадаться на фрагменты, затем склеиваться в неправильные формы и снова расщепляться на молекулы. Ноги слишком устали, и как бы я ни старалась удержаться, все-таки рухнула с грохотом раскидав костыли вокруг себя. Конечно, меня уже окружили озадаченные «кроты» – жители подземелья.

– Просто отведите меня к Фреду, – промямлила я, но большего вымолвить не могла, в голове все вновь пошло кувырком.

Кто-то с легкостью поднял меня и на руках донес до палаты. Я чувствовала жар, исходивший от тела того, кто это сделал. Подняла голову, но лица разглядеть не сумела, только тату на шее – языки пламени.

– Ей нужен покой. – Знакомый голос докторши.

– Джексон, ты под трибунал захотела? – отчитывал незнакомый голос уснувшую и растерянную охранницу. – Вам ни черта нельзя доверить?

– Да брось, Том, – голос Эрика, – она не ушла бы далеко. Посмотри, в каком она состоянии.

– Свалили оба, – гаркнул их начальник. – Это приказ!

Я чувствовала, что он остался. В палате нас было трое: я, врач и этот Том, который внушал мне ужас одним своим властным голосом.

– Я сам побуду здесь. Сделай все, что нужно, Стелла.

Его слова звучали где-то далеко, завеса снова укрыла мое тело, не пропуская звуки сквозь себя.

– У тебя хватает дел, Томас. Я сама проконтролирую ее. Сейчас введу ей снотворное, чтобы она отдохнула. Но через пару дней, я думаю, тебе стоит ей все объяснить, чтобы она не сопротивлялась и позволила поставить себя на ноги.

– Отчаянная. С поломанной ногой и шприцом в кармане – прямиком в полымя. – Он усмехнулся, это я точно слышала. – Если направить ее ненависти в нужное русло…

– Рано об этом говорить.

– Времени у нас не так много. Кто знает, что Андерсон в этот раз придумает на наш счет.

– Томас, мы все сделаем, чтобы…

Пустота. Грань, за которой нет ни хорошего, ни плохого. Просто ничто. В этом «ничто» я пробыла несколько дней. И, надо признать, возвращаться оттуда мало желала. Но мне, как обычно, не оставили выбора.

12

По ощущениям мой сон продлился целую вечность и пару дней в довесок. Задача разомкнуть веки показалась непосильной, но я с ней справилась. Удивительно, но голова была ясной. Казалось бы, столько непонятных, странных, ужасающих событий произошло, но сейчас мне меньше всего хотелось думать – я все еще не до конца верила, что все закончилось. Что чипа больше нет.

В палате была врач, которую, как я уже поняла, звали Стелла. Она улыбнулась мне, заметив, что я пялюсь на нее.

– Доброе утро, рада, что ты к нам вернулась.

Удивительно, что эта женщина обращается со мной так любезно, учитывая, сколько хлопот я ей доставила. В палате был еще кто-то – юная девушка в белом халате расставляла пузырьки с лекарствами.

– Это сестра Шерон. – Проследовав за моим взглядом, произнесла Стелла. – Меня зовут Стелла. Я здесь слежу за особыми пациентами. В больничном крыле всего несколько таких палат. Раненные лежат в общей палате, а послеоперационным нужен более тщательный уход.

– Вы расскажете, что все-таки стряслось, и где я? – У меня не осталось сил на бунт: сейчас мне просто хотелось спокойно во всем разобраться и понять, как действовать дальше.

– Конечно, – снова теплая улыбка, – ты уже готова. Кстати, как себя чувствуешь?

– Устала лежать, – я тоже попыталась улыбнуться.

– Твою правую щиколотку я, можно сказать, по кусочкам собрала. Ушибы понемногу заживают.

Я даже толком себя не разглядела, об отражении своем и в помине забыла – хотя сколько я здесь: три дня, пять, несколько недель?

– Стражи напали на меня и засунули в фургон. Потом началось что-то странное. Они схватили Фреда… а до этого убили отца. – Я пыталась восстановить ход событий того самого злосчастного дня.

– Да. Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, Эстер. Но теперь ты в безопасности.

– Что это за место?

– Это штаб Сопротивления. Вот уже несколько лет мы пытаемся противостоять Андерсону и его правительству.

– Как видно, не слишком успешно, – съязвила я, но сразу пожалела: эти люди, в отличие от меня, хоть что-то делали.

– Да. К сожалению, ни одна революция не достигает успеха без тщательной подготовки. Мы слишком много времени потратили на то, чтобы начать восстание. Это место создавалось годами – чтобы те, кто не согласен с нынешнем устройством мира, могли обрести здесь свое прибежище.

– То есть… тут живут люди, уличенные в преступлениях против правительства?

– Не только. Некоторые ушли по своей воле. Я, к примеру, – Стелла гордо подняла голову. – Политических у нас хватает, хотя нам удалось спасти не всех.

– Вы говорили про чип…

– В твоей голове его больше нет.

Эта мысль не могла укорениться в моем сознании. Теперь столь естественная вещь, наоборот, казалось диковинкой – чем-то, что никогда не может случиться наяву. Бесконечная игра в перевертыши…

– И как же вы его вытащили? – Мой голос вновь обрел саркастичные нотки.

– Не я, а Гэри Пратчетт – талантливый нейрохирург, который в свое время произвел настоящий фурор в научных кругах. Он был в числе разработчиков чипа.

Я определенно слышала это имя. Оно трепыхалось на обочине памяти.

– Он вскрывал мою черепушку? – сардонически усмехнулась я.

– Не совсем. Вместе с парочкой блестящих ученых, которые также перешли на сторону добра, он разработал специальную сыворотку, которая нейтрализует действие чипа – он просто растворяется в голове.

И снова сомнение в моих глазах: такое вообще возможно?

– Конечно, на это тоже потребовалось много времени, но Гэри знает устройство чипа от и до. Без этих знаний, возможно, и вправду пришлось бы «вскрывать черепушку».

– Эта сыворотка экспериментальная? И я – в числе подопытных мышей?

Стелла рассмеялась:

– Сразу видно, что ты журналист.

– Бывший, – поправила я.

– Отвечая на твой вопрос: да, она экспериментальная. И так же, как в случае с чипом, не все люди могут выжить после инъекции, но мы вынуждены идти на этот риск…

– Вы оправдываете свои негуманные действия высшим благом? Чем, в таком случае, вы лучше Андерсона и Мирового правительства?

Стелла всматривалась в меня.

– Эстер, ты должна понять, что в великих войнах невозможно победить без жертв.

– Где-то я уже это слышала…

– Мне тяжело это говорить, я ведь кладу все силы на то, чтобы спасти как можно больше жизней. Мы не принуждаем людей вакцинироваться, как это было с чипом. Мы даем им выбор.

– Что-то не помню, чтобы я подписывала согласие.

– Твой случай – исключение из правил. Чип мог убить тебя раньше, чем ты очнулась.

– Прекрасно. Вы просто уравняли мои шансы на смерть.

– Ты передергиваешь.

– Нет. Я говорю лишь о том, что вижу. Думаете, те люди, которых вы вытащили, хотели именно этого? Сколько из них выжило после ваших «процедур»? А если они и выжили, вы обрекли их на участь изгнанников, которые никогда не смогут вернуться к привычной жизни и своим близким.

– Ты и правда называешь это жизнью? – Она подняла брови. – Люди делают выбор сами, хотят они того или нет. Их действия красноречиво об этом говорят.

Конечно, она была права. Разве у нас была хоть толика надежды на то, что мы сможем вернуться к нормальной жизни? Мы не могли даже думать о том, о чем желали думать. Неужели смерть хуже такой участи?

– И все же, – присмирела я, – вы не станете отрицать, что вводите это средство не ради самих людей, но ради себя. Ради своей безопасности. Если кто-то в Пантеоне узнает, сработай чей-то чип, вашему замыслу конец. Или я не права?

Стелла с улыбкой кивнула.

– Этот мир неслабо тебя покалечил, Эстер, раз ты так критична к людям.

Еще бы! Меня основательно покромсали. Я не верю даже собственным мыслям, как я могу верить во вселенское благо, которое всегда мнилось утопией, не больше и не меньше. Все эти грезы давно остались для меня в прошлом.

– Я не могу понять, зачем я вам.

– А ты задумывалась, зачем ты понадобилась Андерсону? Почему он послал Стражей, чтобы тебя арестовали?

– Как-то минутки не выдалось. Обычно такие мысли я откладываю до полуночи, но не успела все обдумать, меня решили прикончить раньше заветного ночного часа.

– И все-таки?

Я вздохнула и выше поднялась на подушках.

– Были причины. Я стала зачинщицей своего рода бунта против правил. Давала своим студентам книги, рассказывала им про них. Про настоящие книги. Однако не думаю, что интерес Андерсона вызван этим. Он пытался завербовать меня из-за моего журналистского прошлого. Я была не промах… за это и расплачиваюсь. Дважды отказала сильным мира сего. Видимо, эго Андерсона не терпит отказов.

– Именно так.

– Вопросов у меня не стало меньше.

– Я в этом не сомневаюсь.

– И теперь что… я просто останусь здесь?

– А ты хотела бы вернуться? После того, как в твоем доме устроили обыск, и наверняка нашли что-то запрещенное? После того, как убили твоего отца? Тебя хотели превратить в марионетку Андерсона. Или казнить. Что бы ты выбрала?

Я ни секунды не колебалась:

– Смерть.

– Вернуться ты сможешь только в излеченный мир, Эстер. Там у тебя ничего не осталось. – Стелла встала: очевидно, наш диалог затянулся. – Они сотрут все, что могло напоминать о твоем существовании. Как сделали это со всеми нами.

– У меня остались друзья. И мои студенты. – Мне вдруг стало невообразимо горько. – Черт возьми, мои тексты… то, что принадлежало мне. Мои слова.

– Ты сможешь начать сначала. У нас водится бумага.

Я вскинула на нее глаза, заискрившиеся надеждой. Словно при голодном псе упомянули, что в холодильнике припрятан бифштекс.

– Пропади пропадом эти слова, – я вдруг снова провалилась в бездонную яму, вырытую вихрем всех пережитых потерь. – Папа… он там совсем один… остался лежать в одиночестве.

– Не беспокойся об этом. Соседи уже узнали о его гибели. Весь район содрогался от нашей спасательной операции. А у нас ты теперь легенда – сопротивляться Стражам, да еще и послать одного из них, – она рассмеялась. – Поломанной ноги не стоило, конечно, но смелость – это добродетель.

– Вы меня не знаете. Никакая я не смельчачка…

Стелла приняла из рук сестры Шерон поднос с лекарствами и уже, было, двинулась к выходу, как вдруг обернулась:

– Оставаться верной своим принципам – что это, если не смелость?

Меня пронзило воспоминание о том, как Фред говорил мне что-то похожее. Я выпалила, чуть не забыв о главном:

– Фред! Что с ним? Ваши люди должны были…

– Они и его вытащили, – снова мягкая улыбка. – Фред в соседней палате.

Моя голова прижалась к спинке кровати, я выдохнула, сердце будто расковали.

– Он еще слаб, случай тяжелее твоего. Сыворотка замедлила его восстановление, но все будет хорошо.

– Можно к нему?

Стелла прищурилась и уже собиралась строго отсечь любые мои поползновения, однако же она понемногу узнавала меня и не сомневалась в моей упертости. Да и попытки сбежать еще долго будут прославлять мое имя в этой обители свободы.

– Ненадолго. – Взгляд Стеллы дал мне понять, что ее доверие можно настолько же легко потерять, насколько сложно обрести.

Теперь мне стало легче, когда я осознала, что Фред со мной. Я здесь не одна! Конечно, если все так, как говорит Стелла, мы наконец попали туда, где вершится справедливость. Но так ли все это на самом деле? Я не могла быть ни в чем уверенной. Сейчас мне было достаточно уверенности в том, что за запретную некогда мысль меня не накажут. Меня не затошнило, не ударило током, я не рухнула в обморок. Я могу думать. А значит, могу дышать.