В поисках убийцы

Семечкин подумал.

– К» Контану». Люблю я его. Хорошо кормят и музыка. – Он повертел пальцами и подозвал извозчика. Они сели в сани. – К» Контану»!

Извозчик дернул вожжами, и собеседники помчались.

– То есть места себе не нахожу, Сергей Филиппович, – дружески заговорил Семечкин. – Ни торговля, ни дела – хоть разорись, глазом не моргну! Вся душа моя теперь в этом деле. Найти бы мне того мерзавца, что назвался Кругликовым, и посмотреть, как его в каторгу засудят. Тогда моя задача, можно сказать, будет исполнена и я успокоюсь. А то такая тоска!..

– Я – вам компаньон, – отозвался Прохоров. – У меня тоже большая заноза в сердце, и я тоже рад забыться.

Они вошли в роскошный зал ресторана. К ним подошел метрдотель и почтительно подал карту.

– Попервоначалу беленькой – похолоднее – и закусить, – распорядился Егор Егорович.

Метрдотель поклонился, и лакеи быстро побежали исполнять приказание.

Прохоров огляделся и вдруг вздрогнул. Недалеко от них сидел Чемизов; против него сидела красивая дама в собольей шапке, с горжеткой и огромной муфтой. Григорий Владимирович глядел на нее и вполголоса говорил что‑то, а она широко улыбалась, обнажая белые зубы.

«Вот этот Чемизов! Дьякову сватает, а здесь с новой путается», – подумал Сергей Филиппович, и у него даже на мгновение мелькнула злая мысль вызвать по телефону Дьякову, но он тотчас отказался от нее. – Эх, плохие наши дела! Выпьем по единой! – Семечкин поднял рюмку.

Они заказали завтрак.

Семечкин потребовал вина, а затем шампанское и ликеры. Лицо его раскраснелось, глаза заблестели.

– Ну, Сергей Филиппович, – заговорил он, переходя на» ты», – позовем сейчас моего приятеля, Савелия Кузмича, и учиним питру с тройкою.

– Неловко. У меня прием, – попробовал отказаться Прохоров.

– Пустое! Ты его побоку; скажи, что у тебя консультации, – засмеялся Семечкин. – Ей – Богу!

– Ну, что же, зови Авдахова!

– Вот это люблю, – обрадовался Егор Егорович. – Эй, малый! – крикнул он лакею. – Пойди к телефону, соедини с купцом Авдаховым. Понял? Контора, хлебная торговля на Калашниковской.

Лакей записал и отошел.

– Вот это у нас будет дело первый сорт! – в предвкушении хорошей попойки воскликнул Егор Егорович.

– Пожалуйте, – сказал, подходя, лакей.

Семечкин неровной походкой пошел к телефону, а Прохоров откинулся в кресле и не спускал взора с Чемизова. Тот почувствовал устремленный на него взгляд и быстро обернулся. Взгляды их встретились. Чемизов, вероятно, прочел во взгляде Прохорова злобу и ненависть и в свою очередь ответил ему насмешливой улыбкой. Сергей Филиппович отвернулся, поеживаясь. В это время вернулся и Семечкин.

– Готово! – радостно объявил он. – Сейчас прикатит сюда, а там уж что выдумает, то и хорошо будет.

– Будем кутить! – сказал Прохоров. – Ехать – так ехать, как говорил попугай, когда его тащила за хвост кошка, – и он деланно засмеялся.

XIII

Незадача

Пафнутьев с жаром взялся за дело – поиски браслета.

По адрес – календарю он выписал всех столичных ювелиров и начал их обход. Он заходил в магазин и заказывал браслет по своему образцу, причем показывал рисунок, сделанный со слов Семечкина. Все охотно брались за работу, Пафнутьев выбирал камни, не выказывая никаких сомнений, торговался, не сходился в цене и, раздосадованный, возвращался домой.

Каждый раз, когда он приходил к Патмосову, Катя интересовалась результатами его поисков.

– Ну, что сегодня? – спрашивала она.

– Ничем ничего, – с досадою отвечал Семен Сергеевич. – Обошел я полгорода – и никакого следа. И почему я должен найти этот браслет?

– Глупости! – возразил ему однажды Патмосов, услышав их беседу. – Я не говорю тебе: должен, а возможно. Браслет – это для нас вещественная улика. Отчего не поискать на счастье? Понятно, здесь все случай, но надо уметь и пользоваться случаем, и находить его. Ищи, братец!

И Пафнутьев продолжал поиски. Однажды он опять жаловался Кате на безрезультатность своей работы:

– Теперь в центре города остались только Садовая и Гороховая. Если не найду ничего тут, тогда уже отправлюсь на Васильевский остров и Петербургскую сторону.

– На Садовую и Гороховую я с тобою поеду, – сказала молодая девушка.

– Вдвоем все‑таки занятнее. Завтра заеду!

– Только не с утра, а часов с двенадцати.

На другой день Семен Сергеевич действительно приехал за Катей.

– Едем на поиски!

Молодая девушка быстро оделась, и они вышли.

– Вот посмотри, как это весело, – сказал Пафнутьев. – На заказ ювелиры бросаются, как собаки на мясо, а я должен и наболтать с три короба, и отвильнуть от заказа.

Катя засмеялась.

– Так ты не заказывай, а ищи вещь в этом роде. Не так ты взялся.

– Ну, теперь все равно. Зайдем хоть сюда!

Они вошли в магазин. Хозяин безучастно посмотрел на рисунок и согласился сделать.

Пафнутьев начал торговаться и не сошелся в цене.

– Уф! – вздохнул он, выходя из магазина. – Задал мне твой папаша работу!

Катя только засмеялась.

Они обошли около полдюжины магазинов на Садовой улице и свернули на Гороховую.

– Дойдем до улицы Гоголя, и шабаш! – сказал Пафнутьев. – Пойдем в» Вену» завтракать. Невмоготу.

– Хорошо! – согласилась молодая девушка. – Но вот магазин Брыкалова. Зайдем!

Они вошли. Из соседней комнаты от станка поднялся рыжий субъект в одной жилетке и стал за прилавком. Другой, с плешивой головой, выпуча глаза и надув щеки, дул в паяльную трубку.

– Что угодно? – спросил хозяин магазина.

– Вот не можете ли вы изготовить мне браслет по этому рисунку? – сказал Пафнутьев, протягивая ювелиру бумажку.

Тот сначала почесал голову, потом взял рисунок, внимательно рассмотрел его и воскликнул:

– Э! Какой удивительный случай!

– Что такое? – торопливо спросил Пафнутьев.

– Ну, пожалуйста, посмотрите сами!

Ювелир подошел к конторке, отпер ящик и вынул из него сверток. Осторожно положив его на прилавок, он развернул папиросную бумагу, и изумленные Пафнутьев с Катей увидали тот самый браслет, который они искали. Катя незаметно дернула своего спутника за рукав, чтобы он не выдал себя. Глаза Семена Сергеевича загорелись. Он схватил браслет, стал рассматривать его, повернул и ясно прочел надпись:«1900 – 16 апреля – 1910».

– Продайте его мне, – сказал он ювелиру. – Я вам заплачу по вашей оценке.

– Нет, это невозможно! – ответил ювелир. – Ведь его дали мне для переделки, сказали, чтобы я сделал из него брошку. Вот так! – и ювелир показал, как надо перерезать браслет пополам и сложить его фигурою. – Тогда будет бриллиант, рубин, изумруд и опять бриллиант, рубин, изумруд. Очень играть будет.

– Кто принес вам этот браслет? – спросил Пафнутьев. – Может быть, я могу купить у него?

– Не знаю. Заказчик обещался прийти в субботу, и вы можете сговориться с ним.

Пафнутьев облегченно вздохнул.

– Вы говорите – в субботу?

– В субботу, в час, заказчик будет тут. Я переделаю браслет, а вы приходите и говорите с ним.

– Я не хочу, чтобы вы переделывали. Я хотел бы иметь именно браслет.

– Ну, – ювелир подмигнул Пафнутьеву, – вы заплатите мне немного, и я скажу, что не успел.

– Отлично!

Пафнутьев с Катей вышли из магазина. Лицо Семена Сергеевича сияло.

– Сделали дело, Катя! – радостно воскликнул он. – До субботы мы спокойны. На радостях едем в» Вену», а потом отца порадуем.

Пафнутьев кликнул извозчика и усадил Катю.

Патмосов дремал у себя в кабинете, когда Пафнутьев ворвался к нему с криком: «Нашел!«Борис Романович сразу сел на диван:

– Что нашел? Где?

– Браслетку нашел! На Гороховой, ювелирный магазин Брыкалова! Она там лежит. Приходил какой‑то заказчик, принес и велел переделать в брошь. В субботу придет за заказом.

– Э, – сказал Патмосов, – это уже кое‑что! От этого господина мы узнаем, как попал к нему этот браслет, а там и до самого доберемся. Спасибо! Надо сходить туда да хорошенько посмотреть эту вещицу. Захвачу с собой и Семечкина; пусть он посмотрит, может быть, это и не тот браслет.

– Ну, а ты что сделал? – спросил Пафнутьев, садясь в кресло.

– Ничего, братец! Обходил все места, где ходил Калмыков с Чухаревым, и узнал то же, что и они. Дело представляется мне очень темным. Вот что‑то сделает твой браслет.

– Во всяком случае, это – уже след: мы увидим человека, у которого есть вещь убитой женщины.

Патмосов по телефону сообщил Семечкину о находке, и на другое утро тот явился чуть свет.

– Идем, Борис Романович, – торопил он. – Здесь уж лошадь стоит. Значит, мы на следу?

– Можно сказать. Это открытие решит наше дело. Патмосов быстро оделся. Они вышли.

– На Гороховую! – приказал Борис Романович, садясь в экипаж. Семечкин грузно опустился рядом. – Ну, а какой вы получили ответ от вашего приятеля?

– Глупости; ничего! – и Егор Егорович, распахнув пальто, вынул из бокового кармана смятый лист и стал разбирать каракули: – «Что касается платы денег, то плачены были наличными шесть тысяч рублей, а потом чек на Русский для внешней торговли банк. Деньги или бумаги она из банка взяла – того не знаю».

– Мало, – сказал Патмосов. – Банк несомненно платит деньгами, если она не просила бумагами. Надо навести справку.

– Можно. У меня и управляющий, и директор банка – приятели.

– Пожалуйста, пошлите телеграмму. Тот же самый вопрос: деньги или бумаги выдали Коровиной по чеку Махрушина?.. Стой! – вдруг крикнул Патмосов извозчику.

Они вошли в магазин Брыкалова. Ювелир старательно чистил замшей золотую крышку часов и спросил посетителей:

– Что прикажете?

– С просьбой к вам, – обратился к нему Патмосов. – Вчера мой сын видал у вас браслет, так мне с приятелем тоже хочется посмотреть на него.

– Это который с бриллиантом, рубином и изумрудом?

– Да, да! Вот кто‑то заказал переделать его в брошку.

– Ну, ну! И он вчера был и взял браслет назад.

– Что? – Патмосов даже отступил.

– Взял назад, – спокойно продолжал ювелир. – Только просил стереть прежнюю надпись и награвировать:«21 декабря 1912 года». Ну, я сейчас отдал браслет граверу с мальчиком, а заказчик сидел и дожидался. Очень нетерпеливый был, все торопил.

– Скажите, пожалуйста, каков он видом?

– Видом? Ну, господин хороший, на голове цилиндр, очень хорошее пальто и перчатки. Черные глаза и лицо, как у актера, бритое.

– Он, вероятно, сообщил фамилию, когда давал заказ?

– Да! – ювелир достал книжку, раскрыл ее и, водя корявым пальцем по странице, прочел: – Алексей Алексеевич Алексеев, Лиговка, двадцать восемь. Вот!

– Благодарю вас! – и Патмосов, кивнув головою, вышел из магазина.

– И что им надо в этом браслете? – крикнул Брыкалов в соседнюю комнату, где работал у станка его подмастерье.

– Я так думаю, что здесь какое‑нибудь мошенничество. Они вот ищут, а тот, который приходил к нам с браслетом, – сам мошенник.

– Ну, ну! Если так, то слава Богу, что я избавился от этого браслета.

Между тем Семечкин решительно обратился к своему спутнику:

– Значит, теперь к этому Алексееву на Лиговку махнем.

– Бросьте… там этого господина Алексеева и в помине нет. Алексей Алексеевич Алексеев, Петр Петрович Петров, Иван Иванович Иванов – это, дорогой мой, все значит: «Ищи ветра в поле».

– Так как же? – воскликнул Семечкин. – Значит, дело пропало.

– Не пропало, а сорвалось.

– Вот тебе и крышка! Эх, незадача нам с вами, Борис Романович! Я думал, что уж за хвост поймали, а тут – на тебе, какая обида! Опять искать надо.

– Не иначе! – усмехнулся Патмосов. – Ну, поедемте домой.

– Это уж вы оставьте. Выехали мы с вами по делам не евши, а теперь как есть час для завтрака.

– Завтракать так завтракать, – согласился Патмосов.

XIV

Поразительное сходство

В окружном суде было томительно – скучно. В канцелярии скрипели перьями служащие, суетливо бегали молодые люди, кандидаты на судебную должность, время от времени проводили арестанта в сопровождении конвоя, и он оглашал своды бряцанием кандал. Уныло ходили просители; в коридорах шептались, как заговорщики, ходатаи по делам, а в уголовных отделениях шли ничтожные процессы о взломах, кражах, подлогах и убийствах в пьяном безобразии, причем и присяжные, и даже сами подсудимые скучали на своих несчастных скамьях.

Горянин с портфелем под мышкой прошел в буфет и сел к столу. Вскоре к нему подошел Хрюмин, в вицмундире, в пенсне на носу, словно отполированный, и, поздоровавшись, спросил:

– Скажите, пожалуйста, Алексей Петрович, кто этот удивительный господин Чемизов, которого я у вас видел? Он еще поразил нас опытами…

– В которых вы изобразили убийцу? – засмеялся Горянин.

– Да, да.

– Так, мой знакомый. Раньше учились в одной гимназии, недавно нечаянно встретились, и он несколько раз бывал у меня.

– Занимательный господин!

– А что?

– Очень широко играет в карты. Вчера я ему сильно проиграл, да и еще два моих товарища подверглись той же участи. Играет бешено, и у него много денег.

– Возможно! – сдержанно ответил Горянин. – Собственно говоря, я не знаю ни средств, ни рода занятий господина Чемизова, но человек он, видимо, вполне корректный.

– О – о! Разве я смею заподозрить? Но так мне показалось занимательным… Раньше его не бывало.

– Он приезжий. А что же, вы много проиграли?

– Так себе, – Хрюмин вздохнул, – но все‑таки… Ну, простите!

Он пожал руку Горянину и вышел из буфета. К столику Алексея Петровича подсел Прохоров; он постучал ножом по тарелке и сказал лакею:

– Подайте мне водки и чего‑нибудь есть. Что там есть в буфете?

– Ты, кажется, стал алкоголиком? – засмеялся Горянин.

– Делаюсь, – угрюмо ответил Прохоров. – Неудачи постоянные. Этот проклятый твой приятель совершенно пленил Дьякову, и я потерял всякую надежду.

Горянин покачал головой.

– Я тут с одним саратовским купчиком сошелся, вместе пьянствуем, – продолжал Сергей Филиппович, – вот теперь и все мои занятия. Надо встряхнуться, а нет сил. Просто карачун приходит.

– Ну, ну! – остановил его Горянин. – Это, брат, еще рано. Встряхнись! Скоро весна, поезжай куда‑нибудь. Ты один, свободен, как ветер в поле, чего тебе печалиться? А потом как знать?.. Дьякова – баба сумасбродная; увлеклась – и, может, это так угаром и пройдет.

– Не скажи, – вздохнул Прохоров. – Она мне намедни прямо сказала: «Я люблю Чемизова». Э – эх!..

– Да, у них что‑то затевается. Жена говорила, что она замуж выходит, – сказал Горянин. – Приезжала на днях, показывала подарок его; красивая вещь и дорогая. Он, вероятно, богатый человек.

– Какой же подарок? – спросил Прохоров.

– Браслет, а устроен для брошки, как будто половина ошейника. Ряд бриллиантов, ряд рубинов, ряд изумрудов. Очень красиво. Застегивается на воротнике.

Прохоров на мгновение задумался, а затем спросил:

– Бриллианты, рубины и изумруды? По десяти?

– Да, по десяти!

Прохоров вдруг ударил себя в лоб ладонью и вскочил.

– Что с тобой?

– Э! Этого я даже и тебе не открою… Человек, получи! – крикнул Сергей Филиппович, бросая на столб деньги. – Я пошел.

Прохоров быстро вышел из окружного суда и поехал к Дьяковой.

С замирающим сердцем поднялся он по лестнице и позвонил. Ему отворила Агаша. Едва она увидела Прохорова, на ее лице выразилось смущение.

– Дома барыня? – спросил Сергей Филиппович.

– Дома, только… – начала Агаша.

Прохоров снял пальто, стал вешать его на вешалку, но вдруг увидел там пальто с плюшевыми воротником и обшлагами. На мгновение он побледнел, голова у него закружилась, но, осилив себя, он с беспечным видом вошел в уютную гостиную.

– Вы? – воскликнула Дьякова, торопливо поднимаясь с узенького дивана, нае котором остался сидеть Чемизов.

Сергей Филиппович успел заметить, как рука последнего опустилась на диван, видимо соскользнув с талии молодой женщины. Однако он сдержал прилив ревнивой злобы, взял руку Дьяковой и нежно поцеловал ее.

– Вы знакомы? – спросила Елена Семеновна.

– Немного, – сухо ответил Прохоров, кланяясь Чемизову.

Тот приподнялся и с усмешкой кивнул головой гостю:

– Мы виделись у моего товарища, Горянина. Я помню вас.

– Очень приятно! – сухо ответил Прохоров и сел в кресло.

Его взоры сразу приковались к шее Дьяковой, на которой он увидел только что описанный Горяниным браслет. Последний с двух концов был захвачен бархоткой, плотно охватывавшей шею молодой женщины, и представлял собою узкую полоску, украшенную тремя рядами драгоценных камней.

– Вы смотрите на мою оригинальную брошь? – улыбнулась Дьякова. – Я получила ее недавно в подарок, – и она перевела благодарный взгляд на Чемизова.

– Пустое! – сказал тот с легкой усмешкой. Прохоров успокоился, пересилив свое волнение.

– Меня действительно заинтересовала эта брошь… вернее, браслет.

– Да, это, вероятно, и был браслет, но замок утрачен, и он обращен в брошь, – объяснил Чемизов.

– Он напомнил мне о страшном преступлении, – проговорил по – прежнему беспечно Прохоров. – В декабре были найдены куски изуродованного трупа саратовской купчихи Коровиной. Приехавший разыскивать ее купец Семечкин – мой приятель. Он рассказывал мне, что у нее был такой же браслет, подаренный ей покойным мужем. Тридцать камней означали тридцать лет ее жизни, а десять одинаковых камней – десятилетие их супружества.

– Какие вы говорите ужасы! – воскликнула Елена Семеновна, невольно бледнея. – Что может быть общего между тем браслетом и этой брошкой?

Прохоров посмотрел на Чемизова, но лицо того было совершенно спокойно, и продолжал:

– Удивительное сходство! Я только вчера говорил с Семечкиным о том браслете.

– Глупости, глупости! – сказала Дьякова. – Таких вещей может быть сто тысяч.

– И даже меньше, – усмехнувшись, сказал Чемизов.

Сергей Филиппович сидел как на иголках. Положение его становилось глупым – очевидно было, что Чемизов не уйдет раньше его. Он встал, чтобы попрощаться с Дьяковой:

– Я заехал только взглянуть, как вы поживаете… веселы ли, здоровы ли…

– О, я счастлива! – воскликнула Дьякова.

– Дай вам Бог! – Прохоров поцеловал ее руку и тихо проговорил: – Про обещание не забудьте!

– Нет, – улыбнулась молодая женщина.

Сергей Филиппович холодно кивнул головой Чемизову и быстро вышел.

– Что он имел в виду, рассказав эту историю с браслетом? – спросила Дьякова, обращаясь к Чемизову.

– Ничего. Вероятно, его удивило простое совпадение, а ты вдруг взволновалась, – и он, обняв молодую женщину, привлек ее к себе.

– Но мой слух как‑то неприятно поразили его слова.

– Глупости! – спокойно возразил Григорий Владимирович, целуя ее глаза. – Будем кончать дело.

– Я сейчас.

Елена Семеновна вышла и через несколько минут вернулась одетая.

– Все взяла с собой? – озабоченно спросил Чемизов.

– Чековая книжка вот здесь, – Дьякова показала на сумку, – а заявление я должна написать там.

– И уедем, – сказал он. – Завтра же!

Чемизов еще раз обнял счастливую женщину, поцеловал, и они вместе вышли из дома.

Дьякова пребывала в сплошном очаровании. Все, что ни говорил Чемизов, она беспрекословно исполняла и была рада, когда он выказывал свое удовольствие. Теперь она забрала из банка все свои сбережения. Они прошли в Центральную железнодорожную кассу и взяли билеты скорого поезда на Севастополь и отправились обедать в» Европейскую» гостиницу. Там Дьякова сидела в уютном уголке и жадным, восторженным взглядом смотрела на спокойное лицо своего милого. Он иногда устремлял на нее завораживающий взгляд, улыбка появлялась на его лице, и тогда у Елены Семеновны кружилась голова и замирало сердце.

«Вот любовь со всею своею красотою!» – думала она и с благодарной улыбкой смотрела на Чемизова.

Чего бы она ни отдала за его спокойствие и счастье! О, отныне она решила посвятить ему всю свою жизнь!

XV

Птичка улетела

Между тем Прохоров вскочил в пролетку и велел извозчику гнать лошадь на угол Невского проспекта и Владимирской улицы. Извозчик нещадно нахлестывал лошадь, которая и так уже неслась галопом.

– Стой! – закричал Прохоров, соскочил на панель и подбежал к швейцару. – Егор Егорович дома?

– Никак нет. С утра уехавши, – ответил тот, широко улыбаясь.

Сергей Филиппович растерянно остановился, но через минуту снова сел в пролетку и приказал ехать на Калашниковскую пристань. Он подъехал к лавке Авдахова, вошел в нее и обратился к приказчику:

– Савелий Кузьмич?

– Обедать ушли, – ответил бойкий приказчик.

– Егор Егорорвич был у него?

– Вместе и ушли.

– Куда?

– Должно быть, в» Биржу». Завсегда там обедают.

Прохоров вышел на Калашниковский проспект и, перейдя дорогу, вошел в трактир» Биржа». Сбросив пальто, он прошел в общий зал, оглянулся и, увидав в углу подле окна, за столом, уставленным едой, Авдахова и Семечкина, подошел к ним.

– Ба, кого я вижу! – воскликнул Авдахов.

– Вот обрадовали! – привстал навстречу Семечкин. – Честь и место! Эй, малый, чистую посудинку, да живо!

– Я рад, что нашел вас, – сказал, садясь за стол, Прохоров. – У меня к вам большое дело.

– Дело? – Семечкин поднял брови. – Ну, что такое?

– Я, кажется, напал на след, – быстро проговорил Сергей Филиппович. – Едемте сейчас со мною!

– Стоп! – сказал Авдахов. – Сперва выпить и закусить, потом обедать, а там куда угодно: я – в лавку, а вы – по своим делам.

– Да расскажите, что такое? – взволнованно спросил Семечкин.

– Вы пейте и разговаривайте. Дело – не зверь, в лес не убежит, – сказал Авдахов.

Прохоров выпил и начал:

– Вы мне рассказывали, Егор Егорович, что у покойной Коровиной был браслет.

– Да, как же! На днях я с Борисом Романычем чуть не поймали, да сорвалось. Браслет приметный: тридцать камешков, по десяти…

– Ну, вот! – воскликнул Прохоров. – И я видел его и знаю, у кого он теперь. Поедем к Патмосову и расскажем ему.

– Ах ты, Господи! И то надо ехать. Вот счастье‑то! – взволновался Семечкин.

– Нет, этак никак нельзя, – остановил их Авдахов, – выпьем холодненького, а тогда и с Богом!

Прохоров словно сидел на горячих угольях. Егор Егорович заразился от него волнением.

– Ты пойми, – объяснял он Авдахову. – Теперь, может быть, мы этого самого убивцу за шиворот схватим. Нам Борис Романович поможет. Браслетку нашли! Сергей Филиппович такое, можно сказать, дело сделал! Всему корень.

– Сергей Филиппович – голова! – согласился Авдахов. – Я тебе сказывал про него. Только одного ему не прощу: не хочет мои дела вести.

– Всякое дело поведу для вас, Савелий Кузьмич, – возразил Прохоров, – только пусть оправдается моя надежда.

Наконец кончили еду.

Савелий Кузьмич тяжело поднялся от стола:

– Ну, я пойду к себе, а вы с Богом. Может, вечером и сойдемся?

– Я непременно, – ответил Семечкин, – а вот как они?

– Сегодня нет, – сказал Прохоров. – У меня прием, и мне некогда. На днях надо в Москву ехать и приготовить бумаги.

– Почтенный, – крикнул Семечкин лакею. – Закажи‑ка ты нам машину.

Через десять минут лакей подошел со словами: «Подано».

– Ну, едем!

Авдахов простился с приятелями. Они вышли и сели в автомобиль.

– В Усачев переулок! – распорядился Семечкин. – Жарь!

Автомобиль загудел и помчался по улице.

– Нам бы только застать Бориса Романовича! – беспокоился Егор Егорович.

Наконец автомобиль остановился. Они взбежали по лестнице и позвонили.

– Борис Романович дома? – спросил Семечкин горничную.

– Пожалуйте.

– Кто там? – закричал Патмосов.

– Мы, мы, Борис Романович! – ответил Семечкин из прихожей. – Как пишется в пьесах: «Те же и они».

С этими словами он вошел в крошечный кабинет, где с дивана поспешно поднялся Патмосов.

– Новости какие‑нибудь? – спросил он, здороваясь.

– Новости, и большие! – уточнил Прохоров.

– Можно сказать, что мы этого самого убийцу за шиворот держим, – сказал Семечкин.

– Да ну? – и Патмосов засмеялся.

– Вот он вам все по порядку расскажет, – продолжал Егор Егорович, указывая на своего спутника. – Говорите, Сергей Филиппович!

Прохоров стал рассказывать Патмосову о том, как он посетил Дьякову и увидел у нее в виде броши ту самую браслетку, которую описал Егор Егорович.

– Я эту браслетку на ней внимательно рассмотрел, подарил ее Дьяковой ее новый знакомый, Григорий Владимирович Чемизов.

Произнеся это имя, Прохоров невольно вспыхнул. Патмосов пытливо посмотрел на него, а затем поинтересовался:

– Госпожа Дьякова – молодая особа?

– Да, ей лет двадцать семь; молодая вдова.

– Богатая?

– Очень, – ответил Прохоров.

– Вы говорите, что эту брошь ей подарил Григорий Владимирович Чемизов?