Иллюзия реальности

«Невероятно!» – тут же раздалось у него в голове. Герман ощущал себя бодрым и свежим. Тошноту и головокружение как рукой сняло, а его тело и разум снова чувствовались наполненными энергией. Даже сонливость исчезла бесследно!

Все присутствующие наверняка знали о чудодейственных свойствах этой процедуры. Они смотрели на Германа торжествующими и насмешливыми взглядами, наблюдая на его лице недоумение. Чуку-Тохаси приблизился и очень сердечно обнял Германа, от чего тому снова сделалось неловко. Кошки заскребли на его душе от мыслей о своём коварстве и бессердечности. Он вежливо отстранился и тут же, следуя правилу: «Куй железо пока горячо», испросил дозволения осмотреть храм изнутри. Естественно никто не стал противиться желанию только что выздоровевшего Посланника Духов.

Герман принялся ходить из помещения в помещение, которых здесь оказалось великое множество, натыкаясь, всякий раз лишь на пустые стены. Шаман и Правитель со своей дочерью неотступно следовали за ним.

Наконец, потеряв терпение, Герман повернулся и напрямую спросил, где же те знаки, которые ему обещал показать Кун-Мохатсу при первой их встрече?

Шаман объяснил, что знаки можно увидеть лишь ночью, при полной луне, когда её свет проникает сквозь окна в потолке храма. «Ближайшее полнолуние ожидается послезавтра», – добавил Чуку-Тохаси. Германа всё это крайне огорчило и он не стал даже скрывать своё недовольство. Снова и снова он подходил к пустым стенам, ощупывал их, присматривался под разными углами, но так ничего и не обнаружил.

Тут на плечо его легла тяжёлая рука Правителя. Герман разочарованный обернулся. Чуку-Тохаси добродушно улыбаясь сказал, что нужно просто дождаться полнолуния и тогда Северный Человек всё увидит. Кун-Мохатсу же напротив, взирал на Германа с неодобрением, как на капризного ребёнка.

– Пойдём, Северный Человек, сегодня тебя ждут другие приятные развлечения, – произнёс ласково Правитель.

Герман вопросительно взглянул на него.

– Сегодняшним вечером ты женишься на моей старшей дочери и исполнишь вторую часть древнего пророчества! – радостно заявил счастливый отец.

Это нешуточное заявление буквально шарахнуло током Германа, пробрав от корней волос на голове до самых пят, и быстро вернуло его к нынешней действительности. Предприимчивый мозг амбициозного бизнесмена, наконец, включился и заработал на полную мощность, генерируя идеи и выстраивая стратегию избавления от нежелательной участи. Лицо Германа в секунду преобразилось.

– Ну, зачем же так спешить? – начал он вкрадчиво, прощупывая почву.

Так как обещанных знаков на стенах храма он пока не получил, то не мог ещё прибегнуть к плану с прямой связью с Духами Потумскивата. Мало ли что там сказано, в тех письменах? Рисковать раньше времени он не мог, как бы ему этого ни хотелось сейчас.

– Не уж-то это не может подождать ещё несколько дней? Вы ведь ждали этого целую вечность!

– Но Северный Человек, так гласит пророчество! – мягко отвечал Чуку-Тохаси, – «На второй же день Посланник Духов, человек из северного народа с белой кожей, голубыми как небо глазами и светлыми как день волосами возьмёт в жёны старшую дочь Правителя народа Агудо».

– Я всё понимаю, – принялся маневрировать, а по правде говоря – юлить, Герман, – но возможно вы неверно истолковали слова пророчества? Они ведь очень древние! Позвольте мне сперва самому увидеть его, чтобы я мог во всём удостовериться.

– Мы не можем нарушить священных заветов Духов Потумскивата! – чуть ли не с мольбой в голосе возразил Правитель, косясь при этом на шамана.

– Так гласит пророчество! Ты обязан подчиниться воле Духов Великой Горы! – внезапно пришёл на помощь Правителю Кун-Мохатсу.

– Но… Но позвольте! С чего вы взяли, что именно я и есть посланник ваших духов? – продолжил отпираться Герман, – ведь возможно же, что это всё лишь совпадение? Я ведь совершенно случайно оказался в этом месте!

И Герман принялся без разбора сыпать фактами из своей реальной жизни и воплощения в предыдущей реальности, стремясь загрузить, запутать туземцев, выгадывая для себя время и лихорадочно соображая как увильнуть от навязываемой ему ответственности.

– Не говори глупостей! – жёстко прервал его шаман, – я своими глазами видел как ты появился прямо из воздуха на берегу Священного озера Оторото! Именно так и было предсказано пророчеством!

– Да, Северный Человек, в пророчестве так и описывается появление Посланника Духов Великой Горы! – поддакивал ему Правитель.

Дружелюбного выражения на лицах туземцев как не бывало. Даже добродушный толстяк Чуку-Тохаси сделался вдруг суровым. Они плотным кольцом обступили белого человека, словно стремясь загнать его в угол, как загоняют крысу, перед тем как поймать и убить. Кажется они предвидели дальнейшую реакцию Германа.

И Герман повёл себя в сложившейся ситуации именно как крыса, загнанная в угол, подтвердив опасения фанатиков-туземцев. Он, подчиняясь древнему инстинкту «бей или беги», уже сработавшему однажды, когда его внедорожник одолженный у Коммандоса расстреливал снайпер, и спасшему тогда его жизнь, резко и внезапно рванул в сторону слабейшего, по его мнению из наступавших на него. С силой оттолкнув к стене свою невесту он бросился бежать к выходу. Девушка вскрикнула от неожиданности, больно ударившись головой о камень.

Выскочив из храма, Герман побежал по улицам города, не разбирая дороги. Всё повторялось с ним снова: его преследовали, он убегал. В голове его хаотично пульсировали мысли:

«Бежать! Бежать! К чёрной тропе! Зачем? Не знаю… Сюда! Налево! Нет, направо! Быстрее! Смерть… Радиация… Что мне делать? Куда бежать дальше? Кругом джунгли… И хищные звери! Ядовитые змеи! И пауки! Чёрная тропа… Там сейчас никого нет… Бежать! А куда потом? К озеру! И дальше, к горе! А что дальше? Блин! Я не знаю! Что же мне делать?»

С непривычки дыхание его быстро сбилось, в левом боку закололо, но он не обращал внимания и превозмогая боль продолжал нестись сломя голову вперёд. Герман бежал к чёрной тропе, грозившей ему мучительной смертью от радиации прежде, чем он достигнет подножия горы.

В его сознании предательски зазвучал знакомый нам голос:

– Стой, Герман! Остановись! Куда ты бежишь? Эта тропа ведь убьёт нас!

– Пускай! Уж лучше я снова умру… – отвечал машинально Герман. Он больше не боялся смерти.

– Но мы ведь снова попадём в посмертие!

– Ну и что? Я выберусь! Я уже делал это!

– Но ты же не знаешь это наверняка! Вдруг мы окажемся в другом, ещё более жутком месте?

– Я всё равно выберусь! Я это чувствую… Нет, я это знаю! Я сильный!

– Да постой же ты! Герман! Нам не обязательно снова рисковать и проживать очередные мучения! Да эта женитьба всего лишь формальность! Мы можем вместе что-нибудь придумать! Остановись, Герман! Я не хочу умирать!!!

– Заткнись! Заткнись ничтожество! – прошипел Герман сквозь зубы, – я знаю, к чему ты клонишь! Ты мечтаешь прожить спокойную жизнь среди этих дикарей!

– Да, Герман, ну и что с того? Что в этом желании плохого? Давай просто попробуем! Может…

– Нет, чёрт тебя дери! Заткнись и не мешай мне!

Герман продолжал бежать изо всех сил. Кровь в его висках громко пульсировала, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Очередной поворот, затем ещё один, и ещё. Вот уже замаячила впереди зелёная полоса джунглей, с естественной аркой над вожделенной тропой. Герману показалось странным, что он не слышал за собой погони. Но быстро сославшись на то, что та процедура проведённая с ним в храме, видимо утроила его силы и он попросту оставил преследователей далеко позади, отбросил эти сомнения и продолжал бежать не останавливаясь и не оглядываясь назад.

Однако и жителей города на улицах не было видно. Туземцы будто испарились все разом в один миг. Было подозрительно тихо. Что-то явно было не так…

– А, к чёрту! – просипел Герман, снова отмахнувшись от беспокойных подозрений, и пуще прежнего припустил по прямой, пустынной улице к заветной чёрной тропе.

И вдруг, откуда-то слева от него, внезапно вырос, будто из-под земли, здоровенный туземный детина и толкнул бегущего Германа в лечо. Толчок был такой силы, что он пролетел по инерции вперёд и вправо метра четыре, после чего упал и кубарем покатился по песку.

Адреналин в крови беглеца ещё бушевал, поэтому он быстро вскочил на ноги, готовый тут же снова броситься бежать. Но поднявшись, Герман понял: всё было бессмысленным с самого начала. Жители лесного города плотным кольцом обступили Посланника Духов и самодовольно ухмылялись. Как позже выяснил Герман, его глупая и отчаянная попытка сбежать тоже была спрогнозирована этими таинственными Духами Потумскивата. Народ знал о предстоящем веселье и уже заранее готовился к незабываемому зрелищу. Вот потому то жители так спокойно и реагировали на появление Северного Человека на улице часом ранее.

Герман обречённо опустился на колени. Вездесущие монахи культа Потумскивата быстро и без труда спеленали его по рукам и ногам широкими полосами ткани, положили на те самые носилки и понесли Посланника Духов обратно в храм.

Ликующая туземная публика вприпрыжку следовала за ними, улюлюкала, хохотала и показывала на Германа пальцами. Такое унижение взбесило неудавшегося беглеца. Он снова воспрял духом и принялся брыкаться на носилках, из-за чего вскоре свалился кулем обратно на песок.

Монахи попытались было поднять его, но Герман стал извиваться пуще прежнего, кусать их за руки и рычать как дикий зверь.

– Герман, прекрати! Ты делаешь только хуже! Где твоя гордость? – звучал печальный голос в его голове.

– Гордость?! Это и есть моя гордость! Они попирают мои права! Мою честь!

– Вы слышите? Вы попираете мою честь! Мои права! – закричал он вслух, брызжа слюной в бессильном гневе и обиде на туземцев.

На его глазах выступили слёзы отчаяния, когда его всё-таки схватили, положили обратно на носилки, а в рот сунули кляп. Процессия продолжила путь к храму.

Все дальнейшие события происходили для Германа как во сне. Как знать, может оно так и было? В храме его снова водрузили на всё тот же камень, как агнца на жертвенный алтарь, вынули кляп изо рта и, не дав возможности даже пикнуть, насильно влили в рот очередное магическое зелье, заставив проглотить его.

Снадобье подействовало быстро. Герман сразу обмяк, расслабился и отдался всецело на волю и милость дикарей. Он видел, как шаман достал из-за пояса свой ритуальный нож, и в его затуманенном зельем сознании промелькнула мысль: «Всё, конец!». Он вяло шевелил губами, издавая едва слышимые нечленораздельные звуки.

Шаман вернул кляп на прежнее место и бросил неодобрительный взгляд на бормочущего в полузабытьи Посланника Духов, который видимо очень отвлекал его от важного этапа ритуала. Кун-Мохатсу размахивал над распростёртым телом Германа ножом и нараспев произносил какие-то то ли молитвы, то ли заклинания. Затем он изобразил жестом, как вонзает свой страшный нож в грудную клетку жертвы и достаёт его сердце.

Надо сказать, действовал шаман уверенно и даже артистично. Вероятно он репетировал этот ритуал не одну сотню раз. Он сделал вид, что достаёт из груди Германа сердце и возносит его в своих руках к небу, преподнося в дар Духам Великой Горы со словами благодарности и собственной преданности их пророчеству.

Герман окончательно расслабился, когда шаман убрал, наконец, ритуальный нож, заткнув его привычным движением руки за пояс. Его помощники-монахи в это же время аккуратно взяли неказистую старшую дочь Правителя за руки и за ноги и положили её на камень рядом с Германом. Кун-Мохатсу и над ней проделал все те же ритуалы, за исключением успокоительного снадобья, так как женщина была спокойна и даже счастлива. Она лежала рядом с Германом, повернув к нему лицо и загадочно улыбалась.

Когда шаман закончил, женщина поднялась с камня и посмотрела на Германа ликующим взглядом. Очевидно, она ждала этого события больше других. Герман отвернулся. Слёзы обиды и гнева всё ещё продолжали выступать из его глаз, катиться по щекам, шее: он только что был насильно женат на этой дикарке.

Германа снова подняли, водрузили на носилки и понесли, на сей раз во дворец. Его новоиспечённая супруга шла рядом, ласково утирала ему слёзы и поправляла всклокоченные, светлые как день волосы.

***

На улицах древнего города Тенокотеукава вечерело, но было против обыкновения людно в столь поздний час. Все члены племени Агудо, от мала до велика, толпами шли во дворец, на предстоящий пир в честь долгожданной свадьбы дочери правителя с обещанным ей древним пророчеством Посланником Духов, человеком из северного народа, чья кожа была абсолютно бела, глаза голубы, как небо, а волосы светлы как день.

Почтение туземцев к своему правителю взлетело в этот день до небес. Его называли избранником Духов, а его дочь стали почитать за святую. Однако старого пройдоху-шамана такие повороты судьбы не сильно волновали. Он был готов к ним заранее, как и его предшественники и полностью полагался на план действий, составленный династией шаманов несколькими поколениями ранее. Герман лежал на носилках и отрешённо смотрел в багровое небо.

Туземцы наряжались в свои лучшие наряды, украшали головы яркими перьями, девушки и женщины вплетали в свои волосы драгоценные камни, ракушки и живые цветы. Все они радовались и ликовали. Народ Агудо жаждал перемен. Все эти годы тайно, а теперь явно, не страшась более гнева и порицания со стороны шамана и его приспешников.

Никто не знал, что именно за перемены грядут, так как пророчество на этот счёт молчало. Ну, либо шаманы умело скрывали веками от людей правду. Но так или иначе, теперь каждый из них верил в лучшее. А вера, как известно, это мощнейшая побудительная сила. И вот теперь, каждый из этих людей верил, что очень скоро настанет некое светлое будущее, что всё-всё в их постылой и однообразной жизни изменится и непременно в лучшую сторону.

Должно быть и первые последователи трёх мировых религий испытывали в самом начале нечто похожее, перед лицом обещанных перемен? Наверняка так оно и было.

В общем, Германа связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту, униженного и оскорблённого до самых глубоких подвалов его души, принесли во дворец и усадили за праздничный стол рядом с правителем Чуку-Тохаси и его дочерью, женой Германа. Шаман Кун-Мохатсу сидел, насей раз ближе к ним. Празднично украшенный зал постепенно заполняли гости, играла музыка, все кроме главного виновника торжества – Германа, ели, пили, пели и плясали. Короче говоря, веселились по полной программе.

Герман старался ни на кого не смотреть. Он уставился в одну точку под потолком и тихо страдал, сжигаемый ненавистью к каждому из присутствующих. А ведь он ещё не знал, что его ожидают вскоре гораздо более изощрённые унижения и надругательства.

Какой-то свадебной церемонии как таковой не было. Дикари просто веселились и одаривали правителя и шамана лучшими подношениями и поздравляли невесту, которая буквально сияла от счастья.

А затем, произошло наихудшее из всего, что Герман мог себе когда либо представить.

Новоиспечённые родственнички выдернули его как безвольную куклу из-за стола и понесли куда-то по коридорам дворца. Народ это сильно взволновало, все чему-то радовались и последовали за ними.

Германа притащили в другой просторный зал, немного уступающий размерами тому, где проходил свадебный пир. В самом центре на песке лежал огромный камень устланный лучшими туземными тканями, перьями и цветами. Германа бесцеремонно обнажили, оставив при этом связанным, вытащили кляп, снова опоили каким-то дурманящим снадобьем и вернули затем кляп на прежнее место.

Гости столпились кольцом вокруг этого зловещего брачного ложа. Невеста вышла вперёд с высоко поднятой головой. Взгляд её был ликующий и даже хищный. Она медленно обнажилась, сбросив свой свадебный наряд на песчаный пол и взобравшись на ложе, уселась на связанного Германа верхом. Она принялась у всех на виду отрываться на безвольном теле своего жениха за все те годы мучительного воздержания. И вероятно за всех своих девственных предшественниц тоже.

Многое из того, что вытворяла с Германом эта дикарка, он не ведал даже со своей законной супругой Оксаной, и это не смотря на их современные взгляды и искушённость в любовных утехах.

Дикари глазели на всё это развратное представление, громко восклицали, что-то комментировали и бессовестно дрыгались, показывая пальцами на разные части тела жениха.

Сколько длилась эта первобытная вакханалия, Герман не знал, и знать не хотел. У него не осталось ни сил, чтобы злиться, ни слёз отчаяния и обиды, чтобы оплакивать свою участь. Он просто отрешился от всего происходящего и в какой-то момент отключился.