Полная версияПолная версия:
Козья ножка
1
– Эко ты неразумный, что ж вы там в своём городе делаете? Ты куру-то за бока слови да за ноги возьми. Вот ведь аборихен городской…
– Так она носится из угла в угол, не могу схватить!
– Ох-хо-хо, с вами с голоду помрешь! Дай сюды. Глядь. Вот так её, родимую, словил, взял…
– Так у вас уже опыт!
– А тут ума много не надо, курей-то ловить. Далее, берёшь в другую руку топор, к тюлечке подошёл и… Да сюда смотри, не рублю ещё! Не я, так курица сейчас со смеху помрёт. Эко, какой впечатлительный!
– Ну, смотрю!
– Смотри-смотри. Вот куру держишь вниз головой… Вишь, как черепаха голову втянула. Так ты раскрути её, вот так по солнышку, пусть она подивится, мож, я её сейчас в космонавты готовлю. Вот, смотри, шею вытягивает… Хоп, и все! Дай кровинушке стечь.
– Твою ж…
– Вот и вся наука: раскрутил, шею вытянула, а ты её на тюльку головой и топориком. Вот тебе и щи, вот те и жаркое.
– Да ну вас, выглядит не айс!
– Айс не айс, а кушать хотся! Ощипать, главное, не забыть… Ох уж вы, городские, впечатлительные, а едите сами не знамо что…
2
– Прасковья, ты новости глядела нынче? Видела, чаво творится? Не видать нам пенсии!
– Да ну тя, Матрена, ты в своём уме али как? Ты чего там высмотрела-то?
– А как же, сказали, что реформируют пенсию-то, теперь до неё надо доработать аж ещё сверхую годков пять.
– Ты че, Матрена, так ты ж ужо на пенсии, тебе чего о сём думать?
– Ох уж, ты, Прасковья, тёмная душа, они же сказали, что пересчёты будут…..
– Матрена, Матрена, дурная твоя голова, это молодёжи тока, а нам с тобой крышка и четыре гвоздя, а то и один…
– Ага, кол осиновой, что б мы с тобой, Прасковья, не восстали да за пенсией не пришли…
– Ну, Матрена, рассмешила, гогочу, как сива кобыла! Дай-ка и я те чего расскажу. Вот на днях у Патрикеевны, ну, в субботу, что ли, дело было. Она, значит, печь затопила – дым клубом по избе, сажа на пол…
– Ох уж, божечки, че деется!
– Она, значится, перепугалася, из избы выскочила в чем была, крестится, на домину смотрит…
– И… И чего, чего далее-то?
– Так вот, смотрит, а её дед-то, Митрофан, возля трубы сидит и ватник пихает…
– А могет, он его доставал?
– Да не, а может, и доставал, черт его знает… Так вот, стало быть, смотрит она на него. То ли, говорит, сматюгнуться, то ли выть. И орёт ему: ты чегой-то там, Митрофанушка, позабыл? А он ей: так ты ж сама с месяц назад просила, чтоб я те дымоход прочистил. Вот тут мы с ней-то и посмеялися, как она мне про то рассказала…
– А чаво, чаво ватник-то?
– Да не в ватнике дело. Она, значится, ласки тогда захотела, а напрямую сказать постеснялася. Вот ему и говорит: почистил бы ты мне дымоход. Он тады отнекивался, причины искал, а она к нему ужо с другой стороны. Конь, говорит, в стойле-то застоялся! А он как матюгнется: ты шо, баба, совсем с головой не дружишь? Откель, говорит, конь-то у нас? С печи чуть не свалился, полушубок накинул и айда к брату Семену самогон хлестать. А тут опомнился через месяц, сюрпрайз сделать решил.
– Ох, и не завидую я, Прасковья, Патрикевне – это ж надо, какого страху натерпелася!
3
Сидя в маленькой комнатушке за распитием горячительного, Петр терзался внезапно возникшим вопросом.
– Василич! Скажи. Мы вот со вчера сидим, план на сегодня строим…
– Угу! – угукнул в ответ Василич.
– Да что ты сразу «угу»! Ты послушай! Вот план строим со вчера, а сейчас уже сегодня. Так значит, сегодня уже надо по плану действовать или вчера, перешедшее на сегодня, это уже на послезавтра?
– Расторопша ты, Петя, расторопша! Ты что хочешь-то, спроси по-человечьи?
– Так я и спрашиваю! – продолжил, нервничая, Петр. – Вот есть план на сегодня…
– Угу! – снова подтвердил Василич.
– Ну, угу, и что? А план?
– Угу, план…
– Да погоди ты! Слушай, Василич. Есть, значит, план. План на сегодня, но так как мы сидим с тобой и строим его со вчера и плавно перешли на сегодня, значит, он изначально был на послезавтра?
– А что послезавтра? – неожиданно для себя Василич обнаружил, что на послезавтра есть план.
– Да ничего! – еще сильнее разнервничался Петр. – Я говорю, по плану нашему сегодня будем дела делать? Или, если дальше будем планировать, то перенесем на послезавтра?
– А, сего-одня… – протяжно произнес Василич. – Сегодня будем что-то делать?
– Да погоди ты со своим «сегодня»! Еще не решили, план-то на сегодня со вчера или на послезавтра. Ты-то чего сам думаешь?
– Погоди, Петя, погоди! Значит, мы планируем сидим и все перенесем на послезавтра? То есть, сегодня опять будем думать, что делать? Тогда не пойму, зачем думали вчера про сегодня!
– Так я про то и говорю! – продолжил Петр. – Вчера начали думать о сегодня, сегодня думаем о сегодня, а так ведь нельзя. Если решили сегодня – стало быть, надо сегодня и что тут думать о…
– Налей уже! – встревожился о пропущенной Василич.
– Ну, а думать-то, думать что будем?
– Налей и подумаем. Оно так легче!
– Эх, хорошо пошла. Так вот, Василич. Сейчас план обдумываем и спать, а с утра будем делать.
– Не, Петя, погоди! Я так и не понял, а что мы со вчера думали, если сегодня все решим и сегодня сделаем? Надо как-то определиться, что сегодня, а что послезавтра…
– Да что тут думать. Спать и делать!
– Не, Петя. Я спать и делать не могу, надо что-то одно.
– А что одно? Надо по порядку. Сейчас спим, потом делаем.
– Ага, понял. Только вот делать будем то, что еще на сегодня или на послезавтра или то, что со вчера?
– Погоди, Василич! То, что на сегодня – перенесем на послезавтра, а сегодня то, что со вчера!
– Ну так бы и сказал, что сегодня не будем ничего делать! А то заладил: вчера, сегодня, послезавтра…
– Как это? – удивился Петр. – Не будем сегодня ничего делать?
– Так ты же сам говоришь, что вчера думаем про сегодня, но так как со вчера думать продолжаем сегодня, значит, все на послезавтра. Или что-то не так?
– Василич, – прорычал Петр. – Если сейчас спать, то можем что-то сделать сегодня, а остальное – послезавтра!
– Нет, Петя! Тогда это не план.
– А что это???
– Муть какая-то! План – это когда решил и сделал все, а ты говоришь, мы только часть сделаем…
– Налей, Василич! Твою душу прошу и поболее.
– Эх, пошла! Еще по маленькой?
– Давай, Петя, давай!
– Хм. Хороша! Закуси шпротиной, – причмокивая, сквозь сон предложил Василич.
– Василич. Я так и не пойму: со вчера сидим, планы строим на сегодня, а когда делать-то будем?
– Эх! – зевая, ответил Василич. – Послезавтра, Петя, послезавтра!
4
Как ты сюда попал? Знаешь, я не мог стоять в стороне и смотреть, как гибнут…
Зачем? Ты не свой для них.
А кто тогда для них свой? Те, что по ту сторону поля? А может те, что сидят высоко и манипулируют? Кто свой?
Ну, они могли бы и сами.
Сами? Наверное, да! Смогли бы! Только, знаешь, напуганы и забыли, что такое война.
Так это же не война?
Ты лучше сам себе ответь: если в округе не страшатся убивать твоих близких и родных, соседей, если гибнет и млад, и стар – что это?
Нападение!
Ты же сам понимаешь, что думаешь совсем о другом, а то, что говоришь сейчас – бред! Война – это война!
Вокруг земля выжжена, ямы от ракет и снарядов. Вспаханные траками поля, за которыми остатки цивилизации с разрушенными вдоль полей домами и постройками. И только местами нетронутые жилые кварталы в центре когда-то обжитого места.
Сидишь, доедая полевой обед. Наблюдаешь, как, сжавшись, бойцы теснятся друг к другу, подбадривая каким-нибудь словечком. А кто-то молча смотрит вдаль, на другой конец поля, где также сидят и, может, даже обедают те, кто вчера был тебе соседом.
Иногда безумные картины. Вот один начинает бить себя котелком по голове и кричать благим матом. Или другой катается кубарем по полю, вырывая комья земли и бросая их в сторону своего ненавистника.
Пересчет патронов. Целая философия. Медитация. Один, два… рожок, еще один! Сегодня продержимся.
А завтра обещали, что отойдут.
Так и сегодня обещали, что прекратят.
Ни конца, ни края.
Вот еще один сдался. Всю ночь просто лупил с пулемета в пустоту. Днем артобстрел. Семью накрыло. Бяда!
Завтра! А что завтра?
Здесь нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра. Здесь – всегда!
Всегда настороже, всегда готов, всегда стреляют, всегда гибнут, всегда…
Только перелет птиц. Слышишь крик. Журавушка, журавушка… Уноси печаль-тоску в тепло, в уют.
Листва опадает – тоже не всегда. Всегда только бяда, горе, нескончаемое, неутолимое горе.
Неделю назад радовались. Деревушку взяли! Все целы! Рады!
Есть все-таки радость. Есть! Живой! Живой! Твою душу…!
Сегодня жив. Завтра… А что завтра? Умрешь и будешь здесь всегда – всегда, земля, всегда твой!
Грустно. Обманывают. По обе стороны врут. Ждем.
Ждем, что прорвет сознание и все!
Все простим! Но не всех…
А когда домой?
А что, это не дом? Ты хоть думаешь, когда спрашиваешь?
Так дом – где мать, отец, семья, дети малые.
Да! К ним бы! Да у многих уже и нет никого.
А знаешь? Дай закурить!
Кури!
Свист, зашелестело!
Откурились, браток, откурились…
5
– Дед, рядом с тобой присяду?
– Садись, сынку, садись!
– Вот бы до твоих годов, дед, дожить и сидел бы вот так на лавочке да на мир смотрел.
– Та а чего сейчас ему не дивиться?
– Так, все как-то не то. Не все клеится в этой жизни.
– На то и жизнь, чтобы жить.
– Ну, хочется как-то попроще, так, чтоб все получалось, не было зависимости…
– Смотри, сынку, видишь, барашек на привязи вокруг кола гуляет? С привязи ему никуда не деться. Вот вроде бы сорваться да по миру, земле-матушке погулять, так нет: там зверь лютой – загрызут, не выживет. А если и удастся, домой страшно прийти, хозяину под горячую руку попадаться. Мытарь, одним словом.
– Так а как же ему тогда, по кругу всю жизнь и зависеть от обстоятельств?
– Я тебе так скажу: начал бы барашек с малого, не все в одну сторону ходить, а путь свой заново бы пройти и ошибки пересмотреть. Глядишь, и привязь не понадобится, когда поймёт, что ближе ему!
6
– Любовь у тебя дурная, дикая! То кулаки распускаешь, то жмёшься нежнее пуха! Не пойму я тебя, Никифушка, не пойму чем живёшь, о чем думы думаешь…
– Вот ты рассусолила, сопли распустила, чай уже не девка, а все туда же!
– Мы с тобой, родненький, уж много годов вместе, знаю порой, чего ждать от тебя, а порой не ведаю… Говорила мне мамка, что с тобою намаюся!
– Мать твоя ещё та баба! Вынь, положи да выкинь, семь пятниц на неделе! Все-то ей не то да не так! И ты такая же, два сапога пара!
– Ты мне ответь лучше, как жить дальше будем, устала я от такой любви, натерпелася..
– Любовь как любовь! Как там в народе говорят: "Бьёт, значит любит!"
– Странное оно, счастье бабье! На тумаках, выходит, взрощено!
– Почему же на тумаках? Я ж не со всей силы, а любя, в целях воспитания…
– Слушай, Никифор! Дай-ка и я скалкой по тебе пройдусь, для профилактики, с целью понимания!
– Положь, дура! Не бери грех на душу!
– Вместе с грехом жить будем! Я и к батюшке схожу, попрошу за тебя, чтоб синяки быстрее сошли!
7
– Как, Николай Степанович, в город съездили? Слышал, решили гульнуть напоследок, в ваши-то восемьдесят три?
– Ох, Петруня, и не спрашивай! По городу походил, нашёл место, значит. Этот дом-то – бордель! Там, стало быть, встречает мамка ихняя. Всё в рюшечках, кружевах, как у бабы Нины в избе. Тока у неё все светлое, а там чёрное да красное, свет такой приглушенный, запахи разные соблазнительные! Вот мамка меня и спрашивает: каких, дескать, девочек хотите? Светленьких, темненьких, блондинки имеются, брюнетки. Я растерялся от обилия, хочу, говорю, русскую бабу! Она, глазом не моргнув, снова вопрос: пухленькую или худышку? Вот озадачила, думаю – стандартную, русскую, как ей объяснить, чтоб вся такая в теле была! Она, значится, пальцем щелк! И из-за шторок раз, два, три… семь девиц выходят, одна другой краше. Ну, говорит, выбирай! Я репу почесал, поглядел, осмотрел. Говорю мамке на ухо шёпотом, а если трех? Она улыбнулась, отвечает: та хоть всех, если денег хватит! Я спрашиваю, что почём да как? За всех на час, говорит, тридцать пять тыщ! Я думаю: нормально! На всякий случай спросил, мол, и все, в нумера? Она мне: в принципе-то да! Но если там хотите… Как начала слова тарабарщины говорить, так я про бабку вспомнил – она мне дешевле встанет. А так и сама ещё денег даст, а если не деньгами, так на радостях борща наварит, котлет домашних с пирожками!
– А чего сказала?
– Кто?
– Да мамка девчачья!
– Та я и сам не понял! Говорит, если хотите, за отдельную плату – орал, анал, книгилиус, да какие-то нетрадиционные, чё-то там подмышку, в грудь, пошлепать… Я и подумал, что тогда традиционное-то, если все за дополнительно? Это что ж я, дома за сиську подержаться не смогу да бабу по заду шлепнуть, а тут тридцать тыщ с верхом, чтоб просто, по старинке…
8
– Эх, Герасим, имя у тебя будто подходящее: трактор утопил! Как утопил-то?
– Товарищ следователь, так дело-то не в этом, всё производители виноваты!
– Только не дыши, Герасим, на меня, не надо. Так. Причём здесь производитель?
– Слушайте, я же говорю, дело как было? Я, значит, как обычно, поехал на рыбалку…
– И трактор утопил?
– Нет, не топил я его…
– Как, не топил? Одна труба из воды!
– Да я не сразу утопил…
– Ну, продолжай.
– Поехал, стал-быть, я на рыбалку. Подъезжаю. Как обычно, сеть закрепил, к трактору другой конец прицепил и еду вверх по течению до берёзки знакомой, к которой сеть привязываю, а на следующий день приезжаю снимать. Вот еду я, значит, по бережку – нету берёзки. Что за дела, думаю, ничего не понимаю. Вот еду, еду, сеть почти натянулась, чувствую: что-то не то. Нет березки! Я из трактора вышел, смотрю, по бережку прошёлся туда-сюда. Глядь: пень есть – берёзки нету!
– Ну, и куда берёзка делась?
– Да откуда ж мне знать? Березку подпилил, видать, кто-то. Ну, я к пеньку к этому сеть привязал, сел в трактор и поехал.
– А когда утопил-то?
– Да погодь! Домой я поехал опосля. С утра приезжаю, значит, обратно – сеть проверять. Еду и думаю, а что ж я, это самое, место, где сеть закрепил, не пометил никак? Еду, дверь открыл. Смотрю по бережку, где же пень-то? Вот еду, еду… и тут берёза, нашёл берёзу!
– Пень, в смысле?
– Нет же, березу! Они ее, окаянные, спилили видать, на веники! Ветки посрубали, а ствол в траву. Аккурат в неё и въехал, не удержал руль! И поехал, значится, уже вниз, прямо в реку…
– Ну, и утопил!
– Не, не утопил… остановился: только передние колёса в реке. Выдохнул, вдохнул, перекрестился, слава Богу, жив-здоров, трактор цел. Думаю, сейчас это, заднюю скорость включу и выеду потихонечку.
– А как утопил-то?
– Я ж говорю, это всё производители виноваты…
– А причём здесь производители?
– Так коробка передач на девять вперёд, две назад! Чёрт, видать, попутал, да впопыхах не туды передачу двинул. Выжал педальку, значит, а он как сиганет вперёд!
– И утоп?
– Да не утонул! Как пароход по течению плывет, колёсами гребет. Я думаю, ага, двигатель захлебнется и перед сеточкой трактор встанет – как раз там мелководье…
– Ну тут-то и потоп!?
– Нет, все в этих производителях дело!
– Ничего не пойму! Утопил как, спрашиваю, а ты все одно: производители виноваты…
– А как же не они, сам посуди!
Коробка передач аж на одиннадцать, двигатель вода не берет, а тут ещё и колеса…
– А колеса-то при чём?
– Колеса? Дык в протекторе дело. Он ведь когда на мелководье вышел, двигатель воды доселя не взял и не заглох, а протектор этот цепкий, зараза, он как за дно схватился, трактор на дыбы и в глубину! Говорю ж, производитель виноват.
– Ну после этого-то утонул?
– Трактор, да, утонул, но ведь если бы заглох или не протектор, так ведь на мели бы встал!
– Ты, Герасим, скажи, что ещё и берёза виновата!
– О как, а я и не подумал, ясень-пень, это ещё и берёза в сговоре…
– С кем же берёза-то в сговоре?
– С кем-с кем, образованный человек, а не поймёшь… С производителем!
– О как! Интере-есно… И что за сговор у них?
– Товарищ следователь, факт налицо! Чтобы страдал, значит, труженик сельского хозяйства от выносливости техники и что она ему на замену придёт…
– Значит, покушение берёзы на сельского труженика, говоришь?
– Чур меня, товарищ следователь! Покушение? Это провокация, чтоб дома сидел и самогон жрал… Вот теперь кто работать будет? Некому… А то вон председатель новый трактор заказал, меня кто нового закажет? Никто….
– Спаивают, вас, стало быть, производители, провоцируя берёзами?
– Стал-быть, так!
– Ох, Герасим, иди проспись, едрить твою мадрить, завтра поговорим…
– А заявление на происки производителей и березки сейчас примете?
9
– Стоять! Куда намылился?
– Ниночка, я до соседа. Насчёт завтра договориться, огород пахать.
– Знаю я ваши переговоры, через час будешь в стельку! Сама поговорю.
– Не пущу!
– Это почему же?
– Та Митяй до сих пор за тобой ухлестывает! Со школы любовь у него, видите ли!
– Это как же это, Митька за мной бегает?!
– Как, как! Вот вспомни: неделю назад пришёл, дров наколол. А в прошлом году колодец почистил. А ты его даже не просила!
– Так ты же в прошлом году ногу сломал, а я за водой к нему ходила! А дрова и сам бы мог наколоть, если бы запоем не жил! Опять же, у него брать пришлось…
– Не понял! А что, окромя Митьки, не у кого воды и дров?
– Есть у кого! Только он у нас через забор, а остальные сам знаешь, где.
– Погодь, а ты ему что за это тогда? Не может же он просто так раздавать и колодцы чистить? Темнишь, баба!
– А я ему деньгами за все…
– Так ты же все время орёшь, что денег дома нет, шаром покати на полках… Пущай меня к Митяю, счас с него за все спрошу!
– Чего ты спросишь, чего?
– Всё спрошу! Вы тут за моей спиной шуры-муры вертите… Я, значит, бухаю, а вы любовь-морковь и помидоры в салат!
– Вот ведь дурак, и уши холодные!
– Ничего не холодные, сама тронь!
– Да я не про то…
– А про что, что ты мне голову морочишь?
– Я говорю, что ерунду думаешь, мы с тобой чай уже двадцать семь годиков вместе! А ты теперь меня в изменщицы записал. Дурак, одним словом, дурак!
– Это ещё ни о чем не говорит, а измену я тебе не приписывал. Я же говорю, любовь у вас с ним. Это же не измена.
– Что же тогда измена-то?
– Ну, если бы тайком по сеновалам лазили, та по ночам луной любовались вместе, тоды считай все… Баста! Точно в позу встаёшь!
– О как! А не помнишь ли ты, как мы тем летом на сенокосе заночевали, сено метали перед дождём вместе с Митькой. А ты тем временем в кустах храпа давал и самогон хлестал. А ночь-то какая лунная была…
– Не, это не в счёт! Где, где доказательство, что между вами тогда что-то было? А?
– Ну было – не было…
А ночка лунная была,
На сене мягком и пушистом
Ты целовал меня…
– Чего это ты там мурлычешь под нос?
– Да так, что-то навеяло…
– Так, я тоды до Митяя… Надо огород вспахать… А с тобой говорить без толку… Баба дура, все чего-то там на уме!
10
Пребывая в матричном состоянии после недельного гудежа, Семеныч вышел во двор. Почесал пузо: эх, дождя бы не было, а то опять пить… Опосля пошёл за баньку поссать. Где неожиданно наткнулся на соседку, выкапывающую картошку.
– Бог в помощь, Клавдия! Чёт ты рано вышла в огород-то.
– Эх, Семеныч, твои слова да богу в уши, так я б в раю жила. А так вот, моему надо к обедни щей наварить.
– Бля, Клавдия, повезло твоему Мишке, а моя меня тока скалкой гоняет. Иди, говорит, работай. А куда тут подашься, лесхоза нет, колхоз распустили. Едрить твою мадрить, вот скажи, Клавдия, что делать?
– Явно не водку жрать… И чего ты, окаянный, с открытой шириной тут стоишь? Счас лопатой огрею по хребту!
– Ладно, ладно, Клавдия, чего ты взъерепенилась? Всё, ушёл, ушёл я. Поссать уже нельзя…
11
– Клавдия!
– Чего тебе?
– Клавдия…
– Ну, говори ужо!
– Клавдия….
– Тут уже, рядом!
– Клавдия, все… Помираю я!
– Тьфу ты, черт, я-то думала, чего случилось!
– Помираю, вот и случилось…
– От чего помираешь-то?
– Вот, лежу и прям чувствую: все, пора… Ангелы прям шепчут, нашептывают, пора…
– Больше ничего там они не шепчут? Может, жене помочь по хозяйству?
– Не, про это не говорят, про то совесть грызёт….
– И чего совесть молвит?
– Та прям изъедает! Встань, говорит, иди помоги, а я не могу, держусь…
– Совести, стало быть, сопротивляешься!
– Ещё как!
– А вот я счас тряпку возьму половую, да по щекам-то пройдусь тебе, умирающему…
– Погодь, Клавдия, погодь! Я же не просто так упираюсь… Она мне говорит: иди, дескать, помогай, а я-то понимаю, что начну одно, а ты мне – не за то взялся, поди сделай лучше то, поправь тут… Ну сама подумай, какая тут помощь, все из-под палки получается… Да и тебе нервничать нельзя!
– Ах ты, старый пень, я те счас покажу кузькину мать, да где раки живут. Получай, получай, зараза!
– Клавдия, это ужо насилие… Постой, постой, дура!
– Я те счас и за ангелов, и за совесть, и за батюшку Николая бесов-то повыбиваю!
– Клавдия, у меня же температура третий день, побойся бога… За что…
– Было бы за что, пуще бы била! А так профилактика лечения!
– Клавдия… Клавдия…
12
– Ты чего пыль из угла в угол гоняешь? Ты три пол-то и тряпку намочи! А то как по пилотке ладошкой елозишь! Три, говорю!
– Да не оттирается!
– А ты три сильнее! Чему вас в армии только учили…
– Батя, чего взъелся, видишь, не оттирается!
– Ты ещё с отцом поспорь! Я ж и говорю, в армии вас учили, видно, только баб за сиськи мацать да яйца чесать!
– Хорош уже, что ты меня поучаешь? Возьми да сам пятно это ототри!
– Ну, едрить твою! Мать твоя сколько уже моет, все у неё гладко да чисто, а ты тут ерепенишься. Поди спроси, как она умудряется.
– И спрошу!
– Спроси, спроси…
– Мам, чем пятно оттереть?
– Уксус, сына, возьми.
– Во, слыхал, мать плохого не посоветует!
– Ааа… чё за… вы что, издеваетесь?!
– Да ты что, сыну?! Ох уж… Кто ж так делает? Бегом руки мой…
– Вот, мать, я же говорил: бестолочь! Умудрился тряпку эссенцией полить и голыми руками… Ну, дурень!
– Чем ругать, лучше бы сам и научил!
– Жизнь научит, я только подсказать могу! А пятно, смотри-ка, растворяется… Вот мать умница у нас, а мы-то, безрукие… Век живи – век учись…
13
– Даня! Патроны есть?
– На! Последний рожок!
– Сука! Не удержим! Не удержим, Даня! Не удержим, блядь!
– Не ссы, Федя! Ещё ПКМ Кирюхи долбит!
– Бля, где Николаич?!
– Слева! За камнями смотри!
– Пизда ему! Сука! Давай на левый фланг! На, пидарасы! Получай!
– Николаич! Деру давай! Блядь, ползи! Ползи, ползи, сука!
– Граната!… Давай дым! Федя, дым!!
– Отходит! Живой! Огнём крой!
– Кирюха заглох!
– Блядь, я пустой! Пизда нам!
– Ядрить мадрить, я тоже!
– РПГ один и пара эфок!
– Они все лезут и лезут, блядское отродье!
– Опять Кирюха строчит! Уходим, ползком! Николаич! Николаич, млять!
– Чего!
– Прикрой с Даней, уходим!
– Эфки пошли! Идём!
– Блять, выберемся! Я майору морду набью!
– Кирюха заглох!
– Киря! Киря!.... Блядь! Николаич! Гранату!
– Пошла….
– Блядь…. Ебаный рот…. Даня… Даня, ты чего?! Живи и уйдём!
– Последний рожок, парни!
– Даню накрыли! Дуй в лес, Николаич! Уходи!
– Пидоры!
– Ляг, Николаич, уходи! Уходи, братан!
– Ааааа… Суки…
– Николаич…. Парни, вертушки, идут! Наши, наши, млять! Прорвёмся! Блядь! Не молчите! Сука! Не молчите! Чего затихли?! Братки! Братаны, млять! Жить будем! Смотрите, как поливают! Бегут пидарасы, бегут! Удержали склон! Что затихли! Сука! Не молчите! Не молчите!
14
– Капитан! Ты что себе позволяешь? Че ты в валился в штаб бухой?
– Да пошёл ты нахуй, комдив! Звезда во лбу, блядь, лебедь сизокрылый!
– Капитан, не переборщил?! А то мигом в рядовые и на передок…
– На, сучара, подавись, себе погоны накинь!
