Девятый Журавлик

Глава 4

4.1. Сука. Встреча с якудза

Я стоял недалеко от сейф-спота Фурии и внимательно разглядывал старое здание заброшенного завода. Встроенная в глаза оптика справлялась не хуже цифрового бинокля, только увеличение немного размывало боковые поля зрения, но это было не критично. О том, чтобы тыл был прикрыт, я позаботился рефлекторно. Позади находилась груда битого кирпича и осколков бетона, и услышать, как кто-то пробирается по ней, можно издалека.

Над зданием на толстом стальном столбе крепилась гигантская консервная банка. Наверное, когда-то ее украшали светящиеся неоном трубки, мигавшие в темноте желтым. Но сейчас рекламное сооружение полувековой давности накренилось и деформировалось.

На толстом металле стенок я разглядел места разрывов гранатометных выстрелов5 и мелкие дырочки от пуль стрелкового оружия. В пятнах обгорелой краски слабо угадывался контур человеческой фигуры.

База данных подгрузила изображение, воссоздав его по старым видеосъемкам и панорам Йорка. Седой негр в ярко-белом костюме довольно улыбался толстыми красными губами. В руках он держал тарелку с дымящейся фасолью, а в глазах, подсвеченных белыми лампочками, вспыхивали искры. «Дядя Том», – надпись переливалась разными цветами. – «Бобы для всех возрастов».

«Интересно, когда в этом мире все пошло в задницу?» – подумал я, поморщившись. Импланты убрали прорисовку дополненной реальности. – «Лет семьдесят назад. Или сто?»

Старая реклама давным-давно исчезнувших продуктов этого бренда, искореженная и продырявленная, всего лишь служила символом случившегося почти век назад Падения. Мировая экономика рухнула, окончательно добив национальные правительства большинства развитых стран. Единая глобальная система платежей, логистика, распределенное производство, общее информационное пространство – все пошло прахом, разваливаясь на куски. Это вывело на сцену новых игроков: наднациональные формирования. Корпорации, структуры наподобие Альянса, тот же Халифат.

Терроризм стал основой международной политики. А для многих – еще и единственным средством дипломатии помимо войны. Противодействие же террору превратилось из небольшой статьи годового бюджета в жизненную необходимость. Именно тогда на Западе и создали тактику кибервойск, стратегию современных войн и новую методологию специальных операций.

А на Ближнем Востоке из множества эмиратов, халифатов и теократий с диктатурами вперемежку выкристаллизовалось единое государство. Зеленый с черным стяг Пророка был поднят одновременно с объявлением Джихада. Священная война за главенство ислама во всем мире началась, ознаменовав Передел.

Борьба с Халифатом длилась долго. Пятно этой заразы расползлось очень широко. Пал Евросоюз, сдавшись без боя. Европейская часть России до самого Уральского хребта почти превратилась в выжженую радиоактивную пустошь. Джихадисты остановились только на границах Индии и Китая, обескровленные в изматывающей борьбе с безумными русскими.

Африканский котел бурлил: болезни, войны, передел территорий, борьба за власть.

Альянс, из оборонительного союза ставший наступательным, огрызнулся ракетами. Точечные удары термоядерных и атомных боеголовок по центрам принятия решений отрезвили участников джихада. И заставили умерить пыл.

«Иногда мне кажется, что, если бы не русские, мы вставали бы в пять утра и шли в мечеть под заунывные вопли муэдзина, – подумал я, вспоминая исторические факты. – Они как-то умудрились перемолоть треть воинов Пророка в той войне. Если бы не ядерные бомбы, взорванные над крупнейшими русскими городами, система «Периметр» не нанесла бы ответного удара. Который уничтожил большую часть населения и ресурсы Халифата. И я не знаю, чем бы кончилось дело и каким был бы мир сегодня. Возможно, он был бы русским? Поневоле стоит задуматься, не приложил ли Альянс руку к сбросу тех ядерных бомб?»

В войнах Передела пострадали практически все мегаполисы, прямо или косвенно. Население сократилось, и окраины городов оказались никому не нужны. Они пришли в запустение, их захватывали и делили банды. Вот и завод, который Фурия пометила в своих записях как «Консерваторий», оказался в итоге на территории района латинос.

«Мне здесь никогда не нравилось». Улицы замусорены, и груды гниющих отбросов на разбитом асфальте распространяли волны липкого смрада. Тучи мух, которых не берет даже военный инсектицид. Про тараканов и крыс говорить не хотелось. Когда крыса сидит на мусорном баке и нагло смотрит тебе в лицо, поневоле чувствуется, что она здесь хозяйка. Как и эти гребаные латинос.

На месте прежних коттеджей, торговых и деловых центров выросли уродливые бетонные крепости-пуэбло. Немногочисленные уцелевшие дома, выкрашенные в режущие глаз цвета, пестрели голографическими граффити. На улицах разносятся ритмичные и громкие звуки нейросамбы, в которые вклинивается запил одинокой электронной гитары. Кто-то играет ацтек-рок, сбиваясь на трэш-метал. И на этом фоне слышатся звуки языка «лингва латинос». Новообразованный диалект, в котором причудливо смешались испанский и португальский. Местные жители разбавили его американо-инглишем, и выговаривали слова очень быстро. Звучит забавно, но понять сложно. Особенно с первого раза.

«Кажется, найти в этом районе человека, который занимается легальным бизнесом, невозможно», – думал я, пока шел по улицам к своей цели. – «Надо же, тяжелые наркотики в индивидуальной расфасовке навынос. Чего только не придумают!» Я выбирал пути так, чтобы не пересекаться с местными. К сожалению, полностью избежать встреч не удалось. И если двоих maricónes6 я успокоил тихо, свернув шеи и спрятав тела в мусорных кучах, то с третьим вышло забавно. Я откинул с головы капюшон, и недобро посмотрел на мулата. Тому хватило одного взгляда на мои шрамы, чтобы испугаться до усрачки. В прямом смысле.

Правила жизни в этих городских джунглях просты и понятны. Либо ты, либо тебя. В зависимости от района имелись различия в деталях, но суть оставалась той же: в зоне якудза следовало вести себя непроницаемо-спокойно и относиться с уважением к местным, среди русских – держаться достойно, без суеты и лишних движений. Среди выходцев из Панамерики все наоборот: чем ты громче и агрессивнее, тем лучше. Здесь ценили естественные проявления эмоций, даже если это выражалось в первобытной жестокости и звериной кровожадности. Из общей мусорной свалки района выгодно выделялся только Испанский квартал, с его переливами гитарной музыки, дестрезой на моноволоконных шпагах, корридой и подпольными петушиными боями. Но он служил лишь исключением из общего правила.

Мараться в дерьме не хотелось. Но пришлось.

Сетевой стек мигнул лиловым квадратиком в левом нижнем углу поля зрения, куда выводились служебные сообщения. Пришло письмо от Фурии. По-прежнему отсроченное и не голосовое – напарница продолжала дистанцироваться от меня. Это наводило на размышления в довольно мрачных тонах. «Она и раньше надолго удалялась в свои сетевые владения, переходя на телеграмм-стиль общения. Но никогда не позволяла себе этого в разгар важного задания, – мелькнула мысль, и я наморщил нос. Воняло немилосердно. – Как и не подставляла меня под удар. Но неподкупных, увы, нет».

Я выключил электронный зум, прислушавшись. В грудах мусора неподалеку раздавалось копошение. – «Крупный грызун или собака, вес до пяти стоунов».

Я мог предположить, основываясь на своих данных, что план Фурии является частью другого, более сложного плана. Который, в свою очередь, встроен в чью-то стратегию. Таких уровней вложенности могло быть много, но определить точку их схождения не получалось. Следы могли вести на самый верх – к корпорациям, Альянсу или его директорату. Впрочем, неудивительно: продажность правления общеизвестна. Есть даже примерный прайс, регулярно всплывающий в Сети. И суммы там указаны вполне адекватные, для истеблишмента, разумеется.

«Итак, чей это план? – решив пока не обращать внимания на крысу, шуршащую в мусоре, задумался я. – Если аферу проворачивают члены правления или секретные службы – то есть варианты. Если все заканчивается на боссах Семей – вопрос также решаем. Если корпорации… здесь сложнее, я не имею нужных связей. Да и взломы Фурии хорошо известны корпоратам, особенно их сетевикам». Вариант с внешним воздействием, вроде инфильтрации на территорию противника, я рассмотрел, но отнес к маловероятным в текущей ситуации. Крупные политические игроки вроде Японии и Китая действовали через якудза и Триады, если ситуация того требовала. Остальные взаимодействовали по дипломатическим и экономическим каналам. Халифат… Здесь сложно сказать, слишком закрытое общество. Полностью замкнутое, как материковый Китай или Япония в период Эдо. Sakoku jidai7.Но вряд ли это они. После pizdetsa Передела Халифату не давали набрать военную мощь и ограничивали в технологиях.

«Если Фурии удастся обвести всех вокруг пальца – хорошо. Но вот я в этом сомневаюсь. Ну и какое же вознаграждение ей пообещали?»

– Ладно, – я сглотнул слегка сладковатую после стимулятора слюну, подавив желание сплюнуть. Не хватало еще наследить своим генетическим материалом. – Посмотрим.

Сообщение оказалось кратким: «Я в глубоком нырке. Связь затруднена. «Консерваторий» тебе подойдет. Как ты помнишь, там вполне уютно. Можешь не беспокоиться, я выйду на связь, как смогу».

«Уютно? – я вспомнил обстановку, вполне спартанскую. Но все удобства имелись. – Впрочем, да. Жить там можно, и защита неплохая».

Копошение в мусорной куче становилось все громче, и я поднял пистолет. Тройное нажатие на спуск, выхлопы сработавшего глушителя – из слежавшегося слоя отбросов выметнулось тело длиной в ярд. Худое, длинное, отвратительное даже на вид. Казалось, животное состоит из сплошных костей и хрящей, обтянутых гнилостного цвета шкурой. Редкие пучки волос и три горящих глаза на вытянутой морде довершали образ.

«La Chupakabra, puta mierde!».8

Из слюнявой пасти, полной тонких острых зубов, послышалось шипение. Почти на фут выстрелил длинный язык. Я знал, что склизкий отросток по всей длине покрыт присосками, которые оставляют очень болезненные незаживающие раны. Еще пять пуль разнесли голову и грудную клетку хищника, и он задергался на земле, агонизируя в луже собственной вонючей крови.

Этого геноконструкторского дерьма хватало в душных джунглях Панамерики, и кто-то рассказывал, что встречал их даже в Африке. Так что я видал чупакабр во всех видах, включая жареный и копченый. Вкус, как у дерьма, но, если не думать, из чего ее создали генетики, то есть можно. Спрятав ствол, я двинулся к заводу, наметив курс с наименьшей вероятностью засветиться.

Внутри убежища оказалось не так уж и плохо. Ванная комната без следов синей плесени. Ничего лишнего: унитаз, душевая кабина, маленькая раковина в углу. В простеньком шкафчике – несколько упаковок средств женской гигиены и аптечка. Отдельно порадовало наличие бактериальных фильтров и ультразвукового очистителя воды. Не хотелось бы обрасти грибами или отдать концы от амебиаза.

Остальные комнаты я осматривал бегло. Скудно обставленная кухня-гостиная с небольшим столом, тремя стульями и кофемашиной в стенной нише. В высоком шкафу на полках лежали армейские пайки, и одиноко стояли два небьющихся стакана. В пластиковом ящике я заметил горлышки бутылок с виски. «Неплохо, – подумал я, – надо будет потом немного выпить».

За бронедверью скрывался небольшой арсенал. На стеллажах лежали коробки с патронами, ящики с оружием и несколько бронежилетов. «Гражданские модели и старье с черного рынка, – вздохнул я. – Но для Нуэво-Латино сойдет».

Спальня с широкой кроватью заставила меня недоверчиво хмыкнуть. Потом я вспомнил, что моя напарница любила спать на настоящих траходромах, куда можно было уложить пятерых. И покачал головой, поочередно открывая дверцы шкафов и рассматривая содержимое. Куча женского белья, каких-то мелочей, тяжелые ботинки с тракторной подошвой и электронной меткой магазина в Старых Деньгах. В следующем отделении с более тугими дверцами оказались качественные и дорогие шмотки ручной работы с метками мастеров, которые обслуживали исключительно истеблишмент.

Мое внимание привлекла коробка, стоявшая за ботинками. Я приоткрыл ее, и с удивлением присвистнул:

– Оп-па. А это откуда тут взялось?

Внутри лежали лакированные вечерние туфли на тонкой шпильке. Я достал одну и покрутил в руках, держа за каблук и считывая кодовые метки. Да, одна эта пара обуви стоила как половина арсенала. «И на кой черт Фурии, не выходившей на улицу несколько лет, такие вещи? Или они не для Фурии? Да, размер не совпадает».

Я быстро проверил остальную одежду. Действительно, все вещи можно было разделить на две группы. Одна из них по размерам совпадала с параметрами Софьи. Вторая с девяностопятипроцентной вероятностью могла предназначаться для Мару. Этих вещей было больше, все они казались новыми, но подбор меня смутил. Приобрести такой гардероб мог бы человек, имевший весьма слабое представление о том, как одеваются люди, подобные Мару. «Или проводящий слишком много времени в виртуальном пространстве, – я сопоставил все данные. – Фурия рассчитывала на появление здесь Тэа вместе со мной. Это возможно в том случае, если мы с Мару вместе ушли из мотеля, и первая ловушка не сработала. Интересно, я действительно представляюсь Софье таким идиотом?» А еще это значило, что она прекрасно знает, с кем я, почему задержался после встречи с Борисом и где я находился.

Я вернулся на кухню, и налил себе немного виски. Теперь, когда мои прежние подозрения подтвердились, нужно было просто подождать. Вряд ли это все придумала Фурия самостоятельно. Наверняка она обратилась к кому-то более могущественному. Выяснить, кто стоит за игрой Софьи можно очень просто – достаточно сесть и немного подождать. Если я прав, то гости скоро прибудут.

Мне нужно будет показать им, что я настроен договариваться. Я снял кобуру с револьвером с пояса, и выложил на стол. Потом разрядил пистолет, отсоединив обойму и передернув затвор.

Чтобы скоротать время ожидания и занять руки, я достал из ящика стола несколько листов рисовой бумаги. Оригами очень помогает освободить мысли и расслабиться. Я научился делать бумажных журавликов давно, еще находясь в учебном центре кибервойск. Инструктор-японец, несколько раз показав последовательность действий, приказал сделать сто таких фигурок за ночь. А наутро, когда я притащил ему коробку со своими кривоватыми поделками, рассказал мне историю почти двухсотлетней давности. Мало кто помнит про Хиросиму, и первое применение ядерного оружия в истории человечества. Но японцы сохранили эту память и чтят ее благодаря одной девочке-хибакуся, Сасаки Садако и ее тысяче бумажных журавликов. Она верила, что сделает это и исцелится от рака.

«Бумажные журавлики не могут исцелить, – ставя на стол оригами, подумал я. – Но они могут помочь успокоиться».

Виски оказался вкусным, хотя и находился в дешевой бутылке из грубого шершавого пластика. Криво сделанная голографическая наклейка воспроизводилась со сбоями, но я заметил надпись «O’Shustoff», и понял секрет. Виски варили ирландцы, а разливали и продавали русские. Получалось, судя по неожиданно глубокому аромату и привкусу солода, весьма неплохо.

«Теперь, когда ты знаешь, кто такая Тэа, способен ли ты ее продать?»

Да, способен. Вопрос в цене, и в том, кто ее предложит. Поэтому я посижу здесь, и подожду. Посмотрю, кто будет покупателем. Если меня устроит цена и я получу железные гарантии безопасности, то почему бы и нет?

С другой стороны, каким гарантиям вообще можно верить? Чуть больше века назад в американских банках лежали золотовалютные запасы одной крупной страны. И один локальный конфликт на другом континенте стал поводом присвоить их себе. И направить конфискованные средства на финансирование противника ограбленной страны.

Дверь в убежище тихо отворилась, и внутрь кто-то вошел. Я смотрел на бумажного журавлика, не шевелясь, и гость вежливо постучал по косяку двери, чтобы привлечь внимание.

Звук был таким, словно металл ударялся о металл через тонкую прослойку ткани. «Или псевдокожи, – подумал я, медленно поднимая взгляд. – Яки. И почему я не удивлен?»

В убежище вошли три японца. Одетые в одинаковые черные костюмы, они выглядели словно близнецы. Но я всмотрелся в лица, не обращая внимания на темные линзы очков. Татуировки, выглядывающие из-под белых сорочек, помогли разобраться в статусах. А потом их кё-дай поклонился и произнес на хорошем инглише:

– Добрый день, Сука-сан.

За стеклами очков блеснули искусственные глаза, и я опознал Ёсимото Итиро.

С этим яком мне случалось несколько раз работать в паре. Последний раз – два месяца назад. И он имел достаточно высокий ранг в иерархии якудза, исполняя обязанности личного телохранителя и капитана Кимуро-сана, сына оябуна. Тогда пришлось много бегать и сильно напрягаться. Одна только перестрелка в производственном комплексе «Белая Орхидея» чего стоила. Взрывы баков с аммиаком и хлором, разорванные трубы с кислотой, дождь из ядовитых химикатов. После этого босс оплатил Итиро новые глаза

– Конничи-ва, Ёсимото-сан, – я привстал со стула, даже не посмотрев на свое оружие. – Хорошо ли идут дела у Кимуро-сенсея?

– Дела моего клана идут хорошо, – Ёсимото сделал знак, и остальные якудза бесшумно покинули небольшую кухню. Японец остался стоять, не обращая внимания на второй стул. – Мудрость Кимуро-сенсея безгранична. Потому мы с вами снова встретились.

– Очень рад вас видеть, Итиро, – я вежливо кивнул. Ёсимото бросил взгляд на бутылку, и продолжил смотреть мне в глаза. – После «Белой Орхидеи» я беспокоился о вашем здоровье. Вижу, вы в полном порядке.

– Мне приятно это слышать, Сука-сан, – улыбка Итиро выглядела неестественной из-за того, что ему заменили мышцы лица на искусственные. – К сожалению, не могу сказать того же о состоянии ваших дел.

В наступившей тишине каждый думал о своем. Лично я размышлял, насколько яки далеко зайдут в стремлении получить информацию. Обойдется ли дело допросом, или все же применят пытки? То, что Итиро надеялся обнаружить в убежище не только меня, и раздосадован неудачей, казалось очевидным.

– И чем же так плохо мое состояние дел, Ёсимото-сан? – я посмотрел на тонкий ободок очков. Они выглядели дорогими, но являлись всего лишь аксессуаром. Искусственные глаза Итиро обеспечивали трансляцию нашего разговора в реальном времени. Но меня это беспокоило меньше всего. – Я жив, и пока не собираюсь умирать.

Я встал из-за стола, и подошел к окну. На самом деле там была глухая стена толщиной примерно полметра, и на проекционный экран выводилось изображение с наружной камеры. Без всякого удовольствия я посмотрел на развалины зданий и громоздящиеся кучи мусора, подумав: «Такое чувство, что Итиро разыгрывает спектакль для кого-то. Обычно он немногословен, и переходит к сути дела на второй фразе после приветствия. Для кого же он так старается? Кимуро-сан или Кимуро-сенсей?».

– Мару здесь нет, в этом вы уже убедились, – я развернулся к Ёсимото. Японец смотрел бесстрастно, словно статуя Будды. – Также я не знаю, где она находится в настоящий момент, и куда направится. В последний раз мы виделись, – я вывел на ретинальный дисплей отсчет времени, —два часа тридцать две минуты назад. И да, я готов предоставить доступ к стеку данных для подтверждения своих слов.

Ёсимото на мгновение замер, приоткрыв рот, и я представил, какое бурление поднялось сейчас в локальной сети якудза. Японец едва заметно двигал глазами, словно читая иероглифы – сверху вниз, слева направо. Возможно, так оно и было. Японцы не отказались от своего языка, письменности и обычаев, даже выплеснувшись с островов в большой мир.

– Позвольте мне прикоснуться к вашему порту ввода, – произнес Итиро, поднимая правую руку. Средний палец вытянулся и раскрылся на несколько фрагментов. Между ними расцвела тончайшая серебристая хризантема ультракоротковолновой антенны.

На самом деле согласия не требовалось, но соблюдение формальностей оставалось визитной карточкой якудза уже много веков. Я кивнул, раздвинув волосы слева, ближе к затылку. Небольшая контактная площадка отмечала точку вживления основных имплантов связи. Прикосновение было не обязательным, но при прямом контакте минимизировалась утечка информации. В глазах на мгновение потемнело, кольнуло сердце, но потом все прошло, и я даже ощутил прилив сил и бодрости. Голова стала кристально чистой. Кажется, хакеры яков постарались привести меня в порядок. Им ничего не стоило запустить выброс необходимых веществ, инициированный имплантами. Естественно, не просто так, а в обмен на память имплантов и записи данных.

«У яков строгая иерархия, они способны заставить своих подчиненных пойти на все. Стоит только приказать, явно или почти незаметно, как тот же Ёсимото отрежет себе палец или выпустит кишки. Почему же тогда они не могут приказать Мару? Не сомневаюсь, что дед или прадед Тэа были якудза».

Кажется, тогда было принято отрезать мизинец при выходе из клана. Сейчас это уже не практикуется из-за развитых биотехнологий. А вот удаление имплантов и полная декиберизация – да. Погибает примерно семьдесят процентов отважившихся на это. Немудрено, что желающих оставить ряды клана невелико. Жить-то хочется. Есть и другой способ защитить себя от политики клана: делать бионические улучшения, как у Тэа. Возможно, именно это не позволяет якам управлять ею, как не позволяло ранее управлять другими Мару. Впрочем, чем меньше внутри железа, тем меньше ты зависим вообще – от медиков, технарей, хакеров, армии, корпораций и кланов. Сплошная, мать твою, польза.

– Не стоит благодарности, – проворчал я.

Ёсимото уже стоял возле двери и прикасался кончиками пальцев к грубо покрашенной филенке. Японец повернулся ко мне, словно что-то вспомнив. Он снял очки и посмотрел мне в глаза.

– Со всем уважением, – сказал Итиро, – Сука-сан, но, если бы вы оказались здесь с Тэа, мы вынуждены были бы попросить вас не упорствовать и не мешать нам забрать ее. Мы можем предоставить ей защиту, что бы ни случилось. И мы обязаны это сделать.

«Надо же, даже обязаны, – мысленно я оценил тонкость намека. – Интересно, зачем? Мару ваш деловой партнер уже много лет. Один из самых крупных, если не самый. Неужели, Кимуро-сенсею так и не удалось отказаться от идеи слияния компаний, вернуть давнего блудного сына в отеческий дом якудза?»

В обычно бесстрастном тоне Ёсимото проскользнули извиняющиеся нотки. Он действительно переживал по поводу оказанного мне недоверия, иначе не стал бы разговаривать вообще.

– А если бы я все же проявил упорство? – спросил я. – И не отдал бы вам наследницу Мару, несмотря на все наше взаимное уважение?

– Со всем уважением, – тяжело произнес он после долгой паузы. – Я бы сделал все, что надлежит, дабы забрать ее. Даже если при этом пришлось бы вас убить.

– Я понимаю, – Я вспомнил, как вынес ослепшего и частично парализованного Итиро из горящей «Белой Орхидеи». И понимал, что тем самым заставил японца принять личное giri9 по отношению ко мне. Но долг Ёсимото перед кланом оказался сильнее. – На твоем месте я поступил бы так же

– Сука-сан, – японец вытянул руки по швам и глубоко поклонился, – я уважаю вас и признаю ваши заслуги. Я постарался бы сделать вашу смерть как можно более безболезненной и незаметной, даже если после этого пришлось бы отвечать перед оябуном. Но это – максимум, что я могу.

Я встал и поклонился в ответ, тихо сказав: «Я и не собирался упорствовать». Когда я поднял голову, в дверях уже никого не было. Все слова были сказаны. Я понял позицию якудза, а они – мою. Меня немного злил тот факт, что яки даже не предложили мне работать на них. А ведь именно этого я тут ждал: озвученной цены за голову Тэа. Несложно было предположить, что я бы справился с ее поисками лучше остальных. В конце концов, как я понял, Мару мне немного доверяла. Но Кимуро сан не посчитал нужным пытаться перекупить меня для этой работы. И меня это оскорбляло. Могли бы хоть ради приличия попытаться! Я бы, возможно, даже согласился. Судя по всему, Кимуро сенсей был уже в курсе, что я нанят Борисом, и не захотел рисковать.

Зато я оказался прав в другом. Не люблю быть правым в таких ситуациях, это оставляет неприятный осадок и ставит под сомнение верность напарника. «К черту! Кого я пытаюсь обмануть, – подумал я. – Я же уже понял, что Фурия меня предала».

Убежище опустело, только в вазе для цветов чернела хризантема, сделанная из тонкого пластика. Бумажный журавлик исчез. Я несколько секунд смотрел на изящный цветок, выделявшийся на фоне светло-серых стен контрастным пятном. Ни подписи, ни электронного следа, ни электромагнитной активности. Просто цветок. Пластик, вручную свитый и формованный. Я не помнил такого в стандартах поведения яков.

Как я смог обойти неизбежный допрос якудза? Очень просто – в моем сейфе лежали несколько серых карт памяти, содержащих разные пути отхода из убежища. Когда я протянул Мару накопители, я не мог знать, какой маршрут она выберет, и выберет ли вообще. С Тэа сталось бы пойти своей дорогой.