С.У.П.Е.Р.

* * *

Николай Петрович смотрел на сына как-то по-новому. Влад не мог разобрать, чего в этом взгляде было больше, тревоги или участия.

Обычно они виделись дома уже вечером, когда заканчивали свои ежедневные дела. Это было их своеобразным ритуалом: ужин и обсуждение последних новостей.

Их общение было легким и непринужденным, они всегда были друзьями – отец и сын. Искренне радовались успехам друг друга, взаимно огорчались неудачам. Но сегодня Влад батю не узнавал. Его не покидало какое-то гнетущее ощущение, витавшее в пространстве. Отец смотрел угрюмо и даже, как показалось Владу, отводил взгляд, будто что-то скрывал.

Да и внешний вид Николая Петровича вызывал беспокойство. Лицо осунулось и побледнело, движения стали неуверенными и суетливыми.

– Пап, – сын окликнул родителя, надеясь узнать причины происходящего. – Дядя Витя сказал, чтобы…

– Я разговаривал с ним, – Николай Петрович мало того, что перебил Влада, но еще и ответил раздраженно.

– Просто ты давно к нему не заходил, и он волнуется.

– Я все анализы удаленно сдаю, как положено, особой необходимости в личных визитах нет, – отец все же смягчил тон, глянул коротко на сына из-под кустистых бровей.

– Раньше ты его посещал регулярно.

– Владик, дался тебе этот дядя Витя, – Николай Петрович принужденно улыбнулся.

– Я беспокоюсь, – признался Исаев-младший. – С тех пор как тебя перевели на Карьер, ты стал… Выглядеть как-то… Я же знаю, что ты никогда не признаешься, что плохо себя чувствуешь.

– Чушь! С чего ты взял это вообще?

– Пап… Давай по-хорошему. Как раньше… Это ведь не скрыть, глянь в зеркало, кожа вон на скулах натянулась. Никак не могу понять, почему тебя назначили на такую сложную физическую работу. Там что, нет никакого объективного мониторинга по здоровью?

– Владик, а что сложного-то? Знай себе махай руками всю смену. Погрузчики налево, начальство направо!

– Если бы это было так просто, как ты говоришь, на твоем месте стоял бы обычный кибер.

– Ты лучше про свои дела расскажи. Ты уверен, что не перегибаешь палку?

– Что-что? Пап?! Ты о чем?!

Влад действительно был очень удивлен таким вопросом и, главное, таким тоном родителя. Что-то определенно произошло в последнее время. Или происходило.

– Я не про эту дурацкую историю с грузовиком, – пояснил отец. – Но вы там, в своем Сообществе, чем занимаетесь-то?

– Я вроде бы тебе рассказывал, – осторожно начал Влад, проигрывая в голове возможные варианты: как и, главное, откуда отец узнал о том, что его, судя по всему, сильно озаботило? – Стараемся сделать мир лучше. Ты ведь и сам прекрасно видишь, как много вокруг несправедливостей. Ты сам мне об этом говорил не один раз.

– Нет, ну это как раз понятно. Я имел в виду, что вы собираетесь предпринять?

– А мне не понятно. Папа, серьезно! Что случилось? Мне кажется, это похоже на допрос.

– Владик, какой допрос… – отец замолчал на несколько секунд, повисла тягучая пауза. – Видишь ли… Ты единственное, что у меня есть. Когда была жива твоя мать, мы часто с ней спорили о воспитании… Да ты и сам знаешь, хоть и маленький был, а наверняка все уже понимал. И я настоял на своей правде. Понимаешь? Я выбрал для тебя путь. Вернее, выбрал за тебя! И на самом деле я очень сильно переживал. А вдруг я ошибся? Нельзя быть совершенно непогрешимым в своей правоте. Но вот… Прошли годы, ты вырос. И все случилось так, как хотел я. Ты – личность. Ты – настоящий, не маменькин какой-то сынок, не пялишься сутками в свои аватары, стажируешься, живешь нормальной жизнью, друзья, Сообщество.

– Разве это плохо?

– Нет! Конечно нет! Но… Нельзя в одиночку лезть на рожон! Да, возраст, все бурлит, сам ведь был таким, помню, как со мной намучилась матушка, когда мне было шестнадцать. Я даже из дома убегал! Дааа… Просто в эти годы видится все немного преувеличенным. И силы свои тоже оцениваются несоизмеримо. И прислушиваться к чьему-то мнению недосуг.

– Говори прямо, пап. У нас же не было никогда секретов. Что за общие рассуждения ни о чем? – Влад тоже немного вышел из себя. Отец вел себя очень странно, и это сильно настораживало.

– Владик, Владик, – отец подошел, приобнял сына за плечо. – Ты уж, ради бога, на меня не злись! Я беспокоюсь за тебя. Меня тревожит, чем вы занимаетесь сейчас и какие методы выбираете для борьбы. Можно наломать очень больших дров!

Влад слегка отстранился и посмотрел на отца очень внимательно:

– Какие дрова, ты о чем? Откуда ты вообще про это знаешь??

– Думаешь, в нынешние времена что-то возможно скрыть?

– Послушай, пап, – Влад усадил родителя напротив. – Не знаю, кто и что тебе наплел про наше Сообщество, но у меня сложилось стойкое ощущение, что кто-то намеренно слил тебе дезинформацию. Нас пока всего четверо. Это все мои хорошие друзья. Борька-программист, которого ты прекрасно знаешь. Арина, девочка красивая такая, помнишь, я тебе ее показывал и рассказывал. Очень интеллигентная. Манюня еще, крошечная такая дюймовочка, которая и мухи не обидит. О чем ты говоришь?! Чтобы я с Громилой, который на ветру шатается, и с двумя отличницами замыслил что-то опасное?

Влад картинно рассмеялся.

Да, он лукавил. Но лукавил во благо, как ему казалось. Во-первых, ни в коем случае нельзя было расстраивать отца и давать хоть малейший повод для беспокойства. Тем более сейчас, когда Владу очень не нравилось, что он выглядит нездоровым. А во-вторых, надо было обязательно выяснить все об источнике информации, которую кто-то довел в таком виде до Николая Петровича. Это было очень важно, потому что, сам того не ведая, его отец мог поставить под удар их будущую операцию. Этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Отец был не просто самым родным для него человеком. Он был для Влада всем. Авторитетом, воспитателем, примером для подражания. И такое положение вещей нельзя было менять. Николай Петрович должен был оставаться союзником. И только так.

– Ну, ты же уже попался с грузовиком, – резонно возразил отец, однако было видно, что слова Влада на него подействовали и он немного расслабился.

– Дался тебе этот грузовик. Это авантюра никак не связана была с нашим Сообществом. Там другое… было. Обычное мое ребячество. Я же все тебе подробно рассказал. Дурость. И я это не отрицаю.

– Владик, я к тому, все эти наши разговоры про несовершенство системы… Это ведь не призыв вставать на баррикады?

– Да я все понимаю. Вот послушай. Мы просто готовим теоретическое обоснование для общественного меморандума. Будем привлекать внимание к проблемам. Что тут такого страшного? Причем даже на это нам времени не хватает, у всех стажировки. Я, кстати, здорово продвинулся с проектом! Без всяких помощников. Сам! Думаю, получу очень высокий рейтинг. Борька тоже там что-то гениальное ваяет, а ты какие-то баррикады придумал, смешно, па!

Влад изо всех сил старался быть убедительным, и это подействовало. Отец, до этого напряженно и внимательно за ним наблюдавший, вдруг откинулся на спинку стула, даже полуприкрыл глаза. Стал похож на себя обычного. Любимого и уважаемого батю.

Влад мысленно выдохнул. Этот раунд психологической борьбы он, кажется, выиграл. Но кто же слил информацию?! И какую именно? В этом нужно было незамедлительно разобраться. Слишком высоки были ставки.

– Ладно, сынок, давай ужинать, – сказал отец, хлопнув себя по коленям и поднимаясь на ноги. – Надеюсь на твое благоразумие.

– Конечно! Уверяю тебя, не о чем волноваться!

– Владик… Есть еще одно. Пожалуй, надо тебе сказать. Уже пришло время.

То, каким тоном произнес это отец, встревожило Влада сильнее всего за весь сегодняшний разговор. Ему стало страшно. Почему-то он понял, что сейчас узнает тайну, которую не хотел бы узнавать никогда. И что весь предыдущий разговор как раз и был прелюдией именно к этой гадкой правде.

– Ты… – хрипло выговорил Влад и осекся. – Это… Здоровье?

– Нет, нет, ты что? – Отец понял, что напугал сына своим заявлением. – У меня все нормально, и к Витьке я схожу на этой неделе…

– Тогда… Что? – Влад был в полном недоумении.

– Это касается тебя. Я раньше тебе не говорил, но…

– Папа! – Влад похолодел. – Только не говори, пожалуйста, что я не твой сын!!

– Что?! – Николай Петрович некоторое время смотрел на Влада, удивленно задрав брови. А потом начал хохотать, разряжая напряжение этого вечера. И Влад, не сдержавшись, тоже заразился этим весельем, вначале хохотнул пару раз, а потом засмеялся, чувствуя, как проходит слабость в ногах и растворяется скользкая тревога этого разговора.

Отец, все еще похохатывая, сгреб его в охапку, и они принялись, дурачась, бороться.

– Ишь чего выдумал, – бормотал Николай Петрович, отдуваясь и неуклюже стараясь провести борцовский прием. – Я тебе покажу не отец! Даже не надейся! Вот поросенок-то…

Глава 6

Город, 12–13.07.2070 г.

Маша что есть силы зажмурила глаза, так, что под веками вспыхнули серые на черном круги, и постаралась сосредоточиться на звуках.

И в них был напор, и энергия, и размах…

Мария вычленяла из возникающей в пространстве музыки сумасшедшие литавры, скрип саксофона, кричащую вязь электронных гармоник, ритм ударных.

Было одновременно и жутко, и сладко от охватившего ее восторга.

Она лежала на тахте в расслабленной позе и впитывала в себя этот музыкальный мир, стараясь в нем раствориться.

– Цвет! – скомандовала она, распахивая глаза. Комната пока еще тонула в вязкой темноте.

Аватар среагировал почти мгновенно.

Из угла брызнул сочный рубиновый луч, а на потолке заиграли два переливающихся панно.

– Громче! – крикнула Маша, приподнимаясь на локтях.

Музыка заиграла громче: добавились басы, а соло-партия на электрогитаре последними нотами словно ушла в ультразвук.

В комнате наступила настоящая вакханалия. Цветомузыка создавала в воздухе самые невероятные сочетания, а звуковой фон вибрировал волнами на коже.

– Сейчас, сейчас, – прошептала Маша, внутренне замирая. Этот момент ей нравился больше всего. Когда последует почти неуловимая пауза и инструменты с новой силой растекутся завораживающей трелью.

Она села на тахте, вскинула руки, как дирижер, и энергично махнула ими, словно отпуская музыкальную волну катиться по темным водам.

Аватар, будто проникшись настроением, зажег на потолке бирюзовый светящийся перелив.

Звуки сплелись в финальном крещендо и резко смолкли.

Маша, подыгрывая финалу композиции, склонила голову на грудь, уронила руки и замерла в таком положении.

Сиреневый свет постепенно иссяк в углах комнаты, оставив в пространстве прозрачное голубоватое свечение.

Аватар посмотрел на хозяйку вопросительно.

– Соло вполне себе ничего, а вот скрипичная партия во вступлении получилась от-вра-ти-тель-но, – сказала Маша по слогам, не поднимая головы. – Надо переделывать. Что скажешь, мой соавтор?

– С точки зрения гармоник во вступлении все правильно, – строптиво заметил Аватар.

– Гармоники, – передразнила его Мария.

Она наконец вернулась к движению: вскинулась, соскочила на пол и провальсировала несколько тактов.

– Души нет! – провозгласила она. – Музыкой без души могут наслаждаться только ограниченные люди!

– В точности и правильности передаваемых посредством звуковых волн данных тоже есть свое очарование, – не согласился электронный помощник.

– Нет, нет и еще раз нет! – девушка была неумолима. – Будем пересочинять этот кусок! Не спорь! А вот цветовой образ этой аудиомы сохрани на всякий случай. Мне понравилось, как ты пустил рябь на потолке.

– Такое решение исходило из музыкальной концепции произведения.

– Вот и вот, – Маша снова плюхнулась на тахту. – А теперь включи то, что мы уже с тобой утвердили. «Полночный блюз» и «Карамель»… Будем медитировать!

Через минуту Маша, заложив руки за голову, снова смотрела в потолок на распускающиеся разноцветными цветками сполохи.

«В кого у меня эта тяга к сочинительству? – размышляла девушка. – Родители вроде бы интеллигентные люди».

Она хохотнула.

Нет, ну действительно. Если серьезно. Почему для нее были уготованы Лаборатории Смысла? Как можно было определить, что она родится, чтобы стать Творцом? Простое совпадение?

И откуда это навязчивое желание творить? Стихи, прозу, музыку?

Вот появляется что-то в голове и мешает жить, как навязчивая идея, как приступ болезни. Требует выхода этой творческой энергии. Создавать, творить, придумывать.

В который уже раз у нее в мыслях закрадывалось страшное сомнение: а вдруг это все бездарно, плохо, ужасно? Вдруг такое творчество никому, кроме обязательных потребителей, будет не нужным? Вдруг она даже не Ремесленник, а просто графоман?!

Мария смотрела на потолок, вслушиваясь в звуки собственноручно написанного неделю назад «Полночного блюза», и думала, какими разными бывают минуты.

Радужными, несущими надежду, и блеклыми, предвещающими ураган депрессии. Как не похожи друг на друга два осенних листка. Как бывает больно от недопонимания и как хочется, чтобы он иногда смотрел на нее не только как на друга и соратницу.

В такие моменты Маше вспоминались самые простые эпизоды из детства. Она стремилась снова ощутить это необыкновенное чувство, когда душа замирает в сладкой истоме, будто погружаясь в теплый обволакивающий кисель. И ты восторженно смотришь вперед, на дорогу, проложенную прямо по небу среди звезд. И понимаешь, что все это не так просто, и от этого кружится голова. Потому что там, за горизонтом, есть другие города, леса, моря. И если чудесным образом очутиться там, то ты окажешься совсем в другой, необычной, волшебной стране.

– А мы сможем с тобой попасть когда-нибудь туда, на самый-самый горизонт? – спрашивает маленькая Манюня.

Они с мамой стоят на песчаном берегу океана и смотрят на восход солнца. Их босые ноги омывают ласковые волны.

– Понимаешь, воробышек, какая штука, – задумчиво говорит мама и сжимает дочкину руку. – Чем ближе мы будем приближаться к нему, тем дальше он будет от нас удаляться. Так уж устроен мир.

– И я, даже когда вырасту, не смогу за него заглянуть? – хмурится Манюня.

– За горизонт, наверное, нет, – вздыхает мама. – Но ты сможешь побывать в не менее интересных местах. Ты даже не представляешь в каких. И это будет очень увлекательно.

– Я не хочу другие, – упрямо говорит дочка. – Я хочу сесть на горизонт верхом. Я буду первая, кто это сделает.

– Пусть так, – соглашается мама. – Я не против…

После этого женщина и девочка некоторое время стоят и молча наблюдают, как огромный лимонно-оранжевый диск солнца величественно поднимается, окрашивая мир живительным светом. В том самом месте, где океан соприкасается с небом.

«Ты такая глупая, – очнувшись от воспоминаний, говорит себе мысленно Маша. – Глупая, глупая глупышка. Думаешь о совершеннейших пустяках, а не о завтрашнем дне».

О том дне, который, возможно, начнет в твоей жизни новый виток, заставит относиться к обычному уже иначе, а может, и вовсе поставит крест на всех твоих мечтах о творческом признании.

На правильном ли они пути? Маша никогда не задавала себе этот вопрос, потому что боялась честно ответить на него.

Но какую бы страшную вещь они ни замыслили, она пойдет с друзьями до конца. Даже если… Даже если придется потом жалеть все оставшуюся жизнь.

– Завтра, – прошептала Мария одними губами и закрыла глаза.

А над ней продолжали расплываться абстрактные цветомузыкальные узоры ее «Полночного блюза».

* * *

В сам бокс реанимации никаких посетителей, разумеется, не пускали. Все, чего мог добиться Влад, это наблюдать за отцом издалека через стеклолитовые перегородки либо следить за ним по техническому монитору в комнате для родственников.

Николай Петрович был не похож сам на себя. Черты лица заострились, а кожа приобрела пепельный оттенок.

Он лежал на медицинской кушетке, укрытый до подбородка простыней и опутанный проводами и трубками следящей аппаратуры.

Влад от безысходности сжимал и разжимал кулаки. Сделать ничего было нельзя. Ни поддержать отца, ни взять за руку. Только наблюдать.

– Скажите, эээ… прошу прощения, – Влад поймал за руку проходящую мимо медсестру. – А кто конкретно будет следить за больным? – он кивнул за перегородку. – Там мой отец.

– Не стоит так волноваться, – девушка мягко отстранилась. – За состоянием всех его органов и функций следит система. Сейчас общее положение стабильное. При любых изменениях сразу же принимаются меры.

– Нет, я это понимаю, – Влад бесцеремонно преградил ей дорогу. – Только система следит? А лично кто-то?

– И лично тоже, конечно, – медсестра, несмотря на такое поведение молодого человека, улыбнулась. – И лечащий врач, и персонал. Просто нет никакой необходимости в данный момент быть кому-то постоянно рядом. Поверьте, пациенту предоставляется полное обеспечение.

– А если форс-мажор какой-то… Молния, я не знаю… – Влад уже сам понимал, что несет околесицу, но не мог остановиться.

Девушка снова улыбнулась:

– Это совершенно исключено. Да вы присядьте… – она подвела Влада к скамейке, – а лучше отправляйтесь домой. Раньше завтрашнего дня вы все равно ничего нового не узнаете.

– Когда он хотя бы придет в себя, можно сказать? – спросил Влад, машинально присаживаясь.

– Пока нет. Но это и не требуется. В состоянии медикаментозной комы первичное восстановление намного эффективнее. Прошу прощения, я тороплюсь, – медсестра кивнула и пошла дальше по коридору.

Влад недоумевал, почему молчит дядя Витя. Сейчас как никогда требовалось его экспертное мнение. Разумеется, личный врач был в курсе произошедшего. Когда Влад связался с ним сразу после того, как узнал, что с отцом беда, психиатр бы на удивление лаконичен.

«Не переживай сверх меры, – сказал он. – Все под контролем, я получаю данные. Будут новости, свяжусь».

И все.

На самом деле никакой ясности не было. Влад пытался еще пару раз связаться с дядей Витей, но безуспешно. Такое непонятное поведение личного доктора и злило, и раздражало.

Исаев-старший почувствовал себя плохо прямо на рабочем месте. В больницу его привезли уже без сознания. Подозревали сердечную недостаточность или даже инсульт, точнее можно будет определить, как выразился врач, после всего комплекса диагностических мероприятий.

Приступ удалось купировать, но вот какой ценой? Влад об этом очень беспокоился.

Он еще раз посмотрел на монитор, стараясь понять, нет ли каких патологий. Николай Петрович дышал ровно и размеренно, простыня на его груди ритмично вздымалась и опадала.

Влад, который экстренно примчался в больницу после того, как ему сообщили, что случилось, успел переброситься парой слов с коллегой отца, который сопровождал его до реанимации; по словам напарника Николая Петровича, плохо тому стало после известия о новом принципе подсчета квалификационных баллов по их разряду. Накануне на Карьер приезжала комиссия, которая утвердила новые инновационные методы СУПЕР в этой области. Получалось, что для многих сотрудников эти нововведения сулят новые назначения, причем не всегда желаемые. Кроме этого, при новом начислении рейтингов многие баллы просто «сгорали».

Понятно, что это могло быть лишь сопутствующим фактором, а то и вовсе совпадением, но ненависть Влада к чертовой системе, которая вот так, походя, ломает судьбы, в этот момент просто зашкаливала.

Решив, что и вправду торчать всю ночь до завтрашнего утра рядом с палатой нет смысла, Влад, бросив еще раз взгляд на лежащего на кушетке отца, направился к выходу из больницы.

В вестибюле он столкнулся с Громилой: тот узнал о случившемся и спешил другу на помощь.

– Чего ты сюда приперся? – хмуро поинтересовался Влад, чувствуя, однако, в глубине души благодарность.

– Как он? – спросил Боря, пытаясь подстроиться под размашистую походку товарища.

– Стабильно, – вздохнул Влад. – Пошли отсюда. До завтра все равно ничего не изменится.

– До завтра? – переспросил Громила. – Значит, все отменяется?

– Н-нет, – ответил Влад с небольшой запинкой. – Это не влияет.

– Как не влияет? Что ты такое говоришь?

– Не влияет, – произнес Влад и упрямо сжал губы. – Ты струсил, что ли?

– Я?! – Боря даже покраснел от возмущения. – Еще чего. Просто…

– Просто что?

– Нельзя, чтобы вот так все сразу.

– Можно, Громила… Можно! Знаешь, кто был главным в комиссии, которая утвердила новые правила СУПЕР на Карьере?

– Не.

– Строев. Максим Леонидович. Лично.

– Ничего себе.

– Да. Ты знаешь, сколько на Карьере работников в разряде С-персонала? Больше тысячи. И почти половине из них придется карьеру фактически заново начинать.

– Это ужасно!

– Особенно, если тебе уже не 30 лет.

– Даааа… И что?.. – Боря взглянул на друга снизу вверх. – Мы завтра все равно… того?

– Да, Громила, и это не обсуждается, – Влад затуманившимся на мгновение взглядом посмотрел куда-то вдаль. – Того самого. Завтра…

* * *

– Что-что? – переспросила Арина, пытаясь перекричать какофонию, заполнившую, казалось, все пространство.

Рядом с ней стоял парень в прямоугольном капюшоне, по виду типичный «ЗуМ», как на сленге называли завсегдатаев злачных мест.

Вокруг них бесновалось стеллс-шоу, нечто среднее между концертом музыкальной группы и вселенским пиротехническим спецэффектом.

Внутри кубической прозрачной сцены на полу, стенах и потолке стояли музыканты, опутанные светящимися проводами. Они производили руками пассы, как бы дирижируя звуками.

Ребра сцены вспыхивали яркими фейерверками, а все пространство танцпола словно тонуло в тумане: взвешенных в воздухе дождевых каплях, подсвеченных изнутри.

Судя по буквам, висевшим в воздухе, шоу называлось «Свободар».

Молодежь вокруг неистовствовала.

Большинство молодых людей покачивалось в такт музыке словно в трансе. Некоторые двигались более энергично, поправляя на голове модные псевдонаушники.

Арина не была любительницей таких тусовок. Хотя самые крутые стеллс-шоу собирали в Городе по много тысяч поклонников.

Сейчас она очутилась здесь, потому что… Потому что неожиданно для себя у нее появилась зацепка, которая, как она рассчитывала, могла помочь распутать таинственное дело с похищением Влада.

Дело было так.

Миша Шацкий, с которым они вместе проходили стажировку и который давно проявлял к Арине знаки внимания, пытался пригласить ее накануне как раз на это самое стеллс-шоу.

Они общались во время рабочего перерыва в общем чате Сообщества Триксов еще с дюжиной знакомых. Марк-Зет с серьезным видом подсвечивал иконки участников беседы на своем экране. Арина традиционно собиралась отказать, но ее слух выхватил знакомое имя, о котором параллельно трепались сослуживцы. Ее это заинтересовало.

– Да, там обещали кое-что необычное, – сообщил тем временем Михаил, глупо подмигивая.

– Что имеется в виду? – как можно невиннее поинтересовалась Арина.

– Не знаю, стоит ли тебе говорить, – усомнился Миша, собираясь, судя по всему, включить заднюю.

– Аринка наша, хоть и идейная, но человек свой, – заступилась за девушку одна из подруг-стажерок.

– Да и пора ей уже стать взросленькой, – хохотнул еще кто-то.

– Ладно, ладно, угомонитесь уже, о чем речь? – повторила вопрос Арина.

– Да просто там компашка у нас будет отдельная на выступлении, – пояснил Шацкий. – Для такого специального веселья.

– Специального?

– Сами толком не знаем пока еще, – признался Миша. – Есть просто пара предложений.

– Какие вы ужасно таинственные, – притворно-озабоченно выдохнула Арина. – А предложение-то от Ивана Ивановича, небось?

Именно это имя слух девушки цепко вычленил из предыдущего разговора.

– Ты что, его знаешь? – удивленно спросил Михаил.

– А что?

– Да как-то странно, мы сами его толком не знаем. Говорят просто, что незаменимый человек на таких тусовках.

– И чем же он незаменим?

– Вот сегодня и увидим, – Шацкий расплылся от уха до уха. – Говорят, у него штучки есть фирменные электронные – закачаешься, подключаешь их во время концерта к своему аватару и наслаждаешься неповторимыми ощущениями единения с музыкой в частности и общего релакса в целом.

– Обычные нелегальные «наперстки», поди-ка? – Арина слегка провоцировала, чтобы выяснить больше информации.

– Не-е-е, – протянул Шацкий. – Говорят, улет полный.

– А знаете, я, пожалуй, схожу с вами, – «сдалась» Арина. – Не каждый день есть возможность почувствовать настоящий «улет».

– Вау! – просиял Миша, полностью записав успех приглашения на свой счет. – Давно бы так! Это же «Свободар»!

– Вот и посмотрим.

Поэтому сейчас рядом с ней стоял парень в капюшоне, тот, кто вроде бы знал, как найти Ивана Ивановича.

– Говорю, зачем тебе он? – прокричал ЗуМ, наклоняясь к самому уху девушки.

– Дело! Дело к нему!