С.У.П.Е.Р.

Они вышли к Иллюзиону. Яркая голографическая афиша сообщала о тестовом прогоне «Экспансии» 21 октября.

– Вы специально совместили дату Операции с этой акцией? – поинтересовался Влад, глянув на собеседника.

– Нет, это вышло случайно, но так даже лучше. Тут будет очень много молодежи, которая после презентации наверняка вольется в наши ряды… Владислав, ты понимаешь, что через несколько дней у тебя начнется совсем другая жизнь?

– Честно говоря, не очень. Не могу до конца представить.

– Что ж, с точки зрения психологии, – дядя Витя усмехнулся, – это вполне естественно. Но ты справишься. Насколько я тебя знаю.

– Нам придется справляться вместе. И все же, дядя Витя. Что вы будете делать потом? Вы так и не ответили мне толком.

– Что буду делать? Жить, Владислав. Жить полной свободной жизнью. Не отвлекаясь на глупые ограничения и предписанные системой рамки. На самом деле, это не так уж и мало!.. Кстати, ты уже выучил свою «тронную» речь? Те, кто соберется на площади, будут ждать от тебя объяснений происходящего. Они будут ждать от тебя откровений. И их нельзя будет разочаровать. Ты должен быть с ними. А они с тобой.

– Да, я… – Влад слегка смешался. Он хотел сказать, что такую речь уже давно написала ему Маша. Но ведь Маши уже нет с ними в этой борьбе, а он собирается убеждать своих сторонников ее словами. Словами правильными, яркими, проникающими в сознание, но… Чужими? – Я найду, что сказать.

– Это важно. Важно придать людям уверенность. Эти люди, твои сторонники – это будет костяк нового общества.

– У меня в активе еще много надежных людей. Несмотря на…

– То, что некоторые уходят – это естественный процесс. Здесь нет никакого противоречия или загадки. Так бывает всегда.

– Но они самые близкие мои друзья.

– Это жизнь. У революционеров не бывает друзей. У революционеров есть только соратники.

– Как-то это звучит… Не очень хорошо.

– Привыкай, Владислав. Привыкай и становись выше этого. Я понимаю, что такой груз сразу вывезти нелегко. Но другого выхода нет. Помнишь, чтобы излечить недуг – надо резать по живому.

– Да, – сказал Влад сквозь зубы.

– Мы – партнеры. Но не только. Мы – еще и соратники, и день, который мы так ждали, наконец настает. И мы должны встретить его во всеоружии. Осталось совсем немного.

* * *

– Я очень сильно переживаю за матушку с сестрами, – признался Боря, тяжело вздохнув. – Они такие беспомощные.

– Прекрати, – отрезал Влад. – Прекрати, слышишь! Я уверен, с ними ничего не случится! У нас будет такая фора. Система просто не успеет среагировать, а потом уже будет поздно. К тому же я на девяносто девять процентов уверен, что все эти запугивания и устрашения – блеф.

– Тебе легко говорить, это не твои родные!

– Громила, заканчивай. Мы с тобой остались вдвоем. На нас сейчас ответственность в два раза больше. Нельзя раскисать!

Борис вздохнул и пробежался пальцами по терминалу.

– Коды зафиксировались, – сказал он. – Доступ к защите мы получим.

– Прекрасно! Так, теперь давай еще раз повторим, какую информацию и дезинформацию мы слили Куратору. Что они знают об Операции?

– Знают, что она назначена якобы на 24 октября.

– Три дня форы у нас… Хотя нет, что значит форы? Как только они поймут, что Операция уже началась, все обнулится. Так, теперь давай по объектам. База в Канавках?

– По ней дал информацию как есть, ты же сказал, что, скорее всего, она практически не будет использоваться, кроме кратковременного подключения генератора. Да и точных координат я не знаю, с вами тогда не летал, а на местности ориентируюсь плохо.

– Все верно. Я предполагаю, что они не станут ей заниматься плотно. Во-первых, чтоб раньше времени не спугнуть, а во-вторых, ее тоже еще найти надо, а это не так просто, даже для поисковиков. Нужны силы, время, площадь там большая, магнитная аномалия никуда не исчезла, по приборам не походишь особо. Во-вторых, им тоже светиться ни к чему, не станут же они свидетелей опрашивать. Даже если они вычислили базу, внутрь они не сунутся, а наружка нам не страшна. Так, еще? По своим делам что?

– Сообщил, что буду делать вид, что собираюсь взломать систему с помощью кодов доступа. Про Рубку они не знают.

– А что, кстати, со вторым уровнем безопасности? Пообещали?

– Да. Куратор сказал, что передаст мне обновленные ключи, чтобы я для правдоподобности вскрыл контур.

– Не переиграем мы тут? Очень уж рискованный ход!

Громила пожал плечами:

– Пока вроде нормально все.

Когда на Белоручкина вышел вербовщик Куратора, эти дни стали одними из самых тяжелых в жизни Бори. Он совершенно растерялся и поначалу никак не мог понять, что теперь делать. Ему противостояли сейчас матерые профессионалы, а сам Громила был всего лишь вчерашним стажером, человеком, который хорошо разбирается в матстатистике, а не в методах работы спецслужб. Вербовка произошла классически: немного будущих преференций за сотрудничество, легкий шантаж, и будущему агенту просто некуда деваться – приходится принимать условия игры. Было понятным, почему из всей четверки выбрали именно его: Боря казался самым слабым морально, а значит, им, по мнению сотрудников сектора безопасности, было легче манипулировать. И подчиненные Куратора действительно было очень близки к победе, но Белоручкина они все же недооценили. Дружба оказалась сильнее угроз. Как это ни странно и ни парадоксально, Громила рассказал о вербовке Владу, и только ему. И в головах ребят вскоре возник не менее дерзкий план: подыграть системе и вместе с объективной второстепенной информацией передавать дезу, которая в самый важный момент будет играть ключевую роль. Это решение далось Боре очень тяжело. На карту было поставлено многое: благополучие его семьи, его собственная карьера. На психику очень сильно давил и остальной фон: отношения с Ингой, работа над исследованием, дела Сообщества. Борис превращался в какую-то машину: все требовали от него результатов, решительно не собираясь оставлять в покое. Но тем не менее он принял и этот вызов – психологи СУПЕР просчитались. И, разумеется, они даже не могли представить, что после заключения официальной сделки с Куратором Борис Белоручкин (рабочее имя Антарес) стал двойным агентом. И немаловажную роль в этом его выборе сыграла Инга. Да-да, именно она. В какой-то момент Боря просто представил, как будет смотреть ей в глаза – после предательства не только дружбы, но и своих идеалов.

И вот сейчас наступал момент истины. Пружина взаимодействия со службой безопасности сжалась до предела.

– Теперь по объектам воздействия. Ты передал ориентиры, как условились?

– Да, все по списку. 6 из 10 объектов ложные. 4 наименее значимые. Что касается Строева и Берского… – Громила замолчал.

– Боря, мы с тобой тысячу раз это обсуждали. Ничего с отцом Инги страшного не случится. Обещаю!

– Л-ладно. Так вот. Местоположение нейтрализации названо условное. Оно потеряет актуальность после начала Операции.

– А ты не почувствовал каких-то сигналов, что тебя раскусили? Ничего подозрительного?

– Н-нет. Все как обычно. Единственное, предписали отчитываться штатно каждые 12 часов последние три дня перед операцией. Ну, это не считая экстренной связи, если потребуется. И еще мне нужно проиграть на симуляторе сценарий моего как бы взлома системы, чтобы для них не было никаких сюрпризов.

– Это когда?

– Сегодня или завтра.

– Это очень для тебя будет тяжело?

– Нет. Физически – нет.

– Хорошо, Громила, а морально отдохнем уже позже, – Влад ободряюще похлопал друга по плечу. – Немного осталось, ты уж потерпи, друг!

* * *

Арина вздрогнула от неожиданности, когда в окно ее домика влетел большой ночной мотылек. На улице, в парке, было уже темно, и мотылек, следуя своим инстинктам, бездумно летел на свет лампы.

Девушка очнулась от задумчивости и вывела на экран данные по последним запросам.

Здесь, в пригороде, было замечательно. Командировка выдалась как нельзя кстати. Уютные одноместные домики для ночлега прямо на территории заповедника. Днем – работа с питомцами: с лисами, енотами, косулями. С теми, с кем не надо ничего обсуждать. С теми, кто понимает тебя по наитию. А вверху упруго гудят на ветру могучие ели. И везде пронзительный запах осенней хвои. И никаких встреч с сообщниками, никаких переговоров, никаких выступлений. Только природа и благодарные животные. Благодарные не за что-то, а просто потому, что ты тоже часть их семьи. Часть природы.

Арина почти забывала в рабочие часы про «Новый мир», про Машу, Влада, Бориса. Быть может, она делала это намеренно, чтобы поскорее уйти в свою привычную атмосферу, отгородиться от тревожных мыслей.

Но полностью уйти не получалось. Садилось солнце, наступал вечер, и беспокойные мысли возвращались.

Арина пробовала слушать аудиомы, обрабатывать рабочие записи, просто сидеть на крыльце и смотреть на загорающиеся бледные звезды. Ничего не помогало.

Ее постоянно терзала болезненная мысль, что она где-то ошиблась, чего-то недоделала, упустила краеугольную деталь.

Так продолжаться дальше не могло. Такое состояние выматывало морально.

И тогда она решила выбивать клин клином.

Села за ретро-стол, включила настольный проекционный смарт. Хотя она и передала Маше бо́льшую часть материалов расследования по Ивану Ивановичу, информация продолжала приходить. Новые факты, новые сопоставления, новые гипотезы.

Ее новый аватар не дремал, работал постоянно, чаще в фоновом режиме, обрабатывая входящие данные.

Сейчас она включила его визуальную голограмму. Аватар с готовностью зажег зеленый сенсор, ожидая заданий.

– Скажи мне, что и где мы упускаем? Какие параметры не учтены?

– Выборки сделаны по сетке значений, – отозвался помощник, – совпадения и пересечения подсвечены.

– Подсвечены, подсвечены, – пробормотала Арина, скользя взглядом по выкладкам. – Чего не может уловить компьютер из того, что может уловить человек? Было гладко на бумаге, да забыли… Гладко на бумаге… Стоп! Что это?

Арина показывала пальцем в центр проекционного экрана.

Аватар услужливо увеличил изображение. Это были наряды-заказы на оборудование, кое-что из документации клиники, где официально числился Павлов В. В. – Иван Иванович.

Арина еще раз просмотрела список.

Вот оно!

Нейрограммер, бокс-центрифуга, электроплазменный анализатор. Странно? Странно! Зачем? Это не соответствует профилю клиники. Зато соответствует другому профилю. Что, если?..

Думай, Ариэль, думай. Их же могли просто перевезти потом в Канавки? Трудоемко. Оборудование сложное, необходимо постоянное техническое обслуживание, персонал. Намного удобнее прямо там. Что, если…

Очевидно же! Лаборатория была не на базе, а в самой клинике! И опыты и исследования не прекращались! И Влада там обработали, как бы на обычном «медосмотре». Все, что нам показали в подземелье, – это фикция! Но зачем? Генератор? Да, это важно. А еще? Что еще может быть в древнем заброшенном бункере, созданном для защиты от радиации? Что? Или просто перевалочная база? Для чего? Для образцов? Для реальных образцов? Погодите-ка…

У Арины от догадки лоб покрылся испариной. Она машинально смахнула влагу. Сердце забилось учащенно, выбрасывая в кровь новую порцию адреналина.

Что, если дата Операции будет совпадать с датой презентации долгожданной симуляр-игры? Планировали ведь на ближайшие дни? А когда презентация?! Арина быстро пробежалась по клавишам – 21 октября! Послезавтра! Нет, не может быть! А если предположение верно?! Что делать?! Маша! Надо срочно сообщить Маше и еще…

Арина нажала клавишу быстрого вызова на браслете.

Почти сразу же вызов приняли – властный мужской голос проговорил привычное – «На связи!»

– Пап! – Арина выдохнула. – Как хорошо, что ты ответил! У меня к тебе очень серьезный разговор! Касается твоей работы! Мне срочно нужна твоя помощь! Пожалуйста!

* * *

Маша проснулась, но какое-то время лежала неподвижно, не открывая глаз.

Думалось о многом. Но мысли путались, наскакивали друг на друга.

Вставать не хотелось. Хотелось забыться. Лежать безмятежно, зная, что сегодня у тебя выходной. Выходной от всего. И тебе не нужно делать совсем ничего. Совсем. – Можешь съесть фруктовое мороженое, если захочешь – наплевать на таблицу правильного питания, привет, аватар! – можешь пойти поиграть в бадминтон. Можешь прыгнуть с вышки страха, чтобы пощекотать нервы. А можешь вот так пролежать на тахте весь день с интересной книжкой. И никто тебе ничего не скажет. Не запищит требовательно смарт, не придет обслуга-кибер, не разверзнется новостная панорама. Тишина. Покой. Мысли.

Маша сладко потянулась и вдруг, молниеносно сгруппировавшись, пружинисто выпрыгнула из кровати. Сделала несколько приседаний и упражнений на растяжку, потом побежала умываться.

Вытирая полотенцем голову, уселась за десертный столик.

Замигал смарт.

– Ну вот, – хмыкнула Мария. – Начинается! – она переключилась на прием, заведя звук в наушник.

– Да нет, мам, не сплю, – сказала она, отбрасывая полотенце и подзывая к себе аватара. – Хорошо дела… Нет, еще не скоро, написали, что в течение месяца… Я очень рада, что тебе понравился роман. И что тете Люде понравился, тоже рада… Да ну, ма, там не все так сразу решается… Да… Да-да… Конечно, буду еще писать, как по-другому-то?.. А что Сообщество? Серьезно?.. Я просто теперь не в курсе… Да я и не переживаю… Мам… Меня, возможно, пару дней не будет на связи… Нет-нет!.. Нет, говорю, не поэтому. Не о чем совершенно беспокоиться! Ну, перестань!.. Что за глупости, сказала же – нет! Мам… Заканчивай… Люблю тебя… Конечно! Не переживай только… Сама свяжусь с тобой. Люблю… Папе привет. Отбой.

Маша села на тахту и обессиленно опустила руки. Казалось, разговор отнял у нее столько же сил, сколько отнимает форсированная тренировка на выносливость.

«Как же случилось, – подумала она, – как произошло, что такие благородные стремления и помыслы оказались на поверку эгоистичными? Где и когда произошел этот перелом, когда части света поменялись полюсами? Даже не так – что послужило первым осознанным шагом? Роман? Нет. Это уже сейчас, после того, как он написан, я понимаю, как это важно – иметь возможность сказать что-то людям. И не столько дать им что-то в материальном плане, а тронуть душу. Ведь у каждого есть свой внутренний мир. Я боролась со злом. Осознанно. Я хотела изменить жизнь к лучшему. Весь этот отрезок жизни, начиная со знакомства с Владом, вступления в «Новый мир», я искренне боролась с системой. Я была похожа на мою героиню в романе. Она тоже входила в этот взрослый мир с детскими убеждениями. Наверное, мы все поначалу идеализируем, представляем, что можем создать нечто безупречное. Мир, в котором будет только счастье. Но так не бывает. Мы боролись не с СУПЕР, а с созидательной технократией, со всей системой, нисколько не представляя, что даже в этот момент в ней находимся. И что именно она дает нам возможность это делать. Как заигравшимся малышам в песочнице, которые от обиды швыряют друг в друга песком. Нельзя всем быть Творцами, теперь я поняла и это. Баланс обычного и гениального предусмотрен самой природой. А борьба против природы – это борьба с самим собой. Мы все, и Влад, и Арина, и Громила, хотели благодаря этой борьбе стать лучше, расти и развиваться. Но делала нас лучше именно система. Она никак не препятствовала этому, мы сами находили барьеры и героически пытались их преодолевать. Когда я писала роман, я жила десятком жизней, и все они – все – менялись вместе со мной. Я вдруг поняла одну очень простую вещь: Владу и «Новому миру» мой роман вовсе не нужен. У них совершенно другие потребности. Нет, это не было обидой, просто осознанием. Но для чего тогда я его пишу? Может быть, потому что это нужно другим людям? Раз уж общество помогло мне раскрыть способности – надо этим пользоваться? Да, я тогда и не предполагала, насколько буду востребована. Но ведь мне давали шанс. Не мешали, не ставили палки в колеса, а помогали! И я одновременно стремилась все разрушить, отобрать у общества созданное многими десятилетиями? Для чего? Чтобы строить все заново? Мне открылась еще одна простая истина – нельзя дотянуться до звезд. Я поняла, что не хочу быть Президентом, не хочу управлять людьми. Я просто хочу приносить пользу, хочу стать Творцом, только стать заслуженно, а не по назначению. Ведь это так важно – заполнять человеческую душу мыслями, эмоциями, размышлениями. Ничуть не менее важно, чем управлять экономикой, строить парки или лечить животных. В этом мое предназначение. И чтобы убедиться в этом, не стоит делать революций. Мой роман – вот моя революция. Конечно, надо было сделать это раньше – объяснить Владу и другим, что я самостоятельная отдельная личность и с моими убеждениями тоже нужно считаться. А теперь такая нерешительность воспринимается как трусость, ведь это бегство накануне Операции. Но если свою смелость я еще могу доказать, то вот как объяснить все остальное?»

Демарш Арины стал для нее тем «щелчком», который заставил очнуться и сделать то, что она сделала, вернуться в мир, который еще недавно хотела разрушить. В этот момент в ее душе смешалось все: и внутренняя убежденность, что система ее друг, а не враг, и стремление стать настоящим Творцом, и особенное отношение к этой девушке – она ничего не могла с собой поделать. Теперь ее участие в «Новом мире» становилось невозможным. Это была та капля, которая переполнила сосуд.

Но прошлое ее не отпускало. Хотя она все решила окончательно и бесповоротно. Ее жизнь – это творчество. Это ее смысл, ее наполнение. Но… Она продолжала чувствовать ответственность за порожденное ими. Нет, даже не за «Новый мир» – это всего лишь казенный ярлык. Нет, ответственность за ту духовную общность, внутри которой они находились все это время, будто связанные невидимыми нитями. И сейчас ее друзья могли попасть в беду, сами того не осознавая. Как возможно было оставаться в стороне? Долги надо отдавать, Маша была в этом твердо уверена. Причем это был долг не перед кем-то, а долг перед самой собой.

После вчерашнего сообщения Арины Маша не могла заснуть полночи, поэтому и проснулась так поздно.

Сейчас она бегло просмотрела входящую корреспонденцию и вздохнула.

«До сих пор не верится, что я это сделала, – мелькнуло у нее, когда она увидела хвалебную рецензию и несколько восторженных отзывов. – Сделала. Написала этот роман. Неужели я настоящий писатель? Творец?! Тихо-тихо, не спеши загадывать, ответ еще не пришел. Несмотря на номинации, несмотря на отзывы, несмотря на всеобщий восторг… А может, это написала не я? Ведь кто-то диктовал мне откуда-то – с небес? – вот эти самые строчки: фразы, размышления, диалоги. А я просто послушно записала все, как прилежная ученица. Ведь сейчас нет ни одной толковой мысли в голове. Заставь меня сейчас сесть за письменный стол и написать что-нибудь – я не смогу. У меня совершенно пустая голова. А вдруг моя муза ушла навсегда и я больше никогда не напишу ни строчки?! И будет ли у меня вообще еще возможность писать?»

– Дом! Полусвет! – скомандовала она, и шторки на окнах послушно приняли нужную проницаемость.

Маша выбрала в меню на экране стоящего рядом аватара легкий завтрак.

– СУПЕР рекомендует вам сегодня во второй половине дня для сбалансированного развития полевую тренировку со вторым уровнем сложности, – сказал помощник официальным голосом.

– Полевую? А что, боишься, что я тебе в спарринге последнюю антенну отломаю? – засмеялась Маша. Дурацкие рекомендации аватара немного отвлекали ее от грустных дум.

– Никак нет, – по-военному отозвался помощник.

– Будет тебе полевая, – задумчиво сказала Маша, перестав улыбаться.

Она не могла поступить по-другому. Чтобы подтвердить или опровергнуть Аринины подозрения, надо было все выяснить на месте. И никто, кроме Маши, сделать этого бы сейчас не смог. Поэтому выбора не было. Следовало разобраться окончательно и поставить на этом точку.

– Скажи, mon cher, – проникновенно обратилась она к Аватару, – а приходилось ли тебе когда-нибудь управлять вертолетом?

* * *

Влад пришел немного раньше. Николай Петрович был еще на процедурах.

Влад решил подождать его здесь, в коридоре амбулатории. Сквозь плексигласовые панели палаты было смутно видно, как Исаева-старшего укладывают в ультра-саркофаг, как накрывают прозрачным колпаком.

Отец был отделен сейчас от него всего лишь несколькими тонкими перегородками, а Владу казалось, что он очень далеко от него, такой одинокий во всем мире.

Он попытался взять себя в руки. Никогда раньше он не замечал за собой таких приступов сентиментальности. Может, дело в предстартовом мандраже? Ведь уже завтра… И что он скажет после отцу? Найдет ли, что сказать?

Процедура оказалась недолгой. Уже через пятнадцать минут Николай Петрович выкатывался из палаты на своей колясочке в сопровождении электронного соглядатая.

– О, сынок! Я думал, ты позже приедешь! – Исаев-старший ловко подкатил к большому витражному окну вестибюля.

– Позже у меня дела, – пояснил Влад, приветственно дотрагиваясь до отцовского плеча. – Жизнь кипит.

– Что кипит – очень хорошо! Слушай, давай, наверное, здесь поговорим, мне через полчаса снова на мнемотерапию в этом корпусе, неохота туда-сюда мотаться.

– Давай здесь, конечно! – согласился Влад. – Без проблем!

– Ты вон присядь в кресло или можно…

– Пап, да все нормально, чего ты. Расскажи лучше, как здоровье?

Николай Петрович быстро глянул на сына и отвел взгляд. Некоторое время не отвечал, разглядывая узоры на декор-панелях.

– Эти, – наконец проговорил он, кивая в сторону ординаторской, – убеждают, что регресса нет, что восстановление хоть и очень маленьким темпом, но идет. Но я им не верю.

– Вот еще? – возмущенно произнес Влад. – Что за новости, почему не веришь-то? Они же основываются на данных анализов. Объективных показателей!

– Потому что, сынок, это мое тело. И мои органы. Как они могут лучше меня знать, что там у меня и как? Скажи мне.

– Да ерунда, па, мало ли чего нам иногда кажется. А там все-таки приборы. Их не обманешь.

– Приборы, они да. Не врут. Только вот я уверен, что наблюдать мне эти больничные стены с расписными узорами до самого конца.

– Я тебя совсем не узнаю! – признался Влад, чувствуя в душе нехорошую тяжесть. – Что за упаднические настроения?

– Ты не прав, сынок, это не упадничество. Это просто принятие. Один из этапов, через которые так или иначе проходят все. И в этом нет ничего страшного по большому счету. Если поразмыслить спокойно.

– Раньше ты никогда не позволял себе такие разговоры, – заметил Влад с тревогой.

– Раньше я был здоровым, – хихикнул Николай Петрович. – А тут, кроме как размышлять да в шахматы играть, и делать-то больше нечего. И знаешь, сын, я кое-что только тут понял.

– Что?

– То, что человек глуп. Он не замечает самого главного в своей жизни до того самого момента, когда это главное в его жизни исчезает.

– Так это давно известно, имея – не храним, а потерявши – плачем.

– Я немного не про это. Про, как бы это сказать, состояние какой-то глупой эйфории, что ли? От того, что ты уверен, что так надо. И у тебя есть семья, ребенок, работа… Убеждения есть. И хочется менять этот мир, бороться…

– Разве это плохо? Или неправильно?

– Правильно! Конечно, правильно, только вот ты ставишь в середину этого мира себя самого. И стараешься подстроить весь этот мир под себя.

– Если честно, не совсем понимаю, о чем ты.

Николай Петрович досадливо крякнул, помолчал и продолжил:

– Да это просто я объясняю косноязычно! Попробую попроще – я думаю теперь, что не настолько был прав в своем противостоянии с системой. Нет, ты не подумай, я вовсе не жалею, что все так произошло, что тебя воспитывали без этих помощничков и так далее. Дело в том, что не это главное. Как не может компьютер сделать тебя ответственным, порядочным, сострадательным, так и не сможет он тебя этого лишить! Нельзя помешать человеку быть человеком! Робот его воспитывает или родные родители. А мы с тобой назначили на роль врага систему и все поступки рассматривали под этим углом зрения.

– Надо же! Ты мне решил это сказать именно сейчас?! Ни раньше, ни позже?

– Ты только не обижайся, сын. Я тут… Тут многое переоцениваешь. Многое открывается совсем с другой стороны. Я тебя ни в чем не собираюсь переубеждать, ни в коем случае! Хочу лишь донести до тебя одну простую мысль – ставить себя в центр вселенной не всегда правильно. Случаются ситуации, когда это не работает. Или работает неправильно. И это может привести к очень большой ошибке. К ошибке непоправимой. И это самое страшное в жизни, поверь мне!

– М-даа, – протянул Влад в смешанных чувствах.

Что происходило вокруг? Такой привычный и такой непоколебимый мир то и дело давал трещины. Арина, Маша, теперь отец! Нет, они не выступали открыто против того, во что сами же еще совсем недавно безропотно верили! Нет, но они все сеяли зерна сомнения, потому что это были очень близкие Владу люди и он к ним всегда прислушивался, несмотря ни на что. Да, они заблуждались, но… Что? И почему именно сейчас?