Кризис налогового государства. Социология империализмов

11

В некоторых отдельных случаях мы обнаруживаем феномены, которые можно сравнить с современными налогами, например привлечение средств для выплаты дани, обещанной мадьярам королем Генрихом I. Это был сбор для целей империи, но проводившийся только в Саксонии. В остальном, несмотря на различные попытки, например, Генриха IV, Генриха V и Оттона IV, империя перешла к налогообложению лишь в эпоху каммерцилера, общего пфеннига, ремермоната (названия имперских налогов. – Примеч. пер.), то есть в конце XV столетия, когда описанные в нашем тексте тенденции уже распространились по территориям. Там косвенное налогообложение выросло из регалий, которые в эпоху Штауфенов причитались территориальным властям, – например, австрийский герцог в XII веке получил финансовые права короны, что существенно укрепило его положение, и он, тем более что привилегия 1156 года ослабила вассальную зависимость, с 1192 года именовался dominus terrae. Но характер сбора, именуемого податью (Bede, Schoß, petitio, tallia), который в XII–XIII веках взимался – насколько мне известно – на всех германских территориях, остается спорным. Георг фон Белов в своих работах (особенно: Below G. von. Die direkten Staatssieuren in Julich und Berg // Zeitschrift des Bergischen Geschichtsvereins. Bd. 26, 28, 29) постоянно подчеркивает «публично-правовой» характер этого налога и, наконец, в статье «Подать» (Below G. von. Bede // Handwörterbuch der Staatswissenschaften. 3 Aufl. Bd. 2. Jena: Gustav Fischer, 1909) трактует его целиком и полностью в духе современного поземельного налога и налога со строений. Отчасти под его влиянием почти во всей монографической литературе, посвященной данной специальной проблеме, была принята эта точка зрения, при этом, в свою очередь, отрицалось (особенно решительно фон Гирке) всякое родовое различие между оброком и этим поземельным налогом. Сейчас, разумеется, не стоит придавать особое значение, с одной стороны, тому обстоятельству, что позднее эта подать многократно растворялась в оброке, а с другой стороны, тому, что в литературе на тему германских аграрных преобразований преимущественно выражалось мнение, что речь идет о «публичном» сборе, который должен быть отменен без компенсации. Однако многочисленные исключения из «налоговой повинности» ограничивают круг лиц, обязанных платить, который приблизительно соответствует сфере юрисдикции землевладельца, из которой эту подать выводил еще Карл Цоймер (Zeumer K. Die deutschen Städtesteuern insbesondere die städtischen Reichssteuern im 12. und 13. Leipzig: Duncker und Humblot, 1878). Тогда о ней можно было бы сказать то же самое, что и о самой юрисдикции. Право или власть судьи-землевладельца повышать сборы в таком случае точно так же основывались бы на его «особом отношении» к судебным решениям, как и его – и прочих сеньоров – право на другие сборы. Не стоит заходить настолько далеко, как Г.Л. фон Маурер, Лампрехт или фон Инама-Штернегг, которые конструируют любую средневековую власть на основе сеньориального землевладения. Однако от отрицания этой точки зрения до понимания, что право феодала казнить и миловать своих подданных и «налоговое право» проистекают из государственной власти, ведет долгий путь, который совершенно неудовлетворительно задокументирован. По поводу литературы см. статью фон Белова. Для Австрии, поскольку, естественно, указанная подать обнаруживается в наиболее чистом виде именно там, где крестьянское сословие преобладает, наиболее показательна ситуация в Тироле, описываемая в работе Ф. Коглера, затем ситуация в Силезии, о которой можно узнать из сочинений Книса и Рахфаля. Для более раннего понимания ситуации характерно сочинение Карла Генриха Ланга «Историческое развитие германского налогового права» (Lang K.H. Historische Entwicklung der Teutschen Steuer verfassungen. Berlin, 1793). О богемской берне см. в работе Юлиуса Липперта «Социальная история Богемии в догуситское время» (Lippert J. Sozialgeschichte Bö hmens in vorhussitischer Zeit. Bd. 1–2. Prag; Wien; Leipzig, 1896–1898). Моне (Mone F.J. Zeitschrift für die Geschichte des Oberrheins. Bd. VI) считает подать пережитком римской эпохи. Бенно Глиман (Gliemann B. Die Einführung der Akzise in Preussen // Zeitschrift für die gesamte Staatswissenschaft. Bd. 29. 1873. S. 180–217) полагает, что первоначально подать платило и дворянство и что из нее развился территориальный налог XV–XVI веков, который также должен быть здесь упомянут. Людвиг Гофман (Hoffmann L. Geschichte der direkten Steuern in Bayern – vom Ende des XIII. bis zum Beginn des XIX. Jahrhunderts. Ein finanzgeschichtlicher Versuch // Staats- und socialwissenschaftliche Forschungen. 1883. Bd. 4. Heft 5) говорит о том, что в XIII столетии подать и налог хотя и имели «частноправовой характер», однако содержали в себе зародыш государственной институции. Густав Шёнберг (Schönberg G. Finanzverhältnisse der Stadt Basel im XIV, und XV. Jahrundert. Tübingen: H. Laupp, 1879) полагает, что налоги в привычном нам смысле впервые начали развиваться в городах. Следует подчеркнуть, что Цоймер («Германские городские налоги») выражается весьма неопределенно и хотя считает «налог» (который он отождествляет с «податью» при том, что некоторые авторы противопоставляют друг другу эти понятия) фогтским правом, во многих случаях допускает возможность его сеньориального происхождения. Шмоллер (в Jahrbuch I), недолго думая, объявляет подать, взимавшуюся в XIII веке в Бранденбургской марке (она была отменена в 1280 году), «всеобщим налогом на имущество». Альфонс Допш (Dopsch А. Beiträge zur Geschichte der Finanzverwaltung Österreichs im 13. Jahrhundert // Mitteilungen des Instituts für Österreichische Geschichtsforschung. 1897. Bd. 18) видит в таких институциях, как мархфуттер, ландпфенниги и бургверк, публично-правовые повинности и разделяет ту весьма распространенную ранее точку зрения, которой все еще придерживается Бруннер, что они представляли собой сборы с невоеннообязанного населения. См. также работу Карла Шалька «Австрийское управление финансами при Бертольде фон Мангене» (Schalk K. Österreichs Finanzverwaltung unter Berthold von Mangen 1412–1436 // Blätter des Vereins für Landeskunde von Niederösterreich. 1881. Bd. 15). Брудер категорически утверждает, что «настоящие налоги» в Австрии платили только подданные монарха, владевшие землей, с которой выплачивался оброк, и безземельные крестьяне в поместьях сеньоров, фогтство над которыми осуществлял герцог, – впрочем, время от времени предпринимались попытки (например, в 1235, 1336 годах) выйти за пределы этого круга. Здесь эта проблема не может быть рассмотрена более подробно. Но, пожалуй, приведенного достаточно для оправдания того, что излагается в нашем тексте. Впрочем, дальнейшая аргументация не изменилась бы в своем ядре (разве что в отдельных пунктах), если бы пришлось говорить о государственном характере подати, как это вслед за фон Беловым, например, делают Бреннеке и Рудольф Хюбнер, хотя последний в своих «Основных чертах германского частного права» (Hübner R. Grundzüge des deutschen Privatrechts. Leipzig: A. Deichert, 1908) тем не менее отвергает разрыв между публичным и частным правом.

12

Аналогия: когда сегодня какие-либо предприятия терпят банкротство, это не слишком интересно. Однако если капиталистическое предприятие должно было бы обанкротиться в силу внутренней необходимости, то это было бы демонстрацией того, что имеет в виду социалистическая теория банкротств, а именно заката предпринимательской формы производства.

13

Тем самым место отмирающего ленного союза заняла другая организационная форма. Как этот союз разрушил Каролингскую империю, – которая, если она в действительности была такой, как это выглядит на бумаге (Dungern O. von. Staat und Volk durch die Jahrhunderte. Graz: Leykam, 1911; о фактах прежде всего см.: Dopsch A. Die wirtschaftsentwicklung der Karolingerzeit, vornehmlich in Deutschland. Bd. 1–2. Weimar: Hermann Bö hlaus Nachfolger, 1912–1913), на самом деле настолько приблизилась к форме государства, что точка зрения Зома, согласно которой Франкская империя представляла собой государство и лишь позднее утратила этот характер, может оказаться верной, – так, в свою очередь, он сам был разрушен процессом патримониализации или аллодификации ленных поместий, в результате чего возникает новая, эгоцентрическая жизненная форма, в которой государство как особенный институт становится социальной необходимостью. Античный civitas – племенной союз во главе с королем – Франкская империя – ленный союз – сеньориальный союз: все это различные типы Средневековья, сменяющие друг друга в исторической последовательности, но не в каком-то имманентном процессе развития.

14

Сеньоры, замки которых располагались в удалении, как, например, графы фон Арко и Лодрон в Тироле, в полной мере использовали свое выгодное положение (Sartori-Montecroce T.R. von. Beiträge zur österreichischen Reichs- und Rechtsgeschichte. Bd. 2: Geschichte des landschaftlichen Steuerwesens in Tirol. Innsbruck: Wagner, 1902). Литература по этой теме весьма богата. Например, об иной ситуации в Богемии см.: Gindely A. von. Geschichte der bö hmischen Finanzen von 1526 bis 1618 // Denkschriften der Kaiserlichen Akademie der Wissenschaften, Philosophisch-Historische Classe. 1869. Bd. 18. Heft 2.

15

Финансы были движущим фактором прежде всего во внутренней политике монарха, тенденции которой – например, благоприятствование крестьянству и вообще стремление занять положение защитника интересов «страны» – объясняются в первую очередь финансовыми интересами и ситуацией, обусловленной классовой точкой зрения сословий: именно финансовая необходимость подгоняла монархов и заставляла сословия отступать.

16

К этому моменту в жизни народов лучше всего подходит теория немецкого Бёрка – Галлера. Однако его заслуга состоит не в этом, а скорее в том, что он одним из первых попытался дать реалистическую философию феномена государства и способствовал легитимации этой точки зрения в противовес юридическим схемам. Его труды следует расценивать как – разумеется, не в полной мере удавшуюся – попытку создания «естественной теории государства» в духе К. Франца, содержащую очень много здравого смысла в часто кажущихся несколько примитивными фразах.

17

При оценке подобных попыток следует принимать во внимание три обстоятельства. Во-первых, бесконечное разнообразие точек зрения, с которых может представлять интерес сущность государства. Но для каждой из этих точек зрения в нем оказываются важными различные моменты. С каждой из них сама эта сущность представляет собой нечто иное и с каждой – что нам не так-то просто признать и что в случае непризнания ведет к многочисленным бесполезным контроверзам и мнимым «проблемам» – это иное истинно. Если, например, кто-то желает выявить метафизический смысл государства, то уровень и горизонт его рассмотрения не пересекаются с нашими. Или если кто-то дает определение государства с юридическими целями, то это не имеет ничего общего с нашей целью. Для нас речь идет только об исследовании определенного исторически данного, четко очерченного фактора социальной жизни. Во-вторых, одно лишь понимание процесса возникновения какого-либо социального феномена само по себе еще не раскрывает ни его «сущности», ни его «смысла», ни его «культурного значения», ни его «внутренней логики». Если бы финансово-социологическая точка зрения позволяла нам постичь только генезис государства, то мы постоянно оказывались бы в положении человека, пытающегося «объяснить» впечатление от ландшафта посредством изучения его геологии. Заметим, что мы отнюдь не впадаем в заблуждение, состоящее в стремлении отыскивать сущность явления в движущих силах его возникновения и затушевывать своеобразие уже возникшего типа, ретроспективно разлагая его на зародыши. В-третьих, всякий реалистический анализ государства произрастает, так сказать, на уже испорченной почве. Тенденция, характерная для современных почитателей государства, видеть в нем в максимальном масштабе нечто «наивысшее» и «всеобъемлющее» расширяет современное понимание государства далеко за его истинные измерения – подобно тому, как фасадная техника визуально увеличивает многие ренессансные церкви. Если в какой-то неправдоподобной аберрации все культурные смыслы подчиняются целям государства, то в силу объема оно становится какой-то гигантской абстракцией, охватывающей всю социальную жизнь, все ее институции и прочие реалии. Тот, кто говорит о государстве там, где имеется какая-либо социальная организация, разумеется, обнаруживает его повсюду, – но оно теряет все то, что характерно для государства. Естественно, то же самое относится и к государству как воплощению нормы, как к порядку вообще.

18

Это объясняет феномен, обозначаемый как «объективность» культуры, понимание культурных продуктов как сверхиндивидуально санкционированных норм – в противоположность субъективистскому расщеплению культуры свободной экономики.

19

Не следовало бы говорить: государство делает то или это. Всегда важно знать, кто или чьи интересы приводят государственную машину в движение и кто говорит от ее имени. Такое понимание должно быть неприемлемо для каждого, кому государство представляется высшим благом народа, вершиной его достижений, средоточием всех его идеалов и сил. Однако только такое понимание соответствует действительности. Оно ко всему прочему включает в себя и все то, что является правильным в самой по себе ошибочной теории, согласно которой государство представляет собой не что иное, как средство эксплуатации, находящееся в распоряжении господствующего класса: ни идея классового государства, ни представление о государстве как о реальности, возвышающейся над всеми партиями и классами в качестве просто организованной «целостности», не адекватны сущности государства. Однако ни одно из этих воззрений не взято из воздуха: государство так или иначе отражает соотношение социальных сил, даже если само оно и не является всего лишь их простым отражением, поскольку государство способствует возникновению идеи государства, в которую народы в зависимости от обстоятельств вкладывают те или иные смыслы, пусть даже оно отнюдь не является порождением абстрактной, охватывающей всю социальную целостность идеи государства.