Меня на небе не ищи

Сыновья узнали, что стало причиной смерти матери и пришли в бешенство. Через суд они добились раздела имущества. Из богатого дома Игорю пришлось съехать к Марине. После родов она перестала вести бухгалтерию гражданского мужа, и вскоре ее заменили новой работницей – молодой, красивой, незамужней.

Игорь требовал, чтобы в доме была идеальная чистота, вкусная, как в ресторане, еда, а кипенно-белые рубашки резали глаз. О возвращении Марины к работе не шло и речи, хоть их дочери – Виолетте – недавно исполнилось шесть лет.

Лариса Викторовна в семью дочери не лезла. При людях она хвалилась, какая Марина умница и красавица, как удачно вышла замуж, а наедине с собой надрывала сердце. Она знала, что дочь любит мужа, потому и терпит измены, о которых знает весь поселок. Мать боялась, что однажды Марина не сможет вынести обиду, как первая жена Игоря, оттого и люто ненавидела зятя.

…

Ночь выдалась звездной. Через открытые шторы лунный свет падал прямо на постель. Дети давно уснули, Ромашка мурлыкала в ногах.

«Может, это и есть счастье? – спросила себя Катя, разглядывая в темноте букет, подаренный сегодня мужем просто так. – Макар не пьет, работает, мы не скитаемся по квартирам. Что еще надо? Столько лет вместе… Но почему мне так одиноко? Почему я не хочу его обнимать? Почему я… вспоминаю другого человека?»

Катя повернулась к окну, через спину мужа устремила грустный взгляд на ясное небо и вспоминала встречи с Ваней в антикварной лавке, черты его лица, улыбку. В груди опять что-то странно шелохнулось.

Глава 7. Знак

– Да моя ты хорошая! Теперь будь умницей и не убегай, – ласково приговаривала Катя, поглаживая мордочку Ромашки.

Домашняя любимица невпопад терлась о теплую руку хозяйки и прерывисто мурлыкала, пока новорожденные котята пищали и отчаянно искали соски мамы-кошки.

Катя проснулась среди ночи от жалобных стонов Ромашки и осторожно перенесла ее со своей постели в укромное место. В гостиной, между диваном и комодом для носков, четвероногую маму ждала теплая лежанка, накрытая белой одноразовой пеленкой. Ромашка улеглась, замурчала, но стоило Кате приподняться и сделать шаг в сторону, тут же вскочила с места и побежала за ней. Ромашке было страшно. Ее хозяйке тоже.

Катя любила домашних животных, но в родительском доме их не было. Евгения Васильевна страдала аллергией на шерсть. Зато у бабушки жили семь кошек. Кого-то она подбирала на улице, кого-то котятами подбрасывали люди, ну а некоторые приходили сами и оставались навсегда.

У Ромашки родились пять беленьких котят с рыженькими пятнышками на теле, как у нее самой. Сева почти не отходил от малышей. Постоянно гладил, любовался.

Ромашка на деле оказалась непутевой матерью и бросила детенышей, едва те открыли глаза. Стоило кому-т из котят подползти к ней, она тут же выгибала спину, шипела. Забота о крошечных комочках теперь легла на хозяйские плечи.

Катя и Макар кормили малышей смесью из бутылочек. Исцарапанные в кровь руки казались ничем в сравнении с жизнью, которая умещается на ладошке, жадно хватает соску и мурлычет от удовольствия. Процесс кормления сблизил супругов.

Тем временем Ромашка, которую поселили подальше от котят, стала чахнуть на глазах. Ее бока впали, шерсть потускнела, взялась комками от вязкой слюны. Хозяева были настолько увлечены потомством Ромашки, что не заметили, насколько ей плохо.

Спустя несколько дней один из котят отказался от еды. У малыша появились рвота и понос, гнилостный запах которого отравлял воздух в гостиной. Эту ужасную вонь Катя не могла ни выветрить, ни перебить ароматами освежителей. Через несколько часов признаки смертельной кошачьей инфекции появились и у других малышей.

Макар первым заметил у Ромашки те же симптомы, что и у котят. Ветеринара вызвали слишком поздно. У малышей к тому времени, под жалобные мучительные стоны, стали вздуваться животики. Наблюдать за страданием живых существ было не выносимо. Доктор предложил единственное решение – усыпить котят. Смертельная инфекция с первой минуты обрекла их на гибель.

По Ромашке ветеринар тоже дал неутешительные прогнозы, но оказал первую помощь, подобрал схему лечения.

К несчастью, ослабленный кошачий организм сдался. На утро следующего дня любимицы не стало.

Катя плакала, пересматривая фотографии кошки с котятами. Она винила себя за их гибель. Раньше почему-то казалось, будто обычные, непородистые питомцы никогда не болеют, исцеляют себя сами, оттого и страха потерять их не было. Первая кошка Кати и Макара – Молния – с самого начала оказалась довольно крепкой. Ее спасло, что большую часть времени она жила в теплой летней кухне, где хозяин обустроил ей свою собственную комнатушку и сделал в двери специальный вход.

Макар утешал жену и сына, а у самого сердце щемило от тревоги и отдавало свербящей болью по всему телу, до самых кончиков пальцев. Появление Ромашки на пороге своего дома после того злосчастного скандала с Катей он посчитал добрым знаком. А теперь? Тоже знак?

…

Иван вращался на компьютерном кресле из стороны в сторону, будто убаюкивал себя, и задумчиво смотрел в потолок, сцепив руки в замок.

– Да я тебе говорю, давай резюме свои отправим! Не побьют же нас за это. Ну? Мы с тобой пять лет пахали, стипендии повышенные получали, – рьяно убеждал Артем.

– Думаешь, пора? – несмело спросил Ваня.

Он вжался в спинку кресла так сильно, что оно продавилось под ним и уперлось в край столешницы письменного стола. Иван схватился руками за подлокотники, выровнялся, уставился на Артема.

– Ну а почему нет? Ты как опыт нарабатывать собрался? Мы, как минимум, ничем не рискуем. Если нам ответят, то мы к теме дипломных по-другому подойдем. У нас, считай, и теория и практика будут. Реальная практика! Как она есть!

– Может, ты и прав… – закивал Иван.

Артем развел руки в стороны, расплылся в довольной улыбке.

– Открывай свой ноут! – скомандовал он и рывком подвинул к столу Ивана табурет.

Артем шел к своей цели напролом и тащил Ваню за собой. Он умел легко заводить нужные знакомства, чувствовал тот самый момент, когда стоит заявить о себе и горячо верил в собственный талант и силы. На днях Артем предложил Ване не дожидаться окончания учебы, а сделать шаг к большой карьере уже сейчас – откликнуться на вакансии одной ведущей теле-радио компании страны.

В Воронеже Иван работал в газете, где раньше проходил практику. Артем трудился видеооператором на местном телевидении. Не так давно у него появилась новая девушка. Из Москвы.

…

Костя приехал на работу в семь утра. Едва он успел втянуть ароматный пар свежезаваренного кофе, как в ординаторскую ворвался дежурный медбрат сообщил о поступлении тяжелого пациента.

– Готовься, Кость, – скомандовал наставник и зашагал к выходу из ординаторской.

Ученик молча кивнул, поставил чашку с горячим напитком и вышел следом.

Экстренную операцию проводил опытный хирург, Костя ассистировал. Рядом с медицинским университетом произошло смертельное ДТП. Водитель внедорожника не справился с управлением и на большой скорости врезался в такси.

В холодном полумраке операционной Костя пристально посмотрел на обезображенное кровоподтеками и синяками лицо девушки.

«Красивая…» – подумал он.

От внезапной вспышки в глазах потемнело. Спустя доли секунды Костя ощутил, как из открытой полости на теле пациентки сочатся тьма и холод, заполняют операционную, липкими щупальцами обволакивают его самого. Темная мгла застелила глаза густой пеленой, заискрилась. Костя замер. Его тело будто превратилось в камень. Неподвижный. Безразличный. Темная мгла, как старая фотопленка, стремительно наполнилась красками и проявила нечто странное: девушка, за чью жизнь сейчас борются врачи, сидит в добром здравии с мужчиной в салоне автомобиля. За окнами то и дело сменяются уличные пейзажи. Девушка разъяренно взмахнула рукой. Мужчина ничем не ответил, только сжал руль сильнее. Цветные пятна за окном замелькали быстрее. Секунда. Шлепок. Водитель ударил спутницу по лицу. Картинка померкла.

Костя пошатнулся, будто пропустил удар. Уши заложило от женского крика. Темнота окутала голову и едва не выдавила глаза изнутри. Холод. Пробирающий до костей холод ледяным заточенным копьем пронзил тело от макушки до пят. Костя телом чувствовал боль своей пациентки.

– Зеркало! – грозно процедил наставник.

Костя вздрогнул. Дрожащей рукой протянул наставнику зеркало. Горячий пар изо рта медленно вышел, уперся во влажную маску и провалился обратно в легкие. На лице проступила испарина.

– Не спи! – гневно добавил опытный хирург.

Спустя четыре часа сложная операция завершилась. Обессиленные Костя и наставник вернулись в ординаторскую и распластались на мягких диванах.

– Испугался? – по-отечески спросил опытный хирург, не открывая усталых глаз.

Костя отрицательно замотал головой.

– Н-нет. Голова закружилась…

Недолгое молчание.

– Научись во время операции думать только об операции. Делай, что должен, и пусть хоть мыши по тебе бегают, хоть камни с неба сыпятся. Есть только ты, ассистент и пациент. Все. Понял?

Костя кивнул. Наставник – худощавый мужчина среднего роста, медленно поднялся, сел, раскинув руки на спинке дивана.

– Знаешь, Кость, – тихо заговорил он и отвел взгляд в сторону. – После двадцати лет практики я задумался, что у каждого, и правда, свой срок, Вот, бывает, привозят пострадавшего, у которого полшанса из ста, а он раз-раз и выкарабкался. А бывает, что теряем тех, у кого и прогнозы хорошие, и организм вроде бы крепкий. Мы не Боги, хоть Он и спасает нашими руками. Надо принять это и жить дальше, а иначе с ума можно сойти.

Костя вернулся домой подавленным. Ужинать не стал, рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку. Девушка, пострадавшая в смертельном ДТП, скончалась в реанимации, не приходя в сознание.

«Бросить бы эту чертову учебу! Опять видение! Опять! А если это повторится, когда я сам буду оперировать? Меня парализует, и я… убью человека? – терзался Костя, пропитывая скомканную подушку тяжелым и влажным дыханием. – Как все было? Я посмотрел на девушку и подумал, что она красивая. Потом видение, потом Владимир Петрович во второй раз попросили зеркало. А что, если… я увидел эту темноту и почувствовал холод, потому что девушке было суждено умереть сегодня? Даже если и так, неужели из-за этих проклятых видений восемь лет моей жизни прахом пойдут? Кому я что доказывать буду, когда люди у меня на столе станут пачками умирать? За что мне все это? За что?!»

От мрачных мыслей голова каменной глыбой потянула вниз. Захотелось снять ее с плеч и выставить на балкон, чтобы ветер выдул все лишнее и разнес по округе, как опавшие листья. Малейшие движения давались Косте с трудом. Превозмогая немощь, он достал телефон, помутневшим взглядом отыскал номер Ивана, нажал на вызов. Тишину спальни раскололи длинные гудки. Шум.

– Алло, – бодро ответил друг.

– Привет, Вань. Сможешь приехать ко мне в ближайшие дни? Я билеты оплачу. Мне так плохо… – голос Кости дрогнул, в горле засвербело.

– Конечно! – уверенно ответил Иван. -Что случилось?

– Приедешь, расскажу.

– Кость, говори! – нетерпеливо прикрикнул Ваня.

– Приезжай побыстрее, пожалуйста… – еле слышно пробормотал Костя.

– Хорошо. Ближайшим поездом выезжаю.

– Мг… Спасибо.

Костя сбросил звонок, не раздеваясь, укутался краешком одеяла и уснул.

…

Катя устроилась на работу детский сад, куда ходили ее дети. Вакансия делопроизводителя попалась на глаза совершенно случайно. Место было временным, но Катю радовалась и этому. Выходить на работу после долгого декрета было страшно.

Половину первой зарплаты она без сожаления потратила на косметику, туфли, большую бежевую сумку и сшитое на заказ молочное платье-рубашку с короткими рукавами и длинным поясом, о котором так давно мечтала.

Макар заметил, как жена хорошеет с каждым днем и стал чаще ловить себя на мысли, что хочет подойти к ней, обнять, поцеловать.

Муж уехал в очередную командировку, и Катя осталась с детьми одна. Добираться в детский сад приходилось пешком или на автобусе. Водить она не умела, да и второй машины в семье не было. Макар ездил в командировки на своем автомобиле.

– Мои вы крошки, сейчас я вам помогу, – жалобно причитала Катя, стаскивая с детей мокрые от осеннего дождя куртки и шапки.

Сева устало примостился на пуфике у двери, терпеливо ожидая своей очереди. Он рос не по годам самостоятельным и давно переодевался сам, но сегодня мама сказала им с сестрой не толпиться на входе в сырых куртках и не топтаться по чистому полу грязными сапожками.

Катя разула Раю первой, помогла ей перебраться на чистый сухой пол. Наступил черед сына.

– Мам, а когда папа приедет? – спросил Сева и опустил уголки губ.

–Через две недели, сынок, – ответила Катя. – Потерпи, зайчик. Время быстро пролетит. Наверное…

Она прибрала в сторону мокрые и грязные сапожки сына, взяла его под руки и аккуратным рывком, как Раю, переставила на середину прихожей. Сева был тяжелее сестры. От его веса и неудобного захвата дыхание Кати сбилось, низ живота прихватило. Силы, которых под вечер и без того осталось не много, совсем иссякли. Катя опустила руки и сама плюхнулась на пуфик, чтобы разуться.

Катя полулежа сидела на диване в гостиной и смотрела комедию, но думала о своем. Телевизор работал тихо, потому что дети давно уснули.

«Так, отвела душу и хватит. Надо брать себя в руки, собирать на права и учиться водить. Завтра опять ни свет, ни заря тащить детей в садик по дождю. Всю неделю лить будет. Бедные мои малыши… Как права получу, придется кредит брать на машину, хоть на самую простенькую. Нужно с Макаром все обговорить, как приедет».

…

Обучение в автошколе длилось почти четыре месяца. Кредит брать не пришлось, потому что недорогую машину дочери подарила Евгения Васильевна. Макару стало гораздо легче оттого, что жена с детьми теперь может ездить домой и по разным делам самостоятельно. Одно огорчало – машина Кати часто ломалась.

Поднявшийся ветер вырвал из рук входную дверь и с грохотом захлопнул ее. В прихожей послышалась возня, муж негромко выругался. Макар только что вернулся из автосервиса в недобром расположении духа.

Катя выглянула из кухни в прихожую.

– Ну что? – нетерпеливо спросила она.

Муж промолчал. Звук небрежно брошенных на пол комнатных тапочек стал красноречивее любого ответа. Макар обул их и неторопливо зашаркал к жене в кухню.

– Это не машина, а наказание какое-то. Сколько денег мы в нее вложили? То она не заводится, то глохнет, то дым из выхлопной валит, то еще какая-нибудь ерунда. Продай ее к чертям! Лучше возьмем кредит и подберем тебе что-то нормальное, – уговаривал муж, взбудораженный поездкой в автосервис.

– Страшно кредит брать… – тяжело вздохнула Катя. – У меня же декретное место.

– Смотри сама. Хочешь, сама ремонтируй, я – все, больше не буду! – резко ответил Макар и зашагал прочь.

Катя стояла к мужу спиной и натирала чистящим порошком посуду. Как только тяжелые мужские шаги растворились в глубине дома, она осторожно поставила кастрюлю в мойку, поморщилась от противного хруста абразивным частиц, и включила воду на полную мощь.

«Правду же говорит… В холод машина не заводится, на ходу трясется. Все равно с ним ездим. Мама от чистого сердца мне помогла, а я продам ее подарок? Неужели моя машина такая безнадежная и в автосервисе не могут ее отремонтировать? Или Макар возиться не хочет?» – злилась про себя Катя.

…

Покупатель нашелся довольно быстро. Евгения Васильевна, вопреки страхам, решение дочери и зятя поддержала. Не успела бывшая хозяйка авто погреть в руках пачку хрустящих купюр, как Макар взял инициативу на себя и убедил жену потратить деньги не на второй автомобиль, а на замену первого.

Вырученные от продаж двух автомобилей деньги не покрыли стоимость желанной покупки даже с учетом скидки по трейд-ин Кредит на недостающую сумму оформили на Макара, иномарку бизнес-класса – тоже.

Покупку Колганы решили отпраздновать скромно – шампанским и пиццей. Забирать заказ из кафе Макар поехал один.

Сверкающий новизной автомобиль без номеров он припарковал напротив панорамного окна, рядом с черным внедорожником, прошедшим ни одну сотню тысяч километров. Макар резво перемахнул через ступеньки, вальяжно вошел внутрь и почему-то глянул влево. Его сердце мигом упало и больно ударилось о керамический пол. За единственным занятым столиком, в компании мужчины, ужинала Ева, а у ее ног стояла огромная корзина белых роз.

Макару захотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, будто он только стал свидетелем чего-то запретного. Ева заметила его мимолетный взгляд, окликнула и кивнула в знак приветствия. Макар поздоровался тоже.

– …это мой ученик, – произнес нежный знакомый голос за спиной.

«Оправдывается…» – подумал Макар и дрожащими губами растянул кривую улыбку.

Ноги не слушались, щеки пылали. Макар забрал две коробки пиццы и пулей вылетел из кафе, стараясь не задеть взглядом Еву и ее ухажера. Колючая прохлада ранней весны остудила пылающие щеки непрошеным поцелуем. Макар открыл водительскую дверь и сел в салон. Он украдкой посмотрел в большое окно, на Еву и мужчину рядом с ней. Теперь он понял, кому принадлежит стоящий рядом черный внедорожник с мурманскими номерами.

Домой Макар вернулся расстроенным. Он съел один небольшой кусочек пиццы и, сославшись на усталость, ушел в спальню. Шампанское, подаренное автосалоном, так никто и не открыл.

Внутри все ныло и сжималось. Макар лежал один в пустой комнате, свернувшись калачиком.

«Неужели она… полюбила? У него машина с мурманскими номерами, а ведь сейчас не сезон и на море никто из тех краев не едет. Какой же я идиот! На что я вообще надеялся? Что она поведется на женатого малолетку? Ева никогда не увидит во мне мужчину! Никогда! Что же я с жизнью своей-то делаю, а? У меня жена-красавица, дети маленькие. А я? Как же хочется взять и перестать чувствовать. Снять бы эту чертову голову, да вытряхнуть всю дурь!» – терзал себя Макар, задыхаясь от досады.

Глава 8. Тень

Катя работала в детском саду уже больше года. За то время, как у них с Макаром появился новый автомобиль, она садилась за руль всего несколько раз. Муж снова разрывался между работой и женой с детьми. Служебного транспорта у него по-прежнему не было, а поездки по работе участились. Ссоры в семье то прекращались, то вспыхивали с новой силой, и после одной из них Катя ушла.

Евгения Васильевна рассказала дочери и сыну о последней воле их отца и решила больше не откладывать оформление дарственных на потом.

Дом бабушки Таи одноэтажный с двускатной крышей и просторной верандой, деревянные окна которой выходят на задний двор и прячутся в тени старой яблони. Охристая эмаль на кирпичных стенах порядком облупилась. Аккуратно выкрашенные в белый цвет углы пожелтели. Старенькая шиферная кровля просела и требовала замены. А ведь место на чердаке с самого детства было у Кати самым любимым. Ребенком она чувствовала себя там настоящей колдуньей, у которой посреди чердака лежит толстая книжка в твердом переплете с описанием разных трав, камней и переписанными из книг и журналов легендами. Несмотря на острую необходимость капитального ремонта, дом бабушки Таи, действительно, был почти в два раза больше родительского и отличался крепким фундаментом, ровными стенами и удобствами, которых раньше почти ни у кого не было. Во времена, когда многие еще жили в хатенках, топили печки и ходили только в уличные туалеты, у бабушки был хоть дровяной, но котел, паровое отопление и добротная ванная комната. Теплая вода поступала из коричнево-красного бойлера. Бабушка называла его «титан». Под домом располагался большой погреб. Попасть в него можно было напрямую из дома – через дверь в коридоре. А еще дом бабушки располагался в тихом переулке, откуда до центра рукой подать. Школа Севы и детский сад Раи находились в шаговой доступности.

Катя приезжала в свой новый дом каждый день и с грустью прикидывала, в какую копейку выльется ремонт. Перед смертью отца рабочие вырезали старые отопительные трубы, а новые так и не поставили. Пустить в дом тепло до холодов стало для нее главной и дорогостоящей задачей, но беда пришла, откуда меньше всего ждали.

Август выдался небывало дождливым. Однажды тихим ясным вечером с юго-востока в поселок пришла тяжелая дождевая туча, серые подтеки от которой смыли границу между небом и землей. Поднялся ураган. Затем вперемешку с градом обрушился ливень. Порыв сильного ветра соврал лист шифера с заднего края крыши, отбросил его на середину и расколол нижний, менее прочный, лист вместе с прогнившим деревянным перекрытием. Спустя пару дней Катя, ничего не подозревая, приехала в свой новый дом, чтобы снять со стен старые обои и обомлела.

…

Новая крыша получилась добротной. Фронтон теперь украшало не маленькое деревянное окошко, а пластиковое со створкой. Катя специально доплатила мастерам, чтобы чердак утеплили и обшили листами ОСБ, а после сама покрыла стены темно-ореховым лаком в несколько слоев и покрасила полы эмалью шоколадного цвета. Мама и Гриша с самого начала посчитали траты на чердак лишними. И оказались правы.

На замену кровли ушли не только кредитные деньги, но и собственные сбережения. Ремонт дома, даже самый скромный, теперь был не по карману. Монтаж отопительной системы и вовсе стал непозволительной роскошью.

От вида ободранных стен на душе становилось тоскливо, но Катя никак не могла отпустить мечту о скором переезде. Она старалась проводить в своем новом доме как можно больше времени и растягивала на несколько дней уборку, которую после полного высыхания лака и краски могла завершить в один приезд.

Коробки со всяким барахлом, спущенные вниз на время кровельных работ, заполонили всю веранду. Простенькая деревянная лестница вела на чердак именно отсюда. Старые книги, старые детские игрушки, бабушкина посуда, ящик хозяйственного мыла, пакет с грамотами Гриши – все, что уцелело после удара стихии. Катя принесла маленькое ведерко с чистой водой и мягкую новую ветошь, смахнула пыль с дорогих сердцу сокровищ прошлого и убрала их обратно, на чердак. С собой решила увезти только пакетик с грамотами брата и распухшую от влаги и времени тетрадку в твердом переплете, с пожелтевшими краями листов и частично потерявшими цвет чернилами – ту самую с выписками о травах, камнях, и красивыми легендами.

Жить с мамой Кате становилось все труднее. Она и сама заметила, как из-за проблем с деньгами и ремонтом начала раздражаться по пустякам и срываться на домашних. Решение о разводе тоже повисло в воздухе. Заявление так никто и не подал. Поначалу Катя хотела закончить ремонт и переехать в свой дом, чтобы муж перестал угрожать ей лишением родительских прав, а потом Макар и вовсе оставил ее в покое.

Однажды после работы муж приехал к Кате с цветами, подарками. Евгения Васильевна сделала вид, что удивлена, но на самом деле знала обо всем заранее. Макар уверял, что стал другим и теперь все будет хорошо, просил жену вернуться к нему. Катя не знала, чем ему ответить, но дети решили все за нее. Рая и Сева стали слезно упрашивать маму вернуться домой, к папе. Как ни крути, но отца они обожали. Как и он их.

…

Костя вернулся в родной поселок и устроился работать хирургом в районную больницу. Он не хотел оставлять пожилую мать одну, поэтому отказался от городской жизни. Квартиру, подаренную родителями, сдал в аренду. Больница, в стенах которой вырос, приняла его радушно, как сына. А еще, в глубине души Костя надеялся, что дома он сможет управлять своими видениями. Через восемь месяцев после переезда матери не стало. Костя остался жить в родительском доме один.

Чем больше операций проводил, тем сильнее убеждался, что случайно увиденные картинки из жизни его пациентов – далеко не случайные. Радостные и грустные, утешающие и пугающие они больше не сковывали тело, не наводили дикий ужас. Костя научился понимать язык крови.

Обход закончился. Молодой хирург размеренно шагал по коридору, сложив руки за спиной, как вдруг заметил у поста дежурной медсестры заплаканного ребенка с молодой женщиной и фельдшером. Костя выпрямился, разжал кисти рук и ускорил шаг.

– Константин Семенович, у девочки перелом, – встретила его дежурная медсестер.

Костя улыбнулся малышке. Кивнул.

– Саше позвоните, – ответил он и забрал ребенка на осмотр.

Операция, как обычно, прошла успешно. В самом конце Костя провел новый полюбившийся трюк – вызвал видение. Он занес руку в перчатке над свежим швом, остановил поток мыслей и представил, как перед глазами расстилается непроглядная тьма, а потом ослепляет яркая вспышка. За дальнейшим он наблюдал от лица девочки.

Пост дежурной медсестры. Люди в белых халатах. Девочка смотрит на них и часто дышит. Ее сердце бьется барабанной дробью, перед глазами все плывет. Медсестра и доктор постепенно превращаются в полупрозрачные пятна. Хрупкое плечико отчего-то дрогнуло. Девочка испуганно поворачивается вправо и видит на своем плече огромную черную птицу, которая медленно вонзает острые когти прямо в ее нежную кожу.