Каменистая дорога. Оптимистичный стимпанк

Когда девушка выбралась на двор, представление уже закончилось. Участники и зрители возвращались внутрь, довольно переговариваясь и посасывая рассаженные костяшки пальцев.

В дальнем углу двора Тео деловито запрягал мерина. Оглядевшись, девушка заметила копошившийся под забором грязный ком. Подойдя ближе, она узнала рыжего, похожего на кота, парня. Теперь он выглядел уже не так шикарно, с кряхтением пытаясь встать на ноги, и глухо чертыхаясь. Кровь с разбитой брови разбегалась по лицу, расчерчивая его багровыми линиями.

Она подошла и протянула ему льняной платок.

– Возьмите…

Рыжий удивлённо посмотрел на девушку.

– Он же испачкается.

– Ничего. Я постираю. И вообще у меня их много.

Она смутилась и опять начала краснеть.

– Спасибо.

Рыжий опасливо оторвал от забора одну из рук и взял платок.

– За что они вас?

– Мелкие неприятности. Неизбежный риск… – Он промокнул бровь, светлая ткань моментально налилась кровью, – не обращайте внимания…

– Вам крепко досталось.

– Ничуть. Дилетанты. Деревенщина. К тому же ленивые. К счастью местные сапожники не любят ставить подковки…

Он посмотрел на постоялый двор и с чувством добавил.

– Скоты… Прошу прощения за грубость, сударыня.

– Ничего страшного.

Кончивший запрягать Тео деланно закашлялся на дальнем конце двора.

– Как хотя бы называется это место? – рыжий тяжело дыша, ещё раз протёр лицо.

– Трактир. Просто трактир. Он здесь один. А замок на скале – Быстрицкий. Но там уже давно никто не живёт.

– Буду иметь в виду… Чтобы больше здесь никогда не проезжать. И ведь занесло же меня в эту дыру. Ещё раз простите, сударыня.

Он протянул ей платок.

– Я перед вами в долгу, госпожа Кеслеш.

– Пожалу… но… откуда?

– Вы вчера назвались. Тогда, в зале. Ну а поскольку официально нас уж точно никто не представит, то я посчитал возможным взять на себя смелость это вспомнить.

Она потупилась и взглянула на платок. Льняная ткань шла красно-бурыми пятнами, почти скрывшими монограмму П.К. в уголке. Девушка помялась.

– Оставьте себе. Он вам ещё пригодится.

Она развернулась и заспешила к повозке.

Рыжий оторвался от забора и, пошатываясь, заковылял ко входу, придерживая комком ткани рассечённую бровь.

– Добрая вы, барышня, – покачал головой Тео, – нет, это дело хорошее, вон и проповедник наш тоже говорит, но разве ж можно так добром-то разбрасываться? Постирали бы и всех делов. А на каждого мазурика так никаких платков не напасёшься…

Под его добродушное ворчание повозка выехала со двора и двинулась в туман. Высоко над ними мерцал в окнах покинутого замка бледный огонёк.

Лонч потрясал и ошеломлял. Если честно, то делал он это в основном шумом и вонью. Но выросшей в Верхнем Ручье Петулании Кеслеш куда более впечатляющим казалось совсем другое. Она с восторгом рассматривала многоэтажные дома с яркими рекламными вывесками, шла по изборождённым трамвайными рельсами булыжным мостовым в самой гуще кипучей толпы, такой густой, что в её родных горах и не на каждой ярмарке увидишь.

Тео высадил её возле заводоуправления, но она не смогла удержаться и, попрощавшись с кучером, не пошла сразу в контору а, раскрыв рот, бродила по окрестным улицам, держа саквояж в руках. Всё сложилось как нельзя лучше, и никакие чёрные коты не смогли этому помешать. Она добралась до города и теперь всё будет хорошо. Просто не может быть по-другому. Она, простая девушка из Верхнего Ручья, исполнила свою мечту, и запросто шагает по булыжникам Лонча. Она победила, и ничто не сможет испортить ей этот день. И пока можно просто немного поглазеть на кипевшую вокруг городскую жизнь.

Тягучий людской поток лился по улице, закручиваясь водоворотами и вздуваясь шумными пузырями. Пронзительные крики мальчишек-газетчиков метались над ним, отражаясь от кирпичных стен рукотворного ущелья.

– В связи с недавним упокоением его автократорского величества, брак светлейшей принцессы-наследницы Доновы отложен на полгода. Все эти восемь месяцев её высочество проведёт в трауре в одной из загородных резиденций. Перед этим она простоит три ночи в бдении в императорском некрополе на Коронном острове, и примет участие в поминальных обрядах. Регентский совет полагает, что… всего три монеты, пять страниц, лучшая бумага, берите не пожалеете, всего три монеты…

Петулания отрицательно покачала головой. Курносый газетчик бросил на неё снизу вверх презрительный взгляд и продолжил закладывающим уши пронзительным фальцетом:

– Взрыв на угольной шахте в Кметах, многочисленные жертвы, среди рабочих начались волнения, обсуждается целесообразность привлечения войск! Эмрих Стрельниц заявляет, что все меры безопасности были соблюдены, и причиной катастрофы стал человеческий фактор. Всего три монеты, всего три. Отличная бумага. Читайте подробности только в Лончском Курьере! Всего три монеты! Первоклассная бумага!

Вконец растерянная она замерла перед огромной витриной с разноцветными тканями. Сукно разнообразных сортов, шёлк, атлас, бархат немыслимых расцветок. Она никогда не считала себя особо хозяйственной девушкой но эта витрина… Это было нечто. Не без труда она оторвалась от витрины и попыталась собраться с мыслями. Всё ж таки надо идти в контору. Город она посмотреть ещё успеет. Нужно только достать рекомендательное письмо к управляющему. Оно в саквояже.

В саквояже… Саквояж! Он же только что был здесь. Практически в руках!

Шок наступает постепенно. Исподволь. Начинаясь с ощущения, что это какая-то нелепая ошибка и сейчас всё поправится. Она растерянно поворачивается на месте, разглядывая пустые ладони. Не то чтобы она ждала, что саквояж в них сам собой возникнет, скорее просто не понимает, что случилось и что вообще теперь делать.

– Вы не видели саквояжа? Чёрный такой. Старый. Ручка ещё подклеенная? Пожалуйста!

Удивлённые холодные лица. Молчаливые и сторонящиеся.

Её взгляд замер на ухмыляющейся физиономии под надвинутой кепкой.

– Вы не видели?

– Потеряла ты его, красавица. По дороге. С каждым бывает.

Голос тихий, как змея шипит. А глаза хитрые. И злые. И золотой зуб из-под рваной губы блестит.

– Я вам не красавица, – она отпрянула и чуть не бегом бросилась к заводоуправлению.

Клерк старый, уже седой. Много видел и мало чему верит.

– Ну, пожалуйста. Оно было в саквояже!

– Ничем не могу помочь, барышня. Без письма я вас не возьму. У нас на каждое место по пять-шесть человек стоит.

– Оно было! Просто его украли. То есть саквояж украли. А там письмо. И деньги. И все мои вещи…

– Мне жаль, но ничем не могу помочь. Обратитесь в полицию.

– Но там все мои вещи. Мне некуда идти.

– Мне очень жаль. Проходите, пожалуйста, не задерживайте. За вами уже очередь.

Мир кружится и раскачивается. Что теперь делать, куда идти, как быть? Она не знает. Она лишь садится на жёсткую скамейку и даже не плачет. Просто забыла об этом.

– Эй… ты меня слышишь? Эй!

Похоже, её зовут уже давно.

– Да. Что?

Перед ней опрятная добродушная пожилая женщина. Полная и румяная.

– Простите меня, дорогуша, я услышала вашу историю. Совершенно случайно. Это просто кошмар. Такой ужас. Вам так не повезло, так не повезло…

– Мне некуда идти…

– Да, да. Я понимаю. Вот. Минуточку. Вы читать умеете?

– Кто? Я? Да. Умею, – она говорит, даже не слишком понимая, что за слова произносит, они как-то сами выскакивают, почти не затрагивая оцепеневшего сознания.

– Отлично. Я запишу вам адрес. Это мои хорошие знакомые. Они вам помогут устроиться на первое время. Это на бульварах. Полквартала в сторону.

Петулания бессмысленно смотрит на клочок бумаги и занесённый над ней огрызок карандаша.

– Бульварах? Я не знаю города. Я первый день здесь.

– Ох, как же вам не повезло, дорогуша. Прямо в первый же день. Пожалуй, я вас провожу. Идём.

Они идут. Девушка не слишком хорошо понимает куда. Арка. За ней тёмный и кривой переулок. Пахнет гнилью. И тухлым мясом. За мусорными бочками неслышно мелькают серые хвостатые тени.

– Вот мы и на месте, дорогуша.

Пожилая женщина постучала в заднюю дверь. Два раза и ещё третий.

Открыл здоровенный детина.

– Чеуо теве?

Его массивная челюсть ритмично двигалась совершенно независимо от произносимых слов. Детина не останавливаясь что-то жевал. Ясности речи это никоим образом не способствовало.

– Позови мадам.

Детина смерил Петуланию взглядом и чуть сдвинулся из проёма.

– Жаходите. Но она занята. Тык што недолго.

Внутри пахло чем-то кислым и сбродившим. И ещё потом.

– Сейчас мы тебя пристроим, дорогуша.

Детина запер дверь и зашагал куда-то внутрь.

Девушка вдруг поняла, что это место ей решительно не нравится. Но рекомендательного письма у неё тоже не было. Даже если она сможет добраться до дома… Нет. Невозможно. Только не это. Она так рвалась в город. Она справится. И вернётся с победой.

К ним спустилась не слишком молодая, но ухоженная, аккуратная и весьма богато одетая дама.

– Вот она, бедняжка, – с ходу начала приведшая её доброхотливая старушка, – у неё украли все вещи и деньги. А она только сегодня приехала и совершенно не знает города. Вы просто обязаны ей помочь…

Дама пристально осмотрела Петуланию. Настолько пристально, что той стало неловко.

– Откуда ты.

– Из Верхнего Ручья…

– Это где?

– Ну… это на Быстрице. Выше замка. За старыми вырубками, возле…

– Ясно, ясно. Зачем ты приехала?

– Я должна была поступить на фабрику. У меня было рекомендательное письмо. К управляющему. Но его украли. Вместе с саквояжем…

– Ты приехала одна?

– Меня привёз Тео. Но он сразу уехал. У него много дел.

– Тео?

– Наш возчик. Из Верхнего Ручья. Он иногда заезжает в Лонч.

– Иногда?

– Ну пару-тройку раз в год. Наверное.

– Понятно. Тебе есть, где жить?

Она отрицательно помотала головой.

Дама достала из конторки жёлтую карточку с типографски набитым текстом.

– Пойдёшь через дорогу в меблированные комнаты, отдашь это конторщику. Он даст тебе переночевать в долг. Завтра утром поговорим. Сейчас мне некогда.

– Я же говорила, что они тебе помогут, дорогуша.

Девушка сжала в пальцах картонку.

– А я смогу работать на фабрике?

– Даже лучше, дорогуша.

В проёме внутренней двери показалась молодая женщина в шёлковом, довольно откровенно облегающем фигуру черном платье и с пышной причёской.

– Мадам. Вас зовут, – она бросила взгляд на Петуланию, – ты новенькая?

– Я… я не знаю. Я должна была работать на фабрике… Но я не очень много, что умею.

– Мы тебя научим, – женщина в чёрном платье хрипло рассмеялась.

– Цыц отсюда, – оборвала её мадам, – и скажи им, что я сейчас буду.

Она обернулась к добродушной старушке.

– А ты отведи девочку переночевать. И не потеряй по дороге…

Детина, чья челюсть продолжала двигаться с размеренностью парового механизма, молча открыл им дверь.

– А я смогу найти работу на фабрике? – осмелев, спросила Петулания, когда они переходили бульвар.

– Конечно. Но сначала тебе нужно отдохнуть. А уже завтра утром всё определится. Тебе вот сюда.

Она указала на выкрашенную тёмно-красным дверь с протертой в середине до блеска бронзовой ручкой.

– Отдашь карточку, тебе покажут комнату. А мне пора идти. Поздно уже.

– Большое вам спасибо, сударыня, – вежливо поблагодарила старушку Петулания и шагнула внутрь.

Внутри был тёмный холл с конторкой и зевающим человеком за ней.

– Рад приветствовать, сударыня. Желаете снять комнату?

Она протянула карточку. Подобострастная улыбка тотчас же исчезла с лица клерка.

– Ещё одна… – он достал из под конторки ключ, – третья дверь справа на самом верху. И чтоб без глупостей. Угловую комнату с прошлого раза ещё не отмыли.

Он внимательно оглядел девушку.

– Ножи, бритвы, трава, выпивка с собой есть?

– Что? А… нет. У меня всё украли.

– Отлично. Бери ключ, и чтобы я тебя до утра внизу не видел. У нас приличное заведение. Работать в другом месте будешь.

Девушка слишком устала, чтобы задавать лишние вопросы и просто побрела наверх по крутой лестнице. Там она нашла комнату, упала на кровать и заснула без сновидений.

Наутро конторщик гостеприимнее не стал. Только более сонным. По деревенской привычке Петулания встала рано. С трудом продравший глаза клерк отобрал у неё ключ, пробурчав что-то про то, что комнату ещё проверит, и если что найдет, то ого-го… Что именно он подразумевал под «ого-го» она так и не выяснила. Убрав ключ, тот угнездился на стуле и немедленно заснул.

Девушка подошла к двери и на мгновение остановилась. А куда ей собственно идти? К фабричному управляющему? Так он о ней даже не слышал. Без письма и говорить не станет. К мадам через улицу? Нельзя сказать, что то место показалось ей очень уж гостеприимным. Но там, по крайней мере, готовы её взять. Она сможет устроиться на первое время, а потом уже можно будет и что-то лучше придумать… Что ж. Решено. Девушка с силой толкнула массивную дверь и шагнула наружу.

Воздух на улице был сырым и убийственно смердел угольной гарью. Свет ещё не погашенных фонарей расплывался во влажной дымке. Она укуталась в плащ. Ощутила укол и запустила руку в карман. Обрубок колючей ветки. Верное средство для отпугивания нечистой силы. Только вот от воров не помогает.

– Госпожа Кеслеш?

Возле дверей, облокотившись на кирпичный заборчик, стоял рыжеволосый, похожий на кота, человек. За пару дней он ухитрился почти восстановить внешний лоск. По крайней мере, выстирать и вычистить одежду. Однако повязка и заплывший синевой глаз всё ещё красноречиво напоминали о происшествии на трактирном дворе.

– Это вы? Извините, я забыла ваше имя.

– Не извиняйтесь, я его вам не говорил. Юл Пикаро к вашим услугам, сударыня.

– Пикаро? Вы не похожи на иностранца.

– О, судьба моей фамилии это долгая история.

– Рада, что вы так быстро поправляетесь. Очень жаль, но мне нужно идти. Меня ждут.

– Я вам кое-что должен, госпожа Кеслеш.

Петулания непонимающе посмотрела на молодого человека.

– Вы хотите вернуть мне платок?

– Нет, это «кое-что» несколько более ценное.

Он оторвался от заборчика.

Мимо с грохотом прокатилась тележка молочника. Девушка проводила её голодным взглядом.

– У меня к вам предложение. Вы меня слышите?

Она снова повернулась к нему.

– Извините, что?

На лице молодого человека появилось странное выражение. Какое-то растерянное.

– А вы когда последний раз ели?

– Я? Вчера. Наверное. Да, вчера утром. Но я совсем не голодна. Только пить хочется. Немного.

– Идёмте, – он взял её под руку и повёл вдоль бульвара.

Долги и займы

– Прямо здесь ответишь ты за все свои злодеяния! – воскликнул благородный витязь твёрдым голосом, – тебе не уйти от кары за попрание чести благородной девицы из древнего рода, кою ты беззаконно похитил и чьей любви уже два месяца безответно добиваешься, заточив в своём замке и окружив своими клевретами!

– С каких это пор наглая вендлийская деревенщина стала говорить мне о чести? Мне, Адельхари, сыну Гезимера из рода Наггльскильдингов? Кто ты такой, чтобы учить меня чести? Ты, предавший короля!

– Мои предки столь же родовиты, как и твои, а моя безупречная служба королю была опорочена клеветниками. И я вызываю тебя на бой, Адельхари из Оксенхаупта. Прямо здесь и сейчас, на землях древнего Мраковида и берегах священной Напрудны, я требую у тебя ответа. Ответа на поединке чести! Мы сразимся перед лицом твоих вассалов в честной битве, и пусть этот святой человек, наставник Берид из Гребенной Рощицы благословит нас на бой. Да рассудят нас три благородных оружия – лук, копьё и меч.

– Да будет так, я повергну тебя клятвопреступник, и когда это случится, не вспоминай о пощаде! – сверкнув очами, вскричал Адельхари, – эй, слуги, коня мне, крепкий щит, меткий лук и верное копьё сюда.

– Благословите нас, наставник Берид, – смиренно опустился на колено благородный витязь, – и пусть одержит победу достойный.

– Истинно так. Да благословит сей поединок предвечный отец наш, восседающий в сиянии непобедимом, и дарует справедливость правому и милосердие побеждённому. Сходитесь!

Из популярного исторического романа «Баллада о доблестном витязе Иванко».

– «Она красивая. Действительно красивая. Не просто симпатичная или привлекательная, а именно красивая. Даже удивительно для селянки родом из этой горной дыры. Если её соответственно одеть и причесать – вполне сойдёт за потомственную аристократку. Пожалуй, мне крупно повезло, что я успел. Вцепись в неё мадам покрепче – у меня бы не было шансов…»

Юл отхлебнул пиво и поморщился. Лучше даже не думать, чем они его разбавляют. Суп, правда, кажется вполне приличным. По крайней мере, девушке явно нравится.

– Большое вам спасибо, господин Пикаро, я обязательно расплачусь. Просто мне нужно хотя бы чуть-чуть заработать. У меня украли все деньги.

– Это город, барышня. Здесь клювом не щёлкают.

– Что, извините?

– Кхм… прошу прощения, я немного задумался. Не обращайте внимания. Я хотел сказать, что в городе вам следует быть внимательной.

– Конечно, конечно. Я понимаю. Надо было сразу же идти к управляющему с письмом. Но этот большой город. У меня просто закружилась голова. Это так глупо, право…

– Это бывает. Практически с каждым. Уж я-то знаю… кхм… да…

– Ещё раз большое спасибо, но мне нужно идти. Мадам уже, наверное, заждалась.

– Мадам придётся ждать дальше. У нас другие планы.

– У нас?!

– Вы же не хотите, чтобы я бросил вас одну на растерзание этому дикому городу, правда?

Проклятье, как тяжело подмигивать с подбитым глазом.

– Ну.. я, право, даже не знаю… это так неожиданно…

– А вы вообще в курсе, какую работу хочет вам предложить мадам?

– Н-не совсем. Я полагаю, что на какой-нибудь фабрике… наверное…

Сама ведь этому не верит. А верить ей очень хочется.

– Может, вы знаете, господин Пикаро? Здесь ведь много фабрик.

– Зовите меня просто Юл.

– Вы же городской, правда? Вы же можете знать, что это за работа?

Уже сомневается, но пока ещё толком не понимает, что конкретно ей там светит.

– Я это как-нибудь потом расскажу. Но поверьте, лучше вам будет найти другое занятие.

– Но где? Я здесь никого не знаю, и у меня нет ни гроша.

– Я же сказал, что я вам обязан, Петулания.

– Можете называть меня Ланой. Если хотите, конечно.

– Совершенно не возражаю, Лана.

– Вы что-то говорили о планах?

– Точно. И они следующие: мы расправляемся с завтраком и отправляемся на вокзал.

– На вокзал? Зачем?

– Мы едем в Стейн.

– Стейн? Вы хотите сказать Нейв-Стеенборк? В столицу. О, боже… Ох, то есть я хотела сказать, а зачем?

– Вы же хотели найти работу?

– Но… в столице? В самой столице?!

– Думаете, там нет работы?

– Но… но я даже… это же… Хотя не знаю. Возможно мне всё же стоит подумать.

– Смотрите сами, Лана. У вас есть выбор – вернуться домой или попытаться найти свой собственный путь. А на этом пути разве стоит останавливаться на малом, а не пытаться сорвать настоящий куш? Стеенборк не самое плохое место в этом мире. Ну, разве, малость холодное…

Она задумалась. Посерьёзнела. Проклятье, у неё действительно красивое лицо. Правильное и чуть строгое. И она по-детски покусывает губу, когда думает. Юл внимательно относился к лицам и мимике собеседников. Это было частью его работы.

– Я… я даже… Я готова.

Решительная девушка. Наивная, но с характером…

– Я всё равно здесь никого не знаю. Так какая разница, где я буду никого не знать – в Лонче или в столице?

И рассудительная.

– Сначала допейте чай. Ехать нам не близко, а первого класса с салоном-рестораном я вам обещать не могу.

– «Интересно, это первый вокзал, который она видит? Судя по лицу – да. Как ещё много ей предстоит узнать об этом мире. Если, конечно… Чёрт, у меня что, совесть проснулась? Только не это.»

– Вы когда-нибудь раньше бывали на вокзалах, Лана?

– Нет. Я видела только станцию в Таржицах.

Тогда понятно. Лончский вокзал способен впечатлить. Последнее слово архитектуры и техники. Воплощение гигантомании и гения. Довольно таки сумрачного, но определённо гения.

– А этот вокзал. Он такой. Такой. Огромный. А купол? Это ведь стекло? Правда? А если будет сильный ветер или пойдёт град? Оно же всё разобьётся.

– Это очень прочное стекло. Ну как говорят. Там вроде даже внутри проволочная сетка вварена.

– Всё равно. Вот у нас прошлой осенью был шквал, а жена молочника забыла ставни закрыть. Так у неё осколками всю перину посекло. И опять же птицы. Это же всё как-то мыть надо? А там высоко.

– Мыть надо… Вон наш поезд. Экспресс. Уже ночью будем в столице. Я достал билеты в плацкарт четвёртого класса. Не самое лучшее, но всё же не шестой.

Вагон удачный. Сиденья мягкие, окно чистое, попутчики… Ну в общем тоже ничего. Грузный и пожилой с пышными усами, судя по всему, провинциальный чиновник средней руки, и чахоточного вида студент явно из бедных, пробивающихся наверх. Младшекурсник, фукс, – не носит ещё знаков товарищества. Значит, в настоящие бурши его пока не приняли. Так себе публика. Не особо денежная, но для поддержания формы сойдёт.

Поезд мягко набирает ход. Раньше вагоны трясло больше. Или просто раньше он редко ездил четвёртым классом?

Девушка прямо-таки прилипла к окну. Ей всё в новинку. Хоть и смотреть там особо не на что. Холмы, деревни, телеграфные столбы, вышки аэропочты. Ничего интересного. Сельский край – овощи и коровы. А ей любопытно.

Юл поймал на себя на мысли, что слишком уж много думает о ней. Она словно молодая наивная лань, вырвавшаяся из родного гнезда и теперь упоённо резвящаяся на поле, не замечая, что как раз на неё охотники гонят стаю волков. Проклятье, он, кажется, становится сентиментальным.

– «Меньше об этом думай. Это только работа. Бизнес. Обычный бизнес и ничего больше. Ты просто деловой человек, выполняющий взятые на себя обязательства. И ничего личного. Просто деньги»

Усатый, пыхтя, развернул газету и недовольно зафыркал.

– Нет, ну каков наглец! Вы читали? Этот прохиндей Флориан собирается приехать ещё до свадьбы. У него совесть есть или нет? Бедная, бедная принцесса-наследница… Нет, что бы кто не говорил, но я против нового закона. Надо было оставить всё по-старому. Никаких женщин на троне. А вы как думаете?

– Я? – Юл отвлёкся от своих неуместных размышлений и профессионально улыбнулся; контакт с попутчиками – основа успешной работы.

– Именно.

– Ну как по мне, то принцу Клементу вроде как три года?

– Три с половиной. Но это не суть. При Клементе будет править регентский совет. Лучшие люди страны. А при Донове… Вы хотя бы знаете кто такой Флориан? Я читаю газеты и знаю. Этот мерзавец, говорят, тайно посещает любовницу! Уверен, он моментально заморочит голову несчастной принцессе. Вот попомните моё слово, не пройдёт и пары лет, как нами будут править Флориан и его эстерлихцы. А то и вовсе эти их соседи с непроизносимыми именами Секеш-Пекеш-Дзодзе всякие. Тьху, прости создатель…

Усач отвёл газету в сторону и чуть наклонился к Юлу.

– Я вот даже думаю, – он подозрительно огляделся, – а вдруг это заговор?

– Да что вы, какой заговор. Вы преувеличиваете…

– Ничуть, милостивый государь, ни капли. Флориан – известный честолюбец. Что ему бедная наивная принцесса? Он трона хочет. Да если и нет, то ясное дело, что политику нашу он точно станет гнуть в сторону своей родни. И это сейчас, когда так всё обстоит с колониями. Вы читали про гунтамский инцидент? Эти желтолицые обезьяны с бабскими причёсками осмелились выставить нашего посланника! Посланника! Тоже мне сыны неба. Мы должны были сразу показать им, что с Бореей не шутят. Уверен, им это сошло с рук только из-за айремских и элларских происков. Эти лицемеры сами хотят там укрепиться. А у нас на троне вот-вот будет юная девица. И это когда стране нужна твёрдая рука! Нет, говорите, что хотите, но старый закон был лучше…

– Говорят, юный Клемент весьма слаб здоровьем…

– Но-но. Не повторяйте всяких бредней. Он ещё мал, вот подрастёт и посмотрим.

– Это принципиальный изъян любой монархии, – вмешался чахоточный студент, – трон может достаться и женщине, и болезненному младенцу. Такая практика ущербна и противна всем законам природы.

Усатый бросил на него подозрительный взгляд.

– А вы, молодой человек, часом не из общественников будете?

– А если и из общественников, то что?

– А то, что по вам, смутьянам, плаха и топор плачут. Распустили народ эти свободолюбцы из старого правительства. Вот и докатились. Но ничего, новые власти вам ещё покажут.