Сонные озера

скачать книгу бесплатно

Сонные озера
ЯНА МАЛЛАТ

Максу пять лет, и за эти пять лет он выучил родную деревню от травинки до травинки. В деревне Макса есть его добрый папа, есть ворчливый, похожий на взъерошенного кота, знахарь, есть черновласая ведьма Лизари, она то приходит, то уходит – тоже чем-то похожа на кошку. Или на птицу большую. Есть странный дядька, зачем-то сидящий целыми днями в озере, но никто, кроме Макса, его не видел.Где-то далеко, далеко от их маленькой деревни к власти в стране пришел Император. Ранее простые ремесленники – маги получают все больше влияния с его подачи. Но правда ли, что законный король сгинул? И сможет ли Реления, уже семьсот лет не терпевшая на троне никого, кроме наследников рода Фенсалор, принять это?

ЯНА МАЛЛАТ

Сонные озера

Заметка

Сонные озера*

*название не точное, потому что я ещё не уверен, что прав. (пом. обсудить с другими, если даст Релен их встретить)

По миру нашему давно ходят байки о лесных русалках, навках, кикиморах – и прочей мишуре, которую горазды придумать себе неотесанные деревенщины. Часто можно встретить предания о бесплотных духах, зовущих в непроглядную чащу самыми сладкими голосами, и там сжирающих живьем. Мы давно установили, что никаких бесплотных духов в этом мире отродясь не водится: у них не может быть резерва и, как следствие, они не смогли бы поддерживать свою внешнюю оболочку. Единственное пригожее объяснение – шутка дурного мага, развлекающегося пугачками. Но так или иначе, легенды ходят, пусть я еще и не встретил места, где старики (их спрашивать лучше, больше знают) говорили бы о том, что в лесах подле их деревни действительно живет навь. Это долгое время сбивало меня, уверенного, что за каждой нелепой байкой кроется осколок истины: замаранный временем, сбитый по краям, но ещё живой.

Так я провёл долгие годы. (пом. Руська бы осмеял меня, ежели узнал бы, но фаргус с ним, посмотрел бы я на него, выброшенного в такой пустой внешний мир). И наконец имею уверенно сказать, что Сонные озера существуют, хоть и не такие, какими их описывают в легендах.

Само озеро – суть свое нейтрализатор магии в любом ее виде. Это для магов. Внешне ничем не отличимые от обычных лесных озер, Сонные озера в толще своей делят магию на частицы, нейтрализуя её, превращая в простую воду и воздух. Должно быть, они есть та невидимая часть мира, которая следит за поддержанием баланса: ведь одному Релену, ниспосылающему дар магии на людей, известно, что было бы с нами, не будь места, где эта магия разрушается. Впрочем, не имею наглости утверждать, что мое понимание есть истина в последней инстанции. Сельский маг, в котором силы немного, мог бы пройти озеро незаметно, не услышав ни зова, ни силы, в нем скрытой. Должно быть, поэтому озера так долго были незамеченными.

С простыми людьми же сложнее. Озера – не дремлющие монстры, жаждущие смертей и крови, они лишь часть устройства мира. И как часть, важная часть, они оберегают себя. Люди, проходящие мимо озер, теряют путь и сворачивают на другую тропинку, даже не поняв, что они делают. Потом деревенские, если вспоминают, списывают это как раз-таки на злых духов, но, ради Релена, какой злой дух бы отвел от себя жертву? Если в путнике нет ни капли магии, про озеро сам по себе он вскоре забудет, если не будоражить память. Поэтому так сложно было их найти. Видят боги, насколько было бы проще, имей люди возможность взглянуть на мир с высоты облаков! Деревенские, разбившие свои дома вблизи от Сонного озера, могут плутать вокруг него годами, и никто даже не вспомнит о том, что каждый день в лесу сбивался с пути.

Тех же, кто в состоянии повышенного стресса и эмоциональности, не поддается отводкам и все равно лезет к озеру напролом, силы вскоре начинают покидать. Эту картину я не сразу смог получить, но, судя по всему, не имеющие магии люди, возле озера начинают неуклонно засыпать – не успев испугаться переменчивому времени (но об это позже) подле его берегов. Когда я был подле них, деревенские не засыпали совсем, но сознание их сонно мутилось – возможно, это была реакция на меня. Меня же озеро начинало невольно тянуть к себе, и в толще воды я смог разглядеть смутные картины: возможно, будь мой резерв побольше, картины были бы точнее. Странное чувство: едва пахнуло стылой водой, как магия постепенно перестала быть мне подвластна, точно засыпала вместе с моими деревенскими попутчиками. Она еще была во мне, но, кажется, каждые добрые полчаса все сильнее клонилась в сон, как и они. Я не стал выяснять, что стало бы, останься я с озером до конца, но могу выдвинуть гипотезу, что после того, как уснула бы вся магия, я заснул бы, как и простые деревенские мужики.

Взял воду на пробу. Об этом позже.

Время рядом с озером изменчиво и не подчиняется известным нам правилам, это тоже стоит изучить подробнее. Узнав от деревенских о пропаже молодой девицы неделю назад и костлявого старика уже пару лет как, я мог найти поросший мхом скелет в цветастом платье – ближе к воде, и мирно спящего старика, не тронутого годами – чуть поодаль. Старика вернул домой, это теперь тоже обрастет нелепыми легендами.

За время своих странствий я смог найти тройку таких озер в разных частях страны. Они – стабильные, одинаковые всюду. Как только смогу найти хоть кого-нибудь из своих друзей, бежавших со мной из нашей погибшей школы, если они вообще уцелели, изучу подробней: пусть резерв одного уснет быстрее. Покажет ли тогда озеро что-то иное?

Не могу быть уверен, сколько лесов еще прячут сонные озера, но при мне моя карта с заметками, каждое найденное буду исправно наносить на нее. Как бы Император не старался подчинить себе нашу науку, но пока живы те, в ком жажда знаний горит ярче его костров, мы продолжим изучать наш мир. В конце концов…

…выход в неизвестное и новые возможности, а кроме т…

…сть ли шанс, что даже, не смотря на неста…   …олезное и важное для…

из уцелевших заметок странствующего колдуна, отказавшегося присягнуть Великому Императору и сожженного вследствии этого вместе с его дорожной сумкой подле деревеньки Цииль

Глава 1

Макс.

Изображение дрогнуло, подернулось рябью.

Высокий темноволосый мужчина расплылся кругами на воде, теряя свои очертания. Показавшись лишь на пару секунд, он снова пропал быстрее, чем его можно было бы внимательно рассмотреть.

Макс недовольно фыркнул и отстранился от воды. Сегодня ему опять не повезло. Пусть он был еще мал, но уже знал, что, если картинка в воде вот так вот обидно пропадает, то – не менее обидно – сегодня она больше не покажется вообще. Может, конечно, она покажется позже, вечером, но у Макса никак не было возможности прождать ее появления так долго. Это если мужчина не решит вернуться аж ночью. Макс приходил к этому озеру уже не в первый раз, но до сих пор не мог понять, почему иногда странного мужчину видно хорошо и долго, а иногда вода остается просто водой, не отражая ничего, кроме солнечного света, назойливо лезущего в глаза.

А еще Макс знал, что станется, если взрослые узнают, что он опять сюда забегал. Папа неодобрительно покачает головой, а дядя Велир покроет ругачками. Второе для ребенка было не так страшно, как папин неодобрительный взгляд и его плотно сжатые губы, но все-таки неприятно: потому что заслуженно. Макс же вроде как виноват.

Его папа вообще не любил, когда Макс терялся, даже если совсем на минутку. Дядя Велир называл его папу за это “сраной наседкой”. Впрочем, разговоры взрослых почти всегда пролетали мимо детских ушей, а иногда папа даже сам выставлял Макса в другую комнату, чтобы тот не слушал и “не учился у дяди Велира плохому”. Не то, чтобы это было обидно, но иногда было – ровно до того момента, как ребенок увлекался порхающей поверх цветков бабочкой летом или сосулькой странной формы зимой.

И, кстати, как бы Макс не пытался представить своего папу, квохчущего и с кучей перьев, это у него так и не получилось. Его папа не был наседкой, он был просто папой  – только очень волнительным. Возможно, самым волнительным в деревне. Если уж нужно придумывать прозвища, то ребенок назвал бы своего отца “волнушкой” – он недавно даже запомнил, как правильно это написать. В то время, как другие дети могли бегать по всей деревне и ее окрестностям, держа в голове одно единственное обязательство: вернуться целыми к ужину, маленький Макс должен был отпрашиваться у папы заранее, а потом подробно рассказывать, куда и зачем он ходил, а еще как надолго и кого видел. Ребенок только-только начал сравнивать свою жизнь с жизнью других детей своей деревни, поэтому еще не видел в происходящем ничего неправильного, но уже начинал подозревать, что ему не доверяют. Впрочем, детская наивность еще позволяла ему верить в то, что с папой достаточно будет просто правильно поговорить и тогда получится убедить его в том, что Макс уже большой и ничего страшного с ним ни в деревне ни в родном лесу не случится.

Ласковый и наученный любви, Макс все откладывал этот разговор: каждый день после тяжелой работы его папа буквально-таки валился с ног. Папы хватало только на то, чтобы обнять сына и расспросить его о том, как прошел его день да рассказать о своем. А приголубившись под тяжелой и теплой отцовской рукой, Макс раз за разом просто засыпал.

Он еще не умел врать, поэтому прокалывался каждый раз, но иногда ему везло заснуть до рассказов об озере. Странное дело: в деревне об озере вообще не знали, несмотря на то, что оно было совсем близко к ней. Но его папа Максу верил, хоть и не одобрял. Каждый раз он просил Макса больше туда не ходить, а еще молчать обо всем увиденном в деревне.

Однако, удержать детскую душу невозможно, и исправно выполняя второе обещание, про первое мальчик зачастую забывал.

Его дядя Велир был знахарем, а папа много работал в чужих домах. Поэтому, когда ребенка оставляли с дядей, они почти наверняка шли в лес. А в лесу Макс уже научился улучать момент, когда дядя закапывается в свои травы настолько, что начинает аж бормотать себе под нос. Как только бормотание начинает звучать с громкостью обычного дядиного голоса, Макс понимал, что можно незаметно бежать.

Если бы у него спросили, как именно он находил дорогу к своему любимому озеру, то ребенок бы не ответил. Он как-то то ли интуитивно знал, куда нужно идти, то ли сам лес рисовал ему верную дорожку среди своей сочной травы. Но неизменно мальчик выходил туда, куда нужно. Сам он считал, что находит путь потому что очень хочет его найти. В пять лет любое стремление еще кажется выполнимым, если только очень хорошо в него поверить.

Сегодня озеро показало ему, как незнакомый мужчина злился и кидал что-то в стену, громко открывая рот. Макс не слышал слов, но ему было хорошо видно, что мужчина открывал рот очень громко – это это ребенок понял даже за то короткое время, что вода позволила ему заглянуть внутрь себя. Сперва похожая на обычную воду, какой она бывает в речке, только стоячую, перед тем, как показать картинку, она рябила и дрожала, а от ее поверхности до самой макушки Макса поднимался густой-густой и прохладный пар. Потом дрожь рассеивалась мелкими кругами, словно в озеро кинули камень, а в центре кругов рождалась история.

Сегодня мужчина злился. Максу это не понравилось, но он уже уяснил, что не может сам выбирать картинки. Пробовал ну очень сильно этого захотеть, но результата не вышло. Он сердился на это, но быстро забывал об обиде, залюбовавшись историями воды.

Иногда странный мужчина смеялся, иногда плакал. Макс слышал, что мужчины не должны плакать, так говорили в их деревне, но тому, что сидит в воде, видимо, было плевать на наставления деревенских тетенек и дяденек. Он поэтому и был странным, что делал зачастую такие вещи, которые ребенок никак не ожидал от взрослого. Те же слезы например. Макс видел, как бабы в их деревне голосят и ревут в три ручья – в доме у дяди Велира и не на такое насмотришься, – но никогда не видел, чтобы так, заламывая руки и покачиваясь из стороны в сторону, плакали мужчины. Папу своего, например, он таким представить вообще не мог.

Иногда мужчина долго стоял с неподвижным лицом, какое Макс видел только у покойника на столе у дяди Велира, пока ребенка быстро-быстро не вытолкали из дома прочь. Только мужчина в озере мертвым точно не был: даже замерев полностью, он все равно дышал.

Что бы он ни делал, вокруг него почти всегда маячила серая дымка. Сперва Макс подумал, что это ил посерел и стелется так неудачно, что смотреть мешает, но потом понял, что ил – он же не может улыбаться и глазеть… Дымка ребенку казалась какой-то нехорошей, словно она мешала мужчине спокойно дышать, как кошка, в ночи запрыгнувшая на грудь.

Иногда мужчина из озера был еще парнем, молодым, как старший сын мельника, только сильно худее и каким-то изломанным. Иногда – еще мальчиком, почти как Макс или немногим старше, но тоже каким-то дерганным, ломким, пугливым. Макс до этого никогда не видел настолько пугливых детей. Иногда – мужчина был почти дядькой.

“Такому бы работать, как папа, а не в озере сидеть…”

Иногда он спал, и вообще ничего было не разобрать.

Когда водная гладь показывала его мальчиком, то возле него зачастую мелькали разные люди. Но, к сожалению Макса, они были очень-очень размытыми и непонятными. Макс заметил только то, что каких-то из них мальчик боялся.

Максу многое казалось странным: например, возле мальчика бывал большой-большой дядька, почти как папа самого Макса, – но мальчику не было от этого весело. Мальчик каждый раз старался от большого дядьки поскорее уйти, даже спрятаться. Это выглядело так, словно он в своем озере совсем не знал главного правила: нужно же просто улыбнуться, дернуть за рукав (может быть, несколько раз) и вскарабкаться по подставленным рукам вверх, на плечо, или, может, на шею. Макс знал, что оттуда все видно намного лучше, а еще, когда он так делал, папа всегда смеялся по-доброму и придерживал его рукой за спину! Мальчику из озера такое точно бы понравилось, и очень странным казалось Максу, что он так не делает.

Он во многом был чудным, и, может, поэтому Макс только смотрел на него через воду и ни разу не попытался поговорить.

Он поднялся, отряхнул грязные колени. С досадой отметил, что запачкались штаны, и теперь придется их стирать. Самому, потому что его папа устает после работы. Макс сам забрал у него стирку, чтобы дать отцу отдохнуть. Хоть немного, но даже в свои годы он старался помогать любимому папе тем, чем уже мог помочь.

Но лесная тропинка все равно каждый раз вела ребенка к озеру. Макс оглянулся, приметив два больших дуба, сцепившихся кронами. Странное дело: дядя Велир говорил как-то, что дубы не растут слишком близко друг к другу, но Макс своими глазами видел, что могут и расти. Не слишком высокие даже для ребенка, но с пышными ветвями, с корой в глубокой рытвине, они всегда были тем самым знаком, что он почти добрался до цели. Желудей вокруг этих дубов не валялось даже в самом конце лета, зато зелеными они вечно висели на ветвях.

Наверное, дубовая арка была волшебной, думал ребенок, но наверняка знать не мог. Хотел бы спросить у взрослых, да только дядя Велир не поверит, да и папа поди тоже.

Макс захватил небольшую палочку: выковырять озерную грязь из-под ногтей, пока будет идти к опушке. Ласково погладил ствол большого дуба, кивком поприветствовал перешептывающихся птиц. Они были смешными: пузико желтое, спина черная, а их это совсем не волнует, поют себе и поют. Макс подумал о том, что хотел бы себе такое пузико, только на денек или на годик, красиво же. И тоже петь будет.

Макс с дядей Велиром почти закончили собирать травы, а это значит, что скоро они пойдут к нему домой, есть кашу и пить свежее молоко. Макс довольно улыбнулся, представляя, как он сможет подремать на крыльце, пока дядя Велир будет возиться с пучками и ниточками: дяде всегда нужно, чтобы все было перевязано и висело высоко-высоко под потолком и по стенам. А вечером придет папа Макса, откроет теплые объятия, улыбнется, погладит по голове.

“Ты же не мешал Велиру, Макс?” – его папа всегда так спрашивает.

А Макс помотает головой, чуть сердито – ну какой же из него мешальчик, он же, наоборот, помощник, целое лукошко чистотела собрал! А потом папа будет отказываться от еды, но дядя Велир все равно усадит его на стол и заставит съесть кашу. Такого большого папу заставить есть может только дядя Велир, это почему-то очень нравилось ребенку. Он твердо решил, что в чем-то хотел бы быть похожим на дядю. Знахарь был вроде как тонким, хрупким, совсем узким для взрослого, но умел сказать пару фраз так, чтобы все слушались. Обычно для этого он говорил всякие страшные вещи о болезнях – такие, что после его слов даже самый неверующий деревенский мужик осенял себя знамением Релена. Дядю Велира в деревне любили не все, это понимал даже ребенок, но все равно деревенские шли к нему за советами и пахучими мазями да бутыльками с мутной жидкостью. А иногда просто ради того, чтобы посидеть в доме, вдыхая запах подсыхащих трав. Вот в этом Макс прекрасно их понимал: в доме дяди Велира время как будто останавливалось, поглощенное бурной игрой запахов. И хоть сам знахарь вечно носился из угла в угол, ругаясь при этом на все подряд, но, такой необычный на фоне остальных, его дом жил словно сам по себе. Даже если дядя Велир был недоволен, то сушеные цветки подмигивали ребенку с полок, а корешки книг обещали новые рассказы и знания.

Папа как-то рассказывал Максу, что книги – это большая редкость и о самом том факте, что Макса учат читать, ему лучше помалкивать, но мальчик только фырчался. Его папа воистину был “волнушкой”, и ребенку было сложно даже представить себе, что папа может о чем-то не беспокоиться. Кроме этого, ребенок знал, что книги у них в деревне есть не только у дяди Велира, но и у богатого мельника, и у судьи, и даже у старой пряхи. Ей они, правда, достались по наследству от почившего мужа, который был то ли мелким лордом то ли кем-то в этом духе. Но остальные дети в деревне действительно не умели ни читать, ни писать. Слишком много о книгах Макс не рассказывал: из-за того, что папа редко пускал его гулять с ними, они уже начинали сторониться Макса.

Он не заметил, сколько просидел возле озера. Если в домике у дяди Велира время замирало, то здесь оно словно вообще не существовало – настолько, насколько это мог понимать ребенок. Озеро, наверное, было сделано специально, чтобы рассказывать истории, а не вмещать себя во временные рамки, и пусть для мальчика это было скорее неосознанным впечатлением, но даже он мог заметить, что что-то возле этого озера было не так. Живое воображение рисовало ему самые невероятные объяснения происходящего, но Макс слишком быстро отвлекался на другие мысли и все забывал.

Как и сегодня: стоило ему пройти под аркой, как вдали в лесу что-то громко зафырчало, и ребенок бегом устремился туда. Под кустом шиповника лежал неудачно упавший ежик, которому Макс и посвятил свои мысли до ближайшего вечера.

Бедняжку он перевернул, взял на руки и кое-как усадил на плечо. Иголки животного легонько царапали шею, но сам ежик сидел спокойно, как будто быстро и правильно сообразил, что Макс его ни за что не обидит.

– Это, мать твою, еще чего такое? – ожидаемо фыркнул на них дядя Велир, поправляя покосившиеся очки.

Макс знал, что эти очки были самым дорогим, что было из вещей у дяди, а еще они очень смешно спадали с его острого носа, пока знахарь не приловчился подвязывать их с обеих сторон тонкими веревочками. Макс повеселенно улыбнулся и протянул дяде ежа.

– Это мой новый друг! – довольно сказал он, без страха наблюдая за тем, как вытягивается худое лицо напротив.

Дядя Велир, пускай и ругался, как вся остальная деревня вместе взятая, но, кроме слов, ничего не делал, поэтому он казался ребенку совсем-совсем не страшным. Прозорливым детским взглядом – тем самым, который еще умеет смотреть не глазами, а сердцем, – Макс видел, что знахарь ворчит только потому что привык и просто не умеет по-другому.

– Друг! – хмыкнул дядя Велир, наклоняясь поближе к животинке. Макс просиял и довольно тыкнул в нос дяде носом ежика. – Да что б тебя, шкет!

Ежик клацнул маленькими зубками, когда дядя потешно отскочил и нахмурился.

– Ты его пугаешь! – возмутился Макс.

– Ты гляди, какой важный выискался! – ответил дядя Велир. – Еще чего скажешь?

Макс задумался.

– Еще скажу…

– Слышь, малец, ты у меня щас договоришься, – предупредил дядя. – Ежа своего верни, откуда взял, и тут будь. Мне перед твоим папкой за тебя отчитываться… как будто меня не волнует, когда ты херню всякую подбираешь… – продолжил он чуть тише. Поморщился. – Короче! Зверье в кусты, а ты чтобы тут был! Ясно али повторить для дебилов?

Макс насупился.

– Я не дебил, – возразил он.

– А похож на дебила, – хмыкнул дядя.

– Я папе все расскажу!

Знахарь, только нагнувшийся возле очередного куста, неспешно обернулся и ухмыльнулся. Корзинка возле его ног была уже почти полна трав, а это значило, понял Макс, что они совсем скоро пойдут домой. А если они пойдут домой, то скоро за ним придет папа. И пусть жаловаться вроде как было нехорошо, но если другие методы с дядей не помогали, то ребенок готов был прибегнуть и к такому.

Дядя Велир вдруг прыснул.

– Расскажешь, что я тебя дебилом назвал? И что он мне сделает, папка твой, обругает? – спросил он почти мирно.

Мальчик ответил даже не задумавшись.

– Он на тебя сердито посмотрит!

Дядя прыснул громче. Положил свежесрезанную веточку в корзину. И рассмеялся – как всегда, слишком резко, каркающе, но достаточно заразительно, чтобы ребенок подхватил его веселье.

– Да-а, – протянул он, отсмеявшись, – это прям страшно, – сказал он и снова засмеялся. Макс довольно закивал.

Он сам знал, что самым страшным папиным оружием был неодобрительный, сердитый, если даже не разочарованный взгляд. Если дядю Велира в деревне опасались за громкий крик, то папу Макса никто не хотел расстраивать потому что он умел вот так вот смотреть. Так, что провалиться хотелось на месте что пятилетнему ребенку, что старику с бородой цвета свежего снега.

Наконец отсмеявшись окончательно, дядя Велир все же кивнул на ежика.

– Животину на родину верни давай, – повторил он, и добавил: – Да поживее, а я тебе за это расскажу, чем ежей пугают. Вот этим папку порадуешь.

Макс удивленно вытаращился на знахаря. Дядя Велир, хоть и ворчал, но хранил в себе такие секреты, которые не мог знать никто другой. Мальчик довольно улыбнулся и осторожно опустил ежика в кусты.

Мягко, крадучись, он подошел к дяде. Присел с ним рядышком и заглянул ему в лицо.

– Чем пугают? – переспросил.

Дядя Велир расплылся в хитрой, самодовольной улыбке.

– Голой жопой, – ответил он, и ребенок пораженно ахнул. – Все, закончили тут. Домой пошли.

Он поднялся.

– Папку порадовать не забудь, – добавил он, подавая руку ребенку.

Макс, сияя, схватился за нее и резко поднялся следом. Весь мир таил еще много скрытых от него знаний, и сегодня та часть мира, что была дядей Велиром, поделилась с ним еще одной тайной.

– Порадую! – искренне пообещал он, повисая на худой дядиной руке под его довольный смешок.

Глава 2

Велир.

Знахарь Велир потер уставшие глаза и отстранился от книги. За окном нещадно темнело, и теперь буквы и символы мелко дрожали на пожелтевших страницах, в неровном свете свечи рискуя угробить его и без того слабеющее зрение. Не нужно было даже совершать над собой усилие, чтобы признать: книга, которую читал Велир, доживала свои последние годы.

В книжной лавке в Тарборо (ближайшем к их деревни городе) Велир видал книги и поновее. Написанные угольно-черными чернилами на ослепительно белых страницах, иногда даже с серебристыми тиснением на обложке, они ровными рядами стояли на полках и манили новыми знаниями. Но на них у знахаря попросту не было денег. Честно сказать, даже ту книгу, которая сейчас лежала перед ним на столе, знахарь украл. Не сдержался, сныкал подрагивающей ладонью под слой теплого кафтана, чутка послонялся по лавке для вида и быстро-быстро вышел прочь, молясь всем богам на то, чтобы старуха Инга не обратила на него внимания. А потом, в следующую поездку, украл еще одну.

С тех пор прошел уже почти пяток лет, а Велир все еще, совершенно по-дурацки, не мог выкинуть те кражи из головы. Не днем, конечно. Днем он был занят с хворыми, коих сейчас, с ворохом отравлений повалила целая толпа – для маленькой деревушки. О кражах он вспоминал свободными вечерами, когда вновь садился за чтение. Он уже помнил каждую строчку обеих книг наизусть, но считал, что от лишнего повторения хуже не станет. Вдруг он упустил-таки чего, а назавтра именно это упущенное ему и понадобится.

Не сказать, что его ремесло требовало так много внимания. На самом деле, с рядовыми деревенскими хворями, с вывихами и переломами он мог справиться уже с закрытыми глазами. Но иногда все же бывало и такое, что притащит к нему мать ребятенка, всего усыпанного красными пятнами, или прибредет мужик с отнимающейся посиневшей ногой. Тогда Велиру приходилось вспоминать все прочитанное и выискивать в памяти последовательность тех самых, подходящих к случаю действий. А еще были роды, которые вообще могли пойти по дорогам самого Фарга, и вот там без должных знаний было не обойтись никак.

Велир даже сам старался много об этом не думать, но позади печки у него лежал, весь в саже, небольшой мешочек, старательно пополняемый редкими монетами. В деревне чаще платили едой да работой, монеты знахарь получал обычно только от нечастых путников, от судьи или мельника, или если что оставалось с городских продаж, но копил он их на то, чтобы однажды вернуться в книжную лавку и рассчитаться с дряхлой старухой. Пусть книги были откровенно дряхлыми и содержали в себе, кроме важных знаний, немало наверняка выдуманной ерунды, но они все же помогли Велиру спасти с десяток деревенских жизней. Да и просто ему было как-то ну очень неловко от того, что он ее спер.

Жизнь в маленькой деревушке редко бывает простой и это, конечно, было не первое воровство в его жизни. Еще мелкий, работая у пекаря и ворочая тяжеленные чаны с мукой, Велир стягивал разок-другой свежую булку из лавки или муки – отнести матери. Но где тройка яиц за булку, а где – семь релов за книгу.

Велир поморщился от воспоминаний, быстро поднялся, задул свечу и бухнул книгу на полку. Мечтаний у него было немного, но иногда, закрывая глаза, он видел рядом с этими, ворованными, другие источники знаний, которые он мог бы использовать во благо деревенских дураков.

Осторожно, стараясь побороть природную резкость движений, он убрал и свечу. Сдвинул на край стола отложенные на завтра неразобранные травы, накрыл их тряпицей и прошел к лавке. Вслушался, уже по привычке, в тихое сопение с соседней лавки, и лег в свою постель, едва скинув кафтан и легкие сапоги.

Макс спал крепко. Развалившись на лавке для хворых во всю ширину своего пятилетнего тельца, одеяло он, как всегда, сбил ногами на самый край, мелкое подобие подушки отшвырнул куда-то вбок. Но дома было тепло, и поэтому знахарь даже не пошевелился, чтобы поправить постель ребенка. Пусть к Ваниному сынку он уже привык, но в самом Велире не было ничего, что можно было бы назвать нежными отцовскими чувствами. Скорее практичное: проследить, чтобы шкет был накормлен, цел и не захворал.

Может, поэтому молодой знахарь совсем не горел желанием заводить свою семью. Он воротил нос от каждого предложения особо пекущийся на этот счет матушки сыскать ему невесту, а в прошлый раз, когда та буквально-таки притащила одну Велиру на порог – тощую, как ветка, девку из соседней деревушки, их с матушкой отношения и вовсе закончились оглушительной ссорой. Велиру в его двадцать три дела не было ни до девок, ни до свадьбы, ни до детей, вообще ни до чего, кроме работы. Тем более, что ему только-только действительно начинали доверять. Это в том смысле, что шли к знахарю за советом не только тогда, когда болящую часть тела впору было или отрезать или тратить на ее спасение добрые пару седмиц без сна, а при первых-вторых жалобах. С матерью после того случая Велир больше не общался, но был даже мрачно рад, что Мариса отстала наконец от младшего сына, переключившись на старшего да на сватовство дочерей.