скачать книгу бесплатно
Лизари тихо хихикнула.
– Сочувствую, а что, травки не помогают?
Велир непонимающе нахмурился.
– Да при чем тут… – начал он и осекся. – Срань Реленова, Лиз! Не. Мой. Чужой, в смысле. Кретинка, только притащилась, а уже мысли путаешь, ведьма!
– Вель, ты его сейчас сам разбудишь, – довольно заметила она.
Знахарь только скривился, махнул рукой, и повисла тишина.
Пожалуй, эту тишину, в доме Велира или просто рядом с ним, она любила больше всего. Тишина бывает разной, Лизари хорошо это знала. Бывает колкой и острой, как воздух в полях поздней осенью перед самой грозой. Бывает приторной до неприятного, как душок в городской пекарне. Бывает спокойной и наполненной мягким ароматом трав, тихим треском подсыхающих пучков и едва слышным бульканьем на печи целебного настоя.
Велир смотрел на нее все то время, что Лизари ела, и взгляд этот она уже тоже хорошо знала. Пусть вслух знахарь мог сказать немного, но по взгляду, гуляющему по ее лицу, плечам и рукам, она все поняла.
– Не хворала, – ответила она негромко на незаданный вопрос.
– Хоть тут с тобой мороки не будет, – фыркнул Велир.
Прошло еще несколько минут тишины: она заканчивала с похлебкой, перед тем, как он спросил, уже совсем мирно:
– Надолго?
Лизари пожала плечами.
– А как пустишь? – спросила она, и Велир тут же ответил:
– Юлить будешь – сразу выпну, – предупредил он. – Потом куда?
– На море, – ответила Лизари и улыбнулась. – Привезти ракушку?
– А это еще чего?
– Дядя Велир, а это что за тетя? – отвлек их от разговора тоненький голосок со стороны перегородки (особой гордости не признающегося в этом Велира).
Лизари обернулась. И тут же увидела хозяина голоска.
Мальчонка лет пяти еще зевал, одной ручкой держась за комод, а другой потешно потирал глаза. Он еще не проснулся до конца и, казалось, вот-вот уснет снова, прямо стоя. С одного его плеча сползала аккуратно заштопанная рубашонка, а доходящие до коленок носки явно принадлежали кому-то сильно старше. Покрасневший и примятый носик выдавал в хозяине любителя спать на животе. А еще мальчик был растрепан так, что для полноты сходства с птичьим гнездом в темные волосы не хватало только воткнуть пару-тройку веточек да посыпать их сочными листьями.
Это все мило напомнило ведьме о самом младшем из ее братьев. Сенек по утрам выглядел точно так же. И именно поэтому Лизари хорошо знала: внешне сонный вид ребенка обманчив, и сколько бы тот не зевал, уложить его обратно в кровать уже совершенно невозможно.
Она выпрямилась и приветливо улыбнулась.
– Не мой, – не так поняв эту улыбку, ворчливо напомнил знахарь.
– Да уж вижу, – тут же ответила Лизари. – От твоей рожи такой красивый не народился бы! Привет, чижик, я тебя разбудила?
Мальчик пожал плечами. Прошлепал до лавки, спокойно уселся за нее прямо напротив незнакомого взрослого и вытянул под столом ноги.
– Дядь Велир, дай покушать, – попросил и впился глазами в Лизари.
– Вот те раз, ты до стола дорасти сначала, а потом командуй, – огрызнулся Велир, но поднялся, чтобы налить похлебки и ребенку. Перед ним поставил, в отличие от ведьмы, еще и яйцо да положил пару груш. Лизари комментировать не стала.
– Я уже дорос! – возмутился ребенок перед тем, как взяться за еду.
Подхватил маленькой ручкой большую для него ложку, коротко постучал по ней пальчиками, взвешивая в руке, и уткнул основанием себе в нос. Перевернул, накрыл широкой частью один глаз, затем другой – и только после этого приступил к еде.
– Тебе папка не говорил, что с утра пораньше желудок набивать вредно? – совершенно беззлобно уточнил знахарь.
Мальчик опустил взгляд к полу, на полном серьезе вспоминая. Наконец ответил:
– Папа говорит, что еда и кров – благословение Релена, а про утра… нет, дядя Велир, не говорил ничего. А чего, Релен по утрам сердится? Если он сердится, то я потом скажу извинюсь просто! Ой! Схожу, – он задумался. – Не, не пойду, я дома извинюсь… Но я же все равно утром есть буду, потому что я голодный проснулся. А если я голодный проснулся…
– Да вы, батенька, философ! – хихикнула Лиз.
Мальчишка повеселенно улыбнулся, он уже окончательно растерял от длинной фразы весь свой сонный вид. Нахмурился. И вскоре снова улыбнулся.
– А я знаю, кто такой философ. Мне папа говорил, – с важным видом сказал он.
– Дела! У тебя папа умный что ли? – почти искренне удивилась Лизари.
Мальчик просиял.
– Самый умный и самый большой! – довольно возвестил он. Поднял маленькие ручки и развел их в стороны, неловко описывая круг. – Вот такой большой…
– Вот как? А сильный? – поддержала ведьма.
– Самый-самый сильный! – похвалился мальчик и этим. – Вот тебя одной рукой поднять сможет!
– Да ну!
– Да! А другой дядю Велира! И меня еще, и… и вообще всех в деревне, вот такой сильный!
От натуги он раскраснелся, засияли серые глаза. Лизари невольно представила себе его папу: высокого, статного мужчину, наверняка даже в ее вкусе, с густой темной бородой и темными, как у мальчишки, волосами.
– А ты красивая, – вдруг сменил мальчик тон и сказал это совсем мягко.
Велир закашлялся. Лизари стало совсем хорошо и тепло.
Казалось бы, совсем маленький, а уже пробует думать, отметила она про себя. И папу любит. Далеко не всем детям везет с подобным, ведьма поняла это еще в первый год своих странствий. Ей было приятно видеть ребенка, который так же, как и она сама, вкусил отцовской любви и готов отплатить отцу тем же.
А еще Лизари очень повеселил тон его последней фразы. Она тюкнула знахаря локтем.
– Вот, учись, – сказала и рассмеялась, – как с женщинами надо! Малец тебе до локтя не достает поди, а уже вон, умеет. А ты, мухоморчик, умеешь только грызться да кусаться, человек ты али кот уличный? – и добавила быстрее, чем Велир разразился бы новой порцией брани: – Как зовут-то тебя, дамский угодник?
– Кто? – не понял ребенок.
Лизари приосанилась. Поправила волосы, выпустив темные, чуть вьющиеся на концах пряди из-за плечей, и повернула верной стороной амулет на груди. Сам амулет она носила больше для отвода глаз и подчеркивания статусы ведьмы, защищал он только от слабых поветрий, зато был большим, медным и в самом его сердце, обрамленном лучами как на солах Релена, блестел черный обсидиан – точно в цвет ее глаз. Лизари во многом-то и носила его только из-за последнего.
Ребенок залюбовался. Велир закатил глаза.
– Я тебя веником отхожу, если щас его в такое просвещать начнешь, – предупредил он. – Вот с первого слова – сразу веником, попомни мои слова.
– В баньку зовешь, родненький?
– Завали, а!
Лизари показала Велиру язык и повернулась к мальчику. Тот как раз доедал яйцо и уже тянул ручку к груше, с интересом прислушиваясь к перепалке взрослых и не сводя с них глаз.
– Не смей, сказал! – не унимался Велир. – Я тебя отхожу, а мне потом от папки его достанется!
Знахарь до очаровательного мило не понимал, что можно говорить детям, а что нельзя. Ведьма довольно потянулась, предвкушая веселье, но мальчик встрял в разговор сам:
– Брешишь, дядь Велир! Папа никого не бьет! – ответил он так, словно был маленьким рыцарем, защищавшим гордость своей семьи. Лизари не видела настоящих рыцарей вживую, но каждый раз, когда слушала от странствующих бардов заунывные песенки про очередное величие очередного рыцаря, представляла у них примерно такой взгляд, каким сейчас сверкнул на Велира мальчишка. Взгляд этот говорил примерно следующее: “За себя любые обиды стерплю, а за честь родных стоять до смерти буду”. Только вот пушистые, как у всех детей, потешно нахмуренные брови мешали ему обрести полную серьезность.
Лизари не удержалась и потрепала мальчишку по голове.
– Да знаю, что не бьет! Брешишь, скажет тоже! Ты, если дожрал, то со стола убери, а не языком чеши. Нашелся защитничек! – отфырчался Велир. – Не дорос защищать еще. Впрочем, если в папкину породу пойдешь…
– Вель, Вель, помягче, – не удержалась и проворковала Лиз.
– Я Макс, – ответил ей мальчик. – Максим.
Ворчание “дяди Велира” он проигнорировал начисто, но поднялся и послушно начал собирать со стола посуду. Забрал даже ту плошку, что стояла перед ведьмой – за что она наградила его ласковой улыбкой.
Чудом он не уронил плошки, когда подносил их к бадье с водой, но удержал и очень по-деловому замочил в воде, оглянулся в поисках тряпки, нашел и принялся с усердием тереть посуду. При этом он снова нахмурился, закусил от усердия губу и прищурил светло-серые глаза. Цвета облачного неба без намека на дождик – так было бы правильным их описать. Лизари видела такое небо в самых болотистых регионах страны, и от воспоминаний словно вновь почувствовала, как влажный воздух оседает на ее волосах и одежде, а еще – проникает, свежий, внутрь груди. Мальчишка ей понравился.
– Вот таких, шаболда, тебе б самой уже рожать. А не шляться где попало, – тут же вставил свое слово Велир. – И замуж.
– Ой, Вель, не начинай, – отмахнулась Лизари.
Хорошее настроение сошло с нее мигом, точно его не было и в помине.
– Не начинай, не хочу.
– А ты мне рот не затыкай! Где это видано, чтобы баба да одна по стране? Отхватишь, Лиз, вообще потом понести не сможешь!
– В городах видано, до глухих деревень не дошло, – огрызнулась ведьма, тут же поднимаясь из-за стола.
– Ну и слава Релену, нам тут ваших пришибленных традиций не надо!
Лизари мысленно послала его подальше к Фаргу и прошла к лавке.
– Вель, я посплю?
Макс еще возился с посудой. Велир вздохнул. Беззлобно махнул рукой, заканчивая разговор.
– Да валяй уж.
Сон пришел к ней не сразу. До того, как упасть в его мягкие объятия, Лиз долго возилась в постели, не открывая глаз и наверняка почти успешно притворяясь спящей. Ноги ее ныли после долгой дороги, несмотря на магию, а плечи устали под тяжестью сумки, это мешало уснуть. Лизари прикинула, удастся ли выпросить у Велира легкий массаж, быстро мысленно разочаровалась и еще сильнее загорелась желанием это сделать, как проснется через несколько лучин.
С прошлого года ее приходы к знахарю омрачались неприятным фактом: существованием самой по себе традиции браков и вот этими бесконечными понуканиями на поход замуж, в которых Велир очень даже преуспевал, очень даже по-деревенски. В городе на девушку ее возраста еще не косились странно за свободу, зато в деревнях от подобного было не спрятаться и не скрыться.
“Посмотрим, что ты скажешь через двадцать лет”, – фыркнула она про себя. Ни через двадцать лет, ни через сорок (если доживет) обрекать себя на клетку брака Лизари не собиралась. Впрочем, как и рассказывать Велиру, да и напоминать самой себе, почему. Часто в дороге ведьма встречала людей, в молчаливых глазах которых читалась глубокая и тяжелая тайна, и примерно такую же носила в себе сама. Благо, внимательных попутчиков на свете было не так много.
Засыпая, она еще слышала, как тихо перешептываются Макс и Велир. Забавно: первый при этом действительно шептал, а знахарь то и дело срывался на свой обычный тон. Кажется, они говорили что-то о книгах, но Лизари уже не разобрала. Кажется, Макс притих ненадолго, а потом тихие шаги раздались возле ее лавки: должно быть, малыш смотрел на нее. Среагировать она уже не успела: сон наконец обнял ее.
Проснулась от того, что ее накрывают одеялом. Пробормотала сонно:
– Я потом тут… дом какой сторгую… докучать тебе не буду…
– А деньги на дом наколдуешь, небось? – ухмыльнулся Велир. – Спи давай, завтра разберемся.
– Злючий ты что упырь…
– Так сама ж говорила, упырей нету, – поддел Велир. – Брешила?
Лизари поморщилась, не открывая глаз.
– Упырей нету, а ты упырь…
На ее голову сердито опустилась подушка, а прочь от кровати отдалились его шаги.
Глава 4
Макс.
Макс был в востроге! Половину вчерашней ночи (на самом деле, всего лишь с пару лучин перед сном, но время для востороженного ребенка, как оно нередко бывает, потеряло свои очертания) он рассказывал папе о новой подруге дяди Велира. Больше всего мальчику понравились густые темные волосы Лизари. Даже темнее, чем у него самого.
Максу было очень-очень интересно узнать, были бы такими же волосы его мамы, потому что волосами он пошел явно не в папу. Папа долго мялся и пытался сменить тему, но ребенок уже понимал достаточно для того, чтобы заметить его ужимки.
– Папа, нет, расскажи! – требовал он, отказываясь ложиться и раз за разом залезая к папе на колени. – Я совсем точно не усну, пока ты мне не расскажешь!
Папа поджимал губы, смотрел как-то странно, длинно выдыхал и клал Максу на голову свою приятно тяжелую руку.
– Твоя мама была… необыкновенной женщиной, Макс, – он ласково улыбался. – Она подарила тебе жизнь.
– Волосы! – возвращал его к теме ребенок. – Как у тети Лизари или как у меня?
Макс так загорелся темой волос новой знакомой, что никак не хотел с нее уходить. Обычно он редко думал о маме: папа рассказывал о ней иногда, говорил, что у Макса ее глаза, говорил, что она наверняка любила бы его, имей возможность видеть, как он растет. Папа много говорил, о том, чего мама Макса делала “бы”, но почти не говорил о том, что она действительно делала в прошлом, как выглядела и какой была. Сам Макс почти не думал обо всем этом раньше, но образ встреченной сегодня Лизари так ярко отозвался в его сердце, что и про свою маму ребенку срочно стало нужно узнать, причем как можно больше всего.
– Папа! – Макс снова выпутался из-под одеяла, уже начав сердиться.
Папа вздохнул совсем тяжело и прикрыл глаза. Макс не понял, зачем он замолчал, хотел было рассердиться и одернуть, но папа пояснил ему сам:
– Подожди, сынок, – попросил он. – Дай мне вспомнить.
– А ты ее сильно любил, да? – тут же спросил Макс.
