Период распада

Кажется, Мишу это не смутило. Он продолжил разливать чай (рука не дрогнула), потом протянул горячую кружку Юле и сказал:

– Только не говори, что у меня нет шансов.

Юля задумалась: и вправду, а есть ли шансы?

Эта встреча, втайне от Андрея, соприкосновение телами, которое ей понравилось (понравилось!), кажется, всё изменила. Не сделав и глотка, Юля прижала кружку к животу и опустила туда же взгляд. Миша поставил свою кружку на табурет и потом сделал то же самое с Юлиной. Его рука, горячая от чая, опустилась на Юлину ногу.

Закрыв глаза, она ощутила, как непривычно колит на губах. Его двухдневная щетина. У Андрея над губами вырастала только пара волосков и всё, такая генетика. А тут… Колкая, неудобная, болезненная. Настоящая щетина взрослого мужчины, под которой хотелось прогнуться, впустить эти иголки в себя. А ещё приятно схватывало от волнения живот, такого с ней не было давно. В этой сереющей комнатке, на продавленной тахте, до чёртиков скрипучей, Юля словно скатилась с горки в сладостный морок и там пропала.

Туча накрыла общежитие, и комната совсем погрузилась в темноту. Из ноутбука пел Эрос Рамазотти. Музыка нитями, лентами расползалась по комнате, закручивались в спираль. Юля хорошо запомнила тот момент. Тогда и случился их первый поцелуй.

Опершись на левое предплечье, Миша крутил и сжимал Юлино правое бедро. Его рука то и дело сползала на ягодицу и под кофту, поднималась вдоль спины. Юля как будто перезаряжалась, её тело подрагивало. Щёки горели.

Сколько прошло времени?

Юля упёрлась рукой в Мишину грудь, посмотрела на него серьёзно и сказала: не сейчас. Миша незаметно выдохнул, словно с облегчением.

Перед тем, как спуститься к такси, Юля подошла к зеркалу, которое висело у входа, возле холодильника. Без расчёски, руками она пригладила всклокоченные волосы. Припудрила пятнистую кожу у рта. Вспухшие, точно у клоуна, её губы растянулись в улыбке, когда она попыталась напустить на себя нормальный вид.

Миша вышел проводить её к такси. И, когда села туда, Юля заметила, что он протянул в окно таксисту сто рублей. Машина отъезжала, а Юля и Миша не могли перестать смотреть друг на друга. И в тот момент она уже понимала, что всё решила.

Дома Юля растеклась по кухонному дивану, настиг отходняк после пережитого волнения. Она хрустела огурцом, смотря «Давай поженимся». Трое женихов боролись за сердце невесты – та щеголяла накладным хвостом и синими тенями до бровей. Подошло время творческого подарка, и на сцену вышел мужчина в обмякшем коричневом пиджаке, с перьями жёлто-русых сухих волос, перья очевидно прикрывали лысину.

– Ну это вообще нечто, – закатила глаза мама Юли, Ольга Метельская. Она специально отошла от плиты, чтобы посмотреть сольный номер жениха.

На плите шкварчали драники. Ольга готовила ужин в боевом рабочем макияже: глаза жирно-прежирно подведены чёрным, маска из тональника на лице и немного, отдельными мазками, на шее. Волосы светлые, ниже плеч, зачёсаны назад и для верности залиты лаком, да так, что ни одной волосинки не выпадало по бокам, словно прическа была подколота невидимками.

Ольга повернулась к телевизору, уперлась рукой в бок, и выкатился её мягкий живот.

– Ты только погляди. Ему сколько? Мне кажется, под семьдесят.

Разочарованно покачав головой, она поддела лопаткой жирный драник, перевернула и прибавила:

– А вообще хорошо, даже правильно, современно даже. Вот, может, и я в свои сорок два ещё замуж выйду.

Юля не слушала маму, она прокручивала возможные сценарии: что будет, если она порвёт с Мишей и если расстанется с Андреем.

Нет, она без него не сможет.

Стоило только подумать про Мишу, как по-новому, приятно кололо в животе и перехватывало дыхание.

Но как помягче разойтись с Андреем? Юля тут же вспомнила, как лет в одиннадцать нашла в энциклопедии для девочек какой-то заговор на любовь, там требовалось вписать имя возлюбленного и повторять заклинание двадцать раз, каждый день в течение недели. Она повторяла и повторяла, и всё сработало. Через четыре года, правда, но сработало же: Андрей Костин написал ей. Шифровался сначала под инициалами, но она его раскусила за пару смсок.

Весь восьмой класс и начало девятого Юля наблюдала за интрижками Андрея, в том числе и с её одноклассницами. Королевы класса и их фрейлины на уроках шептали его имя, а теперь она хотела его бросить. И хотела ли на самом деле? Или это было просто эффектом новизны?

Пустым взглядом Юля смотрела на маму, согнувшуюся над плитой. Ей вспомнилось и четырнадцатое февраля, когда Андрей прошёл мимо них с подружкой. Он нёс розу для своей очередной пассии. Даже не взглянул на них, точно они были привидениями. Но Юля всё повторяла и повторяла после школы эти дурацкие заклинания…

– Хорошо сходили? – спросила её мама, смахнув тыльной стороной руки слёзы (чистила лук).

– Ага.

– Получается, с Андреем всё?

Юля поёжилась, почувствовала, что мама своим вопросом её буквально раздела, и вот она теперь перед ней, как есть: сексуально-озабоченная лгунья. Другая бы не стала изменять своей первой любви, рушить крепкие отношения, которым завидуют подруги и не только.

К счастью, снова запестрила заставка «Давай поженимся». В комнате жениха – Олег Батраков и пара его дружков – ожидают вердикта невесты. Лицо Олега крупным планом, морщинистое, с бородавкой на лбу.

Юля только взглянула на деда-жениха, как сразу мысленно провалилась в урок русского.

Андрей пришёл к ним в класс на перемене, пришёл для вида к одному парню, приятелю, а на самом деле – к ней. Пять месяцев они переписывались, гуляли по городу, сидели в обнимку в подъезде возле её квартиры, ходили в кафе, а в школе решили делать вид, что их ничего не связывает.

Юля улыбалась в лицо Олегу Батракову, вспоминая.

Конечно, со временем в школе все узнали. Потом уже, когда он заглядывал к ним в класс, девчонки завистливо косились на Юлю, смотрели на её реакцию.

– Чего молчишь? – мама повернулась к ней. – Вы ж нормально сходили?

Мама и сама видела, что сходили нормально, спрашивала, только чтобы разговорить её. Вот румянец на щеках, взгляд в одну точку, улыбается непонятно чему – всё ясно же.

– А кто родители мальчика?

– Какого? Миши?

Ольга покачала головой с наигранной укоризной.

– Задумалась я просто! Не знаю я ничего пока.

– Это как так?

– Ну, мам! Ну, из Омска он, приехал учиться, военную академию бросил, у него папа военный, перевёлся потом, живёт в общаге, – перечислила Юля с раздражением. – Тебе вряд ли такое понравится.

Нарочно ведь сказала про общагу, чтобы услышать от мамы, что вся эта затея с новым парнем – полный бред и пора бы ей одуматься, но мама повела себя иначе.

– Почему не понравится? Ты меня плохо знаешь, дочь. Я по твоим словам поняла, что парень он самостоятельный, много повидал.

Мамин ответ только раздраконил её. Чтобы шокировать маму, решила достать из рукава козырь:

– Повидал, да, тут ты права. Был даже женат, и до сих пор – зло усмехнулась. Ей почему-то хотелось теперь доказать маме, что парень никакой и научит её плохому.

Ольга с удивлённой улыбкой уставилась на Юлю.

– Даже так? Сколько ж ему лет?

– Я ж говорила: на год старше.

– Интересно. Женился он здесь, в Смоленске?

– Ну да. На какой-то женщине.

Умолчала, что «женщина» была старше Миши всего на пять лет.

План не удался: мама не стала её отговаривать. Смотрела на все эти молодёжные перипетии с иронией, мол, всё это молодость, а в молодости и не такое бывает.

– Я считаю, что достаток мальчика – это хорошо, но никак в жизни не поможет. Подстраховка у тебя будет, квартира эта, мы для того и задумали тебе её оставить, она будет твоим золотым ларчиком. Но а дальше что? Будешь работать и зарабатывать, ты девочка умная и…

Ольга не успела договорить, на «Первом» закончилась реклама, снова зазвучал голос Ларисы Гузеевой.

– Я в следующую рекламу тебе расскажу, как одну мою знакомую муж бросил, а она нигде не работала. Вот наука, – Ольга подняла кверху жирную лопатку и погрузилась в передачу.

Загорелся экран телефона. Юля почему-то решила, это Миша, но когда всё-таки взяла телефон, оказалось, что ей написал Андрей:

«Я заеду? Поцелую тебя и убегу, сегодня дела дома. Ок?»

Только не это. Только не он. И не сейчас.

Но дрожащими пальцами напечатала:

«Приезжай, конечно. Попьем чаю».

Андрей приехал через пятнадцать минут: его спорткомплекс был на соседней улице. Он влетел, как ураган, быстро разулся в коридоре, провел по Юлиной спине рукой и быстро чмокнул в губы.

– С тренировки к нам? – спросила Ольга, взглянув на его мокрые волосы, и пошла ставить чайник. – Покушаешь? Я драники приготовила.

Кухня залита тёплым светом, словно в воздухе растворили густое деревенское масло. Зелёные обои с цветами, овальный стол из светлого дерева. Синие прямоугольники вечерней улицы перечёркнуты крест накрест белой пластиковой рамой. Ажурные зелёные занавески. Тёмно-зелёный гарнитур и сменяющиеся картинки по телевизору (мама выключила звук). Шипит на плите чайник.

Андрей сел на табурет у окна, что-то рассказывал, что-то про нового тренера, при этом слишком рьяно жестикулировал. Юля смотрела на него и почему-то, сама не понимала, почему, улыбалась.

– Что это с тобой? – Андрей заулыбался ей в ответ, а потом перевёл непонимающий взгляд на Ольгу.

Когда он отвернулся, Ольга округлила глаза, мол, не подставляйся, как будто строго, но вся эта деликатность ситуации на самом деле её забавляла.

– Юль, ну как дурочка, – Ольга покачала головой и принялась засыпать заварку в чайник.

Не переставая улыбаться, Юля рваным движением протянула к Андрею руки, тот их погладил, хоть и продолжал недоумевать. Ольга поставила возле них тяжёлый заварник и теперь со звоном доставала чашки из кухонного шкафчика. Андрей продолжил рассказывать про свою секцию.

– Так это ты на айкидо ходишь? – спросила Юлина мама. – Или как там? Дзюдо, айкидо? Я не разбираюсь. Чаю?

– Вольная борьба. Это почти то же самое, что вы сказали, но по-другому, – Андрей отправил в рот конфету.

Он хотел рассказать что-то ещё, но Ольга вдруг поднялась и загремела посудой в раковине, зато заговорила Юля:

– А что мы дальше делать будем?

– В смысле что делать будем? Завтра? – Андрей улыбнулся, вероятно, решил, что это какой-то стёб.

– Нет, вообще. После института, например.

– А, ну работать, – Андрей посмотрел на неё с недоумением. – Или ты про что?

– Я про совместную жизнь.

– А, ну, – он коротко посмеялся, взглянул на Юлину маму, но та, видимо, нарочно не поворачивалась, усердно мыла посуду. – Мы?.. Ну, поженимся когда-нибудь…

– Когда когда-нибудь?

Юля смотрела на него твёрдым, даже злым взглядом.

И тут Ольга резко повернулась:

– Юля, что ты пристала? Не срывай своё плохое настроение на других!

Андрей кивнул Юлиной маме, мол, в порядке всё, привычно.

Выходя с кухни, мама покачала головой. Когда они остались вдвоём, Андрей сказал:

– Мы поженимся, Юль. Мы же обсуждали планы. С чего вдруг такие вопросы?

– Да-да, я помню, но… Ты как-то сказал, что до тридцати тебе лучше встать на ноги…

– Да? Ну может сказал… Я не помню… Я не думал про это ещё.

Юля кивнула. Она получила, что хотела. Андрей пересел к ней на диван, обнял, и она прилегла к нему на грудь. Они посидели так ещё немного, Андрей рассказывал Юле, как они поедут в Питер, как сделают крутые карьеры и будут жить в квартире с окнами до пола и из этих окон будут они смотреть на Финский залив, или на Неву, или на какой-нибудь канал. Тут уж как ты, зайка, хочешь.

Юля улыбалась, иногда упиралась носом в его шею, вдыхая его запах, и понимала, что эта жирная кухонная плита у них перед глазами, эта плитка с масляными брызгами – это последнее, на что они посмотрят вместе.

Андрей засобирался. В коридоре, пока он завязывал шнурки, Юля смотрела ему в спину. Она хотела ещё что-то спросить или сказать, сама не знала, что, так и проводила его – молча.

5

Через неделю к Сашке приехала подруга из Москвы. Вечером Юля собиралась встретиться с ними, а до этого погулять с Мишей и, походя, заглянуть к Андрею за вещами (тот сказал, что поищет, что она могла у него забыть).

На безумную Юлину идею притащиться вместе к её бывшему, Миша согласился. Подумал, что всё это, конечно, как-то странновато, но раз Юле это надо, то что ж.

– Он уже и так в курсе всего, – объясняла Юля, когда они выдвигались в сторону Андрея. – Я ему во вторник рассказала, что у меня новый парень. Ну, не рассказала… Я ему в «Квипе» написала.

– А он? – Миша непроизвольно улыбнулся.

– Не поверил сначала, сказал, что я шучу, наверное.

На Нормандии-Неман они перешли дорогу и снова юркнули во дворы, чтобы выйти на Николаева.

Пока шли, Юля рассказывала, как познакомилась с Андреем, как они начинали встречаться и какие замечательные у них были отношения – когда-то. Говорила она всё это с таким упоением, что сама не замечала, как на неё начинали посматривать прохожие. Миша тогда улыбался и мягко просил её говорить потише.

За разговорами они быстро оказались возле Лопатинского сада и, пройдя его насквозь, вышли на Бакунина. Там по бокам двухполосной дороги стояли дома 20-30-х годов постройки: белые, розовые, жёлтые, с балкончиками из маленьких колонн. А во дворах уже блестели балконы домов новых: пластиковые окна, газон и клумбы возле подъездов, «БМВ» и «Лексусы» под навесами.

В пять вечера никого здесь не было, кроме школьников, которые партиями отгружались с крыльца соседней школы, были слышны их матерные выкрики и гиений смех.

Юля и Миша минули школу, ещё пару домов и завернули во двор. Обогнув слой сталинских четырехэтажек, они вскоре подошли к металлическим воротам. Юля толкнула дверь: калитка оказалась незапертой. Миша усмехнулся: даже в таком элитном доме всё сделано по-раздолбайски.

– Я заберу и тут же спущусь, – сказала Юля и пошла к подъезду, поглядывая на окна квартиры на шестом этаже, Андрей жил там с родителями.

Дом стоял рядом с обрывом. Миша присел на лавку возле него. Отсюда была видна дорога, петлявшая между бараками и частными домами до набережной Днепра. Ещё среди деревьев Миша разглядел верхушку Крепостной стены и купола Успенского собора. С таким видом и подождать было нетрудно, хотя было и прохладно.

Миша сунул руки в карманы, сидел и думал: а что вообще было в его жизни до того, как он встретил Юлю? За неделю их общения прошлое побледнело, стало невзрачным, скучным и неважным. Прежним подругам не хотелось даже отвечать, хотя они ещё продолжали ему писать, одна даже приглашала в гости, намекая на секс. Но это перестало будоражить. Наблюдать, что ещё выкинет Юля, что скажет, как на него посмотрит, было теперь куда интереснее.

Подумал, что надо бы разблокировать Ноготкову, хотя бы на время, хотя бы для того, чтобы договориться, к какому времени подойти в ЗАГС на развод.

С женой, как он надеялся, скоро-бывшей, прожил два года какой-то не своей жизнью, а жизнью мужика средних лет: по выходным они встречались с друзьями, все были старше Миши лет на пять, как и сама Ноготкова. Её родители держали рыбные ларьки, и бизнес набирал обороты. Ноготкова работала в одном из ларьков продавщицей, но получала не ежемесячную зарплату, а сумму, куда большую: родители их практически содержали. Миша же тогда пропадал в академии с утра до вечера и, соответственно, не работал.

Детей не было. Общего имущества тоже. Съехал с её квартиры – и всё на этом. Вспомнить даже нечего. Или отшибло память, когда появилась Юля?

Теперь он студент обычного вуза со всеми бонусами: походами в клубы, КВНами, первокурсницами и прочим. Ни строевой, ни казармы. Ещё и Юля теперь с ним… Миша улыбался. Деревьям, серому сонному небу, бело-розовому дому Юлиного бывшего.

Скоро он выйдет на новую работу. И всё развернётся совсем по-другому. Юля ещё удивится, подумал он, тому, как они заживут.

***

Юля поднялась на шестой этаж. Отделанная деревом и кожей тяжёлая дверь открылась с лязгом, как дверь тюремной камеры. На пороге в растянутых подштанниках её встретил Андрей. Он махнул, мол, проходи, и завозился с сигнализацией на стене: нажимал какие-то кнопки, и те противно пищали. Раздевшись, Юля сразу направилась к нему в комнату.

– Останешься? – спросил.

– Нет, меня там ждёт… Неважно… А где пакет?

Тёмно-синие шторы плотно закрыты. В комнате ни капли живого света, только настольная лампа прожигала чернеющее пространство апельсиновым лучом. На столе – белый лист, а на нём – карандаш и ластик, и ещё какой-то рисунок блёклый. Юля его не разглядела. Только теперь, оглядываясь на застывшие в темноте предметы Юля, кажется, поняла, что их долгая-предолгая, красивая-прекрасивая история на самом деле закончилась.

– Я нашёл твою расчёску и ещё какую-то фиолетовую кофту. И так, по мелочи.

Андрей вышел в коридор, вероятно, за пакетом с вещами.

Юля шагнула к столу, всё-таки хотелось рассмотреть, что он там рисует. Это был карандашный набросок женской фигуры. Андрей только начал прорисовывать лицо и причёску: тёмное каре до мочек ушей. Она провела пальцем по рисунку, и лист внезапно выскользнул из-под руки: Андрей вытащил его и резко перевернул, при этом он посмотрел на Юлю исподлобья, всучил пакет.

Надевая обувь, Юля улыбалась: всё как в романах, как в фильмах. Между ней и Андреем теперь такое напряжение, теперь всё так живо, словно со свежей раны сорвали корку. А ведь она уже даже решила, что разлюбила его. Почему же теперь так хочется его обнять?

Когда уходила, почему-то взглядом зацепилась за его глаза: они были серыми, штормовыми. И она всё-таки не выдержала, подалась к нему, но Андрей отступил к шкафу и покачал головой. От неожиданного отказа она почувствовала себя глупо и не менее глупо хихикнула.

Бежала по лестнице, словно убегала от какого-то чудовища, понимая уже тогда, что чудовище это – совсем рядом, оно внутри.

Перед Мишей она появилась уже с улыбкой, словно и не хотелось минуту назад разреветься.

– Как прошло?

– Я нашла у него на столе свой портрет.

– Хреново ему, наверное.

Юля не ответила, но, выходя со двора, обернулась и посмотрела на шестой этаж, третье от угла окно. Потом, набрав в лёгкие сырого воздуха и выдохнув его со всей мочи, она выпустила не случившиеся слёзы, взяла Мишу под руку, и они пошли.

– Зайдем куда-нибудь? – предложил он.

– Давай.

– В «Шоколад»?

– В «Шоколад»? – Юля удивилась: откуда деньги?

Миша смущённо заулыбался.

– Чего ты такой довольный?

Катя, то есть Екатерина Борисовна, то есть его какая-то там тётя, которая, оказывается, живёт в Смоленске, а точнее, в Печерске, предложила ему переселиться к ней, а точнее, к ним с мужем Романом. Она же устроила Мишу на новую работу, туда, где работала сама: на мебельную фабрику.

– Теперь буду водить тебя в твои любимые рестораны. Пока тебе не надоест. Пока ты не превратишься в шарик, состоящий из роллов «Осака», – радовался Миша.

– Я не знала, что у тебя здесь живёт тётя.

– Двоюродная, вроде.

– Вроде?

– Какая-то мамина сестра.

– Понятно. А что на фабрике делать надо?

– Что-то куда-то отнести-принести. Пока так, зато платят больше, чем в ресторане. Со временем смогу на станке доски пилить, и будет ещё больше.

– Но ты же учишься.

В Юлиной семье считалось, что пока ребёнок учится, работать он не может.

– Так это же после пар. Фабрика совсем рядом с Катиным домом.

– Печерск? Тебе ж два часа оттуда до института добираться.

– Две пересадки, да. Но вечером я всё равно смогу к тебе приезжать. Я всё это для нас делаю. Катя, кстати, хочет с тобой познакомиться, так что держись, сейчас будет ещё одна новость: она зовёт тебя в гости!

– Ты ведь ещё не развёлся. Как они отнесутся к… нам?

– Вот знаешь, – Миша хохотнул. – Они слишком хорошо знали Аню, поэтому они полностью на моей стороне, и даже рады, что мы с ней всё-таки расстались. Ну и вообще: соглашайся! Заодно посмотришь, где я теперь живу.

Хотелось отказаться, сказать, что, мол, рано ещё, после развода будет комфортнее. Но возникла и другая мысль: может, лучше уже сейчас узнать его родственников и, если что, соскочить, пока не поздно?

Победило любопытство. Юля неуверенно кивнула.

***

Не успев проработать ни дня на новой работе, Миша уже заказывал в «Шоколаде» направо и налево: две порции «Осаки», оливье с домашним майонезом, тоже два, Юле «Тирамису», себе «Наполеон» и чайник марокканского чая (дважды, и не просто кипятка подлить).

Больше никаких маршруток и трамваев. Миша говорил, что они будут ездить теперь только на такси. Вот и до Сашкиного дома Миша вызвал такси из ресторана, правда, не до подъезда, а до «Николаевского», собирались там прикупить что-то, чтоб не идти с пустыми руками.

Сашка жила в тускло-голубой, в мелкую плитку девятиэтажке, в обычной панельке. Целая россыпь таких коробок стояла в том районе.

Мишу и Юлю встретил нарисованный чёрным баллончиком знак анархии, а за их спинами скрипнула единственная детская карусель, скорчившаяся на один бок.

– Поднимешься на минутку? – спросила Юля, и Миша, как всегда, не отказался.

Лифт не работал, поэтому на двенадцатый этаж поднимались пешком. Юля чувствовала мелкую дрожь в теле: как Сашка и её подруга, девушки с претензиями, посмотрят на её Мишу? Он точно не вписывался в их представления о крутом парне. И, в первую очередь, из-за денег.

Дверь им открыла та самая подруга из Москвы, Юля знала, что её зовут Ия, видела фотографии. Первым делом Юля уставилась на её рот – по форме извивающийся червяк, по цвету – морковь. Голова в огненном облаке мелких кудряшек. На правой руке, от плеча до локтя, татуировка, чёрное кружево и ещё какие-то силуэты, но Юля их не разглядела.

– Привет! – сказала Ия и крикнула в сторону кухни. – Саш, я открыла!

Из кухни появилась Сашка: она слизывала крем с пальцев, под волосами тряслись и шелестели длинные, как маленькие люстры, многосоставные серёжки.

– О, ты с Мишей! Класс! – и снова скрылась в кухне.

Вернулась через минуту и мокрыми руками стала их по очереди обнимать. Миша впервые как будто засмущался, привычная улыбка заползла на лицо.

– Ия моя, – погладила Сашка плечо подруги. – Из Москвы, наконец, причалила.

Улыбается как дурочка, отметила про себя Юля. На Ие был тонкий плетёный топик, в котором заметно топорщились соски. Юле не хотелось, чтобы Миша заметил.

Все потянулись на кухню.

– Помнишь, ты у меня книжку брала в том месяце? Помнишь, я тебе говорила, что это подруга моя написала? Так вот, это ж она и есть, – сказала Сашка.

– Ну я так и поняла, – ответила Юля и прибавила: – Миш, там рулет и шампанское в коридоре. Я забыла.

– А ты до сих пор, наверное, не прочитала, – закатила глаза Ия в укоризну Сашке.

Юля достала рулет из принесённого Мишей пакета и как бы невзначай, словно и не сильно ей это интересно было, спросила у Ии:

– Ты книги пишешь? Или только вот эту одну написала?

– Одну, – Ия взяла чипсину из круглой миски и, сомкнув на ней морковные губы, громко хрустнула. – У меня мама издатель. Напечатала по приколу. А так, я в основном рассказы пишу.

– И их тоже где-то печатают, – снова влезла Сашка. – Людмила Улицкая наша. Правильно же назвала эту тётку? Или как её?

Ия странно покосилась на Сашку. Ей было явно неловко рассказывать про свои литературные успехи при чужих.

– Это я так, для института делаю, для пар по литмастерству, – сказала она, глотая чипсы и слова.

Литмастерство? Юле хотелось бы разузнать у неё всё про это. Она и сама хотела поступать на филологический, метила в СПбГУ, только после школы мама не отпустила, сказала: «Там с тобой обязательно что-нибудь случится, а СТИ возле дома и престижно, престижно для Смоленска». Юлина тётя, сестра папы, забила последний гвоздь в крышку гроба: с экономическим образованием не пропадёшь, а это всё твоё литмастерство – трали-вали какое-то. И всё было решено.

– А где учишься? – спросила Ию ещё.

– Филологиня она, – Сашка расставляла бокалы под шампанское и всё хохмила, поглядывая на Мишу, который сидел молча и как будто чувствовал себя неуютно.

– На четвёртом курсе РГГУ, на переводе, – ответила Ия.

– У вас там сильное отделение творческого письма, я слышала.

– Откуда такие познания? – хихикнула Сашка.

– Я когда искала вуз для поступления, читала много на форумах.

– Ого, не знала, – Саша снова прыснула от смеха. Юле стало не по себе.

– И я не знал, – произнёс Миша, и Юлю это совсем взбесило: с чего это он должен всё про неё знать? Андрей да, знал. Вспомнилось, как он поддерживал её, когда она пыталась отстоять перед мамой поступление в Питер. Он её понимал, а этот просто поддакивает в тупом разговоре.