«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том VII. Финал «времени незабвенного, времени славы и восторга», или «Дорога» в Бессмертие!

Союзники потеряли гораздо меньше – 22—24 тыс. чел.: Веллингтон – 17 тыс. чел. (3.5 тыс. убитыми – генералы Томас Пиктон и Уильям Понсоби; 10.200 ранеными, 3.3 тыс. пленными/пропавших без вести?), Блюхер – 7 тыс. (1.2 тыс. убитыми, 4.4 тыс. ранеными и 1.4 тыс. плененными/пропавших без вести?), из которых 810 человек потерял один только 18-й полк 15-й бригады.

Всего на поле боя с обеих сторон было убито 15.750 человек.

Потерпев катастрофу под Ватерлоо, Наполеон прекрасно понимал, что страна уже истощена и не может больше воевать. 21 июня 1815 г. он созвал министров, которые предлагали ему разные варианты развития событий – от объявления диктатуры до роспуска Национального собрания. Его палата, узнав об этом, под руководством Лафайета объявила себя «нераспускаемой».

Однако Наполеона поддерживали рабочие предместья Парижа, они требовали продолжения борьбы против захватчиков. Впоследствии Наполеон говорил, что «…ему бы хватило одного слова, чтобы толпа перерезала бы всю палату». Ничего этого не было сделано. Наполеон всегда опирался на крупную буржуазию, он никогда не был трибуном рабочих. Именно крупная буржуазия отказала ему в поддержке, паника на бирже была этому явным доказательством.

В 9 часов вечера 22 июня 1815 г. он отрёкся от престола в пользу своего сына. Он уехал в Мальмезон, но ещё вплоть до 25 июня многие не хотели мириться с отречением. Все прекрасно понимали, что состоится новое пришествие Бурбонов, которых многие ненавидели. Наполеон же был единственным, кто мог противостоять этому, но он уже не поменял своего решения.

28 июня он выехал из Мальмезона в Рошфор с намерением уехать в Америку. На протяжении всего пути и в самом городе его восторженно встречали. 8 июля он вышел на двух фрегатах в море, но дальше острова Экс он пройти не смог – английская эскадра блокировала Францию с моря. Французские моряки одного из фрегатов предложили вступить в самоубийственный бой с англичанами, чтобы император смог уйти в море под шум боя на другом корабле («Заале»).

Но Наполеон уже решил свою судьбу.

15 июля 1815 года он сдался англичанам на корабле «Беллерофон», которые затем выслали его на остров Св. Елены.

Так с острова Эльба «комета» генерала Бонапарта проследовала на остров Св. Елены…>>

А вот в «беллетризированной» версии «100 дней генерала Бонапарта» все гораздо героичнее и намного… банальнее…

Часть Вторая

Последний поход «маленького капрала»!

Глава 1. «Полет орла» еще не закончен!

Союзники отказались признать права сына Наполеона на французский престол (о закулисной роли в этом вопросе Талейрана не писал лишь ленивый) и потребовали полного отречения. Бонапарт был отправлен на крошечный остров Эльба (площадью в 222 кв. км с населением в 10 тыс. чел.) в Тирренском море. Императора французов превратили в императора всего лишь средиземноморского островка. Ему обещали пенсию в 2 млн. франков в год из французского казначейства. Однако он так и не получил денег и к началу 1815 г. оказался в сложном финансовом положении. Было позволено взять с собой батальон его любимой Старой Гвардии, но… супруге и сыну не разрешили последовать за мужем и отцом. Правда, вопрос о том, насколько желала этого сама Мария-Луиза остается дискуссионным.

…Кстати, ровно три года назад, весной 1811 г. Наполеон, будучи в зените славы и могущества, (по крайней мере, так считал он сам) в беседе с подчинявшимся ему в ту пору баварским генералом Вреде весьма высокопарно заявил, что через три года, он – Наполеон Бонапарт – будет «властелином мира»! Прошло три года после той «исторической фразы» и Наполеоне ди Буонапарте действительно оказался «властелином» маленького кусочка суши посреди Средиземного моря.

Таковы Гримасы Судьбы или, как принято говорить: «от великого до смешного – один шаг»…

Прибыв туда 4 мая 1814 г., он лаконично, но не без иронии, высказался по поводу своего нового статуса: «Это будет остров отдыха». На самом деле вряд ли он рассчитывал оставаться там до конца своих дней. Один из его заклятых врагов – знаменитый Шатобриан – очень четко охарактеризовал суть произошедшего: «Да может ли такой человек примириться с положением властителя овощной грядки?!» И действительно все бурное прошлое Наполеона восставало против бесконечного прозябания на острове, откуда он пристально следил за событиями во Франции. Последнему Демону Войны было всего 45 лет… и он еще не сказал своего последнего слова: не наигрался в «солдатики», причем, в настоящие, а не «оловянные». «…Бурбоны явятся, и бог знает, что последует. Бурбоны – это внешний мир, но внутренняя война…»

В Вене собрался конгресс государств – участников войны с Наполеоном. Францию вернули в дореволюционные границы. Была восстановлена на троне династия Бурбонов, свергнутая в 1793 г. Сам старый подагрик Людовик-Станислав-Ксаверий, волею судеб превратившийся в Людовика XVIII, будучи человеком глупым, но безобидным, большой опасности для страны не представлял. Зато его главный советник и брат, граф д’Артуа – человек крайне мстительный и злобный – начал так «рулить» страной, что «всем мало не показалось». Францию наводнили вернувшиеся дворяне, которые не желали понять, что к прежней жизни возврата нет: «они ничего не забыли, но и ничему не научились». Эти слова принадлежат человеку, который прекрасно знал французское дворянство изнутри – выходцу из старинного дворянского рода Шарлю-Морису де Талейрану – «дьяволу» политической интриги рубежа XVIII/XIX веков. Ему вторил и российский император: «Бурбоны и не исправились, и неисправимы». И это говорили люди, которые посадили их на трон – опять посадили. Одной из самых тяжелых ошибок стало пренебрежение наполеоновским маршалатом, в частности, колкости в отношении их жен, например, Аглаи Ней, чей муж, несмотря на смену режима, оставался лучшей шпагой Франции и встреча с ним однозначно приводила к смертельному исходу.

Их заносчивость играла на руку опальному императору. Проведя более четверти века в изгнании, они не могли «найти опору в изменившемся национальном сознании» французского народа и совершали ошибку за ошибкой, отчуждая от себя широкие слои населения (как крестьянство с их землей, так и буржуазию с ее частной собственностью), стремясь вернуть себе все утраченные ими в годы революции привилегии и богатства, а также примерно наказать «бунтовщиков». Абсолютное большинство французов воспринимало их как лакеев европейских монархий, в частности, главного среди них «наполеононенавистника» – российского императора.

Страсти накалились до предела, когда подвергся «чистке» святая святых наполеоновской армии – ее офицерский корпус. Вернее, то, что от него осталось после ужасных по потерям кампаний 1812, 1813 и 1814 гг. – людей, прошедших-проскакавших с боями всю Европу вдоль и поперек, терявших товарищей по оружию и получавших раны и увечья во Славу Франции!

…Между прочим, не секрет, что «бунт маршалов» -«мужской разговор по душам» сыграл-таки далеко не последнюю роль в решении императора отречься от престола. Увидев тогда, что от него отвернулись даже его ближайшие сподвижники, он решил-таки отказаться от продолжения борьбы и примириться со своей участью. Освобожденные от присяги императору маршалы тут же покинули его и перешли на сторону Бурбонов, прибывших в столицу Франции в обозе иностранных армий. При новой власти маршалы, как и предполагали, сохранили все свои чины, титулы, поместья и замки. Правда, ежегодной ренты, которую они получали со своих номинальных владений (герцогств), находившихся за пределами Франции, они лишились. Словом, при новом режиме военная элита Наполеона, за немногим исключением, устроилась совсем неплохо, обретя долгожданный покой и полный комфорт. Однако свое влияние в армии она начала быстро терять. Между нею и армией образовалась глубокая трещина, которая с каждым месяцем все более увеличивалась. Своей армии Бурбоны не имели и были вынуждены довольствоваться бывшей наполеоновской, хотя и сильно сокращенной. Ее солдаты, в основной массе бывшие крестьяне, не желали возвращения дореволюционных порядков, а заслуженные боевые офицеры, прошедшие сквозь огонь многих сражений, были оскорблены тем, что теперь ими командовали воевавшие против Франции бывшие эмигранты или же не нюхавшие пороха родовитые юнцы – дети эмигрантов. Те и другие с пренебрежением относились к боевым заслугам и традициям республиканской, а затем императорской армии. Назначенный военным министром прагматичный маршал Гувион Сен-Сир советовал королю: «Если вы, сир, хотите, чтобы армия была с вами, оставьте ей трехцветное знамя». Но для Бурбонов и окружавших их ультрароялистов такое было неприемлемо. Не для того они «страдали» чуть ли не четверть века, чтобы теперь, после победы, встать под знамена «бунтовщиков-цареубийц». Все, что было связано с Революцией и Империей, у них вызывало чувство отторжения и глубокой ненависти. Они ничего не забыли и нечему не научились…

А ведь с военной кастой – основой всех авторитарных режимов – так поступать нельзя! Толковые политики всех времен и народов вплоть до сего дня (!!!) этого всячески избегают! А если вдруг забывают об этом, то потом об этом горько сожалеют, как например, «пенсионер союзного значения» сиволапо-бородавчатый мужлан Микитка Хрущ!

…Многие из отставников-ветеранов, чью израненную грудь украшал белый эмалевый крест Почетного легиона, в жестких условиях инфляционной экономики, голодали. Их демобилизовали и приказали «не путаться под ногами». Все были недовольны. Во все времена и во всех странах, срочно демобилизованные военные с трудом вживались в весьма непривычную для них мирную жизнь. Не стали исключением и французские солдаты. Около 12 тысяч офицеров – старых, заслуженных фронтовиков, оказавшихся в лучшем случае на половинном жалованье – изливали свое возмущение в кафе, где они собирались, чтобы почитать парижские новости, прихлебнуть стаканчик красного во славу их «маленького капрала» и поскорбеть о «добрых старых временах» (Итальянской кампании, Египетской экспедиции, Маренго и Аустерлице, Фридлянде и Ваграме), о личных встречах с самим Отцом Солдат! Время шло, и стали забываться смерть, страх, усталость, грязь, голод и боль наполеоновских войн (чума испепеляющего сирийского похода, снежные бураны безрезультатно-кровавого Эйлау, ужасы испанской «герильи», невероятные потери ничейного Бородино, жуткая ретирада из спаленной Москвы и трехдневная «мясорубка» под Лейпцигом), оставались лишь прекрасные воспоминания о Великой Славе, добытой ими под началом их любимого «стриженного малыша» в скромной треуголке и потертой длиннополой серой кавалерийской шинели конных егерей…

А рассказы гвардейцев о сцене прощания Маленького Капрала с его сильно поредевшей, но прославленной Старой Гвардией, целованием ее прострелянного, но непобедимого знамени (а значит и со всеми солдатами и офицерами Великой армии!) и вовсе моментально превратились в героическую легенду, от скупых нюансов которой перехватывало горло абсолютно у всех вояк – независимо от возраста и чина…

Вполне, естественно, что они только ждали, что Отец Родной вернется к своим профессиональным головорезам и снова поведет их в поход… хотя бы против тех, аристократов, которые не нюхали пороху, а всю их Великую Эпоху отсиживались по европейским закоулкам!

А Францию тем временем будоражили упорные слухи, о возможном удалении ее опального императора с о. Эльба куда-нибудь подальше в океанскую «глушь». Предупреждал ведь об этом Богарне своего экс-отчима. Были и другие «сигналы» на эту тему. Существовала и прямая угроза убийства «генерала Бонапарта» со стороны роялистов и французских властных структур. По крайней мере, на эту щекотливую тему весьма активничала британская пресса. И наконец, Людовик XVIII отказался платить «императору Эльбы» оговоренную ему в Фонтенбло ежегодную пенсию в два млн. франков, а так же немалые суммы всей его многочисленной родне. Союзники попытались было пожурить всем обязанного им Бурбона, но сами воздержались взвалить на себя «эту непосильную ношу».

Так бывает, причем, во все времена…

Глава 2. «Дьявол сорвался с цепи!!!»

…25 февраля 1815 г. со всей своей «армией» (генералами Бертраном, Друо, Камбронном, тысячью солдат (700 гвардейцев, польскими уланами и четырьмя пушками) «эльбский узник» (коим он никогда не был) покинул на бриге «Энкостан» («Непостоянный») о-в Эльба. По пути во Францию ему повстречался французский дозорный фрегат «Зефир», чей капитан сквозь туманную мглу поинтересовался о здоровье Наполеона, получив в ответ от… него самого, что лучше не бывало!

Корабли разошлись разными галсами и «побег-полет корсиканского орла» продолжился.

…Кстати сказать, кое-кто из историков предполагает, что для истории был бы предпочтительнее переезд-«побег» Наполеона в любой франкоязычный город в… США, например, в Новый Орлеан. Там, он, наверняка, стал бы фигурой номер «Раз!!!». Недаром ведь, после Ватерлоо у него была весьма здравая мысль ретироваться за океан к своим американским соотечественникам, но он явно опоздал с этим «марш-броском через океан»…

1 марта генерал Бонапарт со своей «бригадой» высадился на юге Франции в бухте Жуан, неподалеку от мыса Антиб, где он когда-то провел полмесяца в каземате небольшого форта в ожидании… гильотины. Через четыре дня об этом знали в Париже, а спустя еще пять – в Лондоне! «Полет корсиканского орла» продолжился: конечная точка его полета – шпиль Собора Парижской Богоматери!

…«Маленький капрал» считал, что еще может повернуть колесо Фортуны вспять, пустившись в свою последнюю, решающую игру. Ему было нечего терять – ему казалось, что он может выиграть все! И он обратился к французам с прокламацией:

«Солдаты! Находясь в изгнании, я услышал ваш голос и прибыл к вам через все препятствия и опасности. Ваш командующий, взошедший на трон по воле народа и поднятый вами на щит, возвратился. Сорвите это отвергнутое нацией знамя, под которым в течение двадцати пяти лет собирались все враги Франции. Наденьте снова трехцветную кокарду, которая была на вас в дни великих событий…

Солдаты! Встаньте под знамена вашего командующего. Победа будет продвигаться вперед с быстротой атакующих войск. Орел с национальным знаменем будет лететь от колокольни к колокольне, и так – до самых башен Собора Парижской Богоматери. И тогда вы сможете гордо показывать ваши шрамы и рассказывать о том, что вы совершили, – вы станете освободителями Родины. А в старости, когда окружающие вас сограждане будут почтительно внимать рассказу о ваших подвигах, Вы сможете с достоинством сказать им: «Я был в той самой Великой Армии, которая дважды брала Вену, входила в Рим, Берлин, Мадрид и Москву и которая избавила Париж от позорного клейма, оставленного предательством и пребыванием врага»»…

Пораженная Европа оцепенела от страха – «дьявол сорвался с цепи»!

Наполеон сам идет во главе своих солдат, опираясь на палку, иногда спотыкаясь на заледеневшем камне или снежном бугре. «Ни одного выстрела, – отдает он приказ, – ни одной капли крови!»

Причем, он намеренно идет на Париж окольным, горным путем – прямая дорога через роялистским настроенные области могла сулить ему малоприятные последствия. Действительно, по началу местные жители встречали его достаточно напряженно. Массового энтузиазма и всенародной поддержки явно не наблюдалось: обескровленная генералом Бонапартом страна не хотела больше воевать, но и Бурбоны с дворянством ее уже успели «достать по полной программе»! Одни были потрясены случившимся, другие – встревожены, и лишь третьи – обрадованы.

Правда, уже первая встреча с солдатами короля показала, кому в действительности принадлежит армия.

Одна из многочисленных версий этого судьбоносного для Франции и Европы события гласит следующее.

7 марта у селения Лаффре близ Гренобля, прикрывавшего вход в ущелье, рота саперов и батальон 5-го линейного полка преградил дорогу отряду «генерала Бонапарта». Батальонному командиру майору Делессеру (Делассару) был дан строжайший приказ немедленно «вести огонь на поражение», если мятежный император не остановится. Наполеон пошел на сближение с королевскими войсками и, казалось, начавшийся 1 марта «полет корсиканского орла» над просторами Франции будет прерван на узкой пролегающей в ущелье альпийской дороге.

Нам известно, что дальнейшее развитие событий проходило примерно так.

«…Оказавшись в поле видимости правительственных солдат, Наполеон отдал приказ гвардейцам своего маленького отряда переложить ружье из правой руки в левую. Наполеон умел рисковать: его солдаты приблизились к королевской армии, в сущности, безоружными, держа в левой руке ружье, опущенное вниз.

Два батальона стоят лицом к лицу. Солдаты, возможно бившиеся плечом к плечу под Маренго и Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау и Ваграмом, Бородином и Лейпцигом, настороженно смотрят друг на друга. Малейшая неосторожность – и прольется кровь. Стоит тягостное молчание…

Не сбавляя шага, смертельно бледный Наполеон спокойно идет навстречу нацеленным в него ружьям. Жестом руки остановив своих «ворчунов», сняв свою потертую, обкуренную порохом всех армий Европы и продутую всеми ветрами (от Мадрида до Москвы и от Брюсселя до Милана), знаменитую треуголку, он пошел к противнику один, без охраны, и, подойдя на расстояние пистолетного выстрела, намеренно медленно расстегнул свою старую серую длинную шинель гвардейских конных егерей, так чтобы был виден орден Почетного легиона и голосом, в котором ничто не выдавало внутреннего волнения, сказал: «Солдаты 5-го пехотного полка, узнаете ли вы меня? Кто из вас хочет стрелять в своего императора? Я становлюсь под ваши пули. Цельтесь лучше в своего „маленького капрала“…»

Это был верно рассчитанный ход!

…Впрочем, кое-кто утверждает, что на самом деле никакой тягостной тишины не было! По приказу Бонапарта было развернуто знамя французской республики – триколор, а гвардейский военный оркестр заиграл музыку под которую 20 с лишним лет назад революционные французы шли умирать за Отечество, которое оказалось в Опасности – легендарную «Марсельзу», при первых звуках которой французы и сегодня встают и… поют ее, как государственный гимн Франции! Если все – так (о «Марсельезе» и триколоре пишут редко), то «генерал Бонапарт» тогда применил три очень сильнодействующих на солдатскую психику «маневра»: «обезоружил» своих гвардейцев, «прикрылся» национальным трехцветным знаменем блестящих побед предыдущей эпохи борьбы со всей монархической Европой, воздействовал звуком – берущую за душу музыку великих перемен. По всему получается, что Наполеон, вернувшись во Францию, наглядно всем показал: «клыки его были все еще крепки, а зубы – остры»…

А ведь если бы тогда пуля французского солдата поразила Наполеона, то это была бы не просто по театральному «красивая точка» в его фантастической карьере, а по истине Легендарная Смерть! Но никто никогда (кроме, пожалуй Александра Македонского!?) не оказывал такого поистине мистического влияния на солдатские умы, как Наполеон.

…Кстати, сегодня на месте этого исторического события разбит небольшой парк с памятным знаком и мемориальной доской с крайне доходчивыми словами «маленького капрала» своим «детям-солдатам»…

…Гробовое молчание повисло над ущельем, участникам этого невероятного события, особенно с наполеоновской стороны, оно показалось длиною в вечность.

«Огонь! – еще пытается скомандовать какой-то офицер-роялист. Все напрасно. Солдаты, расстроив ряды, бросились к Наполеону. Они плакали от восторга, падали на колени, целовали его руки. Для солдат он всегда оставался «стриженным малышом», которого они любили с грубоватой и наивной нежностью…

…Кстати, этот драматичнейший момент в ярчайшей на события военно-политической биографии Последнего Демона Войны очень емко, лаконично и доходчиво запечатлен в лучшей исторической киноленте посвященной Наполеону Бонапарту – во все том же легендарном «Ватерлоо» С. Ф. Бондарчука, снятом давным-давно – полвека назад…

«Да здравствует император!» – вопили в восторге королевские (вернее, уже бывшие!) солдаты, и батальон в полном составе перешел на сторону Наполеона. Припадок массового умопомешательства был столь силен, что не скоро удалось успокоить солдат, построить и повести на Гренобль…

По дороге к войскам французского императора присоединился 7-й линейный полк, отправленный было на подкрепление гарнизона Гренобля, но его полковник Лабедуайер перешел на сторону «маленького капрала», дав, правда, при этом тому очень доходчивый совет: «…Вашему Величеству следует отказаться от завоеваний и стремления к чрезмерному могуществу, составившему несчастье Франции и Ваше собственное». А ведь переход на сторону «корсиканского орла» будет стоить молодому Лабедуайеру после краха «Ста Дней» очень дорого…

…Потомственный граф, участник наполеоновских войн Шарль-Анжелик-Юше де Лабедуайер (17 апреля 1786, Париж – 19 августа 1815, там же) поступил на военную службу в 20 лет. В 1806—07 гг. участвовал в войнах с Россией в Польше и Пруссии и был назначен адъютантом к маршалу Ланну. В 1808 г. он сражался в Испании и был ранен при Туделе. Выздоровев, в 1809 г. находился в штабе Эжена де Богарне и за отличие был назначен командиром 112-го линейного полка. В 1813 г. отличился при Люцене и Бауцене и был ранен при Кольберге. После Первого Отречения Наполеона и реставрации Бурбонов Лабедуайер снова вступил в армию: ему был пожалован орд. Святого Людовика и он был отправлен в Гренобль командовать 7-м линейным полком. После того, как в марте 1815 г. Лабедуайер примкнул к нему с частью своего полка к вернувшемуся с Эльбы императору и своим примером увлёк всю армию, его назначили бригадным генералом и включили в число пэров Франции. В битве при Ватерлоо он будет сражаться в качестве генерал-адъютанта императора.

…Кстати, в очень профессионально снятом советско-итальянском художественном фильме «Ватерлоо» (1970, режиссёр С. Ф. Бондарчук) образ Лабедуайера создал французский актёр Филип Форке…

Затем он поспешит в Париж, где на заседании палаты пэров 22 июня будет резко возражать против Бурбонов, отстаивая наследственные права сына императора – Наполеона II. После Второй Реставрации Лабедуайер намеревался бежать в Америку (министр полиции Фуше выдал ему паспорт, чтобы он выехал в Швейцарию), однако вернется в Париж, чтобы участвовать в заговоре против Бурбонов. 2 августа 1815 г. генерала арестуют, передадут военному суду и, несмотря на яростную защиту известным писателем и политическим публицистом Бенджаменом Констаном, осудят и расстреляют. При расстреле потомственный аристократ, как и многие из его приговоренных перепуганными событиями «Сто дней» Бурбонами к смерти «братьев по оружию» -бонапартистов, проявит необычайную твёрдость. Ему было всего лишь 29 лет и 9 из них он отдал армии, пройдя за этот срок путь до бригадного генерала. Его похоронили на знаменитом генеральском участке кладбища Пер-Лашез. Наполеон не забудет одну из своих многочисленных без лести преданных шпаг и завещал детям казенного Лабедуайера 150 тыс. франков…

Гренобль был взят без единого выстрела.

«До Гренобля я был авантюристом! В Гренобле я стал правящим принцем!! Через десять дней я буду в Тюильри!!!» – говорит своей ошеломленной случившимся маленькой свите счастливый Бонапарт. Позднее он писал, что это был один из самых запоминающихся моментов в его феерической жизни.

Теперь уже и народ встречал своего императора ликованием. Он как бы олицетворял для них революцию двадцатипятилетней давности со всеми ее новациями и в первую очередь, ощущением свободы. Понятно, что его возвращение – возвращение героя – стало захватывать их воображение все сильнее и сильнее. Старые солдаты с радостью вливались в ряды наполеоновского войска. Они же приводили новобранцев.

Становилось понятно, что остановить «генерала Бонапарта» уже невозможно. События развивались словно снежный ком – стремительно и неукротимо!

Форсированным маршем маленькая наполеоновская армия быстро продвигалась на север. Страна пришла в величайшее смятение. Ненависть к Бурбонам, прокладывала дорогу Наполеону на Париж, на стенах которого по ночам стали появляться все более и более угрожающие надписи: «Долой дворян! Смерть роялистам!! Сансон, вспомни свое ремесло!!! Бурбонов – на эшафот!!!».

…Между прочим, при каждой остановке Бонапарт очень умело обращался с речами к местным жителям, весьма искусно применяясь к их разным вкусам. Крестьянам – одного из самых недовольных Бурбонами, готовящимися возвратить вернувшимся на родину дворянам их земли, сословий населения Франции – он гарантировал владение их землей, доставшейся после революции 1789 г. Горожанам – финансовые реформы.