
Полная версия:
Пути океана: зов глубин. Книга вторая
Тут-то безобразная тварь на нее и обернулась. И поползла. Со страшным стоном теряя ветви.
Какая бы отвага его не переполняла, Брут все же решил зажмуриться. Поделать он все равно ничего не мог. Видеть же последние минуты подопечной…
Сейчас же хватка проклятого плена ослабла. И совершенно некстати на него приземлился моряк. Когда тот чуть приподнялся и закашлялся, из носа его хлынула кровь.
Но наступила такая оглушительная тишина, что он поспешил обернуться назад.
Перед Селин стояла… неизвестная голожопая деваха?.. Брут протер глаза. Высокая, едва ли не на голову выше Птички, та, ничуть не стесняясь, выхаживала вокруг его подопечной. Казалось, она не то обнюхивает де Круа, не то близоруко рассматривает.
Понемногу возвращался шум ночных дебрей. Щелкало. Свистело. Тявкало. Прозвучало по-птичьи резкое, с грубым говором:
– Из стихийных будешь… Твой белый колдун, конечно, говорил, что ты полукровка. Но чтобы из наших..
Стараясь не шуметь – насколько такое вообще было возможно в полном доспехе – палец Брута скользнул на курок. Роскошные формы девицы на мушке покрывали подозрительные рисунки. При ходьбе полная грудь дикарки покачивалась. Брут вгляделся. Выглядела ее кожа так, будто секли плетьми, да с умыслом. Чтобы красиво? Или как? Выпуклые узоры с острыми загогулинами ползли по шее, раздваивались на плечах, растраивались по лопаткам, учетверялись на грудях, ну а к промежности так множились, что…
Кабы не наруч, руку он потерял бы мигом. Невиданной силы удар прилетевшего булыжника хлестнул по мушкету, да так, что Брута отбросило. Жуткая девка обернулась и пророкотала:
– Вас двоих здесь вообще быть не должно!
Так вот какие тут водятся дикари… У Брута заболело все разом и во всех местах. Вот же занесло их…
Но при всей злобе ведьмы, взгляд ее был лишен интереса. Как если бы кто-то отмахнулся от назойливого комара. Выразительное узкое лицо со злыми зелеными глазами таращилось только на Птичку.
– Тебе что было велено? Одна приходи, тебе Фия сказала! А ты как сделала?! А?!
Селин потерла глаза, как пробудившийся от кошмара ребенок. Взгляд её заметался по сторонам, словно у затравленного зверя. Брут видел, как дрогнули её тонкие пальцы, коснувшись собственного горла, словно чужого. Видел, как побледнело ее и так фарфоровое лицо, когда она заметила их с Марсием окровавленные рожи. Но стоило ей вглядеться в дикарку, как что-то в ней переменилось. Будто невидимый кукловод натянул нити. Спина выпрямилась, подбородок чуть приподнялся.
Ну, конечно, манеры превыше всего! Даже перед лицом лесной ведьмы, явившейся из кромешной тьмы!
Бывшая на волосок от смерти, Птичка присела в реверансе, как на королевском приёме – чинно, величественно, будто за её спиной не зияла черная пасть ночных дебрей вместо привычных бальных залов.
– Приветствую вас. Полагаю, вы – Фия? Мое имя – Селин де Круа, виконтесса, консул Альянса Негоциантов. Рада, что наша встреча все же состоялась.
– Угу.
Возможно, такой поворот смутил даже ведьму, которая вдруг по-хозяйски собрала с земли горсть и принялась сердито мазать себе шею. Комья посыпались по коже, все увеличиваясь в количестве, и вот уже тяжелая попона до самых пят с шуршанием болталась на ее плечах. После этого дикарка поставила руки в боки и снова вернулась к резкому тону.
– Фия тебе для чего велела одной приходить, бестолковая нелюдь, а?..
Глаза де Круа округлились от нахальства девицы.
– Д-да, для чего?..
– Да чтобы не осквернять священную землю! То немногое, что вы нам оставили. Гости, ставшие хозяевами.
Фия цедила сквозь зубы.
– Хотя чего вам, врагам… Вы – нелюди! Заявились как к себе домой!.. Свой порядок принесли! Растите везде черный больной цветок!… Радостная земля Да-Гуа от веку знала два десятка священных рощ. Осталось – всего четыре! Вы разрываете наши пещеры, вы вынимаете из них цветные камни! Ваш скот объедает наши пастбища! Мои братья и сестры пропадают целыми деревнями! Вы, нелюди, и в своем доме воруете и убиваете, а?! И уж если ваши боги не карают за такие преступления, тогда это сделают наши!..
Птичка, замерев, слушала.
– И вот после всего этого у тебя хватает наглости искать встречи с Верховным Вождем, а?! Мало того, ты еще и убийц с собой целое стадо привела!
– Мне очень горько за поведение своих земляков, Фия, уверяю. Но скажи, если бы ты не верила, что я способна как-то помочь вашему горю, разве ты стала бы идти на встречу? Пусть я и нарушила ваши правила… Полагаю, даже самым ужасным злодеяниям не удалось убить в тебе надежду?
Теперь уже застыла насупленная дикарка.
– Фия, что я могу сделать, чтобы вам помочь и остановить вражду? Говори, как есть. Я слушаю.
Ведьма смерила ее взглядом, но все же коротко кивнула и помолчав, указала куда-то в темноту.
– Идем, поднимемся. Нужно, чтобы ты увидела сама…
***
Подъем по узкой тропе, петлявшей вдоль каменистого русла ручья, оказался невероятно изнурительным.
Ручей, похоже, ещё недавно полноводный, постепенно мельчал, превращаясь в череду луж среди замшелых валунов. Вдоль берегов его торчали засохшие коряги – словно скрюченные пальцы, тянущиеся к небу. Фия двигалась с грацией дикой кошки, изредка оборачиваясь и выжидающе смотря на спутников.
Когда последние звезды растворились в светлеющем небе, они наконец выбрались на скалистую площадку, с которой открывался вид на десятки лиг вокруг.
Они подошли к обрыву, и волосы Селин тут же взмыли вверх от порыва прохладного ветра. Она поежилась от дурного предчувствия и предутреннего холода. Заря только занималась, и под серым небом живописные просторы Да-Гуа казались черно-белыми. Проплешины равнин перечеркивали редкие вертикали кривых деревьев.
Дикарка молча куталась в попону. Уголки ее рта опустились. Тяжелый взгляд Фии с болью блуждал по окрестностям и с надеждой остановился на робко розовеющем восходе. Холодный ветер отдавался воем в трещинах хмурых скал.
– Что это? – наконец произнесла Селин.
– А на что похоже?
– Пустошь…
– А были леса, озера… Все высохло, – Фия горестно кивнула на панораму и развернулась спиной. – Они – злые, проклятые колдуны. Повернули русла наших рек, чтобы растить свой черный цветок. Мы не хотим, но смотрим ваши разрушающие сны. И дар наших магов умирает…
Дикарка опустила голову и прижала руки к груди. Фия плакала. Селин едва не отпрянула: по узорчатым шрамам, что напоминали причудливую карнавальную маску медленно ползли две темные капли, похожие на кровь.
– …Оскверняют себя… оскверняют нашу землю. Засуха и голод. Злые змеиные глаза…
Селин прошептала:
– Если ваш народ так могущественен, как ты, то почему бы вам просто не…
– Былой силы больше нет! Мы приняли вас как братьев и сестер. А вы лишили нас почти всего!
Ладонь Селин мягко тронула плечо впадающей в транс дикарки.
– Фия, я здесь чтобы помочь вам. И сделаю все, дабы восстановить справедливость!..
Ведьма распахнула веки и махнула рукой к северу от тропы:
– Если в тебе течет хоть капля крови Да-Гуа, ты не оставишь все как есть и не откажешься от обещания.
Она обернулась на мужчин.
– Идемте. Покажу тропу покороче. Но никто не должен знать, что видели.
Марсий потер подбородок с запекшейся кровью.
– Расскажи мы в любой таверне даже половину – нас примут за полоумных.
Брут нервно крякнул в подтверждение слов морехода.
Пока они возвращались сквозь череду поросших гигантскими корнями пещер, соединенных узкими проходами, все шли молча, словно раздумывая над чем-то, понятным только им. Где-то над головами иногда мелькали лучи полуденного солнца.
Де Круа уже не испытывала ни страха, ни облегчения. И вопреки усталости в груди разгоралось ровное пламя долга перед землей, которая стала на шаг ближе, чтобы однажды она смогла назвать ее своей.
Мейлонг. Знакомство их уже состоялось. Но теперь ей предстоит новая встреча.
Чжоуфу
Мягкое покачивание экипажа – или дело было в хмельном Ново-Верденском? – убаюкивало.
Едва кузина заговорила о визите в представительство загадочного Мейлонга, столицу Чжоуфу, он пришел в тотальный восторг. Еще бы! Прежний контакт их в виде морского боя определенно принес интенсивные впечатления, но на этот раз Антуан весь извелся в предвкушении более безопасных проявлений знаменитой экзотики.
За окном проплывали совершенно одинаковые в густоте своей зелени деревья. Единственный собеседник, кузина со сдвинутыми бровями, все не поднимала головы над уже какой по счету страницей дневника. А кучер, шельмец, давно вырулил на ровную дорогу, казалось бы невозможную в этой дикой местности.
Антуан украдкой оторвал уголок от наспех смятого и засунутого во внутренний карман камзола документа. Не то указа, не то приказа – кто их разберет… Скатал в шарик, сжал между пальцев, сощурился, прикидывая траекторию, и – пустил снаряд в Селин.
– Антуан Адриан Урсус Вильгельм де Сюлли!..
Выражение вящей кротости и смирения, разумеется, не отвело подозрения от его причастности к проказе – они были совершенно одни в экипаже – но и не вызвало и тени улыбки у сестры.
Будь на ней лорнет, по строгости кузина ничем не уступила бы их классной даме в юности:
– Если они так опасны, как о них говорят, нам следует держать ухо востро! Ты же – ведешь себя, будто отправился на променад! Антуан, соберись!
Он немедленно сосредоточился. В последнее время кузина все чаще была в разъездах, и редким аудиенциям у него во дворце предпочитала скучнейшие архивы.
И тем заметнее стало изменение ее вкуса в гардеробе. Вопреки тяготеющему к жаре летнему сезону, платья ее становились все более закрытыми. И, о ужас, все более простыми по крою.
Кузина отодвинула шторку, и кружево ее рукава смешалось с незамысловатым плетением на занавеси.
Антуан занервничал.
Определенно, это все дурное влияние викария Доминго. Еще немного, и такими темпами Селин предпочтет монашескую сутану! А то и вовсе рубище! Внутри себя ужаснувшись, он нахмурился и озабоченно заглянул ей в лицо. Ну конечно. Она и серьги стала надевать совершенно простого фасону. Так недолго и все приличия позабыть!.. О, по возвращении в Новую Вердену он непременно выпишет ей пару дюжин футов приличной парчи на гардероб! Зачем она надела атлас на эту аудиенцию? Неужто из экономии? Уж не впала ли кузина в меланхолию?! А ежели она продолжит держать сдвинутыми брови, таковое неизбежно приведет к морщинам…
Должно быть беспокойство придало его лицу серьезности. Поскольку прозвучало одобрительное:
– Вот это – совсем другое дело. Не время расслабляться.
Он заерзал и уставился в окно, где уже показались рисовые поля. Словно в сотни раз увеличенные гравюры, полотна залитых грядок перечеркивали узкие длинные кочки, и до самого горизонта небо отражалось в глади стоячей воды. Босоногие крестьяне в закатанных до колен портках, не разгибая спин, все возились в мокроте, а их забавные треугольные шляпы из золотистой соломы и вовсе делали их похожими на грибы.
– Ты только взгляни на них! – Антуан приложил лорнет. – Как трогательно семенят те трое мальчуганов! Приглядись же, вон те трое, что волокут сноп! Ах нет, пятеро… великоват на троих-то будет!
– Они заставляют детей работать в полях! Неслыханно!
Вместо умиления исполненный порицания взгляд кузины едва не испортил ему весь настрой. Закусив губу, Селин спешно продолжила водить пером в дневнике. Наверняка торопилась зарисовывать здешние красоты…
Антуан залюбовался. Многоярусный ажурный мост вдалеке голубел в дымке, солнце блестело, а на душе стало так хорошо и так привольно, что ему немедленно захотелось повелеть гвардейцам сопровождения грянуть песню, да повеселее.
Прехорошенькие крашеные домики с затейливо приподнятыми уголками карнизов квадратных крыш впечатляли.
Началась брусчатка, и их процессия замедлилась.
Брут ловко сообразил заменить рессоры накануне, иначе их растрясло бы в течение первой мили такой дороги.
По улочкам вразвалку брели низкорослые смуглые простолюдины с огромными корзинами на головах и улыбались щербатыми ртами на его улыбку. Мальчишки вели за собой тонконогую козу на лохматой веревке. Упиралась зверюга, надо сказать, отменно! Семенящие в громоздких невиданных деревянных туфлях бледнолицые девицы в платьях с широкими рукавами из расписного шелка выглядывали из-под изящных зонтиков. Он едва не свернул шею в попытке угадать кокетство в продолговатых глазах с поднятыми к вискам уголками.
Антуан немедленно приказал бы остановиться, но по коленке уже стукнул кузинин сложенный веер. Неодобрительно поджатые губы ее лишь привнесли диссонансу.
Ему только и оставалось, что с тоскою наблюдать отдаление здешних нимф, да хихиканье, тающее в перезвоне длинных бусин затейливых шпилек в черных как смоль волосах.
– Ты только взгляни, моя дорогая! Сплошь мирные селяне, женщины, дети да старики. И заметь, ни одного из моряков-головорезов, что нам довелось встретить на «Крылатом Марлине»! Нет, все-таки какова стычка была! Я ведь даже написал мемориальную оду о тех событиях! Как! Я не давал тебе?! Самый лирический момент посвящен средоточению на команде капитана Витала. О, они такие смельчаки…
Де Круа вдруг застыла и уставилась перед собою невидящим взглядом.
– Селин? Что случилось? О… Неужто ты так близко принимаешь все к сердцу? Ах, оставь это. То дело прошлое… – Антуан взял сестру за руку, отчего она вздрогнула и мелко закивала.
– Да-да… Давай больше не вспоминать… Все, что было до прибытия на Да-Гуа…
Едва прогремела разложенная подножка, де Сюлли-младший потянул затекшие с дороги члены и спешно пригладил прическу. Стало крайне волнительно.
Селин же тихонько захлопнула пудреницу и выдохнула.
Как если бы поднималась на сцену.
– Дорогая моя, клянусь, я не дам тебя в обиду. – С его губ едва не сорвалось покровительственное «глупышка», но сегодня Антуан отчего-то был исполнен благоразумия, как никогда. – Я крайне уважаю твое сосредоточение, но сама посмотри, разве могут быть злыми люди, о, я бы сказал, истинные художники, соорудившие в здешних суровых краях такие пасторали?
Нога не успела ступить на дощатый тротуар, как откуда ни возьмись, выскочил какой-то бонза с метелкой и начал усердно подметать безупречно начищенные доски.
Карету со всех сторон окружили высокопоставленные люди с совершенно одинаковыми лицами, богато одетые в шитые шелком многослойные светлые одеяния, и принялись бить поклоны со столь энергичным старанием, что в глазах поднялась рябь. Голову немедленно вскружило, и любезно улыбающемуся Антуану пришлось начать срочно обмахиваться шляпой.
Пухлые белые ручки прятались в длинные до самых пят рукава, улыбки на плоских лицах так ширились, что и без того узкие глаза превратились сплошь в складки. Взмахи кисточек тоненьких смоляных косичек церемонно следовали изгибам натруженных в поклонах спин.
Кузина благосклонно кивала, и лишь выше обычного приподнятые брови выдавали ее недоумение.
Безобразие сие прекратило явление гладко выбритых и даже надушенных бесчисленных охранников в изукрашенных длинными алыми перьями кирасах. Все как один, грациозно и бесшумно выстроились в два ряда караулом. Разомкнув шеренгу, они явили собой коридор, в самом дальнем конце которого образовалась пара хозяев здешних чудес.
И,по мере приближения, двое облаченных в роскошные одежды чужестранцев разжигали все больше любопытства.
Коротко стриженные дети со смехом разбрасывали цветы по ковровой дорожке.
Моложавые лица радушных хозяев не давали ни единого повода к определению их возраста.
Алые одежды развевались по ветру. Головы обоих венчали вычурные конструкции из чистого золота, отдаленно напоминающие короны. И судя по размерам, да и весу, ношение их было тем еще испытанием. Та, что ростом пониже, семенила с опущенными ресницами, и крохотные шелковые туфельки ее даже не сминали лепестки роз, по которым ступала коварная ее ножка. Та же, что повыше, шла с прямой спиной, и нежное лицо ее источало благоговение паломника, в конце изнурительного пути узревшего вожделенную святыню.
Обе излучали такой смиренный восторг, что Антуану даже пришлось обернуться: им ли с Селин адресован столь искренний почет? Но за спиною раскинулась лишь пустующая площадь дворца, обнесенная сплошной стеной красного камня.
– Т-т-твою дивизию, – тихонько выдохнул Брут стоявшему рядом капитану Марсию и, судя по выражению лица последнего, тот полностью разделял оценку происходящего. Антуан хихикнул, прикрывшись шляпой.
Пока переводчик зачитывал многочисленные регалии вкупе с достоинствами благородных господ обеих делегаций, сил не таращиться не оставалось совершенно никаких. Окрыленный вдохновением ум его вот-вот должен был сложить неминуемый сонет или даже маленькую поэму: да к несчастью от восторга он потерял дар речи.
Воодушевленный де Сюлли-младший с благоговением приложился губами к кончикам пальцев той, что пониже:
– Я потрясен вашим изяществом, небожительница! Сударыня, зовите меня просто Антуан.
– Ву Си, – мелодично пропела она.
– Сердце мое забилось вдвое быстрее, – сообщил Антуан запястью высокой, предвкушая нежность ее руки.
Но вздрогнул от отчетливо мужского тона:
– Чан Шэнь, к вашим услугам, милостивый государь.
Вовремя оброненный кузиной платок спас положение от неминуемого конфуза. Сейчас же Чан Шэнь мягко перехватил батист и в полупоклоне вернул его совершенно оробевшей от очарования Селин.
Сдержанный ответный реверанс ее всею плавностью и открытостью сообщил обоим сторонам благонравие ново-верденских делегатов и ровно тот же восторг, что переживал и сам Антуан.
***Торжественно сервированный круглый стол являл собою произведение высокого искусства чужеземных кулинаров.
В центре его возвышалась скульптура изогнутого во всех направлениях дракона с тонкими усами, сложенного из лангустов и крабов. Великолепная утка с хрустящей золотистой корочкой источала аромат, мгновенно вызывающий голод. Вокруг нее в круглых корзинках расположились нежные димсамы, полупрозрачное тесто коих бесстыдно приоткрывало внутри себя сокровищницу вкусов – от пикантных мясных до сладких фруктовых начинок. Блюда же из рыбы, украшенные тонкими ломтиками цитруса, от грейпфрукта до лимонов, и съедобными цветами, завораживали своей изысканностью и немедленно приковали внимание и кузины, которая с трудом могла отвести от них взгляд…
Хоть стол и накрыли на мейлонгский манер, мудрые хозяева приема отдали предпочтение винной карте вкусов Новой Вердены, да всего Лавраза в целом.
В высоких бокалах игристое уже танцевало столбиками пузырьков. Антуан никогда прежде не пробовал настолько тонкого и деликатного вина! Затейливый вкус раскрывался едва приметной горчинкой на самом кончике языка, сдержанная кислинка далее обещала скорый хмель, но вопреки ожиданиям, становилась ненавязчивой сладостью с томными нотами вечерних цветов. Глаза сами собою прикрылись от теплоты расползающегося удовольствия где-то в самой груди:
– Всего лишь напиток, а как изысканно сварен! Какие еще чудеса сокрыты за вашими ширмами?!
От Антуана не могло не укрыться, как среди роскоши золота и резного дерева драгоценных пород, за причудливо сервированным столом велся и тайный диалог взглядов.
Одновременно трое наяд в полупрозрачных шелках обслуживали здоровяка Брута. Гвардеец коротко кивал и с пристальным интересом изучал лакомства. Но отчего-то едва пригубив вина из кубка, отставил его и нахмурился. Поди трактирное пойло было куда привычнее для выходца из третьего сословия… На мгновение их взгляды пересеклись. Как бы невзначай Брут кивнул на кубок и слегка повел головой. Селин, которая было собиралась сделать глоток вина, после этого жеста с обворожительной улыбкой едва коснулась кромки бокала губами и поставила обратно на стол.
– Ваша Светлость, для нас – величайшая честь получить столь высокую оценку трудам наших виноделов! Здешняя земля щедро родит, и всего-навсего простой рис производит совершенно удивительные свойства… Переполненный гордостью переводчик тщательно подбирал слова. Умильно-сдержанные улыбки Ву Си и Чань Шэня, казалось, сочились солнечным светом и самой поэзией.
– Отчего же ваш спутник из Морского Народа так невесел?
Спутник из Морского Народа, капитан Марсий, между тем рассматривал у самого лица рыбью мякоть на вилке и имел вид самый сосредоточенный, хотя и невозмутимый. Его кубок так же был неотпит.
Впрочем, чего было взять с «господина надзирателя», как метко прозвала его кузина…
– Мы могли бы поговорить – как это по-вашему – Тет-а-тет? В прошлый раз нам это не удалось… – переводчик в точности воспроизвел просительную интонацию.
– Невозможно… Все переговоры ведутся строго в присутствии наших советников. Согласно Уставу Альянса Негоциантов, как вы, возможно, знаете.
Антуан удивленно покосился на сестру. Виноватую робость ее возражения не украсил румянец. А он крайне гармонировал бы с красным с золотом… Он как-то упустил момент, когда Брут и этот гильдеец, капитан Марсий, заполучили столь высокие статусы. В подтверждение его мыслей новоявленные советники переглянулись, и лица их тотчас же приняли солидное выражение. И до боли потешное! Пришлось изрядно поднапрячь лицевую мускулатуру, чтобы не уронить себя в хохот.
Дабы разрядить неловкую ситуацию, Антуан решился пренебречь всеми канонами протокольного этикета:
– Дражайшие господа мои! Ваш ажурный мост выглядит ошеломительно! Какой уникальный проект! Очевидно, он позволяет вашим горожанам передвигаться между частями города гораздо быстрее. Ответьте же скорее, во сколько вам обошлась стоимость столь фантастического сооружения? Клянусь, я выкраду вашего инженера для своего нового фонтана, если не раскроете его имени!..
Колоссальные арки дворцовых окон открывали живописный вид на тот самый многоярусный замысловатый мост, от самих полей соединяющий между собой обе части прехорошенького города. Мысли Антуана унеслись прочь в лирическое воссоздание всего увиденного в самых живописных строках из возможных. Ему уже наяву мерещились рисовые грядки, что проползали сквозь стены и бросали радужные блики на расписной потолок обеденного зала…
– Эта конструкция вовсе не то, чем кажется, – вдруг мечтательно произнесла Селин и с восхищением посмотрела на сидевшую перед ней чету. Стоявшие подле нее разноцветные пирожные отчего-то превратились в птичек, что норовили упорхнуть с тарелки.
– А миледи консул у вас однако наблюдательна! Сия конструкция называется акведук. Исключительное по важности строение, проект которого был разработан нашими предками для увеличения плодородия земель. Он помогает насыщать водой наши скромные поля вне зависимости от здешних причуд погодных условий…
Но польщенный Антуан уже не мог отвечать, и лишь радушно принимал комплименты. Все силы его уходили в созерцание полноцветных картин, что рисовало воображение, подвластное мерному журчанию беседы…
– Правду ли говорят, будто вы растите некий удивительный цветок с черными как смоль лепестками? «Черноцвет», верно? Его Сиятельству постоянно несут доклады о таких его чудодействах, о коих мы и знать не знали!..
В пальцах Селин откуда ни возьмись обнаружилась птичка-пирожное, от которой та с удовольствием откусила бочок, брызнувший струйками алого сока. Или… не сока? Что ты делаешь, Селин?! Нельзя так с птичками! Но ни язык, ни руки больше не были подвластны Антуану. Он все видел и все понимал, но мог только наблюдать как затихает крохотное тельце между пальчиками кузины.
– В нашей культуре это чудодейственное растение называется иначе… Впрочем, как и имя нашего города – вовсе не Мейлонг, в честь земель, откуда мы прибыли, а Чжоуфу. Что означает «благословение доблести»…
Разъяснения Чан Шэня обращались к нему, но умница Селин словно бы услышала всю невозможность его разгоряченного состояния, и перехватила инициативу говорить за него. Внутри Антуана не было никакой паники. Только ужасная неловкость и любопытство от необычайного хмеля, а уж он-то в хмеле был большой знаток!
– Да что вы говорите! Как интересно! Но все же хотелось бы вернуться к этому растению… Это ведь некая редкая специя с поразительными свойствами… Кузен, умоляю, упроси наших хозяев угостить и нашу кухню? Мне так наскучил чабрец в де флопе из фазана…
Высокая прическа кузины показалась распущенной, и поднятые дыбом волосы колебались в такт движениям ее головы, словно молочно-белые змеи. Он попытался сглотнуть. Отчего-то не вышло. Под камзолом заструился необычайно обильный холодный пот.
Надежду Антуану оставляла лишь дружелюбная искренность в звоне ее голоса.
– Разумеется. Вы могли бы и не просить!
Прозвучало отрывистое распоряжение на непонятном. Хорошенькое личико Ву Си неожиданно потекло с ее головы, и осталась лишь сомкнутая змеиная пасть, промеж сухих губ которой мелькало раздвоенное жало. Бедному Антуану вдруг сильно захотелось наградить аплодисментами происходившие метаморфозы. Но поделать он ничего с собою не мог: тело почему-то все хуже слушалось его ума.