Ветры Ненастья

Лишь время от времени что-то – какое-то смутное воспоминание – пыталось пробиться из бездонных глубин памяти, вызывая страшную головную боль всякий раз, когда Трегоран пытался ухватиться за него. И он неизменно откладывал эту странную борьбу со своей головой до следующего раза.

На четырнадцатый день пребывания в гостеприимном особняке, Трегоран заметил одну странную вещь, о чем немедленно сообщил Маркацию.

В этот момент они были в библиотеке – учитель увлеченно что-то записывал, ученик – перебирал книги.

– Учитель, – обратился он к склонившемуся над пергаментом магу. – Я не могу понять.

Тот поднял голову.

– Да?

– В природе существует четыре основных стихии: огонь, вода, земля и воздух. Они уравновешиваются пятой – духом или айпероном.

– Это так, – кивнул опальный сенатор, а его губы сами-собой начали расползаться в улыбке, из чего Трегоран заключил, что суть его вопроса уже ясна фарийцу. – Что же тебя смущает?

– Почему про магию духа нет ни слова? Ни одного тома или свитка, ни даже странички. Как такое может быть?

– Надо же, надо же… Все-таки ты необычайно умен, молодой человек. Не каждый ученик задается этим вопросом даже после нескольких лет обучения. Что ж, отвечу. Причин, как и у любого сложного явления, больше одной. Начнем с самой прозаичной. Магия духа сильнее всего была развита в Ширримской империи. Слышал ли ты об этом государстве?

– Нет.

– Не удивительно. Оно перестало существовать более ста лет назад. Сейчас уже даже и не помнят, когда точно.

– Перестало существовать? – Трегорана удивила столь странная формулировка, но он уже успел уяснить, что Маркаций редко произносит какие-либо слова просто так. – Было завоевано?

– Если бы… – вздохнул маг, вставая с кресла и подходя к одному из книжных стеллажей. – Так, где же оно?

Он один за другим вытаскивал фолианты, пока не наткнулся на тонкую – в несколько листиков пергамента – книжку.

– Вот, – маг протянул находку ученику.

– «Мертвые земли», – прочитал тот, – Написано со слов Гария Силиция.

– Да, к слову, Гарий был самым прославленным в Фаре путешественником. Говорили, что сам Улиан даровал ему крылатые сандалии, чтобы быстроногий фариец обошел весь мир.

Трегоран ощутил, что совершенно запутался, о чем и не преминул сообщить учителю.

– Ах да, – хлопнул тот себя по лбу. – Я постоянно забываю, что ты родом из Тимберии. У нас каждый ребенок знает о Мертвых землях. Если кратко, то в один прекрасный день вся территория Ширримской империи превратилась в проклятую землю. Люди исчезли, а путников встречали пустые города. И все бы ничего, если бы не призраки.

– Призраки? – юноша поежился.

– Да. Духи, которые приходили к безумцам, отважившимся заночевать в этих проклятых местах, и сводили их с ума. Гарий был одним из тех, кто вернулся, сохранив рассудок, но до конца своей жизни он не осмеливался подходить к Мертвым землям даже на три дневных перехода. И, возвращаясь к предмету нашей с тобой дискуссии, когда Ширрим обезлюдел, вместе с ним исчезла и большая часть сведений об айпероне.

Трегоран снова поежился, и ему неожиданно показалось, что в библиотеке как-то очень уж неуютно, а тени в углах выглядят чересчур зловеще. Он постарался как можно скорее перевести бег мыслей в другое направление, а потому спросил:

– Это главная причина, но ведь есть еще что-то?

– Император, – коротко, но емко, ответствовал Маркаций. – Владыка отчего-то не любит магию духа. Едва он завоевал Вечный Город, как пятая школа оказалась вне закона. Каждый свободный человек обязан сдать – замечу, за неплохие деньги, – все книги и свитки, в которых есть хоть слово о магии духа. Укрывательство же запрещенной литературы приводит в лучшем случае на рудники.

– А в худшем?

Маркаций выразительно чиркнул ладонью по горлу.

– Наш повелитель никогда не признавал полумер, – пожал он плечами. – И всегда считал, что если кто-то чего-то не хочет делать, то его проще убить, чем перевоспитывать. Вот тебе и вторая главная причина, возможно даже, она будет столь же весома, как и первая. Сам понимаешь: магию стихий практикуют лишь в нескольких странах. Одна из них исчезла, а во второй появился запрет. Кое-что можно еще найти в вольных городах Атериады, ведь полисы издревле тесно общались с Ширримом, но то, что осталось – это лишь жалкие обрывки великих знаний, которые некогда были доступны каждому ищущему истину.

Он вздохнул, не скрывая горя, а Трегоран получил возможность спросить о том, что не первый год мучало его:

– Учитель, я постоянно слышал, как фарийцы называют своего императора владыкой, повелителем, даже хозяином. Но никогда не мог понять – почему? Что он такое?

– Он? – сенатор грустно улыбнулся. – Полубог, ступающий по земле. Как же еще величать его?

– Если честно, я думал, что все рассказы о его божественном происхождении – выдумка, что он, в лучшем случае, сильный маг.

Маркаций невесело рассмеялся.

– О, если бы! Сколь простой была бы жизнь, окажись твои слова правдой. Быть может, мы бы скинули ярмо тирании и вернулись к славным временам расцвета республики, когда сенат действительно решал вопросы жизни и смерти, когда каждый гражданин был обязан с оружием в руках защищать свой родной город, нравы были просты, а сердца преисполнены отваги и чести! Но те дни ушли безвозвратно. Богоравный властвует почти сотню лет, и ни один из глупцов, бросивших вызов его величию и мощи, не смог даже оцарапать нашего господина. А ведь он пришел в Фар один, без армии, и стал его правителем за считанные недели, перебив всех магов и воинов, осмелившихся заградить дорогу к трону. – Патриций говорил все вдохновеннее, с каждым произнесенным словом он все больше и больше походил на сказителя, причем опытного. – Доблестные мужи пали от его меча, а мудрые чародеи оказались сражены силой магии. С того счастливого или злополучного – это зависит от того, с чьей позиции смотреть, – дня Фар лишился свободы. А потом он начал забирать ее у соседей. Город за городом, народ за народом. И, как ты знаешь, бег не окончен и по сей день.

– Знаю, – сглотнул Трегоран, который услышал в голосе своего наставника железную поступь легионов, – а ты видел императора?

– Да, и даже разговаривал с ним. Более того, – Маркаций усмехнулся, – я имел наглость спорить. Говорил, что рабство – это противоестественное и уродливое попрание божественных законов, что люди рождены свободными и свободными же должны сходить в могилу. Что мы – не варвары, заковывающие побежденных в цепи.

– И он не убил тебя. Почему?

– Может показаться странным, но повелителю нравятся храбрые люди. Достаточно для того, чтобы изредка проявлять великодушие, но не столь сильно, чтобы прислушиваться к ним. Понимаешь?

– Да.

– Расскажи мне, как он выглядит?

Маркаций прикрыл глаза, вероятно, восстанавливая в памяти образ фарийского императора, после чего заговорил.

– Он высокий, просто огромный…

Глава 5

Высокий, просто огромный мужчина, одетый в роскошную шелковую тогу аметистового цвета, вышитые серебром полы которой едва не касались мраморных плит, быстро шел по широкому коридору, ярко освещенному масляными лампами. Через каждые сто шагов навытяжку стоял преторианец, но широкоплечий гигант не обращал на стражей ни малейшего внимания. Его длинные прямые волосы цвета воронова крыла блестели в отсветах ламп, а невообразимо яркие зеленые глаза, казались воротами в иной мир.

Шаги человека гулким эхом отдавались в коридоре и боковых ответвлениях, но на мужественном лице с широким подбородком и орлиным носом не отражалось ни единой эмоции.

Несмотря на то, что во дворце стояла глубокая ночь, тот, кого именовали богоравным Анаторианом, и не думал почивать. Он только что закончил поздний ужин и решил заняться неотложными государственными делами, коих за последние дни скопилось, пожалуй, даже чересчур много.

Дверь в рабочий кабинет – массивная, окованная железом и медью – не охранялась. В этом не было смысла, потому что изготовили ее по личному распоряжению владыки мира и вряд ли под небом нашелся бы хоть один человек, способный отворить ее. Ладонь императора легла на ручку, литые мышцы напряглись и проход открылся. Даже полубогу приходилось прикладывать небольшие усилия, дабы сдвинуть эту, весящую как скала, дверь, что уж говорить об обычных смертных. Но и это было не самой главной причиной. На самом деле император с тем же успехом мог отгородить кабинет обычной занавеской. Грозная сила полубога защищала его тайны лучше любых запоров – ни один безумец не рискнул бы пробраться в святая святых Фара.

Поэтому, когда Анаториану это было нужно, он попросту оставлял дверь открытой. Слуги чистили комнату, приносили новые бумаги, забирали письма и документы, подавали кушанья, если их господин желал отобедать на рабочем месте.

Но сегодня императору хотелось покоя и уединения. У него уже не один день словно кошки скребли на душе. Богоравный ощущал – происходит что-то плохое, что может затронуть и его самого, и его детище – великую империю.

Дверь захлопнулась, отсекая Анаториана от остального мира и оставляя того во мраке, но император щелкнул пальцами и десяток масляных ламп осветили помещение. Тут все было так, как любил фарийский правитель: огромный стол, украшенный резьбой, большое мягкое кресло на массивных ножках, выполненных в виде львиных лап. Подлокотники же его неизвестный мастер оформил в виде голов этих могучих и славных животных. Вдоль стен высились огромные и не менее массивные шкафы, в которых неисчислимые секреты таились вперемешку с донесениями сборщиков податей, а древние магические фолианты соседствовали со счетными книгами.

Император уселся в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, снова махнул рукой. С одного из шкафов прямо на стол слетело несколько свитков. Рядом с ними тотчас же возникла чернильница и несколько остро отточенных перьев.

Полубог взял первый из пергаментов, развернул его и принялся внимательно изучать, время от времени делая на полях пометки. Быстро чиркнув что-то внизу, он отложил свиток на край стола и принялся за следующий.

Анаториан успел разобрать десяток дел, когда неожиданный звук отвлек его и полубог оторвался от изучения тяжбы двух благородных патрициев из очень влиятельных родов, решившихся обратиться к высшему арбитру империи. Звук этот походил на топоток маленьких когтистых лапок по мрамору. Император недоуменно моргнул, и неожиданно понял, что он уже не один в комнате – из дальнего угла к столу семенил большой серый еж, забавно подрагивающий ушами и шевелящий носом.

Однако правителю Фара было отнюдь не до смеха. Он поднялся и недобро посмотрел на приближавшееся животное.

– Приветствую Отца Лжи, – проговорил он красивым чистым голосом. – Ты давно не навещал меня. Что привело Владыку Хаоса в мой дворец?

Еж остановился и совсем по-человечески сел.

– Лапы, – совершенно серьезно ответил он. – Разве не очевидно?

Император не улыбнулся.

– Зачем ты здесь? – переформулировал он вопрос.

– Чтобы увидеть тебя, – жизнерадостно отозвался бог.

«Что-то грядет, что-то очень и очень нехорошее», – с горечью подумал Анаториан. – «С другой стороны, у меня было много лет счастливой жизни, лишь избранные могут похвастаться такой удачей».

Он молча смотрел на Фарнира, не желая вступать в полемику. Императора всегда поражало, что столь могучее существо – а сила бога Хаоса попросту не поддавалась человеческому пониманию – любит валять дурака и паясничать, точно дешевый актеришка.

Еж совершенно невозмутимо присел и начал чесать спину задней лапой.

Так продолжалось некоторое время, наконец Анаториан, не выдержав, спросил:

– Ты хочешь поговорить о чем-то?

– Кто знает, кто знает? – бог растворился в воздухе для того, чтобы появиться уже на столе. Он уселся прямо на кипу свитков. – Всегда хотел спросить, хорошо ли тебе спится по ночам, Изменник?

– Не смей меня так называть! – взревел Анаториан, которого Фарнир безжалостно ударил по самому больному месту. – Никогда не произноси при мне этого слова! Никогда!

– Или что? – в голосе божества послышался лед, морда искривилась в оскале, стала по-настоящему страшной. – Что ты мне сделаешь, букашечка?

Большой еж снова пропал и вынырнул из неоткуда, зависнув в воздухе на уровне глаз императора.

– Так что? – угроза, исходившая от маленького тельца, заставила человека, могучего воителя и непревзойденного чародея, отступить назад. – Я погляжу, ты забыл своего благодетеля?

– Благодетеля? – император побледнел. – Не этого я хотел и не этого просил! Да, я купил у тебя все, но цена была воистину ужасной!

– Она и не могла быть иной, – бог вновь переместился на стол и на этот раз его голос был полон жалости, с которой обращаются к умственно отсталому родственнику. – Ты возжелал слишком многого, и я честно исполнил свою часть договора.

– Честно? – император закусил губу – Да как у тебя поворачивается язык говорить такое?!

– Честно, – подтвердил еж. – Ты получил то, о чем мечтал. Или, скажешь, нет?

– Ты обманул меня!

– Ты сам обманул себя, – весело парировал еж. – Такие как ты всегда жаждут власти, но пытаются прикрыть свою алчность красивыми словами. Иногда это удается, и они начинают верить в свою нелепую ложь. Но ты, Анаториан, не такой. Ты умный и все понимаешь.

Богоравный вздохнул. Этот спор в той или иной его вариации они вели уже не один раз. Словесная перепалка, скорее, стала традицией, причем император затруднялся сказать, чьей: Фарнира, или его собственной. Он, говоря начистоту, вообще не был уверен, что существо такого порядка, как бог, может испытывать злость, радость, раздражение, веселье и другие чувства, присущие смертным. И Анаториан никогда не понимал, отчего Фарнир ведет себя так, а не иначе. Он подозревал, что у божества есть какая-то высшая цель, недоступная пониманию как простого смертного, так и полубога, и очень боялся, что однажды ему все же придется узнать, в чем она состоит.

А еж, потеряв всякий интерес к спору, вновь оказался на столе, и, наконец-то, перешел к делу.

– У меня есть для тебя отличные новости.

– Слушаю.

– Я нашел две новые игрушки. Впервые за столько лет, представляешь?

Анаториан дернулся, словно получил молотком ниже пояса.

– И кто же они?

– Отчаянные смельчаки, решившиеся молить меня о помощи. Конечно же, я ничего не дал им задаром, но, замечу, пареньки желали не так много, как ты, и взял я с них, – тут он хихикнул, – по-божески. А посему у тебя есть немного времени, пока ребятишки войдут в силу.

– Чего они хотят?

– Ничего особенного, – ответил Фарнир. – Найти одного императора и отделить его голову от туловища, все, как всегда.

Анаториан сохранял спокойствие, хотя сделать это было очень непросто.

«Стало быть, так. Нужно попробовать выведать что-нибудь полезное»!

– И где я их найду? – произнес он.

Повелитель Хаоса внимательно воззрился на Анаториана, склонив голову на бок и забавно дернув усами.

– Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, будь проще, – посоветовал Фарнир. – Не спеши, детишки еще очень слабы, и именно поэтому я не скажу, где они. Начинай искать сам, быть может, и обрящешь.

– Что? – не понял император.

– Ничего, ничего, – заверил его бог. – Все в порядке.

– Но почему ты помогаешь мне?

– Разве не очевидно? А я думал, что ты за полторы сотни лет жизни должен бы уже научиться понимать меня, – сокрушенно покачал головой еж.

Анаториан продолжал буравить его вопросительным взглядом, не произнеся ни слова.

– Так вот, – продолжал Владыка Хаоса. – Если бы ты был столь же высокоорганизованным существом, как ежи, то знал бы, что перед бессмертными уже спустя две-три сотни лет все сильнее и сильнее начинает подниматься вопрос скуки и борьбы с нею.

– Скуки? – такого ответа император не ожидал.

– Ну да, а что тебя удивляет? Ты перестал меня радовать, а новые игрушки обещают в недалеком будущем организовать просто восхитительное представление. Так что, – еж криво ухмыльнулся, – постарайся найти их и убить, если сможешь, а я посмотрю, как у тебя получится.

«Скука, конечно же», – мысленно фыркнул Анаториан. – «Интересно, он хоть осознает, как от таких слов несет фальшью? Словно бубнит заученный текст. Эх, многое бы я отдал за то, чтобы понять ход мыслей этого существа»!

Анаториан решил, что если немного надавить, Фарнир все-таки пойдет ему навстречу, а потому постарался изобразить на лице отчаяние и воскликнул:

– Но хотя бы дай подсказки!

– Хм-м, – еж задумался. – Нет. Это будет слишком просто.

– Ну хоть что-то! – в голосе императора появились жалостливые нотки. Он почти не фальшивил.

– Ладно, так и быть, – снизошел Фарнир. – Они молоды, старшему не исполнилось и четверти века.

Произнеся это, бог спрыгнул со стола и с невероятным проворством засеменил к углу комнаты, растворяясь в темноте. Сперва исчезла спина, покрытая иголками, затем лапы, потом усатый нос и мохнатые уши. В конце концов, осталась лишь одна пасть, полная острейших клыков.

– Веселись, – зловещим голосом произнесла пасть, – я с огромным интересом буду наблюдать за тобой.

Пасть растворилась воздухе.

Несколько секунд Богоравный Анаториан, властитель всего сущего на земле и наместник богов, стоял, ничего не делая, пытаясь сложить полученные сведения воедино. Думал он спокойно – годы на вершине власти научили его тому, что в любой момент может случиться любая ерунда и нужно быть к ней готовым. Поори, вымести злость на ком-нибудь, если так хочется, в этом нет ничего дурного. Но вот потом – начинай работать головой, если желаешь ее сохранить!

«Не очень хорошо. Я бы даже сказал, плохо», – размышлял Анаториан, меряя шагами кабинет. – «Неизвестно кто, неизвестно где. Проще искать иголку в стоге сена. Но выхода нет, Фарнир не просто так навестил меня. Он может сколько угодно говорить про скуку, но я в это не верю. Столь изощренный и развитый ум попросту не способен мыслить примитивными человеческими категориями. Не-ет, тут есть что-то другое. Может быть, он хочет, чтобы я перерыл всю империю? Быть может, стоит плюнуть на это, чтобы сломать Фарниру игру? И снова нет. Если бы все было так просто».

Он понимал, что вне зависимости от своих действий сыграет на руку божеству. Анаториан не сомневался, что является разменной монетой в хитроумной комбинации, разыгранной во имя какой-то неведомой цели.

«Но я уже прожил в этом состоянии больше, чем мог даже вообразить. Что помешает мне протянуть еще столько же или даже больше? – разумно предположил он. – «Если, конечно, не допущу ошибок».

Он сделал еще несколько кругов по комнате, пока, наконец, не принял решение.

«Если и действовать, и бездействовать одинаково рискованно, то лучше уж делать что-нибудь, чем сидеть и ждать конца. Так и поступлю»!

Развернувшись на пятках, император вылетел из комнаты, распахнув дверь с такой силой, что та просто слетела с петель, и, набрав в могучую грудь побольше воздуха, взревел:

– Лиций, Цирилен ко мне!!!

Этот клич пронесся по сонным коридорам дворца, переполошив всех его обитателей. Анаториан стоял, прислушиваясь к созданному им переполоху, и улыбался. Нет, он все еще, велик, и не позволит каким-то соплякам разрушить то, что создавалось с таким трудом! А значит, следует приложить усилия, чтобы найти их.

Не успело эхо в коридорах затихнуть, как из незаметного бокового ответвления выскочили двое. Первый – неприметный горбатый человечек среднего роста, прихрамывающий на одну ногу – сломанная в нескольких местах, она с детства плохо его слушалась. На лицо горбун был откровенно безобразен, однако Анаториан ценил его не за привлекательность – для этого хватало и наложниц – а за светлый ум и преданность. Именно поэтому калека – сын вольноотпущенника – возглавлял тайную службу Фара и по могуществу уступал лишь нескольким людям в империи. Второй – полная противоположность горбуну. Высокий, статный, с породистым лицом чистокровного патриция и колоссальной магической силой, был учеником самого императора и командовал небольшой группой чародеев, которых Анаториан специально готовил для самых опасных, деликатных, а порой и попросту грязных дел.

– Ты вызывал меня, о божественный? – в один голос вопросили мужчины, окинув друг друга неприязненны взглядом – каждый из них ненавидел оппонента, отбиравшего часть власти и влияния, и император заботливо подогревал эти чувства. Анаториан был не настолько наивен и доверчив, чтобы позволить одному человеку возвыситься слишком сильно.

– Да. Мне нужно разыскать двух юношей. Вряд ли хотя бы у одного растут усы с бородой. Я не знаю, где они и как выглядят, могу сказать лишь, что эта парочка находится в пределах империи.

Шпион и маг удивленно воззрились на своего хозяина.

– Господин, но как можно отыскать тех, о ком ничего неизвестно? – всплеснул калека руками. – Ты правишь почти двадцатью миллионами!

Анаториан тяжело вздохнул. Вопрос Лиция был совершенно верным. Проклятый бог, наверное, был очень доволен своей выходкой – дать подсказку, не помогая при этом ровным счетом ничем. Очень в духе владыки Хаоса. На миг задумавшись, что можно, а чего нельзя говорить вслух, император произнес:

– Мне было видение, что эти двое заключили сделку с силами зла и готовы принести на головы жителей нашей прекрасной империи неисчислимые беды. Большего не могу сказать, знаю одно – их нужно остановить. Поэтому пускай ваши шептуны усилят бдительность и докладывают о любом странном событии. Обо всем, что может быть связано с магией, демонами, – он немного замялся, но все-таки закончил, – или богами. Деньги для вознаграждения можете взять из казны.

И снова мужчины переглянулись. В их взгляде читалось: «я тебя ненавижу, но, похоже, придется сотрудничать, дабы исполнить волю владыки».

– Господин, – взял слово Цирилен. – Ты говоришь о магии… Может быть, запретная школа?

Анаториан задумался.

– Я не исключаю и этого.

Маг кивнул и склонил голову.

– Понял тебя, о божественный. Сегодня же мои люди займутся поисками.

– Слушаю и повинуюсь, о великий, – Лиций повторил его действия.

Анаториан же не сдвинулся с места. Могучий гигант накрыл глаза ладонями, стараясь справиться с чувством, о существовании которого уже успел позабыть – со страхом. Он понимал, что горбун и чародей вряд ли поверили в чушь насчет видений – они были слишком умны для этого, но выбора не оставалось.

С другой же стороны, он ощущал, как закипает кровь. Азарт, упоение борьбой, возможность встретить достойного соперника! Эти чувства заставляли его почти жаждать сражения с неведомыми врагами. Странная смесь, странная и непонятная, но от того не менее волнующая.

Анаториан вернулся в свой кабинет и сел в кресло, задумчиво подперев подбородок рукой.

«Или все-таки еж говорил правду»? – задумался император. – «Неужто этим существом движет обычная скука»?

Он вздохнул и пододвинул очередной свиток. Боги могут и подождать, а вот империя не станет. У него есть работа, и ее следует сделать!

Глава 6.

Трущобы Раэлина являлись вещью в себе, этаким миром в мире, до которого ни фарийцам, ни даже остальным ганнорцам не было ни малейшего дела. Как Элаикс выяснил еще в годы рабства, обеспеченные фарийские граждане с презрением смотрят на плебс, плебеи же, в свою очередь, насмехаются над союзниками – так называли свободных, жителей завоеванных империей земель. И все вместе они вытирали ноги о рабов, считая тех лишь одушевленными предметами.

В империи не было доли горше, нежели рабская, однако юноша очень быстро выяснил, что союзникам тоже приходится несладко. Кварталы бедноты, раскинувшиеся за внутренними – каменными, и внешними – деревянными стенами, эти уродливые, прилепленные одна к другой коробки, каким-то фантастическим образом дарили приют добрым трем четвертям жителей города. И единственным законом, который признавали тут, был закон силы. Стража даже не приближалась к ним, ограничиваясь лишь охраной главной дороги, ведущей прочь из города, а потому, в узких и грязных переулках все решала мощь. Молодой воитель успел убедиться в этом сразу по появлению в Раэлине, в последующие же дни он получил немало наглядных подтверждений собственной правоте.

И все-таки, даже в этом зверином углу оставалось место капельке добра и заботы, и юноша всеми силами стремился хотя бы чуть-чуть улучшить жизнь, пускай и небольшого числа людей.

Они еще несколько раз ходили на дело, к сожалению, не на фарийцев, и каждый раз половину награбленного по приказу Элаикса передавали нуждающимся. И слава о молодом хозяине небольшой, но совершенно безбашенной банды, распространялась, точно лесной пожар.

За неделю банда пополнилась девятью новыми рекрутами, и Элаикс наконец решился на серьезное дело. Он окончательно утвердился в своих мыслях на шестой день пребывания в Раэлине, сразу после того, как к отряду присоединился новый человек.