Викинг. Книга 6. Все дороги ведут в…

Глава 2

Ещё со времен школьных занятий по истории, меня поражала удивительная мешанина из непонятных пруссаков, ставших синонимом германской военной машины, государства Пруссия со столицей в Берлине, стоящем на землях курфюршества Бранденбург, и собственно Восточной Пруссии со своим Кёнигсбергом, находящимся у черта на куличках по отношению к германским землям. Несколько лет назад Екатерина Алексеевна разъяснила мне истинное положение вещей, а затем я и сам стал невольным участником политических процессов в этой запутанной системе. Сейчас же я окончательно разрубил гордиев узел, связавший курфюрстов Бранденбурга с прусскими землями, «вероломно» лишив их результатов хитроумной комбинации основателя королевства – Фридриха Вильгельма, отца Фридриха Великого. Хотя лично ко мне у действующего курфюрста Бранденбурга Фридриха Вильгельма Второго, племянника убиенного старого Фрица, не оставившего прямых наследников, никаких претензий быть не может. Пруссию я забрал не у него, а у поляков, чей король отрекся от всех своих прав и земель в мою пользу.

По идее, на этом стоило бы поставить точку в этой заварухе и переключиться на другие, более насущные дела, но тут опять вспоминались предложения тёщи про активные действия в рамках германского рейхстага и слова Стенбока про ЗНАК и императора германской нации. Конечно, голос Великого магистра в Совете имперских князей – это статусно, но с практической точки зрения ни о чём. А вот голос князя-выборщика в Совете курфюрстов, это уже совсем другой коленкор. В этом совете, в отличии от сотни обычных князей-заседателей, всего СЕМЬ голосов (в том числе курфюрста Бранденбурга), выбирающих императора Священной Римской империи германской нации. Как говорится, почувствуйте разницу. А если добавить сюда никчемную личность племянника моей тёщи, ставившего, по её же словам, рекорды по количеству фавориток в своей постели (нисколько не стесняясь здравствующей супруги) и совершенно не интересующегося государственными делами (за исключением количества талеров, выделяемого на содержание своего двора), то вырисовывалась интересная комбинация. Поняв, что на этом направлении имеется окно возможностей с довольно серьезными и неожиданными (в первую очередь для противника) перспективами, я тут же взял в руки своё основное, в последнее время, орудие труда и принялся за ваяние письма в Берлин, где в данный момент гостила у себя дома Луиза Ульрика.

***

Праздники, праздниками, но меня снова ожидала рутина в виде горы корреспонденции, скопившейся в Кёнигсберге за время нашего, почти месячного, перехода из Львова. С почтой следовало разобраться в кратчайшие сроки, ведь фельдъегеря перемещались значительно быстрее и ответ из Петербурга мог оказаться здесь, по моим расчетам, уже в начале марта. Памятуя о сложностях, преследовавших меня на первых порах во Львове, я попросил бургомистра прислать мне на стажировку толкового специалиста по делопроизводству из магистрата и все проблемы оказались решены за один день. Генрих Шмидт, прошлогодний выпускник местного университета, всего лишь уточнил у меня приоритетность рассмотрения корреспонденции и следующим утром в канцелярии царил полнейший порядок. Картотека, заполненный журнал учета входящей корреспонденции, включая прошлую переписку, и перечень документов, требующих рассмотрения, изложенный в соответствии с моими пожеланиями. Сказка.

Наткнувшись взглядом на отметку о наличии в стопке писем послания от Мойши, давненько не радовавшего меня своими донесениями, я взял его первым и не прогадал. И дело было не столько в финансовом отчёте, констатировавшем поступление в мою персональную казну суммы, достаточной для постройки дивизиона линейных кораблей, сколько в том, что у меня просил добро на аудиенцию один из руководителей тайной организации, к которой изволил принадлежать мой еврейский компаньон.

Возможно кто-нибудь другой на моем месте сейчас бы воскликнул – «Что мне за дело до какой-то там тайной еврейской организации? Я ведь уже не тот занюханный курляндский герцог, заглянувший в Гессен отжать немного деньжат, а цельный ампиратор, владеющих охрентеллионом королевств, герцогств, княжеств и прочих островов!» Но я, к счастью, звёздной болезнью не страдал и не переоценивал свою значимость, стараясь трезво оценивать обстановку. Многое из того, чего мне удалось достичь, произошло как-раз по причине недооценки меня со стороны моих противников и я не собирался совершать ту же ошибку.

Конечно, на полях сражений и в диверсионных операциях наши знания, опыт, подготовка и оружие давали серьезное преимущество. Но только не в войне тайной, где мои компетенции и возможности находились на уровне плинтуса. У меня даже собственной разведывательной сети не существует, за исключением десятка зелёных, как хрен у лягушки, агентов военно-морской разведки в нескольких крупных портах, которые, не факт, что всё ещё функционируют и не под колпаком. И не потому, что я не понимаю её значимости, а потому, что для организации такого рода организаций требуется (кроме прорвы денег) прежде всего время и опыт, как производное от него. Это мы тут без году неделя и половину этого времени по полям коровам хвосты крутили, а тот же Рим, венецианцы, французы или англичане занимаются этими вопросами в течение столетий, отсюда и результат. Помешал Потоцкий – раз, и нет Потоцкого, вспомнил я о гибели Станислава, с виновниками которой ещё предстояло сполна расплатиться.

***

– Этой зимой ты прямо нарасхват Командир! – пошутил Добрый, прочитав вечером письмо, но потом посерьёзнев добавил, – Не люблю я этих хитромудрых граждан, пилящих в тиши кабинетов свои миллионы. Потом тысячи солдат режут друг другу глотки на полях сражений, чтобы эти жирные коты свели в своих амбарных книгах дебет с крЕдитом. Думаю и нам добра от них ждать не следует. Может сразу его в подвал определить, он нам выложит всё про свою организацию, потом зачистим его кодлу и всего делов, а?

– Злой ты Добрый, напишу-ка я Гному, чтобы велик тебе смастерил, тогда может подобреешь, как почтальон Печкин! – усмехнулся я, – А насчет подвала я с тобой отчасти даже согласен, обязательно отправим, но… потом. Присмотреться же нужно сначала к человеку, может он в душе хороший, например котиков любит, или поможет чем-нибудь. Мойша вон снабжает информацией и бюджет пополняет исправно!

– Хм, Мойша, – махнул рукой Добрый, – зажали ему яйца в тисках, вот и делает вид будто с нами в одном окопе. Только кто гарантирует, какую сторону он выберет в час икс, если другая сторона посулит бОльшую прибыль и у него появится возможность выйти из-под нашего контроля. Понятно, что для этого мы должны вначале сами обгадиться по всем фронтам, но я здесь говорю о принципе!

– Значит нам нужно просто не обгадиться, – назидательно поднял я указательный палец, – а если серьезно, то визит абсолютно укладывается в логику процесса. Кто такой был в позапрошлом году император Иван? Так, непонятный хрен, отжавший себе по случаю пару-тройку королевских корон где-то в жопе у белых медведей. Да таких кренделей в длинной истории Европы, я уверен, с десяток наберется. Блеснули, как падающая звезда, и сгорели в атмосфере опьянения от успехов. А вот после прошлого лета, серьезные люди должны были начать смотреть на эту ситуацию совершенно по другому. Константинополь – это уже заявка на успех. Именно пока заявка, а не гарантия успеха. Но подкатывать к нам нужно именно сейчас, потому как на последнем этапе, расценки, так сказать, за сотрудничество будут совершенно иными, если оно вообще станет возможным. Поэтому, уверен, сейчас нам предложат охренительные плюшки, чтобы застолбить за собой поляну, а как оно выйдет в будущем, одному богу известно!

– И кого ты имеешь ввиду под серьезными людьми? – нахмурил Добрый лоб.

– Понятия не имею! – пожал я плечами, – Точнее, вариантов достаточно много, чтобы сделать гадание бессмысленным!

– Просветил бы убогих умом, пока время позволяет! – воспользовался Добрый заветами Петра Первого и изобразил«перед лицом начальствующим вид лихой и придурковатый», – Может поумнею чутка?

– Тебе уже не грозит,– усмехнувшись, махнул я рукой, – но поразмышлять всегда полезно. Начнём с, так сказать, супердержав, коих осталось ровно три штуки – Австрия, Англия и Франция. Если смотреть на глав государств, то только император Иосиф подходит под определение серьезного человека, точнее он плюс его семья, представляющие из себя настоящую мафиозную группировку, что в переводе с итальянского и есть семья. Во Франции сейчас у власти триумвират, но там, по моим сведениям, случайные попутчики, которые разбегутся при первом же шухере, под которым я подразумеваю смерть короля. Королевский двор по уши в долгах, поэтому все шансы взлететь имеет тот, кто решит эту проблему или сделает вид, что решил, для нового хозяина Версаля. Остаётся главный противник – островитяне и вот здесь всё намного интересней. Здесь и Банк Англии – частная контора управляющая государственным долгом страны, и частная Ост-Индская компания, у которой сейчас бюджет и армия больше чем у английского короля, и не забываем про то, что рулит там кабинет министров, то есть аристократия. А король только утверждает законы, принятые парламентом, и последний раз воспользовался свои правом вето лет семьдесят назад!

– Погоди, погоди, – замахал Добрый руками, – к нам же вроде евреи в гости собирались?

– Да понятно, что евреи, – вздохнул я, – и я уверен, что Мойша не врёт, он просто не знает настоящую правду. Я хотел сказать, что реальным хозяином этой конторы может быть кто угодно, из числа тех у кого в наличии достаточно звонкой монеты. Они же сами использовали массонов, чтобы внедряться в органы власти. Поэтому никто не может гарантировать, что у этой истории нет двойного или тройного дна. Ведь кроме перечисленных, есть ещё Святой Престол с застарелыми амбициями, венецианцы у которых полно денег, да и испанцев не стоит совсем уж списывать со счетов. Хотя…, испанцы с их еврейским бэкграундом наверное все же отпадают. Поэтому остаётся только встретиться и поговорить. Думаю, что в этом году Европу и Ближний Восток ожидают не менее серьезные потрясения, а значит нам совсем не повредит разведывательная информация!

– Главное не забывать при разговоре, что уследить за наперсточником невозможно, можно только зарядить ему в бубен и вернуть свои деньги, в этом случае даже с прибылью! – недобро улыбнулся Добрый.

– Вот, – ткнул я в сторону Доброго указательным пальцем, – для этого вы с Шешковским и будете наблюдать за разговором со стороны и фиксировать происходящее. Может получится подметить что-нибудь, что вблизи в глаза не бросается!

***

Балтика в этом году вскрылась рано, поэтому уже двадцать пятого февраля в Пиллау пришла эскадра Седерстрёма и мы с Добрым отправились на небольшую экскурсию на нашу новую военно-морскую базу. Сейчас, с учетом фактического превращения Балтики во внутреннее море моей империи, стратегическое значение этой крепости, конечно, немного снизилось, но настоящий передел Европы ещё даже не начинался и списывать её со счетов было рановато. Поэтому, перефразируя известную поговорку, можно смело сказать – «крепости всякие важны, крепости всякие нужны». Особенно такие. Пятиугольная, звездообразная, «ВобАновского типа» цитадель Пиллау, построенная в середине прошлого века моим далеким предшественником на шведском троне Густавом Вторым Адольфом (на некоторое время захватившим местное побережье), содержалась в отличном состоянии и вполне отвечала требованиям современной войны, прочно запирая собой вход в гавань и Кёнигсбергский залив. Где меня уже поджидал дивизион линейных кораблей с фрегатами сопровождения.

С Седерстрёмом мы расстались в конце лета прошлого года, поэтому нам было о чём пообщаться в тесном кругу. В следующие несколько дней мы провели смотр кораблей, учебные стрельбы с совместным маневрированием и награждение личного состава, принимавшего участие в прошлогоднем переходе из Средиземного моря. Содержание материальной части и выучка личного состава оказались (впрочем, как и всегда), выше всяких похвал. Поэтому завершающим аккордом перед отъездом в Кёнигсберг стала выплата всему личному составу небольшой премии, встреченная по традиции громогласным «ура», поднявшим на уши весь городок.

Развязывать боевые действия против русского флота (других боевых кораблей на Балтике не существовало в природе), я, естественно, не собирался, отсюда и достаточно скромное количество вымпелов в составе эскадры. Но наличие под рукой готовой к немедленному применению пятерки линейных кораблей, переводило действие выражения «про доброе слово и пистолет» в абсолютно практическую плоскость и придавало дополнительное ощущение уверенности.

Оставив Седерстрёма заниматься своими флотскими делами, первого марта мы покинули Пиллау и вечером того же дня оказались в Кёнигсберге, где меня поджидали несколько долгожданных сообщений, в том числе и от Пугачёва.

Интерлюдия «Уральские пельмени в архангельской ухе»

Ни Викинг, отправляя в расположение повстанцев своего верного соратника подполковника спецназа с позывным Бирюк, ни сам бывший казачий хорунжий Емельян Пугачёв, не могли ожидать подобного стечения обстоятельств или рассчитывать на тот эффект, который окажет на дальнейшее развитие событий сам факт его появления на Урале.

С проникновением в зону ведения боевых действий проблем у группы Пугачёва не возникло. Опираясь на опыт его службы на Царицынской оборонительной линии, они переправились через Волгу у Камышина, спокойно прошли степями левобережья до Яика, прошли Оренбург и углубились в горы. Окрестности реки Миасс и города Златоуст также были знакомы ему по недавним поискам в этих местах золота, поэтому вопрос о том, за кого выдавать себя при неожиданной встрече с правительственными войсками не стоял. Бумаги о том, что они ватага старателей-золотоискателей были в полном порядке и долго лежать без применения этой легенде не пришлось.

В конце октября группа добралась до окрестностей Златоуста, где и произошла судьбоносная встреча с Острогожским гусарским полком, спешащим на соединение с главными силами армии генерал-лейтенанта Каменского. Гусары, проделавшие полутора тысячекилометровый марш из Воронежской губернии, заблудились в незнакомой местности и командир полка, приказав разбить временный лагерь, разослал по округе разъезды для поисков нужной дороги. С одним из таких разъездов и повстречался Пугачёв, заглянувший с пятеркой казаков на постоялый двор уточнить обстановку.

Особого воодушевления у гусар предстоящие боевые действия против казаков не вызывали, как, впрочем, и вообще обстановка в осколке империи. Острогожские гусары вели свою родословную от слободского казачьего полка, а переформирование произошло сравнительно недавно, поэтому бывших казаков среди личного состава оставалось ещё достаточное количество, да и не бывает среди казаков бывших. Казак, он всегда казак, даже если вынужденно сменил цвет и фасон формы.

Находясь вблизи границы с Донецкой губернией, острогожцы прекрасно владели обстановкой на тех землях и лично знали многих своих земляков, отправившихся туда на поиски лучшей доли и нашедших её в бывшем Диком поле. О том, что происходило на Урале, они были осведомлены, естественно, в меньшей степени, но земля, как известно, всегда слухами полнится и слухи эти оказывались совсем не в пользу императора Алексея. Поэтому встреча на постоялом дворе со старым боевым товарищем по Семилетней войне Емельяном Пугачёвым не могла пройти бесследно для бывшего хорунжего, а ныне корнета острогожцев Захара Шебутнова. Владеющий искусством ведения задушевных бесед на высшем уровне, Пугачёв очень тонко подвел Захара к мысли о том, что император в Петербурге самозванец, а уральские повстанцы всего лишь хотят, чтобы всё было по закону и по совести. Этого оказалось достаточно, чтобы из искры возгорелось пламя, а дальше произошло то, что и должно было произойти. Пятнадцатого ноября острогожцы уничтожили командование полка, происходящее не из казаков, и ударили по штабу Каменского, решив исход сражения под Снежинском.

Пугачёв, оказавшийся в ставке Народного ополчения незадолго до начала сражения, участия в нём со своей группой не принимал (как и требовал Викинг), но после победы, когда информация о его роли в действиях Острогожского полка стала достоянием гласности, неожиданно оказался одним из её триумфаторов. А примкнувшие к ополчению казаки-гусары (остававшиеся пока для местных чужаками) признали Пугачёва, имевшего знакомство по Семилетней войне с атаманом Ерофеем Зарубиным и решившего вопросы с их интеграцией и снабжением,своим неформальным вожаком. Лучшего начала для выполнения порученной ему миссии даже сложно себе представить.

Однако, быстро реализовать стартовый капитал Пугачёву не удалось – ополчение находилось в постоянном движении. Захват Екатеринбурга, а затем и бросок на Пермь, оттянули начало переговоров на неопределенный срок, но и Емельян Иванович не собирался сидеть сложа руки. Проинформировав Викинга о проделанной работе, он начал неформальные беседы с игуменом Филаретом, стараясь до тонкостей разобраться в позиции ревнителей старой, истинной веры (в области Войска Донского староверов особо не жаловали и все его знания вопроса ограничивались беседой со старцем на Царицынской линии) и пытаясь аккуратно донести до него позицию императора Ивана по вопросу дальнейшего обустройства жизни в России.

***

К этому времени Народное ополчение уже не являлось исключительно армией Яицких казаков, а представляло из себя настоящую сборную солянку из бывших полков императорской армии, отрядов мастеровых с Демидовских заводов, казаков, башкир и т.д. и т.п. Потому и власть постепенно и незаметно испарилась из рук казачьего круга и выбранного им атамана Зарубина и перешла к Большому совету Народного ополчения, ключевую роль в котором стали играть братья Твердышевы. За атаманом же теперь оставались только вопросы непосредственного руководства войсками в сражении. Прикормив львиную долю казачьей старшИны и представителей прочих фракций, братья получили в совете абсолютное большинство, имея теоретическую возможность проводить в жизнь почти любые решения, но вот с их выработкой имелись серьезные проблемы.

Не склонные к теоретизированию и обладающие, как и положено предпринимателям, практическим складом ума, братья влились в повстанческое движение под давлением обстоятельств, а потом просто использовали представляющиеся возможности, решая свои, исключительно шкурные, интересы. Однако теперь перед ними начинали вставать проблемы более глобальные, решить которые можно было только имея в распоряжении рабочую теорию, отвечающую на вопросы – что делать дальше и как при этом удержать нахапанное?

Стремительный бросок на Екатеринбург и дальше, позволил захватить екатеринбургские и нижнетагильские заводы в целости и сохранности со всей документацией и ушлые твердышевские стряпчие уже пристраивали бывшую собственность Демидовых в нужные руки, используя для этого, естественно, положения имперского законодательства. При этом, в остальных вопросах государственного управления, освобожденные от власти императора территории Урала и Поволжья стремительно деградировали и скатывались к анархии и фрагментации. И чем больше братья размышляли над своими дальнейшими действиями, тем отчетливей им становилось понятно, что единственным приемлемым для них вариантом, является вариант сохранения существующего статус-кво, только с небольшим уточнением. То есть, вариант при котором трон сохранял император Алексей (или кто-то ему подобный), а они попадали в состав Совета, становясь одними из вершителей судеб империи и получая возможность легитимизировать свои приобретения.

Размышления размышлениями, но чаще всего от практической реализации их отделяет огромная пропасть, преодолеть которую дано не каждому. Так и здесь. Для торга братья созрели, свои переговорные позиции оценивали, как достаточно сильные, да только разговаривать с ними никто покуда не собирался. И как подступиться к решению этой проблемы они не представляли. Засылать своих людей в столицу, означало гарантированно отправить их на дыбу без какого-либо результата, а объявить во всеуслышание о готовности к переговорам с самозванцем – самолично надеть себе на шею казачью петлю. Как говорится, из огня, да в полымя.

***

Фёдор Баженов, голова Архангельского городского магистрата и глава старинного купеческого рода, ведущего свою родословную от новгородского посадского человека Симеона Баженова, с удовлетворением встретил новость о взятии ополчением Екатеринбурга и не мешкая отправился в дальний путь, на переговоры со своими стародавними торговыми партнерами братьями Твердышевыми.

Соглашаясь на английскую авантюру с императором Петром Антоновичем, подходящим на эту роль, не больше чем ишак для гонок наперегонки с рысаками, Фёдор Кириллович нисколько не питал иллюзий в том, что такой регион, как Архангельск, сможет противостоять Петербургу, реши он восстановить свою власть на этих территориях силой. Весь его расчет строился на том, что это сделают уральские повстанцы. От него же всего лишь требовалось оказаться в нужное время и в нужном месте, чтобы вместе с ними воспользоваться плодами их победы. А вот здесь и должен был помочь этот напыщенный англичанин, агент Лондонской Московской компании Джон Мейрик, оперативно обеспечивающий Баженова информацией по своим каналам. Что же касается дальнейшего сотрудничества с англичанами, то укрепив свою власть, он планировал пересмотреть его условия и не собирался терпеть дальнейшее присутствие английского экспедиционного отряда на Русском Севере.

***

Пермь

17 января 1774 года

Ставка Народного ополчения

– Любопытство меня разбирает Фёдор Кириллович, – отставил в сторону чашку с чаем Яков Твердышев, когда они после сытного обеда перешли к деловой части встречи, – как ты в Перми под Крещение оказался, коли мы в Екатеринбург токмо в середине ноября вступили?

– Сорока на хвосте весточку принесла, – усмехнулся в пышные усы Баженов, – ты мне Яков Борисович зубы то заговаривай, я сюда не за энтим за тышшу верст добиралси. Как далее жить-поживать будем? У поморов принято сговариваться о дележе улова на берегу, а не тогда, когда невод выуживать собрались!

– Не серчай Фёдор Кириллович, – вступил в разговор Иван Борисович, – то вопрос ведь не праздный. Друга сорока нам тут нашептала на ухо, что в Архангельске англичане хозяйничают, вот и поведай нам, ты здесь по своей воле, али как? Нам ведь тоже надобно знать, с кем ты улов делить предлагаешь. Может мы и без компаньонов дело поладим, а?

– Англичане мне не указ, – резко ответил Баженов, рубанув ладонью по воздуху, – пущай покуда думают, что мы под их дудку пляшем. Как дело поладим, так и отправим их коленом под зад на свои острова. А вот вам без меня никак не обойтись, законный государь император под моим приглядом в Архангельске сидит, но никак не в Перми!

– Добро Фёдор Кириллович, – примирительным тоном проговорил Яков, – положим мы сговорились, у тебя государь и торговля морская, у нас войско и мануфактуры разные. Токмо мы люди от власти далекие, не чета тебе, городскому голове. Вот ты и обскажи нам по компанейски, как далее жить-поживать будем и что для энтого надобно?

– Энто можно, – поменял тон Баженов, – сдается мне, что здеся следует нам пример с англичан взять. Народец оне конечно никудышный, но о двух вещах у них не зазорно уму-разуму поучиться – торговле правильной и устройстве государственном, когда власть у людей торговых, уважаемых. Хотя тута оне ничего сами и не измышляли, – хмыкнул он, – господин Великий Новгород испокон веков жил таким укладом, а князя призывал токмо по надобности, супостата воевать. Вот и нам надобно к закону предков наших возвернуться и вере истинной, древлеправославной, и очистится тогда Русь от самозванцев и засилья иноземного!

– Дело говоришь, мы о том же думу думали! – огладил бороду Яков недобро улыбнувшись и, как хищник, почуявший запах добычи, принялся разбивать позицию оппонента, не собираясь уступать тому ни толики влияния, – Токмо на кой ляд в таком разе нам ты со своим убогим сидельцем из Холмогор. Казачки также испокон веку живут общинным умом, совет наш ты видал. Самозванца в столице мы и сами скинуть смогём, а твои шашни с богомерзкими протестантами могут опосля и боком выйти!

Но на Баженова отповедь Якова Борисовича не произвела абсолютно никакого впечатления и он совершенно спокойно парировал:

– Да не дурней тебя, Яков Борисович, знаком с казачьим укладом, у нас в Архангельске и войско своё и атаман имеются. Токмо не подходит их уклад для управления державой, так – шум да склоки. И ты энто не хуже меня знаешь, иначе и разговор бы зачинать не стал. Да и на казаках однако народ не заканчивается, а мужику всё одно царь нужон. Так что никуды ты не денисся без меня и моёва, как ты изволил молвить, убогого сидельца. Нам в энтом деле такой в самый раз, чем хуже, тем лучше – вякать лишнего не станет!