220 вольт

* * *

Агриппина встретила меня прямо на пороге операционного блока. Единственное отличие от того, что я видел на экскурсии, состояло в этакой мутной шторке, которая перегораживала вход в стерилизационную комнату и саму операционную.

– До нижнего белья и мыться! – ее командный тон не оставлял пространства для маневров.

– Лампы руками не трогать, инструменты надо почистить, я не успел, – в ответ передал уже ей инструкции. Хрен его знает, как тут, но в мое время на всех галогенках для автомашин писали «Стекло руками не трогать».

Отдав сокровища, я быстренько скинул с себя все и, повинуясь командам Агриппины Никитичны, встал в позу «ноги шире, руки на ширине плеч».

– Тебе к больному не идти, поэтому только общее, – пояснила она, на пару с незнакомой медсестрой обтирая меня полотенцами. – Так, конечно, не моются, но у нас экстренный случай, так что… Стой смирно!

Полотенца были пропитаны ужасно вонючей гадостью, от которой слезились глаза. Да и вообще стоять мокрым было совершенно некомфортно. Рядом послышалось громкое бряканье, и резко пахнуло спиртом. Повернув голову, я увидел, как Евгения остервенело трясет в руках блестящую коробочку. Если у нее получится, то я знаю, кому можно будет поручить чистку других инструментов из сумки. Вон с каким воодушевлением трясет.

Наконец мне вручили безразмерные штаны на веревочке и, дождавшись, пока я их надену, затянули меня в халат. Тут же надели шапочку и на затылке завязали тесемки от марлевой повязки. Честное слово, почувствовал себя космонавтом: стоишь, ничего не делаешь, а вокруг тебя народ суетится. Вспомнив просмотренные фильмы, я согнул руки в локтях и поднял их вверх. Типа все, я хирург и сейчас чего-нить начну чекрыжить.

Осмотрев меня, Агриппина немного расстроенно покачала головой и поманила меня к закрывавшей проход ширме. Ну вот почему в хирургических халатах нет карманов? Аккуратно взяв в каждую ладонь по инструменту, я сложил руки этаким ковшом, куда мне не менее аккуратно положили лампы. Немного пригнувшись, я развернулся и вошел в операционную.

Открывшаяся картина совершенно не вызвала у меня удивления. В любом фильме, где показывали операции, все было точно так же. Стол, на нем лежит некое тело, укрытое простынями. С одной стороны стоит доктор, с другой медсестра. И в изголовье, рядом с баллонами, сидит еще один. Дальше обычно начинались различия. Где-то все было сурово, и слышались только команды доктора с повторением от медсестры. Ну, вот это вот: «Скальпель. – Скальпель!» и редкие комментарии про давление и «мы его теряем». А где-то врачи весело переговаривались и рассказывали друг другу истории, попутно кромсая пациента.

Тут же было нечто среднее. Василий Васильевич негромко что-то напевал себе под нос. Я разобрал нечто вроде: «Ты беги, беги, дорога, ширь без края, благодать». Судя по спокойной обстановке, самая большая проблема сейчас – это злосчастный светильник.

– О! А вот и Вячеслав, так сказать, Батькович, в нашу славную, хе-хе, компанию пожаловал, – заметил меня Успенский. – Прошу любить и жаловать!

Я же реально трусил, боясь помешать операции, поэтому, пробормотав что-то вроде «здрасте», принялся красться вдоль стеночки. Плюс на меня внезапно навалилась жаркая и влажная атмосфера операционной, и я начал обильно потеть.

– Вячеслав, да все хорошо, мы закончим даже без света, – заметил мое состояние доктор, – но со светом мы закончим лучше. Не волнуйтесь вы так…

Ему легко говорить «не волнуйтесь». А у меня первый раз… Что-то шлепнулось с влажным звуком в стоящее рядом со столом ведро. Хорошо еще, что крови не боюсь, а то вообще был бы капец.

Наконец я закончил свое путешествие по периметру операционной и добрался до светильника. Ну-с, редиска коматозная, сейчас я буду тебя лечить. Сложив инструменты и запасные лампочки на какую-то табуретку, я безуспешно пощелкал выключателем. Ну, а вдруг доктора надышались лекарств всяких и забыли, как лампочки включать? Хрен там, светильник даже не мигнул. Ок, давай сменим лампочку. Наклонил чашу светильника к себе и, немного покумекав, отщелкнул крышку, открывающую доступ к лампе. Дальше все просто – освободил зажим и вытащил лампочку. Хм. На глаз спираль целая. Да и пофиг, наверняка где-то внутри сгорела, такое бывает сплошь и рядом.

Выбрал подходящую лампу из запасных и вставил ее на место предыдущей. «Да будет свет», – произнес про себя я и щелкнул выключателем. Ничего не изменилось. Вечер начал становиться томным. Я поднял с пола старую лампочку и осмотрел ее. Лампа как лампа. Никаких потемнений и замутнений. Внезапно в глаза бросилась надпись «12 В». То есть она питается не от 220 вольт, и где-то должен стоять трансформатор. Я опустил взгляд. В основании светильника было некое утолщение, которое я первоначально принял за утяжелитель. Ведь светильник своей башкой висит сбоку от ножек, и ему нельзя опрокидываться. Аккуратно, чтобы не кокнуть лампочку в руках, я опустился на колени и тщательно осмотрел основание светильника. Так и есть – вот выходит провод, а рядом с ним коричневая пупырышка держателя предохранителя. Наверняка трансформатор за ним. Вывернув держатель, я посмотрел на свет через предохранитель и с радостью обнаружил разделенный на две части волосок. Сгорел, собака, и чуть меня не напугал. Сейчас быстренько сделаю «жучка», и дело в шляпе. А из чего я сделаю жучка? Оглядевшись, я обнаружил, что почему-то в операционной не было ни валяющихся проводов, ни даже самого завалящего кусочка фольги. Присмотрелся к держателю предохранителя. В принципе, его можно вырвать плоскогубцами и потом тупо замкнуть контакты чем угодно. Но это как-то некрасиво… Мои размышления прервал бряк какого-то инструмента о дно кюветы. Точно, тут же полно всяких скальпелей-игл и прочих шприцов.

Я торопливо поднялся с колен и заглянул за спину Василь Васильевичу. Справа от него стояла эдакая миска-недотазик, в которой горкой лежали измазанные в крови всякие непонятные штуки. Именно они издали тот самый брякающий звук, который привлек мое внимание. Испросив разрешения, я аккуратно разгреб кучку и вскоре обнаружил обыкновенный пинцет, только с чуть расширенными лапками. Кажется, то, что надо.

Вытерев пинцет от крови о халат, я приземлился на задницу около светильника, глянул в гнездо предохранителя и замкнул пинцетом контакты. Ничего не произошло. «Да как так-то?!» – чуть было не взвыл я, но взгляд сам собой уперся в выключатель. Его ручка указывала на небрежно нарисованную надпись «выкл». «Дебила кусок», – обругал сам себя, повернул выключатель и снова воткнул пинцет в гнездо. Над головой явственно добавилось света.

Удерживая пинцет в гнезде, я начал елозить задницей по полу, пододвигая светильник в первоначальное положение. С помощью анестезиолога вскоре светильник занял свое законное положение над операционным столом. Замерев и отдышавшись, я стал подводить итоги.

В принципе, задача выполнена, свет есть. То, что я сижу на заднице и заменяю собой предохранитель – это мелочи. Надо сделать так, чтобы избежать подобных эксцессов в будущем. Наверное, поговорю с операционными медсестрами и сделаю неприкосновенный запас в каждой операционной. Лампочки, предохранители… Возможно, кусок провода длиной метра в два-три. Это все наживное.

Но вот что мне категорически не понравилось, так это зависимость от напряжения в розетке. Да еще эти керосиновые лампы у меня на складе. А ну как где-нибудь на подстанции электрик дернет не тот рубильник? А у нас операция, а то и две. Экстренные. Ночью. А вдруг оперировать будут меня? «Бр-р-р», – я передернул плечами от открывшейся перспективы.

Наблюдавший за мной анестезиолог подмигнул, типа «не дрейфь», и крутнул вентиль около синего баллона. Чуть зашипело, и тут же повеяло свежестью, и стало капельку прохладнее. Выждав немного, он закрутил вентиль назад. Однако очень оригинальная система обновления воздуха в операционной – просто кислорода выпустить. А в самом деле, как тут с вентиляцией? Стараясь не шевельнуть держащей пинцет рукой, я огляделся. Никаких вентиляционных решеток. На окнах нет форточек, а все рамы проклеены ядовито-желтой лентой. Они чего тут, вообще без свежего воздуха операции делают? Монстры, а не люди…

Мысли вернулись к светильнику и его зависимости от электричества. Почему на заводе не добавили аккумуляторы или батареи? Ведь схема автоматического переключения примитивна до безобразия. Я быстренько прикинул в уме пару вариантов. Вроде ничего редкого, все должно быть доступно даже в это время. «Решено, вот прямо завтра и займусь!» – я чуть боднул головой. Нехай будет прогрессорство в чистом виде в обмен на кров и еду.

– Ну, вот и все, – доктор сделал шажок назад. – Сестра, операция завершена, увозите больного, – уже чуть громче произнес он.

– Вячеслав, как вы? – повернулся он ко мне. – Помощь не требуется? А то, знаете ли, новички в операционной иногда всякое творят, – он протянул мне руку, предлагая подняться.

– Нет, Василий Васильевич, со мной все в порядке, – я принял поданную руку и поднялся на ноги. – Просто опять пришлось чинить подручными средствами, – я аккуратно положил пинцет назад в окровавленную кучку, – да и пациент никуда не ушел.

– Это как?

– Ну, идет операция, вдруг выключается весь свет. Пока то да се, включают, а операционный стол пустой. Медсестра в панике – пациент исчез! И только доктор: «Спокойно, под наркозом он далеко уйти не мог. Да и печень его у нас…»

Хохоча, анестезиолог дружески меня вытолкнул в предоперационную, где в углу были горкой свалены мои вещи. Из открытой в коридор двери лился такой опьяняюще свежий воздух, что я замер и глубоко задышал. Нет, ну нельзя же так… Кто-то сзади дернул завязки, и я, последовав примеру остальных, сдернул халат за рукава и бросил его комком в корзину для белья. Следом полетели шапочка и марлевая повязка. Поежившись от прохладного воздуха, я принялся натягивать свои вещи.

Затем я вернулся в операционную и попытался договориться с Агриппиной Никитичной, чтобы она не закрывала операционную еще немного. Мне же надо сбегать до своей каморки за новым предохранителем и вернуть все тут в порядок. Агриппина меня уверила, что пока она пересчитает инструмент и сделает остальное необходимое, пройдет достаточно времени.

Выходил я из операционного блока с этаким лицом сильно уставшего, но довольного своей работой человека. Ну, все мы такую физиономию корчили, когда в ковидные времена маску снимали. Самое обидное, что никто не смог оценить мой уровень артистизма – вокруг было пусто. Гады. Я тут корчусь, а они не пришли.

Добравшись до своей каморки, первым делом я разложил лампочки по своим местам. Заодно на плане пометил, для какого светильника подошла лампочка. Взял из коробки предохранитель, потом немного подумал и добавил к нему еще штук пять. Вернулся к коробке и обратно достал лампочку. Решил же делать неприкосновенный запас, так чего тянуть?

Вернувшись в операционную, я рассказал Агриппине Никитичне о своей идее. Та полностью согласилась со мной и тут же нашла в стерилизационной какую-то свободную полочку, куда я и сгрузил все. Мне даже пообещали нанести на дверку надпись про электрические запасы. В ответ я предложил нарисовать просто молнию. Дескать, никто же на аптечке не пишет «набор лекарств на всякие случаи жизни», а просто рисуют крест. И всем все понятно.

Быстро вернув светильнику предохранитель и закрыв крышку кожуха лампы, я продемонстрировал исправность светильника медсестре. Никитична еще раз поблагодарила меня за проявленную трудовую доблесть и отпустила.

* * *

Воодушевленный так хорошо прошедшим днем, я решил не откладывать на завтра и, сев за стол, попытался нарисовать наиболее простую схему резервного питания для светильника. Вроде в минимальном варианте хватало всего одного реле, но надо еще подумать.

– Вячеслав? – на меня смотрел круглолицый дядька с такими шикарными усами, что, наверное, самому Буденному было бы завидно. Получив утвердительный ответ, он плюхнулся на стоящий рядом со столом стул.

– Старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска милиции города Калинина, – мне в лицо ткнулась раскрытая книжечка с красной корочкой.

Я сравнил с фотографией – похож. Но разве угрозыск занимается пропиской? И он тут же не разочаровал меня.

Глава 6

– Ну что, дяревня, добегался? – и аж подался вперед, выискивая что-то у меня на лице.

– А ты чо, городской, чо ли? – на одних рефлексах я тут же включил обратку.

– Я должностное лицо! – он стукнул кулаком по столу. – И извольте обращаться ко мне на «вы»!

– Да не проблема, – я закусил удила. – То есть вы, – я пристально посмотрел усачу в глаза, – против деревни и проживающих в ней людей и поэтому используете оскорбительные слова?

– Да я сам деревенский… – смутившись, мужик резко сбавил обороты.

– А я вот не знаю, деревенский я или нет, – доверительно сообщил я ему, – память потерял.

– Зато я знаю все про тебя, – торжествующе произнес он, – твое имя Вячеслав!

Вот сейчас я чего-то не понял. Это как?

– И? – осторожно произнес я.

– И я тебя сейчас арестую.

– За что? – я наклонился и взглянул в проем двери. – И как ты меня арестуешь, если даже конвоя нет?

– Ну, а как тогда? – расстроился мужик. По лицу казалось, что вот еще чуть-чуть, и он заплачет.

– Ну, наверное, тогда задержите до выяснения всех обстоятельств, – я постарался сделать серьезную физиономию, – у самого главврача.

– А-а-а, понял, – покивал он. – Тогда я вас задерживаю у главврача!

– Да не проблема, товарищ оперуполномоченный, – усмехнулся я, – ведите.

Это «должностное лицо» терпеливо дождалось, пока я погашу свет и запру дверь. Затем оно тут же попыталось покомандовать мной, выкрикивая «на-ле-во» и «шаго-о-ом марш», но я быстро его убедил, что тут больница и команды отдаются шепотом, чтобы не мешать больным. Таким шепчущим на поворотах гуськом мы довольно быстро добрались до кабинета главврача.

Секретарши на месте не было, поэтому я по-простому постучал в дверь и тут же открыл ее. В кабинете сидели Василий Васильевич и два незнакомых мне мужика.

– О! На ловца и зверь бежит! – обрадовался главврач, – Вячеслав, заходите, пожалуйста.

– Василь Васильич, не могу, – покачал я головой, – меня тут арестовывать пришли, правда, за что – не говорят, – я распахнул пошире дверь, чтобы стало видно усатого.

Взглянув за мою спину, доктор схватил трубку телефона и набрал номер. Пока шел гудок и ему ответили, он жестом показал мне на одно из свободных мест около стола. Дескать, не маячь в дверях и присаживайся.

– Марат Никанорович? Успенский вас беспокоит, – он кончиками пальцев начал отстукивать незатейливый ритм по столу. – Подскажите мне, пожалуйста, почему это у вас Михайлюк опять не в больничной пижаме?.. Что значит «как так»? Ну, вот так – где-то нашел и пришел арестовывать… Да, сейчас у меня в приемной. Хорошо, – он повесил трубку.

– Михайлюк! – Успенский повысил голос. «Оперуполномоченный» вскинулся, как гончая от звука трубы. – Сиди там, а то будет бяка.

– В сущности, крайне безобидный больной, – переключил на меня внимание доктор. – Но иногда проявляет совершенно поразительное упорство в преображении. Столько раз ловили, – он всплеснул руками, – но ни разу так и не смогли определить, как он это делает. Уровень подделки документов и формы высочайшего качества. Спасает только то, что все про него давно знают, так что удача ему может улыбнуться только на новых людях.

– Да я не в претензии, все равно хотел зайти к вам и посоветоваться, – я пожал плечами и осторожно выдохнул. Вот ведь вовремя фигню заметил. А то сколько бы вопросов появилось, прими я этого «оперуполномоченного» за чистую монету.

– Но мы отвлеклись! – продолжил доктор. – Позвольте мне представить вам Бориса Григорьевича Егорова и Александра Ивановича Арутюнова.

Оба мужика были чем-то неуловимо похожи друг на друга. Волевые лица, открытые лбы, небольшие залысины. Но очки были только у Арутюнова. Массивные такие, ими по башке стукнешь – враз мысли в порядок придут.

– Очень приятно. Вячеслав, – я осторожно пожал им руки. Нейрохирурги все-таки, пальцы должны быть нежнее, чем у пианистов, а тут я весь такой в грязном.

– Вячеслав, хоть мы припозднились, и наступила вечерняя пора, но не согласитесь ли вы пройти небольшое обследование? – на меня так же пристально, как ранее «оперуполномоченный», смотрел Егоров.

– Совершенно не имею никаких возражений, – даже не подумал отказываться я. – Мне все равно особо вечером делать нечего.

Обрадованный Василий Васильевич тут же развил бурную деятельность. Сначала мне даже показалось, что за стенами кабинета разверзлась микробуря. Заглядывавшие с разными вопросами медсестры бросали на нас восхищенные и радостные взгляды. Причем Егорову и Арутюнову доставалось внимания чуточку больше, что меня немного уязвило. Ну и что, что они профессора и, наверное, академики? Зато я один такой… уникум.

Наконец, все было готово, и после приглашения Успенского мы проследовали в соседний корпус. Там мы зашли в какое-то странное помещение. Посередине стоял уже знакомый мне операционный стол, а вокруг возвышались уступами трибуны. Ну, прямо как на стадионе, только очень мелком. Я повернулся, оглядываясь. Почти все места были заняты. И это вечером в субботу!

– Вот, Вячеслав, ознакомьтесь. Это наш анатомический театр, – начал просвещать меня Успенский. – Обычно тут мы проводим обучение или лекции.

– Ну, тогда, если судить по ажиотажу, – я еще раз повернулся вокруг себя, – сегодня будет что-то особенное.

– Вы совершенно правы, – согласились со мной, – два таких светила мирового уровня и одновременно практический пример – это большая редкость.

– Я готов, – пытаясь скрыть нервозность, я сел на операционный стол и ухватился руками за край. А ну как разоблачат?

Однако реальность оказалась намного прозаичнее. Сначала меня, как лошадь, раздели до кальсон и осмотрели со всех сторон. Нашли уже поджившие следы пролежней, которые в самый первый день мне обрабатывала Евгения. Немного посовещавшись, дружно решили, что это следствие, а не причина моей амнезии. Потом сказали вытянуть руки и растопырить пальцы. Поначалу сильно обрадовались, когда обнаружили легкую дрожь. Однако я честно сознался, что меня беспокоит такое количество прекрасных девушек, которые меня очень пристально разглядывают. А я один и почти голый. А ну как не выдержат и кинутся?

Отсмеявшись, меня попросили закрыть глаза и потыкать указательными пальцами в нос. Потом просто коснуться одним пальцем другого. Меня стучали молоточками, тыкали иглами, заставляли прикасаться к разным предметам и рассказывать о том, что ощущаю. Я приседал, прыгал на одной ноге и завершал предложения. Говорил басом и пищал тоненьким голоском. Катался кувырком по полу и спрыгивал со стола. В общем, делал кучу странных и не всегда понятных мне вещей. На мой взгляд, все происходящее было каким-то бредом, но обилие терминов на латинском и непрекращающееся, прямо-таки осязаемое внимание аудитории утверждали обратное.

– Слушайте, дайте передохнуть! – задыхаясь, наконец взмолился я. – А то так, пока вы будете решать, не псих ли я, я им точно стану, – я склонился и упер руки в колени, пытаясь отдышаться. – Не, я понимаю, что смеяться у доктора, особенно у психиатра, на приеме – это плохая идея, но физические силы у меня далеко не безграничны.

Доктора согласились со мной, всучили в руки чашку с вездесущим чаем и продолжили измывательства, только уже словесно.

Я снова рассказал, как очнулся и как напугал медсестру. Причем с подробностями, почему я пошел сначала в туалет, а не к медсестре. Как чинил лампу у Василий Васильевича. Как вел себя с бывшим электриком. Почему использовал именно пинцет, когда был в операционной. После моего утверждения, что любой предмет при определенной сноровке можно использовать для чего угодно, по аудитории прошла явственная волна возбуждения. Народ начал перешептываться и тыкать в меня пальцами. Не понял…

– Я вижу, многие из вас прочитали мою последнюю монографию, – Александр, как его там, Иванович встал рядом со мной. – Готовы проверить?

– Да-а-а! – выдохнула аудитория.

Я поежился. Нет, шоу маст гоу он, но я чего-то не понимаю…

– Для нашего гостя я повторю выводы из нее простыми словами, – доктор показал на меня рукой. – В ней делается предположение, что чем более развит мозг, тем больше вариантов он найдет для решения любой ситуации.

– Постойте, но это же в основном определяется опытом, а не интеллектом, – попытался я возразить.

– В общем случае да, но опыт тоже где-то должен храниться и на чем-то базироваться, – он повернулся к аудитории. – Итак, мне нужен доброволец!

После легкого бурления аудитория вытолкнула к нам худощавого и черноволосого парня. Он был настолько тощим, что в своем белом халате создавал впечатление вешалки.

– Итак, ваше слово, – до этого молча наблюдающий за мной Егоров внезапно обратился к пареньку.

– Смерть! – глядя куда-то в потолок, пафосно выдохнул тот.

– Поди, на патологоанатома? Опять резвитесь… – улыбнулся Арутюнов. – Ну, что скажете? – повернулся он ко мне.

– А я не понял, что надо делать, – пожав плечами, признался я. – Играть в противоположности? Смерть-жизнь? Земля-вода?

– Да, простите, не до конца рассказал, – повинился доктор. – Вы должны рассказать нам все способы, которые можно придумать, чтобы к молодому человеку пришла смерть. Причем самое важное условие – использовать только то, что есть вокруг.

Ни фига себе у вас игрища. Нет, чтобы там лютики-цветочки… Но фигня вопрос, сейчас я вам покажу опыт и образование моей высшей нервной деятельности.

Загибая пальцы, я начал перечислять. Начал с банального испуга до смерти. Потом удушение косой одной из сидящих в аудитории девушек. Ручка из кармана профессора в глаз. Башкой об операционный стол… В общем, просто и методично перечислял все способы убийства одного человека другим из фильмов. Жалко, тут еще микроволновок нет, а то бы еще и Сигала с его «В осаде» приплел бы.

Наконец, я выдохся и взглянул на доктора. Тот смотрел на меня немного охреневшими глазами.

– Что? Что-то не так? – немного испугался я. А вдруг переборщил, и меня сейчас в психушку прямо отсюда заберут, как маньяка?

– Все в порядке, но, признаюсь честно, ваша фантазия меня впечатляет.

– Да какая тут фантазия! Тысячи лет человечество провело в войнах, так что просто вспоминай, что прочел в книгах, да адаптируй к нынешним условиям, – начал оправдываться я. – Может, попробуем что-нибудь более жизнерадостное?

– Да-да, наверное, вы правы. Давайте с места, – Александр Иванович обратился к аудитории. – Только на этот раз позитивное.

Тут же вскочила какая-то медсестра, как я понял, не выигравшая право выхода в прошлый раз, и звонко крикнула: «Полет!» Зал еще немного пошумел, но потом согласился с предложенным словом.

– Ну, как вам? – повернулся ко мне Арутюнов.

Я снова пожал плечами. Мне все больше и больше не нравилось то, что Егоров молчал и что-то быстро писал.

– Ну, можно пойти на верхний этаж, открыть окно и спрыгнуть, – начал я. – Несколько секунд полета вам обеспечены. Но это так, на остатках прошлого вопроса, – я тут же дал заднюю, а то, в самом деле, маньяк домашнего разлива получается.

– Можно из халатов сшить парашют. Мы же в больнице, так что ниток тут должно быть много, – продолжал я. – Или вместо нитей можно использовать человеческий волос. Или сделать воздушный змей из штор и палок, на которых они висят. Можно встать кружочком и подбрасывать кого-то в воздух. Или раскрутить по принципу пращи и отпустить. В конце концов, можно развести спирт и напиться до «вертолета».

На последних словах аудитория оживилась. Видно, опытные все.

– Итак, – как опытный лектор, Арутюнов чувствовал аудиторию и перехватил внимание, – вы на практическом опыте убедились, насколько широко можно использовать обычные в быту предметы. Кто-нибудь смог придумать больше способов, чем озвучил Вячеслав? Только честно!

Я огляделся. Нигде не было видно поднятых рук. Так-то, знай наших!

– Коллега, разрешите мне, а то мне тоже охота почестей, – внезапно встал со своего места Егоров. Я напрягся. Чего же он там писал такое?

– Давайте в ассоциации? – обратился он ко мне. – Вы же знаете, что это такое?

Я кивнул. Он еще бы пятна Роршаха, или как там его, предложил бы поописывать.

– Самолет? – Танк. – Батальон? – Рота. – Свет? – Радуга. – Радио? – Телевизор, – так мы перебрасывались минут, наверное, десять. Осознавая скудность своих знаний по психологии, я, тем не менее, пытался то отвечать первое, что придет в голову, то, наоборот, максимально далекое. Ну, например, на «солнце» я ответил «бабочка». Больше всего я боялся ляпнуть что-то из другого времени, типа «космос» – «МКС».

Наконец, Егоров прекратил бросаться словами и, радостно улыбаясь, тут же начал снова что-то писать в своем блокноте. Да мать его…