220 вольт

– Вячеслав, вы меня слушаете? – внезапно вернулся я реальный мир. Вот же… Серьезно, мысли куда-то убежали.

– Простите, Ирина Евгеньевна, как-то задумался о первоочередных задачах по электричеству.

– А не посвятите ли нас в них? – с легким сарказмом спросила самая главная медсестра. Тю… медичка, ты меня решила на место, что ли, поставить?

– Непременно. Итак. Первой очередью должна стать замена сгоревших или неисправных ламп. Причем сначала там, где работают врачи и медсестры. Следующим шагом необходима замена проводки, где существующая не обеспечивает текущих потребностей в электричестве. Одновременно производить ревизию остального электрохозяйства и совместными усилиями расставить приоритет на выявленные работы.

Ну что, съела? Я такими фразами могу долго говорить, и хрен подкопаешься. Но вообще, думаю, мой план понятен: потихоньку ознакомиться с имеющимся хозяйством и попутно начать причинять добро всем.

– Отлично, я полностью со всем согласна. Только прошу вас внести в список первоочередных задач наши операционные. Их давно надо перевести из статуса дневных, – она что-то пометила у себя в ежедневнике. – Михаил Александрович в курсе.

– И, Вячеслав, обязана вас предупредить, – она постаралась глянуть на меня очень строгим взглядом. Однако в сочетании с белыми вихрушками волос, выглядывающих из-под косынки, для меня это смотрелось скорее комично, – повторюсь, обязана. Никаких приставаний к медицинскому персоналу! Иначе последуют оргвыводы. Вам понятно?

Ну, началось…

– Понятно. Ирина Евгеньевна, тогда еще один вопрос, – я постарался изобразить сосредоточенный вид. – А если это они ко мне приставать будут?

– Ну, вот когда начнут, тогда мы и будем решать этот вопрос, – чуть улыбнувшись, ответила она.

* * *

– Ну, ты даешь! – возбужденно вился вокруг меня Михаил. – Такое – и секретарю партийной организации! Приставать к нему будут…

– А чего такого-то? – не понял я. – Я мужчина хоть куда еще, в самом расцвете сил. Да и не предупредил ты меня про секретаря.

– А-а-а, – махнул он рукой с видом «ну что на идиота время терять».

– Ты вот лучше объясни мне, что такое дневная операционная?

– Давай я тебя лучше с операционной медсестрой сейчас познакомлю. Все равно лучше нее никто тебе не расскажет. А я побегу, а то пока с тобой разбирался, дела немного запустил. Мой кабинет рядом с нашей спальней, найдешь меня потом там.

Вскоре он меня познакомил с милой молодящейся старушкой, Агриппиной Никитичной. Агриппина как раз шла в свое царство и согласилась мне все показать. Как настоящий мужик, я забрал у нее из рук какую-то большую шайбу из нержавейки и предложил руку. Хихикнув, Никитична подхватила меня, и, сопровождаемые недоуменными взглядами, мы пошли по коридору.

– Ну-с, молодой человек, спасибо, уважили. Но начнем… – на лестнице она оторвалась от меня и, взявшись за перила, начала спускаться. – Во-первых, операционная – это не совсем правильное слово, – начала она. – Правильней, это операционный блок.

– Во-вторых, операционная медсестра – это самый главный человек в операционной. Ну, конечно, после доктора. На ней лежит все: от подготовки пациента к операции до контроля наличия инструментов и материалов. Ну, и часто она же помогает доктору во время операции.

– Ну, и наконец, самая важная задача у нее, – она подошла к очередной двери, – это не пускать в операционную посторонних.

Достав откуда-то связку ключей, она нашла нужный и отперла дверь. Моему взору открылась довольно большая комната, посередине которой стояло рядком три умывальника. Только вместо кранов у них сверху была какая-то длинная кочерга.

– Это предоперационная. Тут врач и все участвующие в операции переодеваются и моются. А кран такой специальный, чтобы врачи могли открывать и регулировать температуру воды локтем, – заметив мой интерес, пояснила она и показала, как. И в самом деле, удобно.

– Вот там у нас стерилизационная, – она забрала у меня банку. – Там в таких вот биксах, – она качнула железякой, – мы стерилизуем инструмент.

– Вот видите красную полосу на полу? – показала она. Я кивнул. – Когда операционная подготовлена, за нее могут заходить только люди во всем стерильном. Но сейчас операционная грязная, поэтому прошу, – она сделала приглашающий жест.

Я прошел в стерилизационную. Ну, комната как комната. Стол. Широкое окно со здоровенным подоконником в соседнюю комнату и три здоровых бочонка, лежащих на боку. Агриппина Никитична подошла к одному, открыла крышку в торце и вставила туда биксу. Ну, прям как пыж в пушку. Ага. Значит, бочонки – это стерилизаторы. Если я правильно помню, в эти времена стерилизацию делали жаром, значит, бочонки – это, по сути, обычная духовка.

– Ну, а это у нас операционная, – повела она рукой, – это стол, это светильник, а это баллоны для наркоза.

– Агриппина Никитична, – вспомнил я задание главсестры, – а вот почему операционная дневная?

– Дело в том, что светильник не очень надежен. И если он сломается, то операцию завершают при дневном свете. Для этого у нас даже есть специальные зеркала, которые в этом случае мы расставляем около стенки, чтобы больше света доктору дать.

– А почему тогда просто не прикатить второй светильник из соседней операционной? – поинтересовался я.

– На данный момент график операций очень плотный, мы не можем себе этого позволить.

– А если, например, устроить дежурство электрика? Идет операция, что-то пошло не так, а он тут как тут? – подал инициативу я.

– Ну, до сих пор у нас не было слесаря, которого можно допустить на операцию, – с улыбкой поведала она.

Ладно, со светильниками этими придумаем что-нибудь, а как тут с проводкой? Я повел головой вокруг. Та же самая тряпичная проводка «на изоляторах», только сверху наклеили что-то типа клеенки. На мой молчаливый вопрос Агриппина Никитична пояснила:

– При подготовке операционной используются различные растворы, от этого с проводкой раньше были проблемы. Теперь все сестры стараются избегать ее.

– Так это же нарушение правил дезинфекции. Оттуда столько грязи теперь расползается! – не понял я. Ведь сколько ни видел всякого про медицину, но всегда там моют и стерилизуют все напропалую.

Медсестра только горестно вздохнула и пожала плечами. Типа: «Ну, а что делать, раз такое…»

Я многословно поблагодарил медсестру за проведенную экскурсию и пошел искать свое начальство. В конце концов, пора навестить столовую, а то время обеда уже. Я про замену лампочек, если что.

* * *

Около кабинета Михаила стоял, опершись плечом на стенку, невысокий мужик. Если мерить шаблонами из фильмов будущего, то больше всего он был похож на извозчика. Фуражка с лопнувшим посередине козырьком, замызганная то ли куртка, то ли пиджак, из-под которого виднелось что-то вроде рубашки. Картину завершали штаны, заправленные в кирзовые сапоги. В общем, этакий пролетариат чистой воды.

Коротко кивнув ему, я дернул дверь. Она не поддалась.

– Нету его, паря. Сам жду, – от мужика несло чем-то кислым.

– Спасибо, тогда и я подожду, – я встал по другую сторону двери. Потом, подумав, немного отодвинулся еще, уж больно от мужика несло.

– А ты хто тут такой будешь? А то раньше тебя не видел, – мужику, видимо, было скучно просто так стоять.

– Слава я. Память потерял. Пока Василий Васильевичем временно назначен слесарем по электричеству, – ответил я.

– Эх-ма. Паря, так это, значит, я из-за тебя прокорму лишился? – он отлип от стенки.

– Если именно вы были электриком до меня, то не из-за меня, а из-за пьянства. Много жалоб уже услышал, – лениво ответил я, разглядывая противоположную стенку.

– Да што ты, Славка, понимаешь. Счас я тебя… – он попытался взять меня «за грудки», но из-за разницы в росте получилось, скорее, помять мою рубашку в районе живота.

Ну не люблю я драк. Эти вот махания руками, фингалы и прочие взгляды поверх рукава, вытирающего бегущую из носа кровь. Чем больше дистанция до противника, тем мне комфортней. В школе для разрыва дистанции я без какого-либо зазрения совести использовал первые попавшиеся под руку средства: от чужого портфеля до валяющихся палок. А в компьютерных игрушках первым делом прокачивал всякие снайперские приблуды. Эх, где вы, мои игрушечки…

Но тут не школа, поэтому я без особых раздумий, чуть повернувшись вправо, приподнял левую ногу и со всей силы топнул. Ну, а то, что под моей ногой оказалась нога этого извозчика, так кто ему виноват? Смотреть же надо, куда ноги ставишь.

– Ты чего подлыми приемчиками дерешься? Это не по-мужицки же, – проорал сквозь слезы скачущий на одной ноге мужик.

– Я же говорил – память потерял. Не знаю, что можно, а что нельзя, – улыбнувшись, я провел ладонями сверху вниз, разглаживая складки на рубашке. – Но, если трудящийся пролетариат попросит, могу попытаться вспомнить.

– То-то я иду и слышу, как Ефимыч блажит. Аж ушам не поверил, – по лестнице спускался Михаил. – За расчетом пришел?

– А чего он… – начал было извозчик, – я хотел, как полагается, а он…

– А что он? – спросил Михаил, глядя на меня.

– А он, – ответил я, – на ногу наступил. Для профилактики.

– Видишь, для профилактики, – сдерживая улыбку, повернулся Михаил к мужику. – Пошли, болезный, подпишу тебе бегунок.

Все-таки я пришел вторым, поэтому очередь есть очередь. Я молча смотрел через открытую дверь, как Михаил сверяется с какими-то записями и что-то пишет в протянутый ему листочек. Вскоре он закончил.

– Вот ужо я тебя… – пробурчал мужик, проходя мимо меня.

– Следующий раз будет выше, по яйцам, – произнес я, не глядя на хромающего и уже официально бывшего электрика.

Тот что-то пробурчал и окончательно скрылся с наших глаз.

– Новый анекдот про врачей хочешь? Так, пациент. У меня для вас две новости. Одна хорошая, а другая плохая. С какой начинать? – я прицелился пальцем в Михаила.

– Давай с плохой, – уже заранее улыбаясь, подыграл Михаил.

– Плохая состоит в том, что мы вам ампутировали здоровую ногу, – я рукой показал «чик и готово».

– А хорошая тогда какая же?

– А хорошая состоит в том, что больную ногу можно вылечить!

Нет, все-таки они такие смешливые. В мое время такой образчик черного юмора вызвал бы максимум кривую улыбку.

– А если бы я сначала выбрал хорошую новость? – отсмеявшись, спросил мой тутошний босс.

– Тогда получил бы черепно-мозговую травму чем-то тупым. Предположительно глупым вопросом.

Немного недоуменно похлопав глазами, Михаил снова заржал.

– Ну ты и смехач… – вытирая слезы, произнес он. – Зачем пришел-то?

– Как зачем? Получить ключ от склада и инструкции, где записывать то, что взял. А то уже время обеда, – я демонстративно посмотрел на пустое запястье, – а в столовой две лампочки не горят.

– Да, место для приготовления и приема пищи должно быть хорошо освещено, – согласился со мной Михаил. – Пошли, покажу все и проконтролирую выполнение работы.

Как и ожидалось, все было устроено предельно просто. Большая амбарная книга, страницы в которой были разделены вертикальной линией напополам. Слева «взял», справа «вернул».

– Так, сегодня девятнадцатое? – спросил я.

– Нет, еще восемнадцатое.

Я вывел: «18.05.1951». Потом следующей строчкой: «Лампочка – 3». Начало положено.

* * *

Серафимовна молча смотрела, как, отодвинув стол из-под сгоревшей лампочки, я поставил на его место стул и, разувшись, встал и начал выкручивать сгоревшую. Лампочка выкрутилась легко, без скрипа и скрежета. Сунув сгоревшую в левый карман, достал из правого целую и вкрутил новую. На последних оборотах я наклонил голову вниз: хрен его знает, вдруг лопнет, так хоть в глаза ничего не попадет. Повезло. Лампочка просто загорелась, без каких-либо эффектов. Отлично.

Я перешел ко второй и повторил всю процедуру. И тут тоже все заработало без каких-либо эксцессов. Хороший знак для первого рабочего дня.

– Вот! Принимай работу, красавица! – радостно обратился Михаил к повелительнице пищеблока.

– Да где уж в наши годы быть красунями, – проворчала Пелагея, беря в руки половник и начиная разливать нам суп по тарелкам.

– А я вот взял еще одну лампочку в запас, больше нигде поменять не надо? – спросил я, выкладывая на чистую тарелочку несколько кусков порезанного хлеба. – А то, пока не поел, лучше по-быстрому поменять.

– Ну, пойдем, коли так, – смерив еще раз меня взглядом, она зацепила половник изогнутым концом ручки за кастрюлю и, развернувшись, пошла вглубь кухни. Буквально через десяток метров мы вышли к этакому островку из столов посреди плит. Вокруг столов стояли сотрудницы, которые непрерывно что-то резали, мешали и вообще творили кулинарную магию.

– Девушки, добрый день! – сильно отвлекать от работы не хотелось, но правила приличия необходимо было соблюдать. Внезапно наступила тишина, прерываемая только бульканьем из парящей кастрюли. На меня уставились удивленные кухарки.

– Ну надо же, как назвали их дзяуйчинами, так рты пооткрывали! – вернул нас к действительности бас Серафимовны. – То электрик наш новый, лампочку пришел поменять в складе. Зин, покажи.

– Ой, Слава, а вы уже тут, а мы все гадаем, чего это Степан Ефимыч больно ругается на вас… – тут же завелась Зина. Ну вот как это им удается? Всего ничего прошло, а они уже все знают. – …А на склад мы его не пускаем, там продукты и вино.

Продолжая выплевывать слова со скоростью пулемета, Зина подвела меня к обшарпанной двери, скинула дужку навесного замка и, зайдя внутрь, показала пальцем вверх. Лампочка располагалась прямо над входом. Уже практически не слушая Зину, я с этакой показной небрежностью начал выкручивать старую лампочку. Кр-р-рак! И у меня в руках оказалась стеклянная колба. В тусклом свете от кухни я заглянул в патрон – винтовой хвостик от лампы остался внутри.

– Ой, сломалась лампа, как же так, что теперь делать… – застрочил словесный пулемет под ухом.

– Зина, стоп. Ножик принеси, узенький, – я безуспешно попытался вклиниться в поток слов. Не помогло. Интересно, как Серафимовна ей командует?

Немного подумав, я прижал указательным пальцем ей губы. Зина тут же стала походить на воздушный шарик. Выпученные глаза, надувающиеся щеки… Стоит передержать, как лопнет.

– Нож, узкий, один, – глядя ей в глаза, раздельно повторил я.

– Хорошо, сейчас принесу, так бы сразу и сказали, не могли как будто… – шлейфом понеслось за ней.

Пока Зина ходила за ножиком, я нашел выключатель и удостоверился, что его ручка стояла напротив положения «выкл». Как говорили мои учителя, «собираясь нарушить одну технику безопасности, не забудь проверить соблюдение остальных». Ну, не обесточивать же всю кухню из-за одной лампочки?

Зина пришла не одна, а с Пелагеей. Подозрительно глядя на меня, она протянула на выбор несколько ножей. Выбрав подходящий, я примерился и легким ударом вогнал его прямо в патрон вместо отсутствующей сейчас колбы. Чуть покачав, я начал выкручивать остатки лампы из патрона. Ничего этакого, особенно без инструментов, но на неподготовленных работниц поварешки это произвело неизгладимое впечатление.

Вкрутил новую лампочку, пощелкал выключателем и, удостоверившись, что все работает, протянул нож Пелагее.

– Эх! – я потянулся. – Как говорится, ученье свет, а неученых тьма. Пойду я, а то там, поди, Михаил все съел уже.

– Ничегхо, покладу з горкай и другим кажу…

Кажется, мной завершен первый шаг в жизни любого попаданца. Пока есть на складе лампочки, голодным я теперь точно не буду.

* * *

Работать без инструментов мне не особо понравилось, поэтому после обеда я решил заняться осмотром того, что мне досталось от предшественника. Открыв дверь пошире и встав на пороге, я скептически огляделся. Слева был стол с той самой книгой учета выданного. Кстати, не забыть записать про неисправные лампочки. Над столом к стене была прицеплена лампа с самодельным абажуром из жести. Пощелкав выключателем, я убедился в ее работоспособности. Сразу за столом начинались стеллажи, на которых горками лежали пока непонятные мне предметы. Справа от двери была этакая миниатюрная свалка – никак по-другому гору всякого хлама с перепутанными проводами я назвать не мог.

Пройдясь вдоль стеллажей, по толщине слоя пыли определил примерную потребность в чем-либо. Для проверки взял в руки продолговатую коробочку и, аккуратно сдув с нее толстый слой пыли, прочитал этикетку: «Стекло для керосиновой лампы универсальное, матовое». Чего этой штуке делать у электрика? Хотя если где-нибудь рядом найдутся и сами лампы, то для аварийных случаев самое оно.

Однако следующая находка полностью низвергла с пьедестала нужности предыдущую. Стоящие рядом три ящика открыли мне свои сокровища. Первый ящик был полностью забит батареями КБС. Причем, если судить по размытым штампам, производства этого года. Да-да, те самые «плоские» или «квадратные» батарейки, дожившие до наших времен в практически неизменном виде.

Во втором были фонарики под эти батарейки. Тоже совершенно классической формы – квадратное основание и сверху большой круглый отражатель с лампочкой. Ну, и в третьем ящике уже ожидаемо нашлись запасные лампочки для фонариков. Полнейшая ляпота!

Судя по нетронутости, предыдущий хозяин этого помещения совершенно их не жаловал. Я же такой глупости себе позволить не мог, поэтому быстренько собрал себе один фонарик и, пощелкав выключателем, убрал его в карман.

Пробежав по остальным коробкам, я нашел и пробки, и осветительные газоразрядные лампы, и кучу другого. Чтобы не потеряться, я даже нарисовал план размещения на последних страницах амбарной книги.

Вот только инструментов не было. Вообще, как класса. Даже самых завалящих пассатижей и то не нашел.

Глава 5

– Миш, а, Миш, – я постучался в притолоку двери Мишиного кабинета, – у меня есть проблема.

– Чего такое? – как-то сильно напрягся Михаил.

– Инструментов нет. Вообще. И кабеля. Зато до фига есть стекол для керосиновых ламп, штук пятьдесят, на глаз, – пожаловался я ему.

– Каких стекол? – не понял он.

– Обыкновенных, матовых, на керосинку вот так, – я показал рукой движение, – сверху надеваются. Лампы тоже есть. Но керосина к ним нет.

– А, я было подумал… Другое я подумал, – он расслабился. – С инструментами я тебя сейчас познакомлю, а кабель надо заказывать, только скажи, какой.

Услышав такое, я немного впал в ступор. В смысле он меня с инструментами познакомит? Оборот речи какой-то? Обычно я старался не удивляться, особенно после того, как однажды услышал «молодой человек» в адрес девушки, но тут…

Так оно и оказалось. Немного попетляв по коридорам, мы спустились в подвал соседнего здания. Уже по запаху свежей древесины стало понятно, что мы идем к столяру. Или плотнику? Никогда не понимал разницы между ними.

Меня представили Вилеору Семеновичу Копаткину, ну очень похожему на Дуремара в исполнении Басова в «Золотом ключике». Пока я представлялся и рассказывал о себе, он дружелюбно рассматривал меня сквозь очки с квадратной оправой. Поначалу я думал, что это потомок каких-нибудь там эмигрантов, но поинтересовавшись таким странным именем, услышал гораздо более прозаичную историю. Вилеор – это «В. И. Ленин – Организатор Революции». Была в свое время такая мода среди самых революционных товарищей.

– Семеныч, вот наш новый электрик, выдай ему инструменты, что ты спас от Ефимыча, – скомандовал Михаил после наших совместных расшаркиваний.

– Так чего выдавать, пусть сам забирает, заодно и инспекцию наведет, – махнул он куда-то себе за спину.

Мы с Михаилом пошли в указанном направлении. Оказалось, что в ведении Семеныча была этакая мастерская широкого профиля. Тут можно было и скворечник из досок сколотить, и пару железок друг к другу присобачить. Здесь даже был токарный станок! Вот только на кой он нужен в больнице? Таблетки обтачивать?

– Токарь пятого разряда знает технику безопасности, как свои три пальца, – произнес я задумчиво, провернув маховик поперечной подачи.

Сразу за станком была этакая железная клетка, на двери которой висел грозный плакат, где больной даже с виду мужик лез куда не надо. Плакат грозно предупреждал: «Выключай рубильник для смены предохранителя». Ок, учтем.

Приоткрыв дверцу, я тут же обнаружил сумку. Видимо, предыдущий электрик был настолько никакой, что тут ее и прятали, чтобы не пропил. Переставив сумку за пределы клетки, я распахнул дверцу пошире и начал изучать открывшееся мне великолепие.

Прямо из потолка выходили три толстенных пластины, покрашенные в цвета светофора – красный, зеленый, желтый. Ага, три фазы. И значит, пластины эти – токоведущие шины. Рядом был древний щиток: здоровенные шайбы вольтметров, открытые ножевые рубильники и чуть ниже те самые предохранители, про которые предупреждал плакат. На стене рядом висела электрическая схема всего этого великолепия. Сравнивая то, что на ней нарисовано, с тем, что я видел, постепенно я понял схему организации электропроводки.

В принципе, схема оказалась до безобразия простой. Все корпуса больницы имели по два ввода и были связаны в кольцо. То есть, например, 3-й корпус имел линию до 1-го и 2-го. А 1-й – до 2-го и до подстанции. Дергая рубильники, можно было корпус переключить на тот или иной вывод подстанции. Конечно, для больницы лучше бы заиметь две подстанции, но и так тоже неплохо.

Продолжая изучать схему, я понял, что это не из потолка выходили, а в потолок уходили шины. Они пронизывают все здание сверху донизу, и каждый этаж подключается уже к ним. Значит, на каждом этаже должна быть миниатюрная копия того, что я вижу здесь. Поставив в уме галочку пройтись по всем таким местам, я аккуратно закрыл дверь клетки.

– Ну-с, теперь можно и посмотреть, – я присел над сумкой и распахнул ее. Вся сумка была забита инструментом. Были тут и пассатижи, и бокорезы… Все было, но такое замурзанное, словно ими выгребную яму чистили, а не в руках держали.

– Там царь Кощей над златом чахнет… – услышал я Михаила.

– Там на неведомых дорожках уже давно растет картошка, – я встал и закинул ремень сумки на плечо. – Скелеты бродят в босоножках…

– А дальше?

– А дальше не помню, – ну, не рассказывать же ему про следы «жигулей». – Пошли, не будем отвлекать Семеныча твоим хохотом.

* * *

Придя в каморку завхоза, я снова поднял вопрос о кабеле. Но тут же был срезан вопросом: «А какой надо-то?» Я попытался было перебросить мячик назад: «А что есть?», но был остановлен Михаилом.

– Давай я прямо сейчас при тебе наберу базу, и там вы уже между собой выясните, что есть и что надо. Список мне потом отдашь, и все.

Немного поговорив с оставшимся неизвестным мне собеседником Михаила, я довольно быстро выяснил, что у них вот прямо сейчас есть просто какое-то умопомрачительное количество кабеля, где оболочка специально предназначена для эксплуатации в условиях всяких кислот и щелочей. Очередной завод то ли заказал и не забрал, то ли, наоборот, произвел много – мне не сказали. Но благодаря таким вывертам плановой экономики у меня появился огромный шанс не облажаться. Записав Михаилу в его склерозник марку кабеля – ВРБ – и требуемые сечения жил, я пошел к себе приводить инструменты в порядок.

Поначалу я наивно рассчитывал просто оттереть их какой-нибудь тряпочкой, но после получаса пыхтения над ручками бокорезов я наблюдал ту же грязь, только в отполированном виде. Попробовать, что ли, замочить их в чем-нибудь типа бензина-керосина? Или сразу бахнуть какой-нибудь гадостью вроде ацетона? У Семеныча наверняка есть.

– Слава! Сла-а-ва! – раздавшийся еще на лестнице крик прервал меня на самой середине глубинных размышлений о методах очистки инструмента. То есть разбудили меня на самом интересном месте, понимаешь.

– О-о-о! Какие люди! – радостно заулыбался я. А что? Передо мной стояла растрепанная и тяжело дышащая Евгения Александровна. То самое хрупкое создание, которое я напугал в первый свой день.

– Там, в операционной… – она сглотнула, – опять светильник погас. Агриппина Никитична предложила до вас сбегать, а Василий Васильевич согласился.

Черт, черт, черт! Ну почему все так не вовремя? Случилась фигня, а я не готов. А ведь та же Агриппина говорила, что такое бывает регулярно. И мог же ведь спросить, отчего светильники гаснут чаще всего.

– Там в операционной другой свет не погас? – начал выяснять я. А вдруг там пробки выбило?

– Нет, только светильник, – замотала головой она.

Ага, значит, только светильник. Сверяясь с нарисованным ранее планом, взял по одной лампочке от медицинских светильников. У меня их почему-то было аж три разных типа, и какая куда применяется, я пока не знал.

Немного подумав, я добавил к бокорезам плоскогубцы и вручил их Жене. Та уставилась на инструменты с ужасом в глазах.

– Придем и почистим, – я составил стопкой лампы и прижал их к животу, – веди меня, о повелительница больных и немощных… – не говорить же ей, что я прекрасно знаю дорогу. А так еще раз полюбуюсь формами, в прошлый раз вид был очень даже ничего.