Золото Партии

Вячеслав Гот

Золото Партии

Глава 1. «Последний Приказ»

Москва, Кремль. Ноябрь 1989 года. 23:47.

Дождь стучал по высоким окнам кабинета, как будто пытался проникнуть внутрь – напомнить, что даже здесь, за толстыми стенами из гранита и тайн, мир не стоит на месте. Он рушится. Тихо, но неумолимо. Как ледяная корка под тяжестью весны.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв сидел за огромным дубовым столом, на котором не было ничего, кроме одной папки. Серой. Без штампов. Без номера. Только в правом нижнем углу – едва заметный оттиск: «Для личного ознакомления. Совершенно секретно. Экз. №1».

Он не курил. Не пил. Не звонил. Просто сидел, положив ладони на крышку папки, будто пытаясь почувствовать её содержимое кожей. Как будто это не бумаги, а живое существо – тяжёлое, опасное, с острыми когтями.

За дверью – тишина. Дежурный охранник стоял в трёх метрах, как статуя. Ему было приказано никого не впускать. Никого. Даже членов Политбюро. Даже министра обороны. Даже председателя КГБ.

Это был не просто кабинет. Это был последний оплот. Последний островок власти, который ещё можно было назвать своим.

Горбачёв открыл папку.

Первый лист – краткая справка ЦРУ, перехваченная станцией «Янтарь» под Львовом. Перевод на русский – идеальный, без ошибок. Подпись внизу: «Подлинность подтверждена. ГРУ. Подпись: генерал-лейтенант В.К.»

«По нашим данным, советское руководство рассматривает возможность экстренной конвертации части золотого запаса СССР в валюту через нейтральные юрисдикции. Приоритетные маршруты: Венгрия – Австрия – Швейцария. Возможна связь с операцией „Метроном“, проведённой в 1987 г. Цель: создание „страхового фонда“ на случай политического коллапса. Суммы оцениваются в 500–800 тонн золота. Эквивалент: 8–12 млрд долларов по текущему курсу. Источник: высокопоставленный сотрудник аппарата ЦК.»

Горбачёв медленно перевернул страницу.

Второй лист – график. Чёрные столбики падали вниз, как гильотина. Золотой запас СССР. 1985: 2800 тонн. 1987: 2100. 1989: 1300. Прогноз на 1990: 600. Если ничего не делать.

Под графиком – рукописная пометка карандашом, знакомым почерком:

«М.С., они уже знают. Если мы не двинемся первыми – всё сожрут. Не американцы. Наши.»

Подпись: «Л.»

Лигачёв.

Бывший. Отставленный. Но всё ещё опасный.

Горбачёв закрыл глаза. Он знал, что это правда. Он чувствовал это – как запах гнили в свежевыкрашенном коридоре. Внутри партии шла война. Не за идеи. Не за реформы. За золото. За то, что останется, когда флаг спустят.

Он открыл третий лист.

Это был проект указа. Не закон. Не постановление. Указ. Подписывается единолично. Не обсуждается. Не голосуется. Только печать. Только подпись.

«О мерах по обеспечению стратегической сохранности государственных драгоценных металлов в условиях внешней и внутренней угрозы»

Сухой, бюрократический язык. Но каждое слово – как нож.

«…в связи с ростом рисков несанкционированного доступа к резервам… в целях недопущения их хищения или блокировки иностранными государствами… поручить Комитету государственной безопасности СССР, совместно с Госбанком СССР и Первым Главным управлением, организовать внеочередную инвентаризацию, конвертацию и транспортировку не менее 700 тонн золота в зарубежные хранилища, находящиеся под юрисдикцией нейтральных государств…»

Дальше – список: Швейцария. Лихтенштейн. Люксембург. Сингапур. ОАЭ. Все – с безупречной репутацией банковской тайны.

И самое главное – последний пункт:

«Все операции проводятся в рамках специальной операции „Золотая Печать“. Доступ имеют только лица, утверждённые лично Генеральным секретарём. Любая утечка информации карается высшей мерой. Ответственность за исполнение – генерал-полковник КГБ Семён Аркадьевич Волков.»

Волков.

Горбачёв знал его двадцать лет. С тех пор, как тот командовал спецгруппой в Праге. Хладнокровный. Беспринципный. Верный – но только до тех пор, пока его верность оплачивается. Он не был идеологом. Он был инструментом. Идеальным.

На последней странице – пустое место для подписи.

Горбачёв взял ручку. «Паркер». Подарок от Рейгана. Ирония судьбы.

Он поставил подпись.

Медленно. Чётко. Без дрожи.

М. Горбачёв

Потом отложил ручку и нажал кнопку внутренней связи.

– Впустите его.

Через 37 секунд – дверь бесшумно открылась.

Вошёл он.

Высокий. В безупречно сшитом сером костюме. Без орденов. Без значков. Только на лацкане – крошечная булавка в виде совы. Знак «Высшего круга». Неофициального. Но реального.

Генерал-полковник Семён Волков.

Он не поздоровался. Не доложился. Просто подошёл к столу, посмотрел на подпись и кивнул – один раз.

– Вы понимаете, что подписали, Михаил Сергеевич?

– Понимаю.

– Это не спасение страны. Это похороны.

– Страна уже мертва, Семён Аркадьевич. Мы просто прячем наследство… от воров.

Волков усмехнулся. В его глазах не было ни злобы, ни страха. Только расчёт.

– 700 тонн. Это не просто металл. Это – будущее. Чьё – решим потом. Сейчас главное – чтобы оно было.

– А если нас поймают?

– Нас не поймают. Потому что вас не будет. Вас – как Генсека. Вас – как политика. Через год, максимум два – вы станете «почётным председателем чего-нибудь». А я… я буду тем, кто знает, где лежит золото.

Горбачёв встал. Подошёл к окну. Дождь лил, как слёзы небес.

– Вы думаете, они простят нам это?

– Они? – Волков фыркнул. – Кто «они»? Американцы? Они будут рады, что мы сами себя разорили. Партия? Она сдохнет вместе с вами. Народ? Он никогда не знал, сколько у него золота – и не узнает, сколько пропало.

Он поднял папку.

– Операция начнётся через 72 часа. Первый вывоз – из хранилища №3 под Свердловском. Под видом «оборудования для БАМа». Машины – с дипломатическими номерами Венгрии. Там – переплавка. Потом – Цюрих. Счёт открыт. Название – «Фонд Стабильности». Владелец – номинальная структура. Юрист – швейцарец. Он не знает, кто стоит за фондом. И никогда не узнает.

– А если кто-то сболтнёт?

– Первый, кто сболтнёт – умрёт. Второй – тоже. Третий – подумает дважды.

– А если… кто-то из своих?

Волков посмотрел на Горбачёва долгим, ледяным взглядом.

– Особенно – если из своих.

Он повернулся к двери.

– Кстати, Михаил Сергеевич… спасибо, что не стали читать приложение.

– Какое приложение?

Волков улыбнулся – впервые за вечер.

– То, где список тех, кого мы обязаны убрать, если операция пойдёт не по плану. Ваше имя – под номером 7.

Дверь закрылась.

Горбачёв остался один.

Он снова подошёл к столу. Аккуратно, как хирург, отделил последнюю страницу папки – ту, что была приклеена с обратной стороны обложки.

Разгладил.

Прочитал.

Список лиц, подлежащих физическому устранению в случае провала операции «Золотая Печать»

1. Зам. председателя Госбанка СССР – Е.Р. Миронов

2. Нач. 5-го управления КГБ – генерал-майор А.С. Долгов

3. Советник посольства СССР в Швейцарии – П.Л. Зайцев

4. Главный бухгалтер спецсчета №77-А – Т.И. Соколова

5. Курьер спецгруппы «Север» – ст. лейтенант К.В. Петров

6. Аналитик ЦРУ, курирующий операцию – Джон Морган (уничтожение за пределами СССР)

7. Генеральный секретарь ЦК КПСС – М.С. Горбачёв

8. Куратор операции – генерал-полковник С.А. Волков (в случае предательства)

Горбачёв смотрел на своё имя.

Не злился. Не пугался. Просто… понимал.

Это не заговор против него.

Это – естественный отбор.

Он взял зажигалку. «Зиппо». Американская. Подарок от того же Рейгана.

Щёлкнул.

Поднёс к углу листа.

Огонь слизал бумагу быстро. Жадно. Как будто знал, что это – самое ценное, что он когда-либо сжигал.

Пепел он сдул в пепельницу.

Потом налил себе воды. Выпил. Медленно.

Подошёл к сейфу. Набрал код. Достал бутылку коньяка «Арарат – 30 лет». Налил себе 50 грамм. Выпил залпом.

Сел в кресло.

Закрыл глаза.

Где-то вдалеке, за стенами Кремля, в подвалах банков, на военных аэродромах, в дипломатических мешках – начиналось движение. Невидимое. Бесшумное. Смертоносное.

Золото шло в путь.

Не для страны.

Не для народа.

Для тех, кто выживет.

На улице продолжался дождь.

В небе – ни одной звезды.

Как будто даже они не хотели быть свидетелями того, что началось этой ночью.

Глава 2. «Код „Золотая Печать“»

Москва. Здание Центрального аппарата КГБ. Улица Дзержинского. 03:14. 12 ноября 1989 года.

В подвальном этаже, за тремя бронированными дверями и двумя постами охраны, горел единственный свет. Не лампа. Не неон. Старинная настольная лампа с зелёным абажуром – такая, как в кабинетах следователей времён Берии. Её специально оставили. «Для атмосферы», – сказал Волков. Но все знали правду: она не оставляла теней. А тени – предательницы.

В комнате пахло кофе, табаком «Беломор» и страхом.

За овальным столом – шестеро. Пятеро живых. И один… формально мёртвый.

Семён Аркадьевич Волков стоял у доски. На ней – схема. Простая. Гениальная. Стрелки. Кодовые названия. Цифры. Даты. Никаких имён. Только роли.

«Операция „Золотая Печать“. Старт: 72 часа. Этап 1: извлечение. Этап 2: маскировка. Этап 3: транзит. Этап 4: конвертация. Этап 5: депонирование. Этап 6: ликвидация следов.»

– Кто не понял – спросите сейчас. Потом будет поздно. «И больно», —сказал Волков, не повышая голоса.

Он не кричал. Не угрожал. Его голос был как сталь: ровный, холодный, режущий на молекулярном уровне.

Первый поднял руку – полковник Андрей Рыжов, начальник спецтранспорта 1-го ГУ. Молодой. Блестящий. Репутация – «человек, который может провезти танк через КПП НАТО и сказать, что это пианино».

– Товарищ генерал, вопрос по маршруту. Почему Венгрия? Там сейчас полный бардак. Границы открыты. Беженцы. Демонстрации. Риск…

– Именно поэтому, – перебил Волков. – Когда все смотрят на революцию – никто не смотрит в грузовики. Особенно если на них написано «Гуманитарная помощь ООН» и стоят венгерские дипномера. Там нас ждёт человек. Он уже купил таможню. Буквально.

Второй – майор Татьяна Лебедева, экономист из Первого управления, специалист по зарубежным счетам. Единственная женщина. В очках. Без макияжа. С тонкой золотой цепочкой на шее – подарок отца, погибшего в Афганистане. Она знала о деньгах больше, чем любой банкир в Цюрихе.

– Счёт в „Кредит Сюисс“ открыт на номинального владельца – компанию „Альтаир Лтд.“, зарегистрированную на Британских Виргинских островах. Юрист – доктор Эмиль Райнер. Он не знает конечных бенефициаров. Доступ к управлению – только по двухфакторному коду. Первый – у меня. Второй – у вас, товарищ генерал.

– Хорошо. Коды никому. Даже под пыткой – проглотить. «Буквально», —сказал Волков. – Если кто-то попытается взломать счёт – система самоликвидируется. Деньги уйдут в 12 разных офшоров и растворятся, как сахар в дождь.

Третий – подполковник Дмитрий Карпов, связной с Госбанком. Полный. С потными ладонями. Нервный. Но с доступом ко всем хранилищам. Он знал, где лежит каждый слиток. И кто за ним следит.

– Хранилище №3 под Свердловском – готово. Инвентаризация „случайно“ показала избыток на 712 тонн. Оформим как „возврат из резерва 1953 года“. Никто не будет копать. Архивы – сгорели в 1978-м. Удобно.

– Очень, – кивнул Волков. – Машины?

– Три фуры „МАЗ-5432“. Бронированные. Под видом „оборудования для БАМа“. Внутри – ложные перегородки. По 237 тонн в каждой. Плюс-минус погрешность весов. Вес совпадёт с документами.

– Отлично. Экипажи?

– Проверенные. Бывшие десантники. Без семей. Без долгов. С контрактом на 5 лет… и подпиской о неразглашении под страхом смерти родственников.

– Подпишут. «Или подпишут мёртвые», —равнодушно сказал Волков.

Четвёртый – капитан Олег Баранов, криптограф. Молчаливый. Бледный. С тремя степенями и диагнозом «шизофрения в ремиссии». Гений. Писал шифры, которые не могли взломать даже в АНБ. Он отвечал за связь. За коды. За «тишину».

– Все сообщения – через сеть „Соловей“. Шифр меняется каждые 4 часа. Ключ – фрагменты „Капитала“ Маркса. Никто не будет искать секретные коды в главе про прибавочную стоимость. Даже ЦРУ.

– Умно, – сказал Волков. – Ты – наш мозг. Не подведи.

Баранов кивнул. Не улыбнулся. Он вообще не улыбался с 1984 года. После того, как его жена «случайно» выпала из окна 12-го этажа после допроса в 5-м управлении.

И, наконец – шестой.

Он сидел в конце стола. В тени. В гражданском. Без погон. Без документов. Лицо – полузакрыто шляпой. Голос – тихий, с хрипотцой.

– Я – куратор этапа 3. Транзит через Австрию и Швейцарию. Мои люди уже на месте. Переплавка – на частном заводе под Цюрихом. Слитки будут перелиты под стандарт LBMA. С новыми сертификатами. Старые номера – уничтожены. Никаких следов.

– Как тебя зовут? – спросил Рыжов.

– В операции – «Призрак».

– А по-настоящему?

Мужчина медленно поднял голову.

Все замерли.

Даже Волков на секунду прищурился.

– Станислав Марков, – сказал он. – Бывший зам. начальника Управления «С» Первого главного. Уволен в 1986. Официально – умер в 1987. Инфаркт. Похороны – закрытые. На могиле – пусто.

– Ты… мёртв, – прошептала Лебедева.

– Именно поэтому я идеален, – усмехнулся Марков. – Меня нет. Значит, я не могу быть арестован. Не могу быть вызван на допрос. Не могу быть найден. Я – легенда. И я – ваша страховка.

Волков впервые за вечер позволил себе улыбнуться.

– Добро пожаловать в ад, Станислав. Ты будешь отвечать за финальную точку. Если что-то пойдёт не так – ты утопишь золото в Боденском озере. Вместе с собой.

– Я уже мёртв, генерал. Мне нечего терять.

– Кроме души.

– Её я потерял в 1979-м. В Кабуле.

Тишина.

Даже часы на стене перестали тикать – или так казалось.

Волков подошёл к сейфу. Открыл. Достал шесть конвертов. Положил на стол.

– Внутри – ваши новые легенды. Паспорта. Водительские удостоверения. Коды доступа. Фотографии ваших «семей» – на случай проверки. Вы больше не сотрудники КГБ. Вы – никто. Призраки. Тени. Если кто-то спросит – вас не существует. Если кто-то увидит – он ошибся. Если кто-то запомнит – он скоро забудет. Навсегда.

Он остановился перед каждым.

Рыжову:

– Ты – директор транспортной фирмы «Северный Ветер». Любитель шахмат. Жена – учительница. Двое детей. Живёшь в Перми. Никогда не был в Москве.

Лебедевой:

– Ты – экономист из Министерства внешней торговли. Замужем за дипломатом. Живёшь в Женеве. Любишь кошек и Бетховена.

Карпову:

– Ты – инженер-механик с БАМа. Алкоголик. Два раза судим. Жена ушла. Дети – в интернате. Никто не будет тебя искать.

Баранову:

– Ты – глухонемой архивариус из библиотеки Академии наук. Никто не знает, как ты выглядишь. Потому что ты – не ты.

Маркову:

– Ты – никто. Даже в этом конверте – пусто. Ты – воздух.

И последний конверт – себе.

– Я – представитель торговой миссии СССР в Будапеште. Приехал решать вопросы с поставками зерна. Люблю гуляш. И вино. И одиночество.

Он раздал конверты.

– Завтра в 18:00 – сбор на аэродроме Чкаловский. Самолёт до Свердловска. Без провожающих. Без звонков. Без прощаний. Всё, что вы любили – осталось в прошлом. Всё, что вы ненавидели – тоже.

Он посмотрел на каждого.

– Если кто-то передумал – выходите сейчас. Вас отвезут домой. Через час вы получите инфаркт. Или несчастный случай. Или самоубийство. Выбор за вами.

Никто не двинулся.

– Значит, начинаем.

Он поднял руку. Все встали.

– Кодовое название операции?

– «Золотая Печать», – хором ответили пятеро.

Марков промолчал. Он уже не имел права говорить вслух.

– Цель?

– Сохранить будущее.

– Чьё?

– Того, кто выживет.

– Отлично. Разошлись.

Они вышли по одному. Без слов. Без взглядов. Как солдаты перед штурмом.

Когда дверь закрылась, Волков снова подошёл к сейфу. Открыл потайное отделение. Достал бутылку водки и два стакана.

Поставил на стол.

Налил.

– Выходи.

Из тени за колонной вышел седьмой.

Ни в списках. Ни в схемах. Ни в приказах.

Молодой. Лет 28. В очках. С блокнотом. В гражданском пиджаке.

– Товарищ генерал… я… я не понимаю. Почему я здесь? Я же просто…

– Ты – записываешь всё, – перебил Волков. – Ты – летописец. Архивариус операции. Ты запишешь каждое слово. Каждое имя. Каждую ошибку. Каждое предательство. И спрячешь это. Туда, где никто не найдёт. Даже я.

– Зачем?

– Потому что, если мы провалимся – пусть кто-то знает правду. Если мы победим – пусть кто-то помнит, какой ценой.

– А если… меня найдут?

– Тебя не найдут. Потому что ты – «Седьмой». Тебя нет в отчётах. Тебя нет в списках. Ты – тень теней. Даже Марков не знает о тебе.

Волков поднял стакан.

– За операцию.

– За… операцию, – дрожащим голосом повторил молодой человек.

Они выпили.

– Как тебя зовут? – спросил Волков.

– Алексей. Алексей Морозов.

– Забудь это имя. Отныне ты – «Седьмой». И да… если я дам команду – ты уничтожишь архив. Даже если я буду мёртв. Особенно – если я буду мёртв.

– А если… я не захочу?

Волков посмотрел на него. Долго. Холодно.

– Тогда ты станешь первым, кого мы уберём по списку.

Он положил на стол ключ.

– Этот ключ открывает сейф в подвале дома №17 по улице Серафимовича. Там – черновики. Дневники. Расшифровки. Всё. Спрячь их. И жди. Может, через 10 лет. Может – через 30. Но, когда придет время… выпусти правду. Пусть мир узнает, кто и как украл СССР.

Алексей взял ключ. Он был тяжёлый. Холодный. Как приговор.

– Я… постараюсь.

– Не старайся. Просто сделай.

Волков посмотрел на часы.

– У тебя 48 часов, чтобы исчезнуть. Новая квартира. Новый паспорт. Новая жизнь. Или – новая смерть. Выбор, как всегда, за тобой.

Он отвернулся.

Алексей вышел.

За дверью – пустой коридор. Ни охраны. Ни камер. Ни свидетелей.

Он шёл быстро. Сердце билось, как молот.

Он не знал, что держит в руке.

Не золото.

Не власть.

Правду.

И она была опаснее любого оружия.

На улице – рассвет.

Первые лучи солнца коснулись памятника Дзержинскому.

Как будто даже «железный Феликс» смотрел вслед уходящей империи… и украденному золоту.

Глава 3. «Человек с Чёрным Портфелем»

Москва, аэропорт Внуково-2. 14 ноября 1989 года. 08:33.

Снег шёл мелкий, грязный – как будто небо не могло решить: плакать или плевать. На спецстоянке для правительственных рейсов стоял «Ил-62» с выключенными двигателями и пустым трапом. Рейс SU-777. Официально – «технический перелёт». Не в расписании. Не в базе данных. Только в отчёте дежурного диспетчера, который через три дня уедет в Минеральные Воды «на лечение» и больше не вернётся.

Из самолёта спустился один пассажир.

Высокий. Под шестьдесят. Седые виски, аккуратно зачёсанные назад. Тёмное пальто с меховым воротником – не для тепла, а для статуса. На лацкане – значок «Участник Великой Отечественной». Под ним – едва заметная булавка с совой. Такая же, как у Волкова.

В руке – чёрный портфель.

Не кожаный. Не дипломат. Бронированный. С двойным замком. И датчиком давления. Если открыть не тем кодом – внутри сработает термитная шашка. Документы превратятся в пепел. А руки – в уголь.

Его звали генерал-полковник Григорий Петрович Зыбин.

Официально – заместитель начальника Первого главного управления КГБ СССР. Курировал связи с соцстранами. Безупречная биография: фронтовик, закончил Высшую школу КГБ с золотой медалью, 12 лет в Праге, 7 – в Берлине, 3 – в Будапеште. Награды: три ордена Ленина, «Знак Почёта», медаль «За боевые заслуги». Жена – учительница немецкого. Дочь – студентка МГИМО. Дача в Переделкино. Автомобиль – «Чайка» с тонированными стёклами.

Безупречный.

Идеальный.

Опасный, как арсенал под детским садом.

Его встречал майор КГБ в штатском – молодой, с лицом, как у бухгалтера, и глазами, как у волка.

– Товарищ генерал, машина ждёт. Товарищ Волков просил доставить вас без промедления.

– Он сказал, куда именно? – спросил Зыбин, не поворачивая головы.

– Нет, товарищ генерал. Только: «Привезите его туда, где нет ушей».

Зыбин усмехнулся.

– Умно. Он всегда был умён.

Они сели в «Волгу» без номеров. Машина тронулась. Зыбин положил портфель на колени. Пальцы легли на замок – не для того, чтобы открыть. Просто чувствовать. Как будто внутри билось сердце.

Через 40 минут. Подмосковье. Заброшенный пионерлагерь «Огонёк». 1937 года постройки. Закрыт после того, как вожатая повесилась в столовой. С тех пор – «объект повышенной секретности».

Волков ждал у входа в главный корпус. Без пальто. В костюме. Как будто холод для него не существовал.

– Григорий Петрович. Рад, что вы смогли прилететь… несмотря на всё.

– Ты знаешь, почему я здесь, Семён? – Зыбин не пожал руку. – Потому что ты подписал мне смертный приговор, когда вписал моё имя в список «Золотой Печати».

Волков не моргнул.

– Я вписал тебя, потому что ты – единственный, кто может довести операцию до конца. Даже если я сдохну. Даже если все остальные сбегут или сдохнут. Ты – последняя страховка.

– А если я откажусь?

– Тогда ты умрёшь в ближайшие 72 часа. Не от пули. Не от яда. От «инфаркта» в своей постели после того, как твоя дочь получит письмо с фотографиями того, что ты делал в Праге в 1968-м. Ты помнишь ту чешскую журналистку? Её звали Яна. У неё был сын. Ему сейчас 21. Он служит в погранвойсках. Очень способный юноша. Очень… доверчивый.

Зыбин сжал челюсти. На секунду в его глазах мелькнуло что-то. Не страх. Не злость. Стыд.

– Ты подлый ублюдок, Волков.

– Это комплимент. Особенно от человека, который лично санкционировал ликвидацию 14 диссидентов в Венгрии в 1956-м. Под видом «несчастных случаев». Документы – в портфеле. В папке «Красный Архив». Ты их хранишь, чтобы никто не узнал. Но я – узнал.

Зыбин медленно открыл портфель. Достал тонкую папку. Положил на стол.

– Вот. Доступ к швейцарскому счету. Юридические структуры. Контакты в Цюрихе, Вене, Сингапуре. Схемы отмывки. Имена агентов-спящих. Всё, что нужно, чтобы золото стало невидимым. И вечным.

– Почему ты согласился? – спросил Волков. – Ты же патриот. Старой закалки. Ты бы предпочёл умереть, чем украсть у Родины.

Зыбин посмотрел в окно. На снег. На ржавую вышку, где когда-то висел красный флаг.

– Потому что Родина уже мертва, Семён. Мы просто… хороним её с почестями. И забираем наследство. Чтобы новые хозяева не растащили всё по сусекам. Чтобы мы контролировали, кто будет править на руинах.

Он повернулся.

– И ещё… потому что ты прав. Я уже вор. С 1956 года. С 1968-го. С 1979-го. Я думал, что предаю ради высшей цели. Оказалось – ради собственного спокойствия. Так что… пусть теперь моё предательство принесёт хоть какую-то пользу.

Волков кивнул.

– Ты будешь куратором этапа 4 и 5. Конвертация. Депонирование. Ты лично возглавишь группу в Цюрихе. Ты – лицо операции на Западе. Если что-то пойдёт не так – ты ликвидируешь всех, включая себя. Понял?

– Понял.

– Тогда вот твой новый паспорт. И билет на рейс в Цюрих. Через 6 часов. Под именем Герхард Шмидт. Бизнесмен из ГДР. Прилетает за оборудованием для завода.

Зыбин взял документы. Посмотрел на фото. На чужое имя. На чужую жизнь.

– А если меня поймают?

– Тебя не поймают. Потому что ты – Человек с Чёрным Портфелем. Тебя не существует. Даже твоя дочь скоро прочитает в газете: «Генерал-полковник Зыбин погиб в автокатастрофе под Ригой». Похороны – закрытые. На могиле – пусто.

Зыбин закрыл портфель. Встал.

– Есть один вопрос.

– Говори.

– Почему я? Почему не кто-то другой? Ты же не доверяешь мне.

– Потому что ты – единственный, кто уже всё потерял. Ты не будешь торговаться. Не будешь бежать. Не будешь жадничать. Ты просто… исполнишь. Как солдат. Как палач. Как тень.

Зыбин кивнул.

– Тогда слушай сюда, товарищ предатель. В Цюрихе меня будет встречать человек. Он работает на «Кредит Сюисс». Его зовут Райнер. Он не знает, кто я. Но я знаю, кто он. Бывший агент Штази. Сбежал в 1985-м. У него – долг перед нами. Мы его не трогали… пока. Если он свернёт не туда – передай ему: «Берлин помнит». Он поймёт.

– Передам.

– И ещё… – Зыбин замялся. Впервые за всю встречу. – Если… если всё получится… если золото ляжет на счёт… оставь 2% на отдельном счету. На имя моей дочери. Пусть она… выживет. В новом мире.

Волков посмотрел на него. Долго. Потом кивнул.