скачать книгу бесплатно
* * *
Орудием труда крючочникам служил трехзубый крюк, ввинченный в палку от метлы. Им они шуровали в мусорных кучах, отделяя от объедков ценные, по их мнению, вещи: обрывки тканей, обглоданные кости, бутылки и железки. Найденное тряпичники складывали в холщовые мешки, что висели у них за плечами, и вечером, вернувшись домой, сортировали их по кучкам, чтобы затем сбыть скупщику. Тот же, собрав хлам от полусотни крючочников, продавал его на переработку: ткани шли на производство бумаги, кости – на изготовление клея, металлы в переплавку, бутылки возвращались в трактир.
Но иногда в кучах мусора крючочникам попадались более ценные вещи: изношенный костюм или платье, которое можно было перелицевать, – их сбывали портным, стоптанные до дыр сапоги или туфли продавали сапожникам. А вот потерянные из-за прогнившей веревки нательные крестики крючочники относили ювелирам или ростовщикам.
Как раз накануне, в субботу 16 августа 1873 года, десятилетний Кешка, сын Фроськи-крючочницы, нашел в одном из дворов Свечного переулка золотой крестик.
– Сдадим Александру Иванычу, – сходу решила его мать. – Полтинник за него точно даст.
– А конфект мне за крестик купишь? – уточнил Кешка, как и все ребятишки обожавший сладкое.
– Ещё чего? За угол ещё не плочено…
Кешка с мамкой снимали для жилья угол в комнате портного Иванова.
– Тогда требуй с ростовщика не полтинник, а рупь…
– Не даст. Ни в жизнь не даст.
– Он-то даст. Только ты обмануть меня хочешь и второй полтинник пропить, – догадался Кешка и решительно заявил: – Вместе к Иванычу пойдем.
И какие только причины ни придумывала Фроська, чтобы сынок остался дома, Кешка всё равно увязался за ней. Если бы дворник стоял, как и положено, на улице, через парадную дверь он бы крючочников не пустил, заставил бы их по черной лестнице подыматься. Но Прокопий сидел в трактире, и Фроська с Кешкой спокойно зашли в парадную и поднялись на второй этаж. Квартира ростовщика была не заперта. Они приоткрыли дверь и вошли. Из бывшей столовой до них донеслись голоса:
– Хорошо, клянусь. Говори, в чем секрет.
– Помнишь на обеих миниатюрах березу…
– Как не помнить…
– Так вот, листики на её ветках – это шифр…
И тут Кешка внезапно чихнул.
– Кто там? – громко спросил ростовщик.
– Мы это, Ефросинья с Иннокентием, – подобострастно ответила крючочница. – Но ежели заняты…
– Беги в полицию. Скажи, грабителя пой…
Договорить ростовщик не успел – Дерзкий метнул в него кинжал, который попал точно в горло. Выстрелить в ответ он не сумел – руки разжались, револьвер из них выпал, и ростовщик с грохотом повалился на пол. А преступник, подхватив мешок с деньгами, ринулся на кухню, в два прыжка очутился у двери на черную лестницу, быстро скинул крюк, на который та была закрыта, и был таков…
* * *
Ни Фроська, ни Кешка в полицию не побежали. Услышав сперва грохот, а потом убегающий топот, они, выставив вперед, словно ружья, крюки, осторожно прошли по коридору в квартиру.
Нет, они не считали себя бесстрашными героями, которые, презрев опасность, кинулись на помощь ростовщику. Расчеты у них были свои: грабители, судя по топоту, уже сбежали, а Чванов, похоже, убит или ранен. Вдруг разбойники не всё успели украсть? Вдруг и Фроське с Кешкой что-то перепадёт?
– Господи! – перекрестилась крючочница, увидев лежавшего на полу ростовщика, вокруг которого растекалась лужицей кровь.
– Что? Сдох? – уточнил Кешка.
– Дохнут кошки с собаками… Люди Богу душу отдают…
– Он уже отдал душу?
Фроська осторожно потрогала крюком тело ростовщика.
– Кажись, да. Сходи-ка парадную дверь на цепочку запри. А я пока…
Фроська размахнулась палкой и ударила крюком по одной из витрин.
– Нас же в тюрьму посадят! – испугался Кешка.
– А кто на нас подумает? Никто и не видал, как мы в дом зашли.
Фроська сняла заплечный мешок и стала запихивать в него заклады. Кешка сбегал к двери и закрыл её.
– Дай-ка свой горбовик, – велела ему мать, когда он вернулся в столовую.
Кешка стянул заплечный мешок и кинул ей, не сводя глаз с Александра Ивановича – он вдруг заметил, что положение правой руки ростовщика изменилось: когда они только зашли, она была выпрямлена, а теперь согнута.
– Кажись, жив, – испуганно пробормотал Кешка.
– Когда кажется, крестись …
– Кто тут? – прошептал ростовщик.
– Ой! И вправду жив! Что ж теперь будет? – испугалась крючочница.
– Фроська, ты? – прохрипел Чванов.
– Да.
– Подойди.
Крючочница с опаской приблизилась.
– Сыну… передай… медальоны… листики на березе… шифр… Поняла? – произнес умирающий.
– Шифер на березе, чего тут непонятного?
– Передай, Толька за ними… – закончить ростовщик не смог. Правая его рука снова разогнулась, и он затих навсегда.
– Теперь точно Богу душу отдал, – перекрестился Кешка.
– Ну что встал как вкопанный? – закричала Фроська, уже успевшая разбить и обчистить все витрины. – Оглядись, что бы ещё прихватить.
Кешка, схватив венский стул, подбежал к киоту.
В каждом доме, где жили православные, имелась полка с иконами, которая называлась киотом.
– А ты у меня голова! – похвалила Кешку мать. – Оклады-то на иконах какие богатые. Дай-ка их сюда.
Забравшись на стул, Кешка стал подавать иконы, а Фроська – складывать в мешок.
– Ты там ещё пошуруй. За иконами часто самое ценное прячут, – велела мать.
Он послушался и действительно обнаружил в глубине киота нечто круглое на цепочке. Нажав на кнопку медальона, он открыл его и в свете неугасимой лампады, горевшей на киоте, увидел вложенную в него картинку, а на ней офицера, а за ним березу, на ветках которой желтели листочки.
«Медальон… листочки… шифер», – пронеслись в голове последние слова Чванова.
– Ну что там? – спросила Фроська.
– Вроде ничего, – соврал Кешка.
– Тогда слезай. Тикать отсюда пора.
Кешка спрыгнул со стула, незаметно для Фроськи сунув медальон в карман штанов.
– Всё, пошли, – сказала Фроська. – Не дай Бог кухарка с рынка вернется…
Кухарку Чванова, ту самую в аленьком платке, крючочники встретили по дороге сюда – остановившись возле Кузнечного рынка, она точила лясы с товаркой.
– Опять через парадный пойдем? – вопросил Кешка.
– Нет, через черный. Вдруг дворник на пост вернулся?
Черные лестницы имелись в каждом доходном доме – по их облупленным грязным ступенькам дворники поднимали в квартиры дрова и воду, а обратно уносили мусор и пищевые отходы. Также по черным лестницам ходила прислуга – лакеи, горничные, кухарки и обслуга – полотёры, трубочисты, прачки, разносчики.
На черной лестнице крючочники ни с кем не столкнулись, двор был пуст. Чтобы не попасться на глаза Прокопию, через подворотню не пошли. А поплутав между дровяными сараями, выбрались «сквозняками» (проходными дворами) на соседнюю Николаевскую улицу и по ней уже направились к Лиговскому каналу.
* * *
Дерзкий, попетляв на всякий случай по соседним улицам, снова зашел в трактир. За столик садиться не стал. Встретившись глазами с Оськой, сделал ему знак, мол, пора отчаливать.
– Счётик нам извольте, – крикнул Хвастун половому.
– Что, уже уходим? – удивился сильно захмелевший Прокопий.
– Да, брат, мне пора. Дела у меня ещё…
– Хороший ты человек, Оська, – сказал, поднимаясь со скамьи, дворник.
Хвастун быстро рассчитался и, простившись с новым приятелем, выскочил из трактира вслед за Дерзким. Друг за другом, будто и не знакомы, они дошли до Свечного переулка. На перекрестке Дерзкий остановился, пропуская экипаж, и когда Оська поравнялся с ним, быстро сунул ему в руку целковый.
– Что, уже и сбыть успел? – удивился Хвастун, разглядев рубль. – А почему так мало? Мы же договаривались…
– Всё обещанное ты получишь. И даже больше. – Экипаж проехал, и оборванцы двинулись дальше по Коломенской. – Но придется залезть в квартиру ещё раз. Не всё оттуда выгреб. Помешали…
– Кто?
– Клиенты ростовщика. Явились в самый неподходящий момент. Пришлось ретироваться.
– Думаешь, ростовщик тебя ещё раз впустит? – со смешком спросил Оська.
– Кто его будет спрашивать? Был ростовщик, да весь вышел.
– Как это?
– Зарезал я его.
– Что?
– Что слышал. Ты пока погуляй, а часика в четыре снова приходи в трактир.
Ошарашенный Оська ещё долго стоял как столп, обдумывая положение, в котором внезапно очутился. Конечно, он и до сего дня был преступником, но всего лишь воришкой, никак не убийцей. И теперь, если вдруг поймают, месячным арестом он не отделается. За убийство и даже за соучастие в нем отправят на каторгу. Почему Дерзкий не предупредил, что убьет ростовщика? Вот ведь негодяй!
Но чуть погодя Оська вспомнил о серебряном рубле, что сжимал в кулачке, и настроение сразу улучшилось. С неизменной улыбочкой на лице он пошел коротать время в кабак.
А его недавний собутыльник Прокопий, не без труда перейдя через дорогу, надел фартук и, взяв в руку метлу, встал у подъезда. Правда, мести тротуар он уже не мог, метла ему была нужна скорее для опоры. Вскоре мимо него прошмыгнула во двор кухарка Чванова, закупившая на Кузнечном рынке провизию на обед и ужин. Прошла ещё пара минут, и со второго этажа раздался её истошный крик:
– Помогите! Убили!
Прокопий, спотыкаясь, побежал по парадной лестнице вверх – навстречу ему с криком летела кухарка.
– Беги! Беги в полицию! – велел ей Прокопий.
Заскочив в дворницкую, он засунул голову в ведро воды, чтобы протрезветь. Потом съел головку лука, чтобы от него не разило водкой.
Участковый пристав с городовыми и околоточным явились через четверть часа.
– Кто за последний час входил в дом и выходил из него? – строго спросил пристав Прокопия.
– Да не было никого.
– А через черную лестницу?
– Не могу знать. Мне отсюда не видать. А остальные дворники в отпусках.
Дворниками в Петербурге служили крестьяне окрестных губерний, у которых в деревнях оставались жены, дети и земельные наделы. С них-то семья и кормилась. Поэтому летом, когда работы было мало, дворники уезжали домой, чтобы убрать урожай.
– А почему от тебя водкой несёт? – принюхался пристав.
– То не водкой, то луком. Обедал только что.
Полицейские поднялись на второй этаж, осмотрели труп и разбитые витрины.
– Самим нам тут не справиться, – решил пристав и отправил одного из городовых за подмогой в сыскную полицию.
