Книга 1. Людомар из Чернолесья

Посол поклонился, прикусив губу.

Меж тем, к боору подошла та самая девушка, которая бросалась в ноги Белоокой.

– Мой боор, близкостоящая-к-богам зовет тебя, – прошептала она. Глыбыр кивнул.

– На том покончим, – он поднялся с каменного трона. – Останься здесь на эту ночь, но завтра уходи.

Посол поклонился. Его хищный взгляд пробежался по округлым формам молодой девушки, уводившей боора прочь.

– Этот старый увалень хорошо зажил, – прошипел он своему спутнику. – Ты видел сам, как он говорил с посланцем нэкза.

– Я видел, надотец. Все видел.

К выходящему послу подошел один из воинов, стоявших в зале. Это был холкун. Он был стар, но сила была явственно различима в его оголенных по плечо руках.

– Он отказал тебе. Ты не послушал, что я тебе сказал. Сделал так, как нэкз указал. Он отказал, – воин презрительно улыбнулся.

– Мы братья и горько видеть мне, как брат отказывает брату, – лицо посла вмиг изменилось, и он принял расстроенный, почти покаянный вид. – Мы помогали вам, Орыг. По мере сил мы помогали вам. Он сказал мне, что предали мы вас. Нет… нет… – Посол многозначительно помолчал. – Мы помогали, предали же вы! – С этими словами его согбенная фигура, прихрамывая и кряхтя, вышла вон из залы.

Старый воин сжал зубы и недобрым взглядом покосился в сторону трона.

– Что он сказал? – подошел к нему другой воин.

– Что мы предатели.

– Хе-хе! Я так и знал, что так подумают.

– Я не предатель, Выг, и никогда им не был. – Оба посмотрели на пустой трон. – Он уже не выглядит сиротливо без Глыбыра, – Орыг обернулся и посмотрел внимательно на товарища. Тот кивнул и сказал:

– Гедагт уже там. Он бьется с ними. И Владыка дарует ему вечный покой и веселый пир на лугах Кугуна. Мы же засели здесь в этой халупе неизвестно зачем. Чего мы ждем?

– Я слышал, что ты согласился про трон, – Орыг притянул к себе Выга. Тот некоторое время непонимающе смотрел на него, а потом улыбнулся, я с тобой.

***

– Как?.. Где?.. Дремсов призовите… Ищите! Ищите-е-е! – Голос Глыбыра громыхал под сводами замка с такой силой, словно вернулось то время, когда он возглавлял великое войско в Деснице Владыки. Но даже в приснопамятной битве, где войско его предало своего боора, последний крик Длинномеча не был таким истошным. Исторгнув его, старик схватился за грудь и повалился навзничь. Его подхватили и отнесли на ложе. Несколько служанок и воинов остались подле него, хлопоча о том, чтобы боор не отнесся к богам раньше времени.

– Этого не изменить, – бесстрастно проговорила Белоокая. Она отвела в стороны ремешки с глаз и оглядывала абсолютно белыми очами пространство вокруг себя. – Они ничего не найдут. Даже я не вижу его. Не трясись. На все воля богов. Страху нет места, Ония.

Девушка, стоявшая подле нее и державшая жрицу за талию, чтобы та не упала, дрожала то ли от страха, то ли от волнения. Ее хорошенькое бледное личико было полностью обескровлено, а губы походили более на едва созревший плод сливы.

В коридоре начался невообразимый шум, который быстро прекратился. В комнату заглянул дремс. Его растрепанные шевелюра и борода приникли к полу, затем он и вовсе опустился и лег животом на каменную кладку.

– Натоптали-то, натоптали, – пробурчал он, втягивая носом воздух. Вдруг его быстрый взгляд скользул по стройным ногам девушек, хлопотавшим у ложа боора.

Раздался звонкий щелчок, и глаза дремса быстро переместились на пол.

– Чего бьешься-то? – сказал он обиженно.

– А ты не гляди, – отвечал ему воин из боорской стражи.

Подобно большим тараканам или гусеницам, или паукам несколько дремсов ползали по полу в комнате, коридоре и даже на переходе из коридора в залу.

– Тьють, – раздался неожиданный звук. Заслышав его, дремсы разом подскочили на ноги и бросились к собрату, который его издал.

– Боор! Боор! – пробился через девушек к телу Глыбыра один из стражников. – Разойдитесь же вы. Дайте пройти.

Девушки расступились.

Глыбыр медленно открыл глаза и вопросительно посмотрел на воина.

– Нашли след. Его след. Дремсы говорят, что его.

Бледное лицо старика вмиг налилось кровью. Он грузно поднялся.

– Приведите дремса.

К нему подвели одного из чумазых воинов.

– Говори.

– Боор, там меж камней есть след от его ногтя. Он им коснулся камня и ноготь сбил. Я то унюхал. А больше нет следов. Людомары бесследны и без… запаха нет у них, боор.

Глыбыр выслушал его, посидел несколько мгновений, не шевелясь, а после вдруг подался вперед, ухватил дремса и притянул его к себе. Повисла тягостная пауза, разорвавшаяся вклочья громовым хохотом брезда. Боор смеялся, хотя по щекам его катились слезы.

– Его ноготь… он сам ушел?.. Сам? Ну же, говори!

– Сам, – послышалось приглушенно c груди брезда, куда было прижато лицо дремса. – Иначе…

– Сам… Са-а-ам!!! Счатье! Великое счастье, дети мои… сыны мои! Счастье нам! – Глыбыр хохотал и плакал, смотря ошалевшими от радости глазами на массивные каменные своды потолка комнатушки.

Анитра и дикарка

Заливистый девичий хохот широко разносился над гладью озера. Он смешивался со щебетанием птиц, терялся в шелесте прибрежного камыша и возвращался обрывистым эхом к берегу, с которого и начинал свой путь.

Солнце светило ярко. На небе не было ни облачка. Жара скрадывалась водой озера. Побережье являло собой образец умиротворенности.

Высокая трава, скрывавшая собой побережье озера, зашевелилась и из нее словно бы из-под земли выскочила невысокая, но стройная холкунка. Ее гибкое нагое тело ослепляло белизной прибрежный пейзаж. Птахи на ближайшем дереве всполошились, обменялись короткими звонкими посланиями и, вспорхнув, улетели прочь.

– Не щипай, я умру от смеха, – хохотала девушка. Ее небольшие спелые грудки весело резвились вместе с густыми каштановыми волосами. В руках она держала преломленную травинку. Видимо, именно эта травинка и была причиной неугомонного смеха.

– Не щипай? Я тебя щекотала.

– Я и говорю, не щекочи.

– Ты сказала, не щипай. Хочешь, чтобы я тебя щипала? – Из зеленого нутра травы выпрыгнула еще одна обнаженная дева, волосы которой были того же каштанового оттенка, что и у первой. – Не убежишь! – И она бросилась за подругой. Та взвизгнула, всплеснула руками, хотела что-то сказать, но азарт заставил ее передумать. Она снова взвизгнула и бросилась наутек.

Их веселые голоса, звонкий смех и мелькающие промеж деревьев белые тела, быстро затерялись в лесу.

– Тирра, не заблудитесь! – понесся вслед за ними голос со стороны озера.

– Не заблудимся-я-я! – ответил лес.

– Дурехи, – проговорили из-под травяного покрова и томно выдохнули. – Имни, дай мне попить. Жарок взор у Владыки.

– Я тоже попью, – заговорил еще один голос.

– Анитра, скажи, Владыка видит нас?

– Да, ты же видишь его око.

– Прямо нас? Именно нас? Вот как мы есть?

– Да. Прямо нас. Как мы есть.

Голосок взвизгнул: – Надо одеться!

– Зачем, – рассмеялась Анитра. – В храме не скажи такое…

– Но Владыка… он же мужчина…

– И да, и нет. Он праотец наш. Все мы от его сыновей и дочерей пошли. И может быть… он не мужчина…

– Анитра, а он кто?

– Не понимаю.

– Мм… – голосок замялся.

– Ха-ха! Имни, говори, как хочется, я же еще не жрица. Когда ей стану, так и будешь смущаться.

– Мне уже сейчас страшно, Анитра. Как про тебя объявили в храме, я похолодела вся. Сердце едва из груди не выскочило. И рада была, и плакать хотелось. Ведь никогда мы с тобой больше не обнимемся, и не поцелуешь ты меня, как раньше. Не будем спать рядом и от других девиц прятаться. Помнишь, как весело было?

Анитра не ответила.

– Мне тоже больно, хола, что мы с вами… не будет как раньше было, – второй голос стал очень печальным.

– Имни, Авилия, зачем вы снова меня в грусть гоните?

– Не грустно тебе, – неожиданно сказала с укором Имни. – Видим, что не грустно.

– Не грустно, – согласилась Анитра, – но не от этого. – Над травой появилась макушка, покрытая растрепанными темно-русыми волосами. Потом две достаточно большие ладошки с длинными тонкими пальцами, которые стали приглаживать волосы. – Посмотрите на Владию. Имни, посмотри наверх. На озеро посмотри. Вспомни, как мы здесь веселье водили, как бегали, как домой не хотели идти. А вспомни, как твой брат нас здесь нашел и отстегал веткой…

– У меня до сих пор шрам на попе есть небольшой, – вставила слово Авилия. – Посм…

– Ты уже всем об этом рассказала, – перебила ее Имни.

– … многое здесь останется от нас. Но… – Анитра протянула руки и обняла подружек. – Мы сейчас встанем и уйдем отсюда, а уже завтра трава, что под нашими телами смята была, снова поднимется и ничто не оставит в памяти этой земли наше присутствие. Зима пройдет и, возможно, леса эти падут под ударами топоров пасмасов. Две зимы пройдут, три… – Она притянула девушек к себе. – Что останется здесь?

– Ничего, – несколько удивленно проговорила Имни и всхлипнула.

– Ничего, – согласилась Анитра, – но в нашей памяти этот день и каждый из дней, который мы провели здесь, останется таким, каким был он…

– … когда мы здесь были? – уточнила Имни.

– Да. Навсегда. Пусть зима сменяет зиму. Много-много зим, но этот день будет всегда для нас солнечным. Вода на озере – навсегда такая, какую я вижу сейчас…

– … вон там цветок видишь?

– Да.

– И я вижу, – вставила Авилия.

– Давайте запомним его навсегда, – попросила Имни. Ее голос продолжал дрожать.

– Мы запомним.

– А-а-а! – донеслось из леса. Все трое мигом подскочили. Три прелестные головки, шесть прелестных плечиков и спелых бутона грудей появились над травой. – Не догонишь! Не догонишь! Я быстрее! Я быстрее!..

– Вот дурехи, напугали, – Авилия упала в траву, поджала ножки в истоме и сладко потянулась. Неожиданно она подскочила и обратилась к Анитре: – А можешь этот день… как же сказать!.. чтобы он навсегда был?

– Время остановить? – переспросила девушка.

– Да. Навсегда.

– Нет. Не могу.

– Это жаль, – Авилия выпятила губки, сложила их трубочкой и замерла. – Это жаль! – повторила она, выходя из мечтаний. – А как бы было хорошо!

– Пойдемте, искупаемся, – предложила Анитра.

– Вода холодная.

– Тебе, Имни, всегда вода холодна. Сейчас Тирра прибежит, и мы тебя в воду скинем. Визжи не визжи, а скинем.

– Убегу я. Не догоните.

– От меня? Ха-ха! Посмотри, какая я высокая. Вмиг догоню.

– И верно, догонишь ведь.

– И защекочу. Слышала, как Тирра пищала. Так и ты пищать будешь.

– Я согласна. Буду купаться.

Девушки поднялись на ноги.

Анитра действительно была выше своих подруг почти на полторы головы. Дочь брезда и холкунки – редкий плод запретной любви, ибо холкунки редко вынашивали большие брездские плоды – она представляла собой тот редчайший случай красоты, когда природа передает ребенку только лучшие качества родителей. Во Владии становилось все больше подобных ей детей, и они даже получили свое название – холбры.

От отца ей достался рост и достаточно большая для девушки сила, а от матери мягкие черты лица, женственная холкунская фигура и густая копна волос. Кожа Анитры имела легкий сероватый оттенок, свойственный брездам, но ее бархатистость, доставшаяся от матери, сглаживала этот недостаток, а загар и вовсе сглатывал нехорошую, по меркам холкунов, сероту.

Анитра первая из трех девушек залезла в воду и поплыла. Движения ее рук были сильны, но сила сохраняла плавность и мягкость, она не скрадывала собой женственность.

– Ну же! – Обернулась Анитра к подружкам и поманила их в воду.

Имни и Авилия были холкунками. Обе очень красивы и стройны – холкунские женщины портились фигурой после рождения детей, превращаясь в ходячие бочки, а к старости усыхая до скелетной худобы.

– Ви-и-и-и! – закричала Тирра. Она была пасмаской, а потому тело ее сохраняло прекрасные женские пропорции, но было приземистым. Она доходила холкункам до плеча и была слегка полновата. Зато пасмаски не полнели после деторождения. – Ви-и-и-и! – восторженно звенела она, врываясь в спокойную водную толщу озера.

Девушки стали брызгаться и обливать друг друга; хватать одна другую за бока; хохотать и делать все то же самое, что делают все девушки всех рас, попавшие в прохладную воду в столь жаркий солнечный день.

Устав, они выбрались на берег, снова скрылись в траве, развалились на ней, подставляя солнцу свои юные упругие тела. Разговоров больше не было. Лишь сонное сопение и еле слышное дыхание.

Анитра тоже закрыла глаза, видя под веками ярко-красные, розовые, оранжевые и желтые круги в синей, черной и серой окантовке, которые рисовал Владыка на ее глазах. Она ощущала тепло его дыхания.

Ей до сих пор не верилось, что в Куупларге будет новая жрица и этой жрицей выбрана она. Гордость тайными тропами пробиралась к ней в душу, но она страшилась ее и гнала прочь.

Взгляд Владыки с небес, вдруг, стал казаться ей уж каким-то совсем пристальным и даже осязаемым. Хотя пространство качалось перед ней, Анитра заставила себя выйти из полудремы и открыть глаза.

Прямо напротив ее груди виднелось озорное загорелое лицо. Черты лица были немного угловатые, но вздернутый нос и широчайшая улыбка скрадывали эту не красившую лицо деталь. Крупные зубы резко контрастировали с небольшим почти детским подбородком.

– Йиф! – испугалась невольно Анитра, но разморенное тело не дало ей возможности отпрянуть. Эта нега позволила девушке узнать лицо.

«Что ты тут делаешь?» – спросила она одними губами, расширив глаза.

«Я соскучилась по тебе», – отвечало лицо.

«К лесу», – все так же сказала Анитра.

«Что?»

«Уйди к лесу. Я туда приду»

«А-а-а. Поняла. Жду тебя» – И лицо неслышно скрылось в траве.

– Пха-а-а! – выдохнула Анитра, припадая спиной к земле. Сердце бешено билось в груди. Она почувствовала, что даже немножко разозлилась, что не пристало будущей жрице. Девушка поднялась на ноги и дотронулась до щеки Имни. Та лениво открыла глаза и отрицательно покачала головой, не хочу, иди сама, я мало пила.

– Зачем ты пришла сюда? – Анитра ступила под сень леса и ощутила, как горит ее кожа. Это было приятное чувство.

– Мы давно не виделись. Я и пришла, – отвечала девушка. Она была жгучей брюнеткой, черноглазая, поджарая, если это определение возможно применить к девичьему телу. В нем чувствовалась сила. Она была одета в тряпье и шкуры. На поясе ее был приторочен длинный кинжал, за голенищем сапога торчала рукоятка ножа, а за спиной висел холкунский лук и колчан с недлинными стрелами. Опиралась она на небольшое копье. Ростом девушка доходила Анитре до нижней части груди и смотрела на нее с обожанием.

Анитра невольно рассмеялась. С тех пор, как она познакомилась с этим удивительным существом, прошло довольно много времени – две зимы, но людомара Лоова – так девушка представилась ей – не переставала удивлять холбру. Такой непосредственности, такой честности и душевной чистоты Анитре не приходилось видеть ни разу в жизни. Честно признаться, до этой встречи холбра считала себя очень целомудренной, однако по сравнению с людомарой даже ее чистота представала в довольно темных тонах.

Во-первых, «дикарка» – так про себя Анитра прозвала свою тайную подружку – никогда не врала. Каждое ее слово было настолько откровенно, что часто холбру пробивал горячий пот стыда, когда она слушала девушку. Во-вторых, Лоова всегда выражала свое отношение напрямую и не скрывала эмоций. В этом ей не было равных. Например, дикарка сразу же сказала, что ей понравилось в Анитре.

– У тебя очень светлые глаза, – сказала она ей. – В них ум. За это я люблю тебя. – Потом она перевела взор на груди девушки. – У тебя очень большие груди. Я никогда не видела таких. Можно укушу?

– Нет, – в ужасе отпрянула тогда Анитра.

– Сама знаю, что нельзя, но хочется, – Лоова весело рассмеялась, потом вдруг посерьезнела и сказала потупившись: – Ты мне так нравишься, что я хочу тебя зарезать и съесть. – Она почесала бок. – Не понимаю, никогда раньше не хотела такого.

Через некоторое время страх Анитры перед Лоовой прошел. Она пришла к выводу, что этот милый ребенок с очень взрослым и серьезным лицом просто не умеет выражать свои мысли.

Их первая встреча произошла на дороге, когда холбра невольно заблудилась, отойдя в лес от повозок своего отца. Это превратилось бы в трагедию, если бы не людомара. Они успели перекинуться словами, Анитра успела испугаться и похохотать, да еще и была выведена обратно к повозкам так, что ее отсутствия практически никто не заметил.

– Как ты нашла меня? – спросила Анитра, с наслаждением прислоняя нагое тело к прохладному стволу дерева.

– Я услышала, как ты покинула город, а потом дожидалась, пока все твои подружайки уснут. – Лицо Лоовы приняло обиженное выражение: – Как ты можешь с ними общаться, они тупые?!

– Не говори так, людомара. Они не тупые. Они ведут себя так, потому что мы друг друга знаем много зим. Нам хочется порезвиться…

– Со стороны противно смотреть. Хорошо, что ты ведешь себя не как они. Не то я бы ушла.

– Ха-ха! Правда, ушла бы?

– Наверное. Не знаю. Мне кажется, что смогла бы…

– Бедняжка, – улыбнулась Анитра. Она обняла чумазую девушку. – Ай! – неожиданно вскрикнула он, и оттолкнула ее. Лицо Лоовы выражало недовольство.

– На вид они кажутся сочными и сладкими, но это не так. Они соленые. – Она сплюнула. – Я больше не буду просить их попробовать.

Анитра посмотрела на свою укушенную левую грудь, а потом укоризненно подняла глаза на Лоову. Та покраснела.

– Ты обещала, – проговорила холбра.

Дикарка тяжело вздохнула и еще больше покраснела. Анитра не смогла сдержать улыбку.

– О чем мы будем говорить? – перевела она разговор на другую тему.

– Мы еще штук двадцать украли, – встрепенулась Лоова.

– Это опасно, – нахмурилась Анитра. – Можешь ли бросить это занятие?

– Нет. Без меня Чернолесье обречено. Я его хранитель. Чего ты улыбаешься. Я убивала омканов сама. Вот, посмотри на острие – это кровь омкана.

– Вы кого-нибудь из наших убили?

– Нет. Одному пришлось по голове сильно вдарить, но не убиваем теперь.

– Спасибо тебе.

– Я обещала. – Разговор явно не клеился. Людомара продолжала во все глаза смотреть на Анитру. – Можно я буду говорить тебе, как ты мне нравишься и какая ты красивая? – спросила Лоова.

– Больше не о чем говорить?

– У меня все. Я только это и пришла сказать.

– Ой, а я чуть не забыла сказать тебе, что вскоре стану жрицей в храме Владыки в Куупларге.

Ни одна жилка не дрогнула на лице дикарки. Она, может быть, даже не слышала ее слов.

– Ты слышишь?

– Что?

– Я жрицей буду.

– Что это такое?

– Это честь. Великая честь.

– А-а-а…

– А-а-а? – вдруг разозлилась Анитра. – Ты не можешь больше ничего сказать?!

– Ты красивая, зачем тебе жрица.

– Я буду жрицей. Я буду…

– А-а-а!

Холбра посмотрела на Лоову хмуро, но потом вдруг рассмеялась.

– Я не могу на тебя злиться. Ты… просто не могу зла держать. – Она подумала. – Так и будет, всякий раз, как в меня будет входить злоба, я вспомню этот час, личико твое, – все вспомню и тут же рассмеюсь. И все плохое сразу же вон выйдет.

– Ты будешь думать обо мне в храме?

– Да.

– Тогда я рада, что ты жрица. Это хорошо.

Анитра улыбнулась:

– Не только о тебе буду думать, но и о тебе тоже.

– А о чем ты еще будешь думать?

– О Владии. Я буду служить Владыке и всем иным богам во всех обличьях. Дабы хранили они Владию. Извели войну из нее. Буду думать о Карларге, Палларге и других городах, которые на путь ступили неверный…

– Стой, – подняла руку Лоова. Ее брови были скептически приподняты. – У тебя голова не лопнет?

– Не знаю, – опешила Анитра. – Не думаю…

– У меня, когда много думаю, в голове, словно пузырь надувается. Вот здесь, – она потрогала свой затылок. Лоова снова серьезно подумала, что-то прикинула про себя и вскинула глаза на холбру: – Я буду приходить к тебе в храм. Я не знаю, где он, но я найду.

– Нет, нельзя. Не думай даже о таком! Это опасно!

– Ий! – отмахнулась вальяжно Лоова и села прямо на землю. – Не опаснее, чем под носом у оридонцев красть пасмасов.

– Если тебя поймают…

– Меня убьют. Не страшно. Испугать хотела?

– Нет.

– Вот и не страшно. Ты про ларги говорила. Чего они там?

– Восстания в них. Дурные олюди смутили их против оридонян…

– Как? Как ты сказала?

– Оридонян.

– Смешно так. Продолжай.

– Теперь у врат их стоят армии оридонские…

– А вот и врешь. Нет там оридонцев. Только саарары. – Лоова поймала муравья и засунула себе в рот, поморщилась – кисленький. – Мы двух поймали из лагеря. Они говорят, что пока ничего не получается с ларгами. Много убитых.

– О, Владыка, прости их. Вразуми их! Пусть разрешится все мирно…

– Ну что ты говоришь?! Никогда битвы так не разрешаются! Всегда режутся до крови и смерти.

– Я лишь прошу.

– Зачем просить невозможное? – Лоова снова почесалась. – Когда уйдете, тоже искупаюсь, – сказала она и зевнула.

– Что еще саараряне говорили?

– Кхи. Так смешно называешь их. Что говорили? Ничего. Мы их зарезали, чего им еще говорить. – Она провела ребром ладони по горлу.

Анитра недоверчиво покосилась на нее:

– Не верится мне, что ты в таком участвуешь, Лоова. Нельзя такое тебе.

– Отчего это?

– Не твое дело. Ты женщина. Женщина – это свет, это жизнь, а не… нельзя тебе в таком участвовать.

Дикарка в полном недоумении посмотрела на холбру и вытащила нож.

– У меня есть рука. У меня есть нож. Враги есть. Чего же, не мое?

– Девушка ты, а девушка…

– Ани-и-итра-а-а! – послышалось с луга. – Где ты-ы-ы?

– Фру-e! – сделала вид, что ей мерзко Лоова. – Спеши. Они зовут тебя.

– А ты?

– Хочешь со мной пойти? – с надеждой спросила дикарка.

– Нет.

– Чего ж спрашиваешь, а ты?

– Просто. Не знаю, чего это я.

– Странная ты, – констатировала Лоова.

– Мы очень долго не увидимся. Я не смогу часто уходить из храма.

– Плохо. Если хочешь, я могу тебя украсть.

– Не хочу.

– Хорошо, не буду.

– Мне жаль с тобой расставаться, Лоова.

– Мне плакать хочется. – Девушка неожиданно подошла к Анитре и поцеловала соски ее грудей. Всхлипнула и отступила назад. – Красивая ты… люблю тебя… – Снова шмыгнула носом. – Прощай!

***

– Боги! Лоова! Ха-ха-ха! – Анитра открыла от удивления рот, но глаза выдавали, что этот жест был наигран. – Ты здесь?

– Здесь, – довольно проговорила маленькая дикарка, спрыгивая со стены, окружавшей храм, в густой сад, окутанный душистыми запахами авроны – пахучего цветка, используемого холкунами для отправления ритуалов. Она чихнула. – Ну и вонь у тебя здесь! – Снова чихнула.

Анитра стояла на перекрестье двух дорожек, которые расходились в восемь сторон сада. Она сложила руки ладошками перед собой, сведя их внизу живота, и с нескрываемым нетерпением смотрела, как Лоова выбирается из садовых зарослей. На ее голове красовался венок из целой плеяды разноцветных авроньих бутончиков, делавших девушку похожей на ходячую клумбу.

– Тьфу! – смачно сплюнула Лоова и стала выбирать из волос мусор из пыльцы, листьев и иных «подарков» оставленных ей садовой флорой. – Как поживаешь? – просила она между делом. – Скучала?

– Очень скучала по тебе. Каждый день думала. Волновалась.

– Чего волновалась? Сказала, что приду – значит, приду.

– Не о том, я… о деле, которое… о деле твоем.

Лоова на миг задумалась и улыбнулась:

– А-а-а, ты о воровстве. Не, – отмахнулась она, – об этом не переживай. В этом я очень могу. Никто и никогда не заподозрит. – Она снова сплюнула. – Чего думала обо мне? Как думала?

– Как? – Анитра отвела взгляд. – Вспоминала нашу с тобой встречу. Необычайно нравишься ты мне. Сама не знаю, почему так. Как о тебе подумаю, тепло становится. Словно ты… дочь мне… – Девушка не заметила, как улыбка быстро сползла со щек Лоовы. Она погрустнела. Анитра продолжала: – Хотела тебе рассказать о горести моей. Да сейчас уже не то. Прошло уже.

– Обидели тебя здесь? – нахмурилась дикарка.

– Ни-ни, такого ничего даже и не помышлялось. Просто… – Анитра всплеснула руками, вздохнула и только этим выдала бурю чувств, клокотавших в ней. Она отняла взор от небес, посмотрела на Лоову, вдруг как-то вся засветилась, смягчилась и поманила ее за собой.

Они прошли в дальнюю часть сада, где уселись прямо в траву. Здесь, в этом закоулке сада, в густой тени растений, которые делали ночную полутьму еще более черной, именно здесь яснее всего возможно было разглядеть различия между двумя девушками. Грациозность, с которой Анитра сидела даже на голой земле, резко контрастировала с вальяжностью, с которой Лоова развалилась поодаль; плавность движений жрицы оттенялась резкостью и по-мужски точными движениями маленькой дикарки.