скачать книгу бесплатно
Остров, одетый в джерси
Станислав Владимирович Востоков
Однажды Станислав Востоков написал письмо Джеральду Дарреллу, чьи рассказы о животных очень любил. А тот возьми да и ответь! И не каким-то там обычным «спасибо», а приглашением на стажировку в Международный обучающий центр сохранения природы при зоопарке на нормандском острове Джерси. Там Станислав Востоков начал вести дневник своих приключений, и вот что из этого вышло.
Станислав Востоков
Остров, одетый в джерси
© Станислав Востоков, текст, 2020
© Екатерина Андреева, иллюстрации, 2018
© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2020
Вместо предисловия
Вы не читали книги Даррелла? А я читал. Если бы не читал, то ничего бы и не произошло. А я вот прочитал, и произошло. Что же произошло? Да, в общем, ничего такого. Прочитал и думаю: дай-ка письмо Дарреллу напишу – мол, книги ваши понравились, особенно про животных, спасибо вам, пишите еще. Ну написал и написал, но с другой стороны, мог ведь и не написать…
А он мне взял да и ответил (через секретаря, конечно) – мол, спасибо за пожелания, обязательно буду писать дальше, раз вы просите. Не хотите ли приехать ко мне в зоопарк, поучиться?
Так я попал на остров Джерси, а ведь мог и не попасть…
1
На кормокухне Элунед, под начало которой я попал, рубила апельсины. Раз! Нож с чмоканьем врезается в апельсин. Два! Разрубленный фрукт катится в ведро, обливаясь желтыми слезами.
– Сейчас пойдем кормить варей, – сказала она.
– Каких Варей? – удивился я.
– А ты их не видел? Они вместе с каттами живут. Только вари катт все время по клетке гоняют.
Страшную картину нарисовала Элунед.
– Вы держите в клетках людей?
– Каких людей? Люди у нас, как положено, по дорожкам ходят и бумажками мусорят. В клетках – звери и птицы.
– А Вари? А Кати?
– Так они не то что не люди, они даже не обезьяны!
– А кто же?
– Полуобезьяны, или, говоря проще, лемуры. Не хочешь ли ты помыть айву?
Я бросил айву в раковину и стал ее мыть. От этого на кормокухне поднялся такой звон, будто бы я намывал пушечные ядра.
– Затем пару бананов, штуки три огурцов и несколько морковок. Только не мельчи. Бери покрупнее.
Я стал выбирать огурцы и морковку покрупнее и в итоге выбрал такие огромные овощи, что с ними можно было идти на врага. В ведро они не поместились и выглядывали оттуда, как солдаты из окопа.
– Помыть и порезать?
– Точно.
– Какой студент толковый! – удивился парень по имени Доминик, который тоже что-то мыл в соседней раковине. – Вот у меня прошлый год один студент был, сначала резал, а уж потом мыл. Он из одной жаркой страны приехал. «Зачем, – говорит, – мыть? Мы на родине никогда ничего не моем».
– Почему?
– Табу. Им религия водой пользоваться запрещает. Они считают, что в воде злые духи живут.
Помыв и нарезав что следует, мы отправились к Варям, которые вроде бы жили вместе с Катями.
Мы прошли вдоль клумбы с фиалками, миновали заросли бугенвиллий, обогнули давно отцветшую сирень и остановились у куста жасмина.
– Как у вас цветов много! И какие разные!
– Это Джон Хартли все. Как за границу поедет, обязательно какие-нибудь новые цветы привозит. «Они, – говорит, – напоминают мне о наших иностранных проектах». Если он еще пару проектов организует, ходить будет негде.
Вскоре мы очутились в какой-то незнакомой мне части зоопарка. Тут имелись шири и даже просторы.
– А зоопарк-то, оказывается, немаленький!
– Администрация соседнее поместье прикупила. Хочет там суперпроект сделать: «Панорама бразильской фауны». А вот, кстати, и варя!
Мы стояли перед железной сеткой, а из-за нее на нас смотрела неприятная хитрая морда.
«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали» – вспомнил я.
Черная как ночь, она глядела глазами желтыми, как молодая луна. По этим желтым глазам совершенно ясно читались мысли, наполняющие черную голову. Конечно, они были черными.
– Это Бандерша, – сказала Элунед, – вожак стаи.
«Главная Варя» – понял я.
Перед большой клеткой, в которой обитали Вари, находилась другая, совсем маленькая. Формой и размерами она напоминала лифт.
– Это тамбур, – сказала Элунед, закрывая наружную дверь и открывая внутреннюю, ведущую в вольеру. – Он предохраняет от бегства животных.
– Понятно, – сказал я. – Как интересно.
Едва мы появились в клетке, черная морда задвигалась, сморщила нос и стала нюхать мои ботинки. Затем вдруг поднялась на задние лапы и сильно дернула передними за карман комбинезона.
– Чего это она, а? – я отодвинулся к сетке. – Нападает, что ли?
– С ней надо быть покруче, – сказала Элунед и замахнулась на Бандершу ведром.
Почувствовав твердую руку, Бандерша откатилась в глубину и стала собирать банду. Из-под кустов, с деревьев, из зарослей травы к ней стягивались другие черно-белые разбойники.
Лемуры вари были красивы. Каждый волосок их пятнистых шуб стоял отдельно и сиял как солнце. Видно было, что над этим мехом хорошо поработали языком.
На лемурьих затылках сидели мохнатые шапки-ушанки. Уши их не были завязаны под подбородком и лихо торчали в стороны. Одно слово – бандиты.
Со свистом, с улюлюканьем налетели они на нас.
– Кидай в них апельсинами! – скомандовала Элунед и первая метнула в черно-белую толпу оранжевый фрукт. Половина апельсина оказалась эффективней целой лимонки.
Банда, пораженная апельсином в самое сердце, закрутилась на месте и задергалась, хватая очаг поражения когтистыми лапами.
Из-за фрукта началась свара. Черные лапы стали бить по черным мордам. Засверкали белые зубы. Показались краснейшие языки.
– Разбрасывай скорее еду! Половины апельсина надолго не хватит!
И верно. В тот же момент из центра свары вынырнула Бандерша. В челюстях ее, словно золотой кубок чемпиона, горел апельсин. Она клацнула зубами, всосала мякоть и плюнула кожурой в родственников.
Оплеванные бандиты, поняв, что больше апельсинов нет, ринулись к нам.
Мы отстреливались яблоками, айвой и морковью. Наибольший урон врагу нанесли бананы. Враг, съедая мякоть, скользил на кожуре и буксовал. Атака захлебнулась.
– Без бананов сюда даже не входи.
– Я бы и с бананами не пошел, – ответил я. – Как же Кати с ними живут? Чем отстреливаются?
– Им отстреливаться нечем. У них вся надежда на скорость.
– Тяжелая какая жизнь.
– Нелегкая. Бери ноги в руки. Надо катт покормить, пока вари отвлечены.
Слева от нас был склон, справа пруд, между ними дорожка. По ней мы и побежали. Мы подпрыгивали на кочках, яблоки прыгали в ведре. Мысли в голове тоже прыгали, как шары в лотерейном барабане.
«Что ж это за жизнь? – думал я. – Есть, только когда твой враг ест. Убегать, когда враг прибегает. Разве это жизнь? Прозябание какое-то».
Скользя на сырой земле, оставляя на ней длинные борозды, мы поднялись на холм. Здесь стояла клетка, и на ней плечом к плечу сидел отряд кольцехвостых лемуров. Видно было, что общая беда сплотила их коллектив. Иногда они вставали и, примяукивая, наблюдали, не закончил ли враг трапезу? Не хочет ли напасть? Тут-то я понял, что это не Кати, а катты – что в переводе с языка древних римлян означает «кошачье».
Но ничего, совсем ничего кошачьего в их облике не было. Хотя нет, было какое-то общее неуловимое кошачье впечатление.
– Чего задумался? Кидай остатки на клетку!
Элунед махнула ведром, будто хотела выплеснуть из него воду, и в лемуров полетела пища: яблоки, огурцы и бананы.
Катты хватали фрукты и овощи на лету, как знаменитый вратарь Яшин. Не прекращая наблюдать за местностью, они культурно откусывали по кусочку и словно бы негромко совещались друг с другом:
– Не виден ли враг, товарищ лейтенант?
– Никак нет, товарищ сержант, не виден. Кушайте спокойно.
Катты были аккуратнее, хрупче варей и в миллион раз интеллигентней. Именно за это последнее им и доставалось. Хапуги и хулиганы не любят интеллигентов, поэтому интеллигентам приходится избегать встреч с грубиянами. Они, конечно, могли бы задавить противника интеллектом, но им жалко изводить умственную энергию на такую ничтожную цель. Убегут от хапуг, залезут на дерево и давай думать о вечном, о прекрасном.
Грудь катт украшает белая салфетка, но на ней нет ни следа от съеденной пищи. Глаза их охватывают черные очки, а лапы – лайковые перчатки. Салфетка, очки, перчатки – это ли не верный признак интеллигента? Он никогда не наденет вздорной шапки-ушанки и пошлой черно-белой шубы. Разве что в очень сильный мороз.
Но вот где-то позади нас раздался хруст веток и треск сухой древесной коры. Шум усиливался так быстро, что стало ясно: скоро ветки и кора будут трещать рядом с нами.
Катты побросали недоеденные овощи-фрукты и прыжками, прыжками, словно огромные серые белки, стали возноситься на деревья. Их белые хвосты, обвитые черными кольцами, напоминали пограничные столбы, которые отступали вместе с пограничниками. А банда варей была похожа на оккупантов, которые безуспешно пытаются нарушить постоянно ускользающую границу.
Неприятно хрюкая и визжа, они старались добраться до катт, но тонкие ветви не выдерживали их грузных тел. Ветви ломались, и вари, махая шубами и переворачиваясь в воздухе как кошки, летели в траву.
И приземлялись они сразу на четыре лапы.
Уничтожив последние огурцы и заключительные яблоки, вари некоторое время громко сквернословили, а затем удалились, волоча животы по траве, приминая ее грубыми дубинообразными хвостами.
2
Вслед за варями двинулись к выходу и мы. Теперь нам не нужно было торопиться, и я смог подробнее рассмотреть загон, который, к слову сказать, назывался «Лемурий край». Но, на мой взгляд, ничего лемурьего в этом краю не было. Лемуры сидели на совершенно английских дубах и среди желудей выглядели неуместно. Желуди и лемуры – есть ли более несовместимые предметы? Нет, нет, не складывались эти деревья, трава и земля в пейзаж южного острова Мадагаскар – родины лемуров. Да и могучим словом «край» это место назвать нельзя. Скорее – уголок.
Углом, широким клином охватывала сетка-рабица правый берег пруда. В центре небольшого водоема находился остров, напоминающий панцирь морской черепахи. Над ним поднимались какие-то треноги, похожие на опорные столбы электролинии. Но вместо проводов на треногах висел толстый крученый канат. Точно посреди панциря стояла хижина. Наверное, в такой когда-то жил знаменитый Робинзон Крузо. Но, если бы эта постройка действительно принадлежала отважному герою, ему незачем было бы сидеть двадцать восемь лет на острове в ожидании корабля. От большой земли остров отделяло не более десяти метров воды.
«Для кого же построена хижина? – удивился я. – Обитаем этот остров или нет?»
Вдруг на острове раздались плач и крики. В криках слышалась угроза, в плаче – мольба о пощаде. Видимо, там кто-то кого-то бил. Тут из хижины вылетел рыдающий карлик и залез на треногу. Волосы у него на голове стояли дыбом. Затем появился карлик кричащий. Он залез на другую треногу и стал оттуда в чем-то упрекать своего плачущего собрата. Удивительно, но и у второго карлика волосы на голове стояли стеной – наверное, от ярости. Я видел, что его рыдающий соплеменник находится на грани срыва – то ли его предали, то ли бросили. И судя по всему, предал и бросил именно тот, кто упрекал. Бросил, предал, а теперь упрекает! Какой цинизм! Какое холодное равнодушие! Плачущий в отчаянии вполне мог броситься в воду или сделать с собой что-нибудь еще более ужасное. Передо мной разыгрывалась настоящая человеческая драма.
Но оба карлика были обезьянами со странным названием эдиповы тамарины. Конечно, от этого их беда не казалось менее значительной. Нет-нет! Хотелось помочь им, успокоить вопящего, указать на ошибки кричащего.
Вдруг крики стихли. Рыдающий тамарин побежал по канату навстречу кричащему. Кричащий бросился к рыдающему. Они встретились точно в центре, обнялись, прослезились и пообещали никогда больше не предавать и не бросать друг друга.
Мы давно уже вышли из вольеры варей и глядели на остров с дорожки, стоя среди прочих посетителей.
– Разобрались, что ли? – сказал какой-то джентльмен. – Слава Богу!
– Стресс! Какой сильный стресс! – то ли огорчалась, то ли восхищалась высокая леди. – Им нужна помощь психолога!
Мы с Элунед обогнули пруд и снова оказались перед тамбуром. И опять за сеткой появилась чернейшая морда с глазами цвета яичного желтка.
– Сколько же здесь всяких морд! – удивился я.
– Четырнадцать. В этой клетке четырнадцать. И с той стороны пруда четырнадцать. Всего двадцать восемь.
– Двадцать восемь морд и ни одного лица! Какой ужас!
Обитающие в этой вольере вари были одеты в пошлые лисьи шубы. Глупо и странно выглядела собачья черная морда в обрамлении лисьего воротника. Или ты лемур, или лиса. Надо выбрать что-то одно. Но лемуры с собачьими мордами выбирать не хотели, они хотели совсем другого.
– Лопайте, лопайте, – приговаривала Элунед, разбрасывая яблоки и бананы. – Трескайте.
Лемуры ели много, но ни трескаться, ни лопаться не собирались.
И в этой вольере вместе с варями жили катты. Они ничем не отличались от родичей с правого берега. Но жизнь у них была, несомненно, труднее, потому что деревьев, на которых можно укрыться от варей, тут было куда меньше.
Значительную часть дня катты отсиживались в старом покосившемся сарае, что стоял на берегу и был похож на человека, собирающегося нырнуть в воду.
