Побег от посредственности

С собственным признанием перед самим собой с него внезапно спали самые тяжелые оковы, как будто его каменное сердце снова забилось, и его душа опять набрала воздух. Он осмотрелся и громко спросил: «Что я должен сделать?»

Это твой мир, твоя душа, ты сам себя наказываешь. Собственную душу невозможно обмануть, она справедлива. Тебе остаются последние несколько дней, посвяти их наконец сам себе – откройся!

Ирод медленно ослабил свои сжатые руки, зарытые в песок. Что-то маленькое застряло в его левой ладони. Он открыл ее, песок проскальзывал между пальцев, на ладони осталась маленькая уродливая пористая галька, и ему казалось, что из нее исходил какой-то свет. Сделай что-то для себя, что-то светлое, что будет для тебя в вечной темноте хоть малым огоньком, пока снова не придет твое время. Он крепко сжал ее. Его последние мысли были о Саломее.

Пустыня и боль исчезли. Истощенный Ричард лежал под высоким кустом, руки были сжаты в песке. Воздух холодный, и, казалось, рассветало. Он тяжело сел, его тронули уродство и гениальность Ирода. В конце концов он набрался сил, вздохнул и осмотрелся.

Неподалеку сидела Виктория и наблюдала за восходом солнца. Купол Скалы показывался во всей своей красе.

«Виктория, почему вы ко мне так суровы, – подумал про себя Ричард. – Я никогда не испытывал такое ужасающее зло и беспомощность».

– У вас получилось? – изможденным голосом, полным странной надежды, спросила его Виктория.

– Нет, это было выше моих сил, – сконфуженно ответил Ричард.

– Удостоверьтесь! Откройте ладонь!

Ричард только сейчас заметил свой сжатый кулак. Он медленно открыл его, показался маленький пористый камушек, последние крупинки песка протекли между пальцев и упали на землю.

Виктория облегченно вздохнула.

– Самое позднее сегодня ночью мы должны быть в Иерихоне.

– А что там?

– Найти гроб Ирода.

Сначала Ричарда потрясла мысль, что он должен снова стать кем-то настолько жестоким к себе и остальным. Однако к ней присоединилась и другая – одержимость править, решать судьбы других людей, оказывать влияние на этот мир, приспособить его к своим нуждам. Его пробрал холод. Кто, собственно, ОН? Он быстро подавил свою жажду, поднялся и последовал за Викторией.

ТАЙНА ОТНОШЕНИЙ ВИКТОРИИ И ДЖОНА

Как не хватит лишь источника воды, необходимо из него пить, так и не хватит читать романы, необходимо их проживать. (Милан Маховец)

Три часа утра, Ричард и Виктория взошли на самую высокую точку Иерихона. Ирод построил на краю пустыни искусственный конус, из которого сделал свою летнюю резиденцию, свой «божественный» трон.

На пути к полнолунию луна повсюду озаряла песочные холмы и их тени, из-за поднимающейся температуры они мерцали, как черные ангелы. Ричард взглянул вниз – остатки каменных стен тянули к нему руки и хотели рассказывать. Как это было когда-то? Он прищурил глаза: тропический сад, полный инжира, цитрусов, фисташек, прозрачных фонтанов, ирисов, тюльпанов и маленьких озер. Он чувствовал каких-то существ, но это были не люди. Кто же тогда?

Он расслабился еще больше, когда Виктория неожиданно взяла его за руку. Ричардом внезапно овладела легкость, его мысль растворилась, утратила содержание и превратилась всего лишь в облачко.

Боязнь пустоты заставила его снова сосредоточиться. Внезапно он распался на тысячи мелких капелек. Каждая из них сама по себе, несмотря на то, что они части целого. Ричард ужаснулся – капли снова соединились вместе.

«Другая форма жизни, – уловил он сообщение от Виктории. – Попробуйте не распадаться настолько. Мысль – это действие!»

Ричард успокоился, вместо страха пришла детская любознательность. Маленьким он жаждал все познать, во все проникнуть, желал быть невидимым, передвигать предметы собственной волей, прыгать по Луне, проходить сквозь время… Потеря массы для него волнующа. Он немного проник в ближайший обтесанный камень. Тысячи лет назад он пролетел в одно мгновение – скала, отлом, обтесывание, путешествие, вставка в постройку, разрушение, раскопки. Неумышленно он пустился до изучения вещества – ядро, разряды, волны, пустота – НИЧТО? Он ужаснулся и вернулся на землю. Не подозревая ни о чем, столкнулся с Викторией – его втянул вихрь эмоций – удивление, любовь, ярость, жажда прощения, вина… скрытые тайны, странные намерения? Он направился к ним, но что-то выкинуло его обратно.

– Почти, еще не настало время! – злилась Виктория.

Откуда-то к ней вернулось веселое, даже саркастическое, настроение.

– Почему не останетесь в своем мире? – спросил кто-то.

– Наверное, их тяготит человеческое тело, – насмешливо ответил кто-то другой.

– Или им надоела сложность человеческой жизни – из-за сплошных правил и обязанностей они забыли, как жить.

Ричард разозлился, попробовал освободиться, но тщетно.

– Вы в ловушке! Выкладывайте всю правду, как вы нас нашли? – спросил первый голос.

– Мне помогли собаки, – насмешливо ответила Виктория.

– Это бред!

– Хорошо, вас выдал «Клиффорд»1, когда я читала его, мне показалась подозрительной чрезмерная конкретика, сразу стало понятно, что он нашел «пространство между». Я искала его «свет» и нашла вас.

– Вот тебе на! Если пустим вас, вы выдадите нас, случится прилив эмигрантов, и скоро здесь будет битком набито.

– Мы вернемся, мы ищем мужчину, которого когда-то называли Ирод. – Виктории удались успокаивающие эмоции.

– Предатель Клиффорд! У каждого из нас тысячи имен. – Мысли перестали течь, Ричард ощутил наплыв странной связи, кто-то его изучал и проходил его переживаниями.

– Тот, кого вы ищете, скрывается здесь. Ирод, про тебя спрашивают!

– Они имеют в виду Ирода Великого? Я здесь.

– Как там внизу, брат мой?

– Так ко мне обращалась лишь одна женщина. Кто ты? Ты, верно, пришла освободить меня из пустоты и темноты?

– Возможно, это зависит от того, куда тебя вынесет твой огонек.

– Будучи живым, я жаждал власти и верил, что стану Богом. Как наивно! Моя настоящая мотивация, как и всех остальных правителей, была служить своим интересам и сохранять свои привилегии насилием, обманом, как угодно. Моя жажда власти была бесконечна, и я не смог ее усмирить. Я пожертвовал во имя нее всем, даже своей душой. Только смерть принесла мне освобождение. Здесь я или нет, бесконечно долго размышляю, жду того, кто бескорыстно доставит мое послание, мою глубокую просьбу о прощении.

– А что бы ты сделал по-другому, если бы мог все вернуть?

Ответ не пришел, вместо него мысль Ричарда ощутила резкий прилив сильной энергии, он не противился, понимал, что это бы не имело смысла. Раздался радостный плач: «Ты тот, кем ты был…»

– Кому мы должны передать твою просьбу? – высокомерно оборвала его Виктория.

– В Александрии найдете женщину по имени Гипатия и… Саломея? Это ты? Сможешь мне это простить?

– А ты сможешь простить сам себя? – жалобно прошипела она в ответ.

Виктория внезапно отпустила руку Ричарда. Тяжело открыла глаза и покачнулась. В этот момент по саду двигались две фигуры, поднимаясь по тропе. «На землю!» – отдала команду Виктория. Они оба улеглись на мостовую и тяжело выдохнули. Возвращение к миру массы – это шок.

– Они ищут нас, – прошептала Виктория.

– Кто? – не удержался Ричард.

– Позже, – отрезала Виктория, проскользнула к древнему коридору и осторожно спустилась по полуразрушенной лестнице вниз.

«Мы ведь идем им прямо под удар!» – подумал Ричард, но все же последовал за ней. Они прошли несколько метров, и Виктория свернула в полупустую нишу.

– В свое время евреи построили здесь туннель, когда восстали против римлян, – прошептала она. – Помогите мне, мы должны найти вход.

– Но как?

– Ощупывайте стены, потолок и пол, включите все чувства, как только почувствуете что-то другое, вероятно, это и будет коридор.

Ричард проглотил саркастическое замечание: то, что не наши археологи за десятилетия, они за пару минут, конечно же, обнаружат. Вдруг он вспомнил про засыпанную шахту в Австралии. Он снял футболку, брюки и ботинки и начал прижиматься к стене. Он услышал за собой тихий смех. Развернулся и увидел силуэт голой Виктории.

– В некоторых идеях мы сходимся, – заметила она и тоже прижалась к камням. Они скрупулезно изучали каждую часть стены, пола и потолка.

– Кажется, нашла! – восторженно выдохнула Виктория из угла комнаты. – Здесь внизу.

Ричард припал лицом к указанному месту. Он почувствовал незаметное дуновение затхлого, холодного воздуха на щеке.

– Проем, скорее всего, ведет в пол. – Он попробовал повернуть камень, но тот не сдвинулся.

Виктория встала на колени рядом с ним и положила руки на пол.

– Сосредоточьтесь. Необходимо его раскачать.

Ричард положил руки рядом с Викторией и постарался изобразить вибрацию. У него не получалось сосредоточиться, и им овладело разочарование. Однажды ты захочешь стать могущественным? Твои представления никуда не годятся, пока ты ничему не научился!

– Ричард, сильнее! – сдавленно рявкнула Виктория.

Под их руками что-то сдвинулось, сначала немного, потом больше, каменная плита начала слегка вибрировать. Посыпалась земля. Ричард с Викторией с трудом приподняли каменную плиту и отодвинули ее в сторону. Им открылся проем, и оба они быстро пролезли внутрь. Их обступил затхлый, холодный воздух.

– Не двигайтесь, – прошипела Виктория. Вдалеке были слышны голоса, Ричард их не понимал, но полностью ощущал их эмоции: удивление, недоумение, непонимание. Неожиданно все вокруг него все стало настоящим, подлинным. Действительность была осязаема, между вещью, мыслью и эмоцией не было разницы. Я схожу с ума? Возбуждение и страх смешались в нем. Человек всегда должен дойти до самого края, чтобы осознать самого себя?

Время шло, в абсолютной тишине они пролезали щелями, были слышны даже малейшие движение или выдох, тропа резко спускалась, каждый шаг должен был быть осторожным, чтобы не привести к сдвигу или падению камней. Ричард временами ударялся головой о потолок, деревянные балки крест-накрест вновь напомнили ему шахту в Австралии. Как мала разница между действительностью и воображением, как незаметна граница между жизнью и смертью. Человеческий мир ничтожен по сравнению с тем, что есть около нас. Как я мог настолько уйти в себя? Типичный паразитирующий индивидуалист, который хочет от общества как можно больше, отгородиться, выделиться, «грести все под себя». Сколько во мне от Ирода? Может быть, я нашел потерянную связь со светом, природой, родом, людьми? Я не один на свете! Подозреваю, кто я. Ничтожность и одиночество в нас, потому что мы насильно отделились. Вселенная – наш дом, мы – его часть, и, если не будем сопротивляться, мы можем связаться с ним когда угодно. В приливе эйфории Ричард рассмеялся вслух. А как насчет того, чтобы сдерживать себя?

– Тихо! – резко прошипела Виктория. – Не двигайтесь.

Оба присели на землю. Где-то над ними прозвучали приглушенные шаги. Радость Ричарда не утихала, мир вокруг него становился видимым, ему даже не нужно было зрение. Он немного проник в мысли Виктории и оказался в запыленном полупустом коридорчике. К его удивлению, в конце оказалась дверь, которая тяжело и медленно открылась, он зашел внутрь.

Юная девушка поднималась по эскалатору метро. «Виктория!» Она повернулась и увидела Давида. У нее перехватило дыхание. Ее большая студенческая любовь. Статный герой романов. Мама Давида была украинка, а папа – немец. Возможно, поэтому он был ей так близок – тоже, по сути, ничему не принадлежал. Он говорил на пяти языках, ничего и никого не боялся. Они учились вместе в гимназии. В отличие от нее, он говорил по-чешски практически без акцента. Все девушки обожали его широту и прямодушие. Он обладал какой-то внутренней силой, был неразговорчив и все время слегка улыбался, по крайней мере, ей так казалось.

Иногда они встречались на приемах, чувствовали взаимную симпатию, однако он всегда был занят.

Давид взбежал к ней и прижал к себе – самое большое блаженство! Лишь мгновение она сомневалась, потом слегка обняла его. Умирая от нежности, погладил ее по волосам, посмотрел ей в глаза – так близко, что невозможно выдержать. Она деликатно высвободилась из его объятий.

– Виктория! Как дела? Ты не представляешь, как часто я о тебе вспоминал. Мне бы в голову не пришло, что встречу тебя здесь. Что ты делаешь в Москве?

– У меня же советское гражданство. – Она старалась говорить спокойно, но голос дрожал. – Мне нужно в Армению.

Привлекательность Давида давила на ее – она не могла как следует перевести дух.

– Я забыл, что ты наполовину армянка. Пошли вечером со мной на Таганку, будет играть Высоцкий – хоть у меня всего один билет, как-нибудь тебя проведу. Можешь переночевать у меня, я живу с другом в общежитии на Рязанке. Он куда-то уехал, и есть свободная кровать.

***

Вестибюль был прокурен и набит битком. Каждую минуту кто-то дергал ее за рукав: «У вас нет лишнего билета?» Она протиснулась к входу в зал. В 80-х годах XX века, во времена глубокого упадка коммунистической России, Таганка была одним из лучших «бунтарских» театров. Тогдашний режим с удовольствием бы ее запретил, но Высоцкий, один из ведущих актеров, был слишком знаменит во всем мире.

– Она – подруга Высоцкого, – смело начал Давид.

– Отойдите, отойдите. У вас нет билета. Не пущу! – раскинула руки одна из билетерш.

– Она приехала из Франции – скажите ему, что здесь Виктория. – Давид никогда не сдавался. Он был способен убеждать и в самой большой лжи.

– Хорошо, пойдемте со мной, – повернулась пожилая билетерша к Виктории. Давид хотел проскользнуть за ней, но женщина решительно остановила его. – Вы – нет, у вас ведь есть билет. – Виктория растерянно оглянулась. Она не хотела идти без него. Остановилась и вернулась к нему.

– Не бойся, иди одна – Высоцкий точно будет делать вид, что знает тебя. Помни, вы встретились в Париже. Увидимся во время антракта. – Давид заметил ее сомнения, но объяснил это скорее неуверенностью, чем желанием быть с ним каждое следующее мгновение.

– Так что? Идете или нет? – нетерпеливо спросила билетерша.

– Уже идет, – сказал Давид вместо Виктории и деликатно подтолкнул ее вперед.

***

«Владимир Семенович, эта девушка, Виктория, говорит, что вы познакомились в Париже».

Мужчина обернулся. У него было изнуренное, уставшее лицо, потемневшие глаза, но, когда он заговорил своим глубоким хриплым голосом, блеснула прекрасная мужская энергетика, непреклонная и притягательная.

Он взглянул на нее и усмехнулся. Подошел, крепко обнял ее и легко сказал:

«Не помню ее. Но когда мы выпьем, определенно вспомню».

До начала представления они вместе выпили больше полулитра водки. У Виктории закружилась голова. Нет, не то чтобы она не привыкла пить. В общежитии они часто гуляли до утра, но обычно это было пиво или вино. Его суровый, восхитительный голос ошеломлял. Он взял ее за руку и повел куда-то… Виктория старалась прикоснуться к его волосам, но вместо этого пропала где-то между костюмов.

***

– Вставайте! Исчезните отсюда. Уже конец. – Кто-то слегка толкнул ее, она открыла глаза. – Давай, быстро, или позвоню в милицию. – Она осознала, что она голая, прикрыта лишь какой-то тряпкой. Неуверенно собрала свою разбросанную одежду и быстро оделась. Нижнее белье немного порвано, на нее навалилась пустота.

– Пойдемте! – приказала билетерша и отправилась по ступеням наверх. Вестибюль был пуст, лишь у боковых дверей стоял швейцар. Он открыл дверь и вытолкнул Викторию на улицу. Повеяло холодной весенней ночью. Она обмоталась шарфом и побежала к метро. Ей повезло, было почти полвторого, отъезжали последние поезда.

***

Замерзшая, она стояла в маленьком университетском общежитии и уговаривала сонного вахтера, чтобы он сказал ей номер комнаты и пустил внутрь.

– Тверской, Тверской… Давид Тверской?

– Да, это он.

– Четвертый этаж, номер 44. Только сейчас ночь, посещения возможны до десяти, – вахтер нахмурился.

Она слегка погладила его по щетине и из последних сил улыбнулась. «Пожалуйста!» Турникет открылся. Она поднялась на четвертый этаж и оказалась у номера 44. Тихонько постучала. Ничего. Нажала на ручку – открыто. Она прошла по коридорчику, слегка толкнула полуоткрытые двери и вошла. Посреди комнаты стояли маленький облупившийся стол, два стула, вдоль стен две кровати. На подоконнике стояла менора, семисвечник.

– Вик, это ты? – спросил заспанный Давид по-русски и сел на кровати.

– Прости, Давид. Мне жаль. Он обещал, что, если я с ним выпью, увижу представление, а я быстро опьянела. А потом… – По ее щекам стекали слезы. Она села на кровать рядом с ним и положила голову ему на плечо. Блаженное мгновение. Он мягко обнял и прижал ее к себе.

– Я не нашел тебя в антракте. Представление закончилось, и я еще два часа ждал. Постучал в двери театра. Мне открыл разозленный швейцар, говорю ему: «Я жду свою подругу, она должна быть у Высоцкого». «Никого нет, все ушли, идите домой!» – ответил он и запер двери. Я, дурак, подумал, что ты уехала с ним. – Давид прижал ее голову и засмеялся. – От тебя пахнет спиртным и табаком. Ты красивая, когда такая тихая.

– Хочешь, чтобы я была такой? Я научусь.

– Никогда! Твоя раскованность в сто раз притягательнее.

– Можно я лягу к тебе? Мне очень холодно. – Не дожидаясь ответа, она избавилась от обуви и растянулась на кровати. В последний момент перед тем, как заснуть, она почувствовала, как Давид прикрыл ее и погладил по щеке.

Ричард очнулся, сел и вытянул одеревеневшие ноги. Недалеко от него раздался шорох.

– Простите мое любопытство, – виновато извинился Ричард.

– Это тяжело – пустить другого к себе так глубоко.

– Давид еще жив?

Виктория сделала глубокий вдох:

– Я верю, что да, но лучше даже не пытаться искать его.

– Почему?

– Возможно, наберусь смелости и позволю вам узнать почему. Вы не потеряли камешек?

Ричард залез в карман и вытащил пористую гальку.

– Дайте мне руку, – попросил он Викторию. Две ладони нашли друг друга, быстро и сильно сжались. Его сердце забилось. – Это необычный камень, так ведь?

Современное общество обожает «новые» вещи, больше всего оно любит, когда все, что произведено, быстро продастся, употребится и превратится в мусор. Серый камешек мало кому интересен. Виктория ослабила рукопожатие, но не выпустила руку Ричарда. Ее удивила странная тяжесть. Болезнь, усталость? Пробежала по всему ее телу. Все в порядке, так что тогда? Воспоминания? Да! Что-то в будущем снова связывается с прошлым. Так у нее было всегда. Давид? На нее напала навязчивая необходимость довериться, поделиться, открыть еще больше свою затоптанную душу. Рука Ричарда была мужественной и дружеской.

– Когда я была маленькой, я любила читать, и часто мне было грустно, когда хорошая книга заканчивалась. Детская душа, однако, знает, что делать. Любимые книги я читала по второму разу, по третьему, по пятидесятому, снова и снова, мой реальный мир медленно переплетался с книжным.

Едва я закрывала вечером глаза, появлялись персонажи, их приключения, внезапно возникала новая история, она развивалась, продолжалась, менялась, и я поняла, что путь – это вопрос не выбора, а воображения, и будущее зависит лишь от личного решения.

– Вы хотите сказать… – в изумлении Ричард не закончил предложение.

– Не перебивайте меня. Мужчины так не любят слушать. Мое воображение и продолжения романов приобретали все большую интенсивность. Мое сознание овладело мной – оно выбирало только те продолжения, которые его возбуждали, притягивали. Разница между книгой и продолжением размывалась. Я была неспособна остановиться.

– Так значит, вы подошли к параллельному миру!

– У фантазии свои пути. В одном языковом лагере я познакомилась со старшим мальчиком.

– Привет, ты не Джейн Эйр?2

Этим вопросом он меня сразил. Со своих двенадцати лет я хотела быть такой, как она! Ее история просыпается в моем воображении каждую ночь.

– Возможно, да, – ответила я таинственно и так же прямо спросила: – А ты случайно не Мартин Иден?3

– Я сам Джек Лондон! И если хочешь, я возьму тебя с собой во-о-он туда, на тот холм.

– Хорошо, Джек, или как там тебя зовут, – сказала я насмешливо.

– Ян, но все зовут меня Филос, правильно бы было Философ, но все сокращают.

– Филос звучит возвышенно, а я – Виктория.

– Филос – это любимый, фило – софия, собственно, это любить мудрость, поэтому философом является каждый, кто любит мудрость.

– А ты скорее не πολύ σοφός – чересчур мудрый? – спросила я его с пренебрежением.

– Ты говоришь по-гречески? – удивился он вместо того, чтобы обидеться.

Мы обошли заросший болотистый пруд и отправились лесной тропинкой к холму. Лес был полон могучих буков, прелестных кленов и раскидистых дубов. Их ветви склонялись к нам и приветливо махали, кроны деревьев улыбались и передавали друг другу новость: «Эй, здесь двое из рода Адама, охраняйте их и приведите в правильное место».

– Подожди, – сказал Ян и остановился. – Слышишь голоса?

Я закрыла глаза и сосредоточилась. Меня охватила незаметная дрожь… это было неприятно, пробуждало во мне грусть… Что-то случилось, и невозможно это вернуть. Между тем Ян сошел с тропинки и направился к зарослям высокой крапивы, ясеня и отцветшей черной бузины неподалеку. Он раздвинул высокую траву и исчез из видимости. Я безрассудно побежала за ним, влетела в заросли и очутилась в вакууме. Полет длился, наверное, секунду-две. Я свалилась на маленький луг, к счастью, лишь с парой царапин.

– Голоса слышались отсюда, – раздался за моей спиной голос Яна. Я обернулась. Луг был усеян желтыми лютиками, над ними возвышались несколько буков, а на земле лежали поросшие мхом могильные плиты. – Посмотри, здесь полно земляники! – крикнул Ян и принялся ее срывать.

– Земляника на кладбище – это странно, тебе не кажется? – спросила я, уплетая мелкие сладко-горькие ягоды.

– Имеешь в виду: наешься – заплатишь потом?

– Не ешь их! – приказала я со смехом, но внутри почувствовала странный холод.

Ян присел к одному из камней, смел сухие листья и прочитал: «Здесь похоронен Мартин Иден, матрос, одержимый жаждой стать известным писателем, попасть в ряды богатых и успешных людей, изменить свою судьбу. Разочарование от богатства и лицемерных обывателей привело его к самоубийству. Умер молодым в возрасте двадцати девяти лет».

– Не это было настоящей причиной его смерти. Я встала и очистила рукой другой надгробный камень: «Здесь лежит ТОТ, у кого был писательский талант, кто всю жизнь жаждал признания, славы и богатства, кто думал, что это принесет ему счастье, но вместо этого добился еще большего одиночества и душевной боли».

Ян очистил следующий камень и прочитал: «Покойся с миром, Мартин Иден, не научившийся любить несовершенный мир и покончивший с собой, потому что полагал, что был лучше остальных».

Я встала и медленно пошла по цветочному саду. Одно надгробие было вставлено в ствол бука и, очевидно, под его давлением, разломилось посередине. «Какая судьба должна была постичь человека, чтобы и дерево утешало его после смерти», – пришло мне в голову. Я присела напротив него и прочитала: «Здесь покоится Яна Еирова, которая преодолела неблагосклонность судьбы, общественные условности и умерла счастливой через несколько лет после того, как похоронила своего мужа, господина Эдварда Рочестера из Торнфилдского поместья».

Ян встал, оглядел кладбище, присел ко мне и взял за руку. 

– Для меня Яна – это олицетворение женской доброты и роковой мудрости. Кстати, представь себе, что на этом камне, вставленном в дерево, написано нечто совсем другое: «Их звали Ян и Виктория, они встретились и стали друзьями на всю жизнь, даже не зная почему. Они поняли это, когда уже умерли – рождение разделило их душу на две части, и только после смерти из них снова получилась одна душа».