Между Светом и Тьмой. Том 1

– Стой! – вдруг воскликнула Акрилика. – Не уходи! Пожалуйста, останься!

Она судорожно подбирала слова, разрываясь между страхом и неверием в то, что перед ней и впрямь легендарный демон. Как мог её источник радости и привязанности, которому она доверяла, оказаться беспощадным наследником Тьмы? И что он вообще за демон, коли просит прощения у неё, ангела?.. Может быть, не такое уж он «воплощение зла», как о нём говорят? Ведь с ней он был добр… И потом, она сама утверждала, что не отвернётся от него, что бы ни случилось, почему же колеблется теперь?

– Прости меня… – проговорила Акрилика. – Но это было так… неожиданно. Ты такой добрый, такой отзывчивый… И вдруг демон, да ещё настолько известный. В это просто не верится! Я не могу поверить, что ты совершил всё то, что о тебе рассказывают…

– Обо мне рассказывают правду. Или хотя бы её часть. Я действительно принёс немало зла в этот мир и многих сделал несчастными, – Хайрэс говорил сухо, словно констатируя факты, но Акрилике в его словах слышалось что-то вроде сожаления. – И смертных, и ангелов, и кое-кого из демонов. Уже и не вспомню всего, что я успел натворить. Как давно это было… Сколько лет я провёл в заточении?.. Века или тысячелетия? Не знаю. Много воды утекло. У меня было более чем предостаточно времени, чтобы миллион раз всё обдумать и понять то, что раньше мне было неведомо. Вот только зачем?.. Теперь это не имеет никакого значения. Уже поздно. Слишком поздно что-то менять… – обречённо заключил он.

– Ничего не поздно, – возразила Акрилика. – Никогда и ни для кого не поздно раскаяться в совершённых деяниях и обрести душевный покой.

– Даже для такого монстра, как я?

– Не такой уж ты монстр… – неуверенно отозвалась Акрилика, не зная, говорит это ему или себе самой, и тут же воодушевлённо продолжила. – И да, для тебя тоже не всё потеряно! Раскайся и искупи свои грехи, и Свет примет тебя. Он не откажет никому, чьи помыслы чисты, а сердце жаждет добра.

– Ты думаешь?… – усомнился Хайрэс. – Не забывай, я демон, и подобных мне ни одно светлое создание рядом не потерпит.

– Я уверена в этом, – твёрдо ответила Акрилика. – И то, что ты демон, не помешает тебе изменить себя, если твоё желание будет достаточно сильным.

– Ты слышала хоть об одном демоне, который обратился к Свету и сумел избавиться от хвоста? – с горечью поинтересовался Хайрэс.

– Нет… Но это же не значит, что такое невозможно. Раз ангелы способны превратиться в демонов, то и демоны могут стать ангелами, иначе было бы несправедливо. Просто никто не пытался…

Хайрэс помолчал.

– Хочешь, я расскажу тебе свою историю? – вдруг предложил он.

– Да… – именно этого она и желала с самого начала, ещё не зная, кто перед ней.

– Тогда слушай. Ты будешь первой и, наверное, последней, кто её услышит.

Мои родители демоны. В некотором роде я по-настоящему уникален, поскольку у моих сородичей почти никогда не бывает потомства, особенно с себе подобными. Однако это не помешало мне появиться на свет. Можно сказать, я с рождения был отмечен печатью избранности. И уже с рождения моя судьба была предрешена. Меня всю жизнь готовили к роли наследника Тьмы, правителя Ада. Я должен был стать идеальным правителем: сильным, беспощадным, непобедимым. Я выучил, что никакая жизнь не может стоять выше моей собственной и ценится лишь в той мере, в которой я могу её использовать. Я выучил, что главная моя задача – стать сильнее, чтобы добиться власти. Я знал, что меня ждёт: я должен воевать и убивать, заточать и пленять во Тьме всё новые души смертных, должен напитывать свой амулет энергией поверженных ангелов. Это было моим единственным возможным будущим. Ничего другого не существовало в моей жизни.

Я делал всё, чтобы достигнуть цели: обучался магии и дрался, тренировался владеть оружием и обманывал, нашёптывал гадкие мысли смертным и убирал с дороги тех, кто мне мешал. Но этого было мало. Чтобы стать тем, кого будут страшиться и враги, и союзники (которые загрызут тебя, если проявишь слабину), мне предстояло обрести неуязвимость. Не как все ангелы и демоны, живущие тысячи лет, а как сверхсущество, которое нельзя убить ни ядовитой стрелой Ада, ни священным мечом Рая. Ведь по-настоящему страшен правитель не только могущественный, но и бессмертный. Чтобы даровать мне неуязвимость, мои сторонники провели сложнейший ритуал, принеся в жертву кровь трёхсот тридцати трёх ангелов. Я должен был убить их собственной рукой, осознавая, что делаю, и понимая, что строю своё будущее на чужих костях. Цена казалась мне не такой уж высокой, и я почти не рисковал – часто мои сородичи выполняли самую сложную часть, нападая на ангелов и загоняя их в угол, а я заканчивал начатое ими дело. Я не думал о страданиях и смерти светлых, я думал лишь о необходимости. И когда мне вкладывали в ладонь меч, я убивал без всяких колебаний.

Ритуал удался. Как тебе известно, теперь я по-настоящему бессмертен. Я достиг совершенно нового уровня, при котором ни один артефакт не способен лишить меня жизни. Да, мне всё ещё реально навредить, причинить боль, заставить страдать, отобрать силы… В последней битве ангелы так и поступили. Ты думаешь, почему я оказался тут, в этой клетке, посреди Чистилища? Ангелы не смогли меня убить, но я слишком опасен как для них, так и для смертных, и поэтому они решили навеки заточить меня здесь. Ни одному демону не по силам освободить меня, ни один человек никогда не попадёт в это место, только ангелы способны выпустить меня отсюда. Но они, разумеется, никогда этого не сделают.

Знаешь, как я очутился здесь? Конечно, знаешь… Вы наверняка слагаете легенды о победе над Вселенским Злом и свято чтите память о тех, кто погиб, пытаясь одолеть меня. Да… В тот день ангелов было много, очень много. Они окружили нас и разнесли мой отряд вдребезги за считанные минуты. Не думаю, что кто-то из наших выжил… Я вдруг оказался посреди толпы ангелов, один против целого легиона. Вокруг разлетались белые перья, в глаза бил свет сияющих нимбов, но я продолжал драться, размахивая мечом и надеясь убить хотя бы одного из них. Они не могли уничтожить меня, но боль от их ударов была невыносимой. Их священные мечи вонзались в моё тело, и мне казалось, что они прожигают меня насквозь раскалёнными прутьями, по сравнению с которыми пресловутый Адский огонь терял остроту ощущений… Меня попросту ослепили, оглушили этой болью, я перестал понимать, где я и что со мной происходит. А потом… Не скажешь, кто нанёс последний удар и каким оружием? Тем, которое било сильнее обычных светлых мечей и больнее целого их десятка?..

После того удара я уже ничего не помнил и очнулся в этой конуре, без амулета, с блокирующими силу кандалами на руках и в полном одиночестве. Сколько я ни ждал, никто не приходил сюда. Ничего не происходило, ничего не менялось. Я видел лишь серый туман… Знала бы ты, сколько способов я перепробовал, чтобы выбраться отсюда… Я произносил формулы и чертил руны собственной кровью, даже применял светлые, но тут же жалел об этом, катаясь по полу от боли и выплёвывая кровь. Я пробовал призвать к себе кого-то если не из демонов, то из ангелов, но так и не был услышан. Я пытался разогнуть прутья треклятой клетки и ногтями выцарапать себе ход наружу, но только зря раздирал пальцы. Всё напрасно… И я сдался. Смирился со своей участью. Всё, что мне оставалось – это мысли и воспоминания. Изо дня в день я заново переживал всю мою жизнь, тысячи раз прокручивая в голове совершённые поступки. Не знаю, сколько прошло времени, когда я вдруг начал что-то понимать.

Я внезапно осознал, что те, кого я убивал, страдали, и гораздо больше, чем я сейчас. Нет, я знал это и раньше, но всегда считал это чем-то само собой разумеющимся и не имеющим абсолютно никакого значения. Теперь же я не мог не думать об этом. Я не мог отделаться от мыслей, что все они чувствовали боль, страх и отчаяние, не мог выбросить из головы, что они умирали на моих глазах и от моих рук. Я представил, что чувствовали ангелы, когда видели, как погибают их товарищи… Впрочем, откуда мне знать?.. У наследника Тьмы не может быть друзей или товарищей – для него существуют только враги, слуги и формальные союзники… И всё же я попытался понять их. Мне вдруг пришло в голову, что я здесь не потому, что я враг Света. Вернее, не только поэтому. Главная причина в том, что я нёс за собой зло, уничтожая всех и вся на своём пути. И даже не думал об этом. Не останови меня ангелы, я бы продолжал и дальше сеять разрушение и хаос если не ради дела, то ради забавы – я привык к подобного рода развлечениям. Всё, чего они желали, – защитить от меня этот мир. Спасти его.

Эти мысли стали мешать мне спать. Всё чаще я видел перед собой глаза и искажённые лица тех, кого лишил жизни, всё чаще слышал, как кричали заточённые в Аду души смертных… Хотя нет, они же не умеют кричать. Скорее это похоже на что-то среднее между плачем и тихим воем отчаяния. Всю вечность, дарованную им при создании, они вынуждены скитаться в глубинах Ада, думая о земных грехах и терзаясь в агонии собственных воспоминаний, испытывая боль, что причинили другим, в стократном размере. И пусть поступки эти совершали они сами, именно мы, демоны, частенько толкали их на это, тихо и вкрадчиво нашёптывая в их мыслях: «Убей, ты имеешь право. Возьми, пока никто не увидит. Это не предательство, а сложившиеся обстоятельства». Я виноват в этом не меньше, ведь именно энергией этих душ я питался, и в моих интересах было пополнять их ряды, ломая жизни смертных, словно карточные домики. И это доставляло мне немалое удовольствие…

Я всё больше думал о том, что совершил, и всё яснее понимал, сколько зла я причинил, и как больно было тем, кто пострадал от моих рук. Нет, не так. Больно почему-то становилось мне. Я знал, что именно я несу ответственность за содеянное, и каждый горестный стон, что всплывал в моей памяти, с неведомой прежде силой сдавливал мне грудь. Неизвестно откуда во мне поселилось чувство вины. За чужие страдания. За своё прошлое. За зло. Да, я был злом. И это осознание пилило меня сильнее и сильнее. Кажется, у смертных это чувство называется совесть. Я всегда думал, что совесть – это оправдание светлых, не более. Оказалось, что нет. Она настигла и меня, демона, она мешала хладнокровно мыслить и будоражила мой покой. Мне казалось, я схожу с ума. Всепоглощающее чувство вины не давало мне спать, а сожаление о прошлом каменной рукой стискивало сердце, заставляя меня сутками напролёт метаться по клетке, словно это могло чем-то помочь. Мне хотелось хоть что-то сделать, изменить, исправить… Настал миг, когда я искренне пожелал искупить свои поступки. Странно, да? Мои сородичи сейчас посмеялись бы надо мной… Но как бы то ни было, мне нечем искупать грехи. Моя смерть невозможна, да и не будет она достойной платой. Она не вернёт погибших, не освободит пленённые души, не исцелит нанесённые раны. Ах, если бы я мог возвратиться в прошлое и всё исправить!.. Но это неосуществимо. А сидя здесь, я и вовсе бессилен что-либо сделать. Нет ничего ужаснее осознания собственной ничтожности, Акрилика. Когда ты понимаешь, что всех твоих сил не хватит исправить и сотую долю совершённых тобой преступлений… Я понял, что обречён на вечное заточение наедине со своими муками. И сбежать из этой клетки вины ещё нереальнее, чем из той, в которой заперто теперь моё тело. Выхода нет. Отныне мой удел лишь безнадёжность и тоска, нескончаемое сожаление и невозможность прощения…

Хайрэс замолчал. Акрилика сидела, не шевелясь, и тоже не решалась нарушить воцарившуюся тишину. С одной стороны, её пугало то, что он рассказал. Пугал сам факт того, что в голове её звучит голос существа, от одной мысли о деяниях которого бросает в дрожь. Вот сейчас, в эту самую минуту, с ней говорит тот, чьи руки пролили реки крови и искалечили сотни жизней. Тот, на чьей совести множество попавших во Тьму душ и десятки отбитых у Света артефактов. Тот, кто был главной надеждой демонов в планах по предстоящему штурму Рая, и кого обезвредили незадолго до их реализации. Тот, в чьём сердце нет ничего, кроме непроглядного мрака. Или есть?.. Тьма не умеет сострадать и не знает мук совести. Что же тогда напитывает слова Хайрэса такой болью? Почему в голосе его звучит отчаяние и откуда в нём столько безнадёжной усталости? Как может он, демон, сожалеть о прошлом, которое среди его собратьев считалось более чем приемлемым? Как может он из-за этого страдать? Почему он рассказывает всё это ангелу, который должен ненавидеть и презирать его? И почему она сама не чувствует того, что должна? Быть может, дело в самом привычном голосе, который это произносил, и наполнявших его печальных интонациях? Как ни ужасны были вещи, о которых говорил Хайрэс, она не могла не слышать, сколько тоски в его словах. Кажется, он уже давно ни во что не верил, махнув рукой на всякую возможность избавления от страшной участи, и видел перед собой только тяжёлое прошлое и пустое будущее. Он так раскаивался в том, что совершил, но продолжал томиться в унылом одиночестве, не получая ни прощения, ни искупления. Несправедливо…

Страх и жалость так перепутались в душе Акрилики, разрывая её противоречивыми чувствами, что она окончательно смешалась. Ей хотелось что-нибудь сказать Хайрэсу, но она сама не понимала, желает укорить его или посочувствовать ему. Акрилика знала, что он ждёт её реакции, но не могла выдавить ни слова и молчала, мучительно соображая, как поступить.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – вдруг произнёс Хайрэс. – Сейчас нам лучше разойтись. Ты слишком много узнала за эту ночь, на твоём месте каждый был бы сбит с толку. Я предупреждал, что это не самая удачная идея, но ты настояла. И тебе придётся поразмыслить, как быть дальше. Не так уж просто принять тот факт, что с тобой говорит демон вроде меня… Давай поступим так. Я дам тебе три дня и три ночи, чтобы ты обдумала всё, что я тебе рассказал. Если за это время ты ни разу не позовёшь меня, я исчезну из твоей жизни и больше никогда не потревожу тебя вновь. Прощай.

5

Акрилика открыла глаза. В голове у неё эхом отдавались слова, сказанные Хайрэсом. Три дня… У неё есть три дня. А потом… Потом он или уйдёт, или останется с ней. Но хочет ли она, чтобы он остался? Прежде, когда Акрилика не знала, с кем разговаривает ночами, ответ был очевиден – она была убеждена в положительных качествах терпеливого, внимательного и сострадающего собеседника, а потому желала и дальше проводить с ним время. Однако теперь, когда она в курсе, что имеет дело с демоном, жестоким и кровожадным созданием Тьмы, она не могла не бояться его. И в то же время не могла не заметить, с какой горечью он рассказывал о своём прошлом. Она отвергала и жалела его одновременно, готова была проклясть за его злодеяния и не могла выкинуть из головы их задушевные разговоры. И потому решить, хочет ли она встречи с ним, было нелегко.

И она решала. Акрилика ни на секунду не переставала думать о Хайрэсе, даже на занятиях продолжая взвешивать на внутренних весах все «за» и «против» и глядя прямо перед собой невидящими глазами. На перерывах она то и дело на кого-нибудь налетала и бормотала себе под нос извинения, скорее автоматически, чем действительно понимая, что и кому говорит. Разыскивая какое-то решение, Акрилика направилась в Ангельскую библиотеку, где получила от информационного кристалла целый список книг, посвящённых Хайрэсу или упоминавших его. Прикинув, что быстро с таким объёмом не разобраться, Акрилика поняла, что ей придётся вновь погрузиться в транс.

На этот раз она пробыла в полубессознательном состоянии ещё дольше, чем во время поисков сведений о беседах во снах, и чувствовала себя ещё более уставшей. Непривычное напряжение вытянуло из неё слишком много энергии, и у Акрилики не осталось ни сил, ни желания о чём-либо думать или что-то решать. Хотелось одного: упасть на кровать и забыться, уткнувшись в подушку. Так она и поступила. В конце концов, время, чтобы сделать выбор, у неё ещё есть, незачем мучить себя сейчас, когда в голове и без того каша.

Утром вызванная длительной концентрацией путаница в мыслях улеглась, и Акрилика вернулась к дилемме с Хайрэсом. Почерпнутая из кристалла информация мало что могла добавить к тому, что ей уже было известно, в том числе от самого демона. Разве только детали и экспрессию, к которой тот не прибегал, повествуя о своих свершениях. Акрилика вспомнила перечисление всех павших в боях с Хайрэсом; описание тяжкой битвы, в которой ангелам удалось его пленить и благодаря которой прославился Прима́й, нанёсший Хайрэсу последний сокрушительный удар; пометку о Сумрачной долине в Чистилище (нейтральном месте между Адом и Раем), где он был заточён, и меры, которые предприняли ангелы, дабы не позволить ему обрести свободу. Клетка, куда поместили Хайрэса, специально изготавливалась из сплава, невосприимчивого к любым физическим и магическим воздействиям, и не пропускала ничего, имеющего отношения к Тьме, ни внутрь, ни наружу. Отпереть дверь этой тюрьмы способна была лишь нанесённая на неё руна Прощения, напитанная огромным количеством светлой энергии (для чего требовалось участие, как минимум, двух ангелов, чтобы такая трата не стала для них критически несовместимой с жизнью). Впрочем, вряд ли среди тысяч ангелов отыскался хотя бы один безумец, решившийся на подобный поступок – по сути, ужасное предательство всех живущих ныне и каждого из погибших когда-то, что пошли на смерть ради их защиты и безопасности. Кандалы, защёлкнутые на руках демона, блокировали его силу, и снять их мог только ангел, искренне пожелавший освободить Хайрэса и произнёсший соответствующие магические формулы. Найти долину, где он находился, представлялось практически невозможным, ибо окружающая её магия сбивала с дороги всякого, у кого не было твёрдого внутреннего ориентира, связывающего его с нужным местом или с тем, кто в нём находится. Словом, ангелы сделали всё, чтобы Хайрэс навсегда остался в заточении: слишком большую угрозу он представлял как для них, так и для всего мира.

Чуть ли не каждая прочитанная строчка кричала Акрилике: «Хайрэс страшнейший демон! Жестокий и беспощадный монстр! Неистребимое воплощение Тьмы!». Но сквозь все эти правильные слова доносился до неё отчаянный голос Хайрэса: «Ах, если бы я мог возвратиться в прошлое и всё исправить!..» Сколь убедительно и жутко ни звучали совершённые им злодеяния, они не могли вытеснить из её души сомнений: действительно ли Хайрэс настолько ужасен? Она лично говорила с ним и не видела в его поведении ни одного из приписанных ему качеств. Кровожаден и не знает жалости? Но он сочувствовал её проблемам и беспокоился о ней. Самовлюблён и эгоистичен? Но он ни слова не сказал о себе и, вероятно, молчал бы дальше, не прояви она настойчивость. В его душе один мрак? Тогда откуда в нём боль раскаяния и муки совести?

Акрилика снова и снова прокручивала в голове их диалоги, полные её откровений и его утешений, которые она так ждала каждую ночь. Как мог монстр, коим считали Хайрэса, вести те задушевные разговоры, которые у них были? Она вспомнила, как Хайрэс впервые заговорил с ней в Белой комнате, когда рядом не было никого, с кем она могла бы разделить свои волнения и сожаления. А ведь он тогда прекрасно понимал её. Пленённый, одинокий, отверженный всеми, пожираемый собственными тоской и раскаянием, неспособный ничего изменить… Он, как никто другой, понимал её стыд и горечь, только ему было в сто, в тысячу, в миллион раз хуже. Как мелко, как нелепо выглядел день её переживаний рядом с веками его страданий! И всё же он не сказал об этом ни слова. Не хотел, чтобы она узнала, кто он на самом деле… И врать не хотел, хотя мог. Сказал бы, что он ангел или перебейщик, и сочинил какую-нибудь убедительную причину, почему говорит с ней подобным образом. Но нет, он предпочёл правду. Правду, которая может положить конец их общению и его единственной связи с внешним миром. Кстати, о внешнем мире, как он в принципе сумел войти с ней в контакт?.. Он же находится в зачарованной тюрьме Чистилища, а она – в огороженном от всякой Тьмы Райском саду. Пусть он силён, но его магия блокирована, а защитные стены Рая неприступны и для гораздо более могучего противника. Если уж целая армия демонов не рисковала штурмовать его без козырей в рукаве, разве мог он, будучи заточённым в Сумрачной долине, проникнуть сюда, пусть и мысленно, да ещё и подключиться к её сознанию, отнюдь не такому доступному, как сознание смертных?.. Что-то здесь нечисто… Надо будет обязательно это выяснить.

Впрочем, пока это неважно. Она ещё не решила, спросит ли его вообще о чём-нибудь, хотя уже понимала, что попросту не способна воспринимать Хайрэса как врага. Как бы ни пугало её то, что она узнала, она всё ещё не могла принять, что он способен на зло, в котором виновен. Нет, он не тот, кем его все считают. Возможно, он был таковым, был чудовищем, но сейчас он другой! Теперь это не беспринципное существо, несущее хаос разрушения, но познавший муки совести и раскаяние несчастный, жаждущий измениться и не находящий утешения. И он мог, мог измениться! Даже в таком отчаянном положении он не жаловался и не выплёскивал злобу на неё, одну из тех, кто лишил его силы и свободы, но, напротив, слушал её и старался подбодрить. И при этом не навязывался, ничего не просил взамен, не пытался что-то выведать или заставить её что-то сделать. В его намерениях не было и толики корысти, более того, он готов был в любой момент оставить её, если бы ей стало неприятно или некомфортно это общение. Именно поэтому она нынче ломает голову над тем, продолжатся ли их ночные свидания, а он смиренно ждёт её решения, готовый принять его, каким бы оно ни оказалось. Разве могло всё это быть правдой, если её собеседник и впрямь такой жестокосердный эгоист, беспокоящийся лишь о собственной выгоде? Вот уж глупости, он бы и думать о подобном не стал! А между тем он делал всё, чтобы ей было хорошо рядом с ним. С тем, кто считал себя недостойным не только сочувствия, но и разговора, и самой мысли о нём со стороны ангела. С тем, кто совершил столько дурного, что не мог поверить, что она не сбежала, едва услышав его имя.

Сердце Акрилики болезненно сжалось. Мало ли, что было раньше?! Прошлое осталось позади, почему же грядущее должно быть для Хайрэса перечёркнуто? Её с детства учили принимать и прощать других, дарить надежду и помогать в поисках истинного пути, созидать и исцелять, видеть и ценить прекрасное во всех и во всём, так почему Хайрэс должен стать исключением? Потому что он демон? Так что с того, разве это преграда для всеобъемлющей любви и силы Света? Хайрэс давно уже осознал и прочувствовал свою вину и готов искупить её любым способом, неужели этого мало? Он столько страдал, столько пережил, почему же у него нет шанса на избавление? Почему Свет не дал ему возможности исправиться, пойти по иной дороге? Разве Хайрэс виноват, что рос среди зла и тьмы, что не знал ни любви, ни ласки? Разве его вина, что некому было научить его состраданию и добру? Разве его вина, что у него не было выбора? И почему, когда он сумел постичь нечто хорошее и готов жить совсем иначе, Свет отталкивает его? Где же тут справедливость? Так быть не должно!

Уже стояла глубокая ночь, а Акрилика всё ещё не могла поверить в решение, которое приняла. Она то ложилась в постель, то вскакивала и принималась мерить шагами комнату. «Правильно ли я поступаю?» Она не была в этом уверена, и разум вопил, что она совершает ошибку, но сердце противилось иному исходу. Это был один из тех немногих случаев, когда внутренний барометр разошёлся с общими нормами и настойчиво толкал её к выбору, который никогда не одобрили бы другие ангелы. Если бы о нём узнали. Но она никогда и никому не расскажет об этом…

«Хайрэс, приди ко мне!»

Вокруг знакомый туман и полумрак. И тишина. Прежде он всегда заговаривал с ней первым, стоило ей уснуть и перенестись мыслями в Сумрачную долину. Но теперь Хайрэс молчал. Словно бы ждал её.

– Хайрэс, ты здесь?

– Да. Не думал, что ты действительно отважишься на новую встречу.

Чего в его голосе больше, удивления или облегчения?

– Но я ведь обещала, что не оставлю тебя, кем бы ты ни был, – неуверенно улыбнулась она.

– Ты сказала это до того, как всё узнала, – отметил Хайрэс. – И я понял бы, отрекись ты от тех слов и вычеркни меня из своей жизни. Но сейчас… Почему ты здесь? Почему ты не сделала этого?

– Я не смогла…

– Даже несмотря на всё, что я совершил?

– Да… Хайрэс, я так не могу! Что бы ты ни натворил прежде, это не значит, что у тебя не должно быть будущего! Пусть раньше ты нёс в мир зло, но теперь-то всё иначе! Ты уже не тот страшный демон, ты изменился, разве не так?

– Возможно, что и так… По крайней мере, услышь кто-то из моего окружения о том, что я думал и чувствовал здесь, они решили бы, что я спятил. Ну или решил отрастить перья на крыльях.

– Вот видишь, ещё не всё потеряно. Для тебя ещё возможен иной исход!

– Нет, Акрилика, – вздохнул Хайрэс. – Никто и никогда не простит меня… Я и сам себя не прощу.

– Но я смогла тебя простить, – тихо возразила Акрилика.