Тучи гасят звезды

– Странный у вас метод исправления, Порфирий Карлович. Признайте это. Сунуть человека в криминальную схему и смотреть, какую позицию он в ней займет.

Микка тонул в телесах монструозного дивана, весь обнятый кожаными подушками; рука, с титановым браслетом на запястье, вальяжно, почти по-хозяйски покоилась на валике дивана: Вадик Ермолаев – красавчик, отлично починил его шикарные Сейко.

– Вот как, батенька? Криминальную? Вы так полагаете? – с удовольствием спрашивал его куратор.

– Ну а что это такое, если не откровенная коррупция? Весь бизнес Арлазаровых держится на мзде. Каждый бланк, который мне попадает в руки, выглядит, как признательный документ. Вы бы посмотрели, какие милые люди встречаются! какие красивые организации! И все берут взятки и отлично себя чувствуют. Никто их не тревожит, никакие прокуроры – годами.

– Так, полагаю, взятки дают. Выходит, это я вас удачно устроил, сударь вы мой. На хлебное место. Может быть, вы мне в виде благодарности будете приносить откатные, так будет справедливо-с.

Кутасов сегодня постоянно шутил и Слонопотам шутил в ответ. Склонный к полифонии русский язык этому очень способствовал (надо ждать – надо ж дать…) Микка не преминул сообщить, что Карлович очень похож на актера прошлого века Ростислава Плятта, до смешения, – как говорят некоторые юристы – и куратор принял это с удовольствием, в качестве комплимента. Милый старик.

А причиной приподнятого настроения Кутасова являлся тонкий запах озона. Как только Микка вошел сегодня в квартиру, он уже его почувствовал, но боялся, как раньше, в этом разувериться и потому ему нужно было время. Он задержался в гостиной, хотя куратор сразу позвал его в кабинет, прошелся туда-сюда, остановился у гардин французского окна и, как будто в растерянности, принялся смотреть вниз, под ноги, рассматривая что-то в переулке. Запах совершенно определенно наличествовал!

– Где вы там, голубчик?! – позвал его хозяин.

– Камин уже топите? – благодушно поинтересовался Кутасов, устраиваясь на привычном месте. – Хороший запах, – решился добавить он невинную реплику. – Духовитый.

Кутасов уже понял этот трюк. Чтобы замаскировать признаки работы нуль-передатчика Порфирий Карлович растапливал домашнюю кочегарку. Жулик. Прирожденный. Ну ладно, пускай. Трудно было сдерживаться и не улыбаться беспрестанно.

– Я вижу вы в сегодня в отличном расположении, Микка Вацлович. Ну и отлично! Что ходить, голову повесив. В ваши-то годы… А запах – это все поленья: специально доставал, батюшка. Не зря ольховые дрова считаются царскими – такое ароматное амбре только они источают. Не один ка́нтор вам этого не подскажет. Мотайте себе на ус.

Целый вечер говорили обо всем и, в общем, ни о чем, а уже в коридорчике куратор, в том же благодушном настроении, сообщил подопечному, что он доволен прогрессом и в целом направлением процесса, и считает, что нет нужды в ежедневных встречах – в скором времени можно их устраивать пару раз в неделю: скажем, по понедельникам и четвергам – а следующие несколько визитов точно придется перенести.

– Что такое? – заинтересовался Микка. Он, конечно, совершенно не против, что куратор готов ослабить поводок, но…

– Голубчик мой, неужели вы думаете, что вы у меня единственный подопечный, – Карлович сложил ладошки перед грудью, пальчик к пальчику, и, расставив ноги, закачался на пятках, зарокотал, – ну вылитый Плятт. – Помилуйте-с, наше Содружество не настолько расточительная институция. И еще покамест у меня имеются и другие, особенные, поручения. Так что, с вашего позволения, я буду непродолжительное время отсутствовать.

Сердце в груди Кутасова забилось быстрее. Все одно к одному: вот и со сроками определилось, нужно будет действовать незамедлительно; страшновато, но он, конечно, пойдет на это шаг.

На следующий день, на работе Ермолаев, встретив его в коридорчике, оглянулся и потащил к себе. Микка решил, что тот припомнил свое обещание и теперь сообщит ему некие секреты их конторы, приоткроет движения, так сказать, тайных сил… Кабинет сисадмина оказался маленьким темным помещением, совершенным чуланчиком, у которого даже не имелось окна. Верхний свет не горел, а только маленькая настольная лампа. Правда, кроме совершенно «законной» компьютерной станции и монитора, над его столом мерцал целый ряд черно-белых экранов. Зачем ему столько?

Ермолаев усадил Микку в кресло, а сам влез на столик у него за спиной и сложил руки на груди. У него была такая физиономия – он явно ждал реакции: удивления, недоумения, может, восхищения. Кутасов крутанулся в кресле; с внутренней стороны двери висел постер: улица американского городка, повстанцы с бластерами отстреливаются от зеленых рептилоидов, надпись на английском «Освободи Землю» и реклама Кока-Колы. Стильная вещь…

– Видишь, что у меня тут? Не видел в своей… Вятке.

– Что?

– Да ты посмотри! – Вадик указывал на мониторы.

Микка вгляделся. На экране, висящем прямо перед его глазами, был отображен главный холл конторы, тот ряд столов, что выходил на улицу – их диспетчерши-обзвонщицы в процессе работы. Хм… Следующий монитор показывал другую сторону помещения, следующий – его центральную часть… Так. А вот на этом камера смотрела от входных дверей в коридорчик, на нишу с факсимильным аппаратом. Алена сидела за своим столом, что-то писала в большую тетрадь и через тонкий свитер, двумя пальчиками поправляла бретельку лифчика. Микка отвел глаза… На следующем экране был уже их отдел закупок; камера смотрела прямо на стол Кутасова.

– Видишь? Смотри, что можно сделать, – Вадик соскочил со стола и взялся за компьютерную мышку. – Вот та́к вот…

Камера приблизилась и предстала записная тетрадка Микки со всеми его заметками. Все было читаемо. И на странице среди каракулей красовался профиль Алены. Ну это, допустим, фиг угадаешь – художник из него, слава Сириусу, никакой… но блин! Если Вадик хотел поразить его, показав чудеса техники… то Микка был поражен. Но только в другом смысле: это вообще разрешено?

– А еще можно переключить… – Ермолаев щелкнул мышкой.

Теперь их комната предстала с другого угла. С этого ракурса был виден Борис Ефимович и сидящая за ним Женя Остроумова. (И еще переключить…) На мониторе проявился их буфет, который организовали буквально на днях – в комнатушке возле туалетов, напротив отдела. А то дамы в зале взяли моду обедать на своих рабочих столах и это, конечно, не понравилось Маратовичу. Буфет получился крошечный, и ходили туда по графику… (И еще переключить) Теперь камера показывала курилку на лестнице. Вот это уже точно незаконно – вне офиса, на территории института.

– Понял? – спросил Вадик.

– М-да… Спасибо, старик.

– Делай выводы.

Выводы здесь получались только одни: руководство «Вудстока» пыталось жестко контролировать своих сотрудников, как если бы каждую секунду они ожидали диверсии или предательства. Мир вокруг для них был полон опасностей и для этого, возможно, имелись основания.

– А звук? – спросил Кутасов.

– И звук. Только у меня его нет. Вдруг я услышу что-нибудь не то.

– У Маратовича?

– У Аллы Геннадьевны, жены Арлазарова. И у нее в кабинете оборудован такой же иконостас, как здесь. И еще от нее, с пульта, открываются и блокируются все двери в конторе. Ты обратил внимание, что все замки у нас электромагнитные? Я лично подбирал – корейские, лучшие. Я в этом деле разбираюсь. Ясно? Она сейчас в отъезде. Ты ее не видел. Она и есть настоящий хозяин конторы. И пока Алла Геннадьевна с тобой не побеседовала, ты будешь находиться на испытательном сроке. Но и теперь будь аккуратнее, по дружбе тебе говорю. И что не увидит камера, то… Вот ты обратил внимание, что ваш Веник все время прикрывает дверь в смежную комнату?

– Да, Вениамин Николаевич говорит, что не любит, когда у него за спиной открытый проем. Или жалуется, что дует ему.

– Ага. А Лена Михайлова, дамочка эта многодетная, настойчиво ее оставляет открытой. Потому что все, что она услышит, будет знать Алла Геннадьевна. За Веником тоже присматривают, хотя его теща у нас главный бухгалтер. Думаю, и за ней присматривают.

– А я думал, Софочка…

– Софочка – сучка еще та и проблядушка, но ей стучать по должности положено, так что это нестрашно. Даже наоборот. Она поставлена, за порядком смотреть, и если его не будет, значит, она-то и проглядела. Соответственно, как раз Софочка может и не донести. Даже, иногда прикрыть.

Микка Кутасов задумался, а уходя из мерцающего мониторами мирка Ермолаева, решился спросить:

– Вадик, такое дело. Раз ты в этом разбираешься… А мог бы ты мне при случае, помочь открыть одну дверь?..

– Тебе? Вообще не вопрос. Какую, когда? Мы оба из мухосранска. Нужно держаться вместе: ты мне – я тебе.

– Да нет… Это я так, теоретически, – сдал назад Кутасов. – У меня в квартире замок барахлит иногда.

– Подскочу, посмотрю? Ты где живешь?

– Ну, при случае. Барахлил, а теперь наладилось… Хорошо, что ты рукастый. Удобно. А ты же сам из Екатеринослава?

– Да. Оттуда. Но я не еврей.

– Да мне, собственно…

– Я к тому, что у нас полгорода из циммерманов. Я по жизни не антисемит, наоборот, я интернационалист, и мне главное, чтобы человек был свой и толковый – балбесов не люблю, а у них знаешь, образование как фетиш, – но чтобы ты понимал. Мы с тобой корешки и оба – люди русские. Это задает направление…

– Ну я, вообще-то, ассириец.

– Что ты гонишь? Какой ты, на хрен, ассириец, – заржал Вадик. – Ты еще скажи: вавилонянин, этруск. Ты знаешь, что твоя фамилия означает? Кутас – это шнур с кистями: такой, знаешь, на солдатский кивер вешали. При Кутузове… Самый ты настоящий русак.

Нет, все было хорошо. Хороший день. Микка не решился привлечь к своему щекотливому делу товарища: потом пришлось бы как-то объяснять, врать… да и втягивать, не хотелось – ведь еще и незаконно это. С любой стороны незаконно: что с нашей, что с их. Сам справится… И все равно настроение было хорошее, приподнятое. Движуха!

И вечер тоже прошел классно. Микка спустился в кафешку, а там одна из телефонисток празднует день рождения. Он только успел уничтожить свои две сосиски с горошком, как его позвали. Компания собралась не очень большая. Отмечала дородная девушка Дарья, с пышной прической и удивительно голубыми глазами, яркими как… как из мультфильма. Она еще, оказывается, и поет здорово, он аж заслушался. Была и Софочка – наверное, следила, чтобы не случилось бардака (или намеривалась возглавить его). Была вторая девушка из смежной комнаты – Рита Гришина, со своим молодым человеком. Смуглый такой, подвижный. Оказалось, он работает кладовщиком внизу. Женя Остроумова пришла. Еще из телефонисток – несколько человек… Было весело, шумно. Микка взял в буфете еще одну бутылочку пива для себя и пару поставил на стол.

Появился Ермолаев, какой-то сытый, уверенный в себе, как поволжский купец, и с ним – Алена. Микка изо всех сил пытался на нее не пялиться. Но пока Вадик заказывал в буфете, она уселась на незанятое место как раз напротив Кутасова, и это стало практически невозможным. Он тут же, несколько раз, встретился с ней взглядом. Ему даже показалось, что Алена вопросительно приподняла брови. Тут очень кстати Вишенка стал о чем-то с ней шептаться, и Микка смог прийти в себя.

Вишенка – это Саша Вишневский. Парень с лысой, как коленка, круглой головой, огромными карими глазами, телячьими ресницами и девичьими манерами. Он и работал вместе с женщинами, в отделе продаж. Ермолаев вернулся с бутылкой игристого, стал у него за спиной, взялся за спинку его стула; Вишенка поднял глаза и поспешно уступил свое место, пересел к Остроумовой – он Вадика побаивался.

Компания уже достаточно разогрелась; все что-то говорили, причем, каждый общался не со своим соседом, а находил собеседника где-нибудь по диагонали. Дама рядом с Ермолаевым громко рассказывала, что завтра она едет смотреть служебную квартиру на Моховой и с утра ей подадут автомобиль с личным водителем. Оказывается (ого!), она вытянула жребий и теперь будет входить в высшую судейскую коллегию республики. Кутасов заинтересовался: он читал в брошюрке, что у московитов таким образом предотвращают коррупцию в органах власти; но одно дело читать…

– Да. Придется на два года взвалить на себя груз ответственности, – неискренне дула губки женщина. – Но что поделаешь – долг перед обществом. Демократия – власть многих. Так что ты там, Софья, завтра уж сообщи руководству, что «Вудстоку» придется пока обходиться без меня. А за жалованьем я буду присылать фельдъегеря: мне же придется теперь еще на курсы ходить…

– Ты чем, Светка, слушаешь, жопой? – Нет, их Софочку невозможно было смутить никаким высоким статусом. Она была бронепоездом. Худеньким, белобрысым бронепоездом… – Я же тебе сказала: меня несколько дней не будет. Лечу с папиком на Гоа. Знаешь где это? Не знаешь, дура! Это португальская колония. Я же целый день всем свой новый купальник показывала.

– А что-то у нас новенький молчит! – зацепилась за Микку голубым взглядом именинница. – Ничего о себе не рассказывает. А я хочу познакоми-и-ться-я…

– Дмитрий у нас вот такой парень. Родом из Вятки, – показал большой палец Ермолаев, рука у него лежала как бы на спинке стула, а как бы – полуобнимала плечи Алены.

Все теперь, конечно, смотрели на Микку. Алена тоже.

– Туда-сюда, учился здесь в Москве, на географа, – жестикулировал ладонью возле плеча девушки Вадик. – Не сложилось. Теперь, значит, вот у нас работает, ждет гражданства. Не в Северо-Западную же ему возвращаться – там у них строго. Могут и в армию забрить.

По легенде все было верно, но почему-то в интерпретации Вадика она выглядела блеклой и плоской. И он, соответственно, тоже. Как-то стало обидно…

– Но на самом деле, Дарья, – подался к имениннице Микка, – я особо опасный преступник. Сознаюсь перед вами как на духу и надеюсь, вы меня не выдадите.

– Да? И что же такой милый мальчик мог сделать? – заулыбалась девушка.

– Не закончив школы, я сбежал из отчего дома и записался в пираты… Вы, Дашенька, конечно, думаете: какие пираты, что он несет. Знаем мы, как выглядят настоящие пираты: чернокожие оборванцы на юрких катерках, нападающие с калашниками на траулеры в Адаманском море. Но дело в том, что я-то записался в космические пираты. Была у меня такая возможность и уж я ее не упустил. Романтика… Вот представь себе: пассажирский лайнер вываливается из подпространства, замирает и начинает по регламенту чистить перышки – проверяет работу всех систем; и тут мы блокируем прыжковую область, высаживаемся на крыло и проникаем через шлюзы.

– Ну-ну? – глаза у Дарьи загорелись, у приоткрытых полных губок появился кончик языка. – И начинается беспредел, насилие…

– Ха! Вот вы о чем… Ну это уже по обоюдному согласию, хотя иногда с демонстрируемым принуждением. Но на самом деле, наша цель – эквитоки. Можно сказать, что это – аналог денежных кредитов, или денег, но суть их заключается в сэкономленном или заработанном свободном времени (у кого как), а у путешествующих на неслужебных судах их обычно навалом. Они и нападение порою воспринимают, как приключение, а сексуальные фантазии – первое, что приходит им на ум. Был однажды такой случай: наш товарищ Рон Кава со своей абордажной командой через аварийный отсек ворвался в служебную часть рейсового лайнера, а его команда, нужно сказать, состоит из его же семейства: там все его жены, их совместные половозрелые дети, ну и вспомогательные боты…

Слушали Кутасова с интересом, охотно ржали. Он понимал, что куратор, если бы узнал о его шалости, очень бы не одобрил этого, может быть, даже придумал ему соответствующее наказание, но, во-первых: Микка выпил, во-вторых: кто воспримет этот треп всерьез – и, между прочим, про настоящее свое преступление он не рассказывал (дурак что ли: чем хвастаться?) – а главное: ему очень уж захотелось, чтобы в этих глазах напротив, под кудряшками, появился настоящий интерес – если не к его персоне, то хотя бы к его истории. И ведь Алена слушала; тянула из стаканчика свое игристое, слушала и мило улыбалась… Вадик Ермолаев, кстати, тоже слушал. Не ожидал от нового приятеля такой прыти? А вот, поди ж ты…

Кутасов уходил, когда еще вечеринка продолжалась. Интересно, до скольких у них там кафешка работает… Но Ермолаев и Алена тоже ушли. Острая на язык Софочка ускакала, затем Женя Остроумова… Стало как-то скучно.

Алена стояла на институтском крыльце.

– Привет, – сказала она, как будто они не виделись только что, там наверху.

– Привет… – он медленно прошел мимо, спустился на пару ступенек и обернулся. – А ты такси ждешь?

– Ну да, – усмехнулась Алена. – С каких это доходов? Мы в пиратские рейды не ходим, левых заработков не имеем.

Она смотрела сверху вниз – ну потому, что стояла выше. Но на самом деле, Микка сейчас понял, что она каким-то образом всегда смотрела сверху вниз, хотя и была, должно быть, ростом ему едва по ухо… Ермолаева ждет, понял Микка. Как это они разминулись? Одета Алена была теперь значительно лучше: пальто горчичного цвета, перетянутое поясом, высокие ботиночки, тонкий джемпер под горло. Ну да, недавно зарплата же случилась; видимо, всю ее на обновку и бу́хнула.

– А тебе в какую сторону? – спросила Алена.

– Мне к Семеновской… Но вообще: все равно, можно и через Энтузиастов – немного крюк, но ничего.

– Да? Ну, тогда пойдем, что ли?

5 глава.

Ничего не изменилось. Этот город по-прежнему тонул в свинцовой мгле; даже трудно было представить, что здесь вообще когда-нибудь случается лето и голубое небо. Все же иногда солнце пыталось пробиться к городу – облака рыжели вокруг бледного диска, небо теплело, и тогда угрюмость московских улиц на время сменялась светлой меланхолией. Но звезды никак не могли прорвать двойную оборону мегаполиса, им просто не выпадало ни шанса: по ночам тучи понизу были подсвечены синими фонарями, огнями неона и светофоров, автомобильными фарами.

И все же… и все же все изменилось; Микка чувствовал себя совсем другим. Этим утром он вскочил за несколько секунд до звонка будильника, ударил его по кнопке на первом звуке, включил радио и стал прыгать, приседать и махать руками, подчиняясь голосу инструктора и бодрому аккомпанементу пианино. Потом побежал в душ. Потом наскоро позавтракал.

Вчера он проводил Алену до вокзала. В свое Новогиреево она уехала на электричке. И все дорогу они разговаривали, даже вернее будет сказать, он заливался соловьем, хотя поначалу отчаянно тушевался и не знал какую найти тему, чтобы не выглядеть в ее глазах скучным. Особенно по сравнению с Ермолаевым.

– И долго ты пиратствовал? – помогла ему Алена.

Трамвай пришел полупустой, свободных мест было полно, а они тряслись возле заднего полукруглого стекла и Микка с удовольствием придерживал ее за пояс пальто.

– Ну, расскажи еще о пиратах, у тебя здорово получается. Ты знаешь, ведь я все детство тоже мечтала стать пиратом. Пересмотрела все фильмы.

– Ты? – улыбался он. Вагон шел быстро, отчаянно гремел, и можно было в разговоре наклоняться к Алене совсем близко. Она хорошо пахла яблоками.

– Да. А что? Трудно представить? Я была наказанием для родителей. Лазила по деревьям, кидалась снежками, я даже бегала в мальчишеской шапке: с опущенными ушами, чтобы можно было драться. С девчонками – они не хотели.

Алена смешно морщила носик; у нее чуть поднималась верхняя губа и показывались передние зубки; они были немного повернуты друг к другу и вполне верилось, что в детстве она росла настоящим сорванцом.

– На самом деле, мы, конечно, себя не называли пиратами, – сказал Микка, чувствуя, что у него отчаянно горят уши. – Мы имели коллекторский договор от Республиканского металлургического пояса и формально действовали в соответствии с его положениями. То есть они наняли нас, чтобы таким образом взыскать с конкурентов спорную неустойку. В суде они ее, кажется, проиграли. Хотя ты, конечно, понимаешь, что с точки зрения Альянса и вообще, кого ни возьми, мы, естественно, были самыми настоящими преступниками… Ты вот смеешься, а ведь я тебе полностью доверился и, практически, изливаю тебе душу…

Кутасову, в самом деле, захотелось не просто побалагурить, а рассказать то о чем у него по-настоящему свербило – последний случай, после которого он, наконец, решился порвать и с дядей Румором и со всей его лихой компанией. То есть стал искать способ извернуться и каким-нибудь образом выйти из игры.

Он никому никогда не рассказывал об этой истории, даже не намекал и теперь хотел увидеть, как отреагирует Алена. Ему было важно.

– Ну ладно, не буду смеяться, рассказывай, – попросила она.

Вот он и рассказал.

…В этой акции Микка впервые был ключевым участником. В предыдущих рейдах он тоже сумел проявить себя, и не просто в качестве штурмовика: однажды случилось так, что им пришлось срочно отступать, а Кутасов смог быстро разблокировать шлюз, ведущий на стартовую площадку – помогло его умение взаимодействовать с разнообразными охранительными системами. Его товарищи, конечно, в итоге что-нибудь бы придумали, на худой конец взорвали к чертям панель и перешли на ручное управление, и все же… в общем, свободное братство оценило его способности. А теперь Микка оказался и вовсе на первых ролях, и игра пошла по-крупному.

Он летел вторым классом на роскошном лайнере. Всего один перелет, но вторым классом. Билет обеспечил Кутасова крошечной каютой и в ней он находился один. Кормили синтезированной пищей, душ в санитарной кабинке был ионный, но нейротерминал, неожиданно, оказался по высшему разряду. Подключившись, он сразу ощутил разницу: и со своим домашним и уж тем более с безнадежно устаревшим терминалом на их каперской лоханке. Отличный контакт всех органов чувств, неограниченный бесплатный доступ к библиотеке, а ее каталог оказался необыкновенно объемным.

Коротая время до начала операции, Микка не стал смотреть последние постановки, сейчас он не стремился к новым впечатлениям; искал он в библиотеке совсем не это – он хотел увидеть отца. Конечно, получить живую трансляцию в автономном полете Кутасов и не рассчитывал, но в таком большом массиве данных, почти наверняка, должны были иметься достаточно свежие записи с Круже́ны. Их, например, могли залить в последнем порту. Микка действительно нашел их и нашел записи именно из своего поселка.

Отец Кутасова работал агрономом и много времени проводил под открытым небом. Это было в его характере. Вставал он рано. А значит, Микка мог рассчитывать перехватить его перемещения до того, как начнется всплеск информационного трафика. Конечно, опять возникла проблема с допуском к камерам: данные эти относились к личным и обойти программу безопасности не представлялось возможным. Микка стал горячо просить Сириуса дать ему допуск. Удивительное повторилось – Сириус отозвался. Его ответ невозможно было понять, хотя, как всегда, Микка силился, даже сохранил фразу на архаичном носителе, – записной книжице с целлюлозными страницами – чтобы соотнести с предыдущими ответами и когда-нибудь суметь уловить смысл… но главное! – Сириус снова предоставил ему полный доступ.

Дата записи оказалась всего лишь двухнедельной давности. Отец возился в домашнем саду: ухаживал за виноградной лозой. Он по-прежнему не допускал до своих личных растений ботов. Из извести и золы отец готовил удобрение и обыкновенным совком добавлял в почву. Потом отправился на задний двор, и Микка смотрел, как Кутасов-старший, разбежавшись, прыгает с деревянной кладки в речку, – вода в ней всегда была необыкновенно прохладной, но зато водились красноперые толстолобики – недолго плавает, фыркает на берегу и докрасна растирается во дворе поданным ботом полотенцем. Был виден краешек дома и окно Миккиной комнаты – она выходила на речку.

Впереди у агронома предстоял целый рабочий день, он ждал, когда его позовут на веранду завтракать, а пока готовил к вылету служебный ховер: грузил в него заправленные зонды, что-то у машины саркастически переспрашивал и даже смеялся, подняв острый подбородок вверх… Микка следил за умелыми руками отца и вглядывался в его лицо. Он видел складку, залегшую между бровей агронома, и пытался вспомнить: чудится ему это, или раньше ее не было. Микка бы смотрел и дальше, но ассистент мягко напомнил ему, что пришла пора действовать.

– Работаем, Огонек. Работаем!

Кутасов с сожалением отключился от терминала. Надел форменные брюки и куртку, отделанные по канту малиновыми галуна́ми; осмотрел на визоре себя со всех сторон (в этом темном мундире он себе даже понравился); поправил на плечах фальш-погоны и аккуратно повесил на пояс кортик в металлических ножнах. Кортик считался церемониальным, но, фактически, являлся настоящим холодным оружием, острым и увесистым.

Микке нужно было пройти через всю палубу, миновать обеденную залу, предназначенную для первого и второго класса пассажиров, и проникнуть в техническую зону. Там он смог бы подключиться к главному терминалу. Возможно, он сумеет выйти на систему безопасности и по пути, еще в пассажирской зоне, например, где-нибудь поближе к личным ложам. Это стало бы настоящей удачей. Конечно, кантор подыскал и активировал программу, позволяющую это сделать, а также транслировал в общий эфир ключи, верифицирующие право Кутасова носить мундир и все сопутствующие ему знаки.