скачать книгу бесплатно
? Я… ничего… я ничего не знаю,? старик едва ворочал языком. Затравленный взгляд скакал с одного на другого.
Лица испанцев окаменели, и наступила тишина.
Желтая луна зависла над ними золотым кастельяно на нитке, и слышно было, как где-то на равнине затянула перекличку тоскливая волчья песня.
? Значит, ты ничего не знаешь?.. И о капитане Луисе тоже? ? Фернандо отбросил саблю.
? Капитан Луис? Вы сказали, сеньор, капитан Луис де Аргуэлло? Нет! Первый раз слышу!
? Позвольте, дон, я пощупаю эту грушу,? усы старшего Гонсалеса хищно дрогнули.? Это моя работа.? Толстяк нервно засучил ногами и застонал. Увидев своего палача, он едва не задохнулся:
? О, да… Это не совсем правда, он мой будущий зять… жених моей дочки… Да к чему эти вопросы? Вы же и так всё знаете…
? Ну, гнида! Ты для него разбрасывал соль?! ? жилет затрещал под руками Фернандо. Муньос вспомнил «заботливое» напутствие капитана: «Твое молчание ? твоя жизнь», но тут же забыл о нем, парализованный яростью Гонсалеса.
? Не прикасайтесь ко мне, я… я… Клянусь всеми святыми, я не врал вам, я только обманывал…
? Что?! ? прорычал Фернандо.? Да я вспорю сейчас твое брюхо и накормлю твоими же потрохами!
Антонио чувствовал, что теряет сознание. Всякое присутствие духа вылетело вон. «Господи! Я уж тысячу раз проклял себя, что подписался под предложением Луиса… Черт с этими реалами! Лучше б я жил, как жил».
Когда пальцы Фернандо коснулись его потной шеи, он пролепетал срывающимся голосом:
? Я скажу… я скажу всё, что знаю.
Присевший рядом Алонсо потер руки.
? Меня заставил капитан Луис. Это он, клянусь Небом, я не хотел, я сопротивлялся… Но он пригрозил, что вздернет меня и отдаст дочь на растерзание своим солдатам, если я откажусь.? Лицо трактирщика пылало красными кляксами. Лоб покрылся клейким потом и был изборожден морщинами страдания.
Что это походило на правду, майор не сомневался: капитан мог так сказать и мог сдержать свое слово. Початок кусал и облизывал пересохшие губы. Они были белы, как мел.
? Что вы задумали?.. ? глаза его стреляли вопросами.
Испанцы сурово молчали, лицо Антонио вдруг скомкалось, как лист бумаги, задергалось, стало бесформенным, серым и жалким. Дыхание будто остановилось. Мясистые губы поджались валиком, образовав тонкую кривую щелочку на трясущемся лице.
? Не убивайте, не убивайте,? скулил он и плакал. И плач сей становился все сильнее и громче, переходя в рыдания, похожие на жалобный вой старого пса.
? Позвольте, дон, я сверну ему голову. Он предал нас! ? Алонсо сгорал от злости.
? Остыньте! ? майор повелительно поднял перчатку. Ему вдруг стало жаль старика. Склонившись к нему, он взял его за дрожащее плечо:
? Поклянись, что ты сказал нам всё, что знаешь.
Перепуганный, но обрадованный наметившейся переменой, Початок утерся рукавом, тяжело поднялся и, откинув сиденье на козлах, достал из вместительного багажника металлическую сеть.
? Вот! ? он торопливо опустил ее к ногам молчавших испанцев и рассказал всё о замысле капитана.
? Значит, мы должны быть по твоей милости мясом для этой твари! ? Алонсо и Фернандо, казалось, стали еще выше.
Муньос, не раздумывая, шмыгнул под защиту Диего де Уэльвы.
? Вы что же, дон, опять хотите поверить и отпустить эту вонючую крысу? ? желваки грецкими орехами перекатывались под кожей Мигеля.
? Поверить ? да, но не отпустить,? майор повернулся к старику, голос его звучал по-иному, что насторожило возницу.? Я бы мог казнить тебя, но не сделаю этого. Будешь помогать нам ? поможем и мы.
Муньос бухнулся на колени и попытался облобызать ботфорты своего спасителя, но Диего отошел прочь.
? Но помни, Антонио, доброта моя не безгранична. Люди мои будут держать тебя на мушке и, если узнают вновь о твоих кознях… сотрут в порошок. Ты рассчитывал выдоить из меня деньги, как из коровы, а затем отдать на съедение волкам. Но ты столь глуп, что я без труда смог прочитать эти мысли на твоей роже. Еще в таверне. А если вздумаешь делать ноги,? майор безошибочно угадывал мысли,? знай: свинца в тебе будет больше, чем на собаке блох.
Початок с трудом отодрал прилипший к нёбу язык. Он понял, что проиграл, и проиграл вчистую.
Глава 19
Лысоголовый гриф с раздробленным крылом обреченно тащился неизвестно куда по равнине, пересекая волчью тропу. Тереза перекрестилась: ей стало не по себе. Ковыляние раненой птицы мерещилось ей дурной приметой.
? О, Пресвятая Дева, не покинь меня,? девушка соскочила с уставшего жеребца, умело расстегнула подпруги, стащила седло с потником, наскоро протерла коня травой и, захомутав одну из его передних ног петлей узды, села передохнуть и подкрепиться.
Кругом тянулась ржавчина плешивой равнины с клинь-ями серо-зеленых лугов. Слева, футах в трехстах пятиде-сяти, угрюмой полосой лежала южная дорога, прямиком уходящая на запад. В густеющем сумраке умирающего дня тревога сжимала сердце Терезы, но она не рыдала и не роп-тала. Избранную судьбу она встречала молча, лицом к лицу.
Перво-наперво следовало разжечь костер ? крохотный, неприметный; вскипятить воду и побаловать себя кофе.
Она выкопала ножом для костра ямку, скрывающую языки пламени. Валежника и хвороста было вдоволь, перекаленные солнцем ветки низкорослого кустарника валялись повсюду.
От одного вида огня ? живого и теплого ? на душе стало веселей, и какое-то время девушка лежала, задумчиво глядя на его древнюю пляску. Когда кофе поспел, Тереза дала ему чуть подостыть и затем маленькими глотками принялась потягивать душистый напиток. В седельных подсумках нашелся добрый припас мяса и жареных маисовых зерен, которые были с аппетитом съедены.
Несмотря на голод и одолевавшие беспокойные мысли, она еще разглядывала играющий искрами костер и притаившиеся густые тени. Ее слух остро откликался на непрерывные тихие вздохи ветра и массу других понятных и непонятных звуков альменды.
Закончив трапезу, Тереза еще раз оглянулась. Освещенная красным закатом ближайшая одинокая вершина отчетливо вырисовывалась на голубом небе. Место, где она остановилась, было мрачным и диким. Волнующиеся по-лосы в темной траве свидетельствовали о стайках мелких разбегавшихся зверьков.
Воздух заметно посвежел. Ночь уже вовсю начала обнимать равнины, захороводились звезды, стало прохладно. Тереза поёжилась. Высокогорная мексиканская ночь так же холодна, как жарок полуденный зной.
Она пружинисто поднялась на ноги, не уступая любой индейской скво[30 - Скво ? индейская женщина.], поправила рукояти двух пистолетов, торчащих настороже за чирикахуанским[31 - Чирикахуа ? одно из племен апачей.] ремнем, и подошла к коню. Грива жеребца серебрилась в седом свечении луны. Под шкурой перекатывались широкие и тугие пласты мышц.
? Тише, тише, мальчик,? она похлопала его по изо-гнутой шее. Затем перетащила ближе к огню седло, на привалах превращавшееся в подушку, развязала сыромятные шнурки одеяла и завернулась в него, как в кокон. Тереза закрыла глаза, а память уже в который раз начала писать портрет любимого.
Ей вспомнилось, как он, высокий, затянутый в темно-вишневый камзол, подарил ей жемчужину ? свой талисман… Как зашвырнул ее, когда она, ошеломленная, не сумела оценить это и даже поблагодарить…
Теперь девушку душила совесть. Как могла она дать отчет чувственному порыву души, перевернувшему в ней всё с ног на голову? Он был подобен песчаной буре, противостояние которой бессмысленно. Этому властному чувству след отдаваться легко и тихо, отстранив суетливую плоть…
Она это и сделала как умела. Наслаждение от воспоминаний росло и ширилось, сжимая тупой, невыносимо приятной болью сердце и увлекая сладостными грезами куда-то ввысь… Она вспоминала лицо майора, в нем просвечивал беззлобный, подтрунивающий юмор, и теперь отмечала, что он ей пришелся по душе, хотя и не сразу. Восхищала и его хладнокровная сила, ровная и уверенная, какой преж-де она не встречала ни в ком.
С того дня, как они расстались, прошло немало времени, немало было и передумано. Для себя она знала твердо: это он, ее мужчина, из-за которого, как говаривала матушка, «у дочки мозги набекрень».
Терезе было восемнадцать, а в Новой Испании это тот возраст, когда девушке уже стоит занозисто подумать о замужестве, да и присмотреться к кому-то… Папаша нет-нет, да и мозолил в ворчании язык: «Смотри, уховертка, не сидеть бы на бобах! Вечно воротишь нос.. как бы от тебя воротить не стали!»
Она смеялась в ответ и сыпала всякую всячину, но в душе верила, твердо верила, что Фатум сведет их. И не ошиблась. Он свел: ее, Терезу, дочку мелкого лавочника, и его ? майора кавалерии, дона Диего де Уэльву.
Глядя на алые угли, беглянка вспоминала дом, старую винную стойку, шеренги мелких кружек, большущие счеты отца, надутых индюков во дворе и вечно сонных мулов; вспомнила всё до мелочей, знакомых и понятных, всё, что оставила ради него… Возможно, и к лучшему: обратной дороги нет.
Тереза приподнялась на локтях и осмотрелась. В пустошной мгле всё открывалось темным, пугающим; нигде ни шороха, ни тени. Она прислушалась ? напрасный труд. Окрест царило затишье. Непробивная хмурь обложила небеса, и лишь далече, на западе, еще едва разглядывалось из-под драного края туч.
Девушка подкинула загодя наломанные ветки, укрылась пестрым одеялом. Здесь, на равнине, ночью она ощутила себя не в своей тарелке, вся съёжилась, напряглась, пугаясь колыхательной зыби нависшего слепого небосвода и меркнущих последних отсветов. Теплый очаг родного крова… каким он казался желанным. Наступившая ночь испарила остатки храбрости. Одиночество начало казаться Терезе чем-то осязаемым. Жужжание насекомых пугало, а жалобный лай койота, схожий с плачем ребенка, нагнал на нее страх. «Следующий день,? подумала она,? если Господь не оставит, может быть, пройдет сносно, но еще подобная ночь… доведет меня до сумасшествия».
Она лишь смутно представляла, где находилась эта страна ? Калифорния, куда столь стремился зачем-то Диего, а значит, теперь стремилась и она. Единственное, что Тереза узнала,? путь капитана де Аргуэлло начинался из Калифорнии, а до Мехико он добирался по Южному тракту.
С детства мечтала то об одном, то о другом, то о третьем. Фантазии делали ее счастливее и будни радостнее. Теперь ее мечты жили на Западе, где-то там, на другой стороне…
Беглянка наморщила лоб, задумавшись, когда же у нее появился интерес к сильному полу. Думала… но так и не надумала. Хотя… наверное, тогда, когда она впервые ощутила на себе особенный взгляд отца. Признаться, он даже напугал ее. Папаша таращился с тем сладострастием, с каким голодный, сглатывая слюну, глядит на жареную перепелку. Потом… ? Тереза улыбнулась, ей вспомнился седой почтальон, ныне покойный, частенько по вечеру заглядывавший в таверну на огонек.
Случилось, что однажды, чинно залив за воротник, он предолго не спускал глаз с дочки Антонио; а позже, когда она подошла рассчитать его, морщинистые пальцы старика пребольно ухватили ее за ягодицу.
Шло время, и Тереза с некоторым беспокойством и изумлением отмечала: подобные взгляды и проявления не столько бесили ее, сколь возбуждали, а подчас и приносили приятное, скрытое волнение.
«Если Господь Бог наградил тебя бабьими козырями, не дергайся! ? вразумляла мать.? Два горошка на ложку не бывает. Либо ты горбатая и рябая, либо ходи в синяках».
Уж лучше второе, решила дочка и стойко терпела.
Глядя на звезды, девушка с удивлением отмечала, что случившаяся с ней метаморфоза в манере держаться, ко-гда находишься под прицелом мужских глаз, проявилась без какого-либо умысла; словно какая-то природная тайная сила, однажды пробудившись, искала выход; она прямила спину, зажигала глаза особливым блеском и бродила внутри беспокойным желанием. Еще три-четыре года назад Тереза не понимала, что происходит с ней, смутно улавливая ноющую потребность души и тела.
И вот недавно, увидев Диего, ощутив прикосновение его рук, она внезапно почувствовала пугающие загадкой, но пронзительные в своей свежести горячие токи. Они взбудоражили плоть, сняли пелену с глаз, заставили испытывать мгновенный трепет и душевное стеснение при одном только виде любимого.
Глава 20
Тереза насторожилась, когда перестала слышать баюкающее хрупание коня. Схватив лежащий у седла пистолет, она привстала на колено. Жеребец, забыв о траве, трепетал ноздрями, устремив свой взгляд в темноту. Мышцы напряглись под пепельным атласом шкуры. Девушка осторожно скинула одеяло, так, чтобы не испугать коня, быстро зашторила им сверху лунку, на дне которой еще виднелся тлеющий пурпур углей.
Тереза судорожно ухватила длинный конец повода, боясь потерять коня: без его быстрых ног на равнинах ожидала верная гибель.
Напряжение животного передалось и ей. Гулко билось сердце, левая рука дрожала, когда она наматывала на запястье ремень, правую оттягивал тяжелый пистолет.
Конь захрапел и шарахнулся в сторону, пугливо выворачивая глаз. Тереза едва не упала, с великим трудом сумев удержать его. Ладони стали холодными: во тьме определенно чувствовалось чье-то присутствие. Захлебываясь молитвой, с напряжением вслушиваясь в окружающий мрак, она не двигалась с места. Глаза лихорадочно обшаривали черные склоны покатых холмов, изучая каждое пятно, примечая любое изменение тени…
Там, впереди, ничто не показывалось, не шевелилось. Но девушка, всю жизнь прожив на глухой окраине Сан-Мартина, давно приучилась не доверять мнимому виду вещей… Как жалела теперь она, что поддалась своей слабости и после еды не перенесла ночлег в другое место. «Дура! Мне стоило спать в темноте, даже без этого крохотного огонька!»
Одно утешение ? конь. Он проявлял способностей куда больше, чем всё его длинногривое племя. Выбирать лошадей и мулов ее отец умел на диво. Лошади, каких он от случая к случаю покупал на рынке, были потомством лучших степных кобылиц, покрытых арабскими скакунами. Оттого они и сочетали в себе сообразительность мавританской породы и природное чутье мустанга.
Тереза держалась за гриву, готовая в любой момент вскочить на спину жеребца. Тянулось время… Секунды раздувались в часы. Обкусанная луна на мгновение появлялась и тут же ныряла в аспидную шерсть туч. От напряжения в глазах девушки потемнело, на миг оборвалось дыхание. Луна вместе с альмендой скользнули куда-то вверх… Крепче схватившись за гриву, она с трудом устояла. Волна головокружения отхлынула, однако беглянку не отпустило ощущение, что совсем рядом притаилось нечто.
Загневился ветер, спутал волосы, дико затанцевал среди трав и камней, застонав, будто заблудшая душа. Она резко обернулась ? пусто. И тут… где-то в необозримой дали с протяжным надрывом затрубил рог и скорбно отозвалась равнина: глухим эхом, тонущим в знобливой мгле.
Страх, безысходный до крика, переходящий в безумие, сковал плоть, которая коченела и превращалась в камень.
? Нет, нет! ? шептали губы. Сырая рубаха прилипала к груди. Внезапно раздались звуки, похоже, исходившие из недр земли: тупые удары и уханье… их сменило змеистое шуршание, словно гигантская ночная тварь передвигала свое тяжистое, в складках тело.
Потрясенная мексиканка накладывала на себя крест, не ведая, что предпринять. Она бросала лихорадочные взгляды, но путь к бегству был отрезан: кругом двигались камни, дрожала земля, кроилась трещинами, осыпалась песком, ровно исполняя чью-то чудовищную волю. Неистовый ветер волок комья глины с травой, отрывая их от земной тверди и кружа в воздухе.
И вновь прозвучал рог, вызвав хор приглушенных стенаний долины, теперь он звучал явственней и ближе.
Сил боле не было. Конь будто врос в землю. Он лишь утробно храпел, поджимая уши и хвост. Какое бы направление ни выбирала Тереза, земля упорно не желала отпускать. Невесть откуда взявшиеся коряги и сломанные ветви, казалось, проросли частоколом и кружили колдовской каруселью, образуя подобие живой изгороди…
Смуглые щеки, залитые потом и слезами, блестели. Завывания ветра и шум крови сливались воедино. Однако Тереза сумела оседлать обезумевшего жеребца, скомкать одеяло и перекинуть седельные сумки.
* * *
С охватившим ее ужасом она боролась, как с диким зверем.
Конь уносил Терезу, молнии гнались следом, колючие спицы дождя кололи тело. Железные когти жара впивались в виски. Мысли сбивались в колтун, и мир кроился, как в кривом зеркале.
Снежная бахрома пены свисала из приоткрытой пасти коня, копыта гремели на запад, но был ли то Южный тракт? Впереди вроде бы должен показаться город Керетаро. Но когда, через несколько часов или дней ? она не знала.
Внезапно раздался рев и содрогнулись земля и небо. Жеребец встал на дыбы, в безумстве скаля длинные зубы, а девушка сорвалась вниз, скатившись на дно оврага… Рука горела ? от плеча до кончиков пальцев,? дико горела, лютой болью. Тереза рыдала. Покуда карабкалась по крутому склону, теряла сознание раз или два. Черная трава по бровке оврага взлетала и падала, небо сверкало, бедняжка петляла и скользила, точно пьяная. Ей захотелось умереть, когда она, ободранная и грязная, умудрилась выбраться. Единственная надежда ? конь ? исчез. Ужас светопреставления носился в воздухе.
Казалось, природа сходила с ума: дымились небеса, ярко подсвеченные из пористых туч. Молочная луна над дрожащей равниной блестела, будто фарфор.
И тут Терезу пригнуло к земле, инстинкт предостерег ее, подсказав, что ЭТО совсем рядом. Забыв про ушиб, она упала в изъеденный солнцем колючий войлок трав, прильнула ухом к земле. Потрескавшаяся, та гулко гудела.
НЕЧТО стремительно мчалось с севера на юго-запад. Позже, когда мерцающее пятно приблизилось, лопатки ее похолодели, сухой мороз иглами прошел по спине, а губы прошептали: «Святая Дева, не покинь меня!..»
Это был ОН, ярко светящийся, с бело-зеленым ореолом и пламенеющим мечом в руке. ОН несся по равнине беззвучно, как черный вестник Падшего Ангела, и расстояние между ним и мексиканкой сокращалось с каждым мгновением.
Страх был сильнее боли. Он то резким холодом облизывал тело, то посыпал его горячим пеплом. И Тереза не вскрикнула, не застонала. Она свернулась клубком и судорожно сжала крик.
ЕГО конь остановился ? могучий, широкогрудый, с зеленым пламенем вместо хвоста и гривы. Она не дышала: копыта скакуна дьявола рыхлили землю меньше чем в ста футах. Она видела ЕГО светящийся череп вместо лица, черные провалы глазниц, которые, как два колодца времени, взирали во мглистую даль.
И вновь перекаленная ночь окутала глаза Терезы. Вновь она дралась с болью, пытаясь уговорить разбитое плечо, закусывая мякоть щек зубами. Но лишь опускались веки ?глаза омывало кровью.
* * *
Ее разбудила жгучая боль в руке. Боль извивалась в кости. Тереза, собрав все силы, поднялась. Огляделась. Тихо дремала равнина, далекие дубы манили в тень отдохнуть, ручей на дне оврага пенился журчащим хвостом, точно среди камней и травы притаился водяной зверь.
Ничего и никого. Лишь высокий снег облаков в синей воде небес, да оранжевая полоса антилоп, блуждающих у горизонта. Пальцами, словно гребнем, Тереза попыталась поправить волосы. Грязные и спутанные, они походили на переплетенный узел из ивовых прутьев. Ни коня, ни оружия, ни пищи… Сердце ее сжалось, по щекам побежали слезы… Она содрогнулась, вспомнив вчерашнее. Сейчас было не лучше: угрюмая степь с убегающим бурым ремнем дороги. Вокруг ни души, кроме щебета птиц и треска цикад.
Слава Богу, неподалеку валялась ее походная сумка. Преодолевая боль, Тереза подошла к ней, расстегнула ремни и пересмотрела свои нехитрые вещи. Их было немного, но теперь, оказавшись в такой глуши, она их очень ценила. Достав полотенце, мыло и черепаший гребень, она побрела к ручью. Но когда, засучив рукава изодранной рубахи, Тереза склонилась над водой, нервы не выдержали.
Рыдания отчаяния, боли и страха сотрясали плечи. Тереза отчетливо поняла: ей никогда не добраться до Калифорнии, страны своего счастья.
Нужно было либо возвращаться в Мехико, либо до-стичь Керетаро. Тереза склонилась к последнему: Керетаро был ближе, и это обстоятельство давало больше надежды выжить.
Часть 2. Кровь на шпорах
Глава 1
Спустя три недели к западному форпосту Мехико на загнанном коне в тучах пыли примчался гонец. Жеребец рухнул у самой заставы, в его распоротых шпорами боках копошились черви.
Гвардейцы свезли ко дворцу вице-королей чуть живого посланца. Лицо его было точно обуглено страхом. Изгвожденный ветром и дождем, он слабо хрипел:
? Срочно… к его высокопреосвященству.
* * *
