скачать книгу бесплатно
– Да каким же я буду капитаном,– взорвался Андрей,– ежели брошу вас здесь одних, на гибель?!
– Дельным и умным, вашескобродие,– в тон ему прогудел Зубарев.– О фунте табаку бьюсь – твоя отвага лишит надежды наших мужиков в форте Росс, а народ —правды о том, что кровь мы пролили не зазря. Не глупи, делай, что говорю.
Прислушиваясь к себе, Преображенский ответил не сразу.
– Будь по-твоему,– кивнул он наконец.– Только прежде отобьем атаку хором. Сейчас каждый ствол на счету. А я свинцом тоже сумею счет поправить. Сколько у нас осталось стрелков?
– Дюжина, Андрей Сергеевич, не считая женского полу. Кустов убит, Сбруев ранен, но покуда живцом, малость посекло его стрелами.
– Я тоже умею стрелять.
Все удивленно посмотрели на Джессику. Глаза ее горели решимостью и упрямством.
– Это безумный бред. Ведите себя, как подобает леди,—капитан едва скрыл раздражение.
– Зря вы так. Вам необходим каждый стрелок. Дайте оружие! – она требовательно протянула руку.
– Хотите, чтобы вас убили?
– Мне всё равно.
– А мне нет! – Андрей вспыхнул гневом.– Уходите вместе с моим вестовым к реке, и немедленно! Если ты останешься со мной, ничего не изменится.
– Поэтому и остаюсь. Не тяните время, капитан. Дайте оружие.
– Уходи! – сурово и холодно повторил Андрей.—Это приказ. Сейчас самое время, Джессика, что-то наконец сделать разумное. И уясни, я не фигура для смеха.
– Your granny![5 - your granny! – Черта с два! (англ.).] – по-английски выкрикнула она и выхватила один из пистолетов у Чуприна.
От такой дерзости Андрей лишился слова. И будто в ответ на его немой вопрос в глазах индейцы осыпали моряков свинцовым градом.
Первым рухнул раненый Сбруев. За ним Чуприн, даже не вскрикнув, даже не простонав.
– Боюсь, не сдюжим,– прохрипел Зубарев, судорожно трамбуя горох картечи длинным шомполом.
– Страх, брат, возможно… это лучшее наше оружие сейчас,– откликнулся Преображенский.– Он держит в струне.
– Ну, скоро ль они атакой-то грянут? – Чугин насилу подавил нервную дрожь.
– Они скоро не приучены, как дастся… Тоже, поди, не дураки – под пулю лезть. Не боись, Кирюшка, мерт-вые сраму не имут.– Соболев близоруко пощурился на опушку поляны, где слышны были выкрики краснокожих.
– Чой оне там лают, дядя? – глаза Чугина со страху, казалось, сделались по кулаку.
– А я, друже, их лешачьего языка, прости, не разумею. Да не дрейфь ты! Говоришь, будто босой ногой воду ледовиту пробуешь. Подтяни штаны и держись. Бой, похоже, лютый будет, Кирюша, только стружки полетят с шерстью пополам. Так что гляди в оба, это тебе не бабу за дойки дергать…
– Вашескобродие-с, Андрей Сергеич,– в пяти шагах от Соболева, не унимаясь, тихо скулил Палыч.– Они же вас, касатика, издырявют, как тот сыр… Я-то кобель старый… со всех сторон нюханый, мне то что, хоть бы и в землю. Послушайте совету Матвея, чай не чужой мужик… Берите свою зазнобу и сберегитесь, а? Ну-с, пошто молчите, голубь? Ох ты, царица небесная! Ну за что мне тако наказанье? Лихорадка вы о двух ногах, батюшка… Всё бы вам победы побеждать. А смерть-то, она не родная тетка. Вы у меня нежный, батюшка, с дамскими чуйствами… Ой, горе… Что ж я? Коли не сумею прикрыть вас?
– Лучше прикрой свой рот! Надоел! – с жаром вы-дохнул Андрей, и, переводя дух, облизнул губы.– Ну, что ты всё смотришь на меня? Я давно из пеленок вырос.
– Довольно обидны слова ваши… – Палыч тяжело вздохнул и по-стариковски пожевал губами.– Я хоть и стар стал, а барский наказ родителя вашего – «Не угробь дитя» – подо лбом держу. Не протух еще мозгами. Батюшка ваш за мое раденье не мало деньжат отслюнявил… Да дело не в них! – как от мусора отмахнулся старик.—Не хорошо, сокол вы мой, к добру относитесь. Я ведь вас, батюшка, сызмальства холил, в седле держаться учил, халву с базару в платке носил… и вы кушали…
Денщик, краснея глазами, смахнул слезу.
– Я же люблю вас. Не дай Бог!.. – старик торопливо наложил на себя крест, и в это время лес огласился боевым кличем.
Шехалисы неслись на русских, завывая, взвизгивая, беспрестанно паля из ружей и размахивая палицами. Несчастные беглецы вряд ли остались бы нечувствительными к завываниям дикарей, если бы не ярость и отчаянность самозащиты.
– Во имя Господа Бога, русского народа – огонь! —скомандовал капитан.
Четкий залп моряков смял ряды краснокожих. Мелькая перьями и развевающимися волосами, атака захлебнулась кровью. Индейцы повернули и кинулись обратно под прикрытия сосен, оставляя в яркой траве около десятка убитых. Шехалисы убегали, отстреливаясь, не пытаясь хоть как-то собрать расстроенные ряды.
– Что такой серый стал?! – орал в запале Чугину Соболев.– Давай другое ружье! Бей их, сучьих детей. Ну, опять сопли жуешь али в портки наложил?
– Да я попасть в них не могу! – вздрагивая под отдачей ружья, крикнул Чугин.
– Брось, не серчай. Пули – девки капризные. Случается, изменяют, стервы.
В бирюзовом небе, вспыхивая и фыркая у земли, чадящими огнями посыпались стрелы. Кое-где порыжевшая хвоя вспыхнула порохом, облизнувшись красными языками пламени…
– Дьявол! – послышался бас Матвея.– Они ж, сволочи, сожгут нас без всякого штурма!
– Куда меня, братцы, куда? Ноги целы, а? – натуженно хрипя, кто-то застонал из матросов за спиной Андрея, но в это время начался новый штурм.
– Всем приготовиться! Стрелять беглым огнем только по моей команде.– Голос Преображенского прокатился над поляной.
Индейцы, прикрываясь обтянутыми китовой кожей щитами, стремительно приближались.
– Не стрелять! – Андрей едва сдерживал своих людей.
Поляна в двести-триста футов шириной никогда еще не казалась ему таким большим расстоянием. Сердце бешено колотилось, однако кроме безграничной ненависти, кипевшей в груди, он сейчас не испытывал ничего.
– Ждать! – снова прокричал он, не отрываясь от приближающегося врага. На какой-то миг мучительное сомнение овладело им: Андрей не знал, выдержат ли его матросы этот несущийся смерч.
Краснокожие были уже совсем близко, когда лиственничный ствол огрызнулся свинцом, окрасившись пороховым дымом. Крики, жуткие стоны и звон сшибаемой стали огласили поляну.
Преображенский стрелял сразу из двух пистолетов. Выстрелы опрокинули бежавшего впереди гиганта, продырявив грудь.
– Палыч! Забирай Джессику и уходи! – истерично заорал Андрей, выхватывая шпагу.– Остальные за мной!
Клинок капитана, как ключ в скважину, вошел в узкую смотровую щель шлема. Послышался хруст кости, и краснокожий, хватаясь за лицо, упал.
– Вали их, братцы! – глас Зубарева мощно прокатился над головами сцепившихся. Его огромный, на длинной рукояти топор был красным от дымящейся крови. Могучая грудь вздымалась, глаза сверкали безумием. Ослепленный яростью и болью разодранного копьем плеча, он позабыл обо всем на свете, кроме темного голоса крови, который разбудил в нем дикого зверя.
Палыч, разрядив свой карабин, едва увернулся от брошенного в него дротика. Сзади раздался крик. Емельян Зернов, матрос из артиллерийской прислуги, визжал, как пес, получивший удар хлыстом, и неуклюже полз под прикрытие лиственницы; его бедро было насквозь дырявлено медным наконечником. Двое шехалисов напрыгнули на него и еще с живого срезали скальп. Несчастный пытался дотянуться до ножа, но один из диких, заметив это, перехватил его запястье и резко вывернул. Затем ударом томагавка отсек кисть и, прихватив ее как трофей, бросился в гущу боя.
Аманда – свидетель этой зверской сцены – лишилась чувств, упав на руки подбежавшему Палычу.
– Что с ею? – сквозь рев боя крикнул Соболев. Его окровавленные, дрожащие от напряжения пальцы пытались загнать пулю в ствол штуцера.
– Чего орешь?! Глаз, чо ли, нет?!
– Неуж убили?!
– Да нет! Они, бабы, любят делать, будто как без чуйств. Падают с закрытыми глазами.
* * *
Боевая палица, увенчанная каменным шаром, вдребезги разлетелась, встретившись с топором Матвея. Сахалинец ткнул обухом в грудь наседающего индейца, но тут же получил по спине древком копья и пошатнулся. Кто-то тяжелый прыгнул на него сверху. Тут же набросились еще двое, вырвали топор, сбили его с ног, еще размахивающего, как мельница, кулаками. Однако природа Матвея была столь могучей, что даже раненный в двух местах, со слипшимися от хлещущей крови волосами, опрокинутый на землю, он не сдавался. Ухватив обеими руками за горло врага, он без труда оторвал его от своей груди и как утке свернул голову. Лицо краснокожего посинело и тут же хрустнули позвонки.
Тяжело поднявшись, Зубарев огляделся: кругом мелькали топоры, сабли, в воздухе носились стрелы. Матвей по-медвежьи тряхнул головой, барабанные перепонки ныли, в костях пульсировала гудящая басовая нота, но кровь звенела, требуя новой крови… Споткнувшись о распростертый труп, он поднял с земли топор, когда взгляд его приковал столб дыма, поднимающийся над лесом.
– Что за черт,– против воли вырвалось из груди. Густой столб дыма внезапно исчез, затем вдруг с новой силой объявился и тут же снова пропал. Из чащи донесся напряженный рокот тамтама. Заслышав его, шехалисы замерли, а затем, подхватывая своих раненых соплеменников и что-то крича друг другу, спешно отступили.
– Мать честная! Глянь, братцы, кажись, сила небесная поднимается над землей.
Соболев, привлекая всеобщее внимание, указал ружьем на клубящийся дым.
– Уходим! Все к реке!
Приказ капитана заставил людей вернуться к действительности.
Теперь их оставалось семеро, все остальные были мерт-вы. Обезумевшие от страданий и страха, они из последних сил пробивались на Юг, не смея даже подумать об отдыхе.
Глава 10
– Тише, тише. Не бойся, я держу тебя,– над ухом Аманды прозвучал голос Андрея.– Ну, прыгай же на камень. Вот так.
Капитан подхватил ее за талию, помогая перебраться через глубокий овраг.
– Прости, я так неуклюжа…
– Я этого не заметил. Вы редкая женщина, Джессика, и я горд, что любим вами. Осторожнее, дайте руку.
Они миновали каменную россыпь, вспугнув юркое семейство полосатых бурундуков.
– А вы смело себя вели,– она ободряюще улыбнулась, подбирая юбку.– Ты делаешь честь войне.
– С тобой это не трудно,– выдирая ноги из цепкой грязи, ответил он.– А ежели серьезно… – он на секунду повернул к ней бледное лицо с глубоко запавшими глазами,– непростительная цена за всё это. Пиррова победа…
– Andre,– Аманда понизила голос.– Ты видел? Я… я убила одного из них… Понимаешь, убила человека.
– Вы поражаете любую цель, мисс.
– Мне не до шуток, Andre!
– Мне тоже. Вряд ли этот дикарь задавался подоб-ным вопросом.
– Я так испугалась…
– Давай, я помогу тебе,– Андрей протянул руку.
– Да оставьте вы меня в покое, наконец!
– Как знаешь,– залитое потом лицо капитана выразило раздражение.
– Нет, нет, погоди! Дай руку… Прости, это просто нервы.
Она поравнялась с ним и, напряженно поглядывая на молчаливые заросли, сказала:
– Знаешь, холод вечности сегодня как никогда похолодил мое сердце. Я боюсь… Я не хочу умирать… Я хочу жить. Ведь мы так молоды… Помоги выбраться мне от-сюда.
– А что мы, по-твоему, делаем? Не отставай.
Капитан снова двинулся широким шагом, но вновь остановился, потому что Аманда не тронулась с места.
– Ну, что еще?
Она ничего не ответила, стоя с опущенной головой. Капли пота падали с ее подбородка на камни, уже почти окончательно содравшие золотую вышивку с ее туфель.
– Пассажир должен знать день своего отъезда, Andre, чтобы успеть собрать свой багаж. Поэтому скажи честно: сколько нам осталось жить. Нас всех убьют? Да?!
– Хватит истерик! Хватит! Неужели ты так жаждешь быть обманутой? – теряя терпение, вспыхнул Андрей.—Мы будем жить, слышишь? Мы обязаны выжить! Иначе ради чего все эти муки и кровь! Чего тогда стоит наша любовь? Или всё это бред?
– Нет, нет! Ты прав… – ее прекрасные глаза были полны слез, когда она прижалась к нему.
– А раз так,– смягчая тон, откликнулся он,– надеюсь, ты сделаешь всё возможное и невозможное тоже. Это ведь в наших интересах, не так ли?
* * *
Еще около двух часов они без устали уходили от проклятого места. Теперь никто не думал разводить костры; жевали лишь сорванные на ходу дикие ягоды и бежали от любой более явственной тропы, ибо встреча с человеком означала гибель. Лес снова притих, нагоняя студеный страх. Охваченные тисками паники, беглецы непрерывно стреляли глазами из стороны в сторону. Временами они слышали то впереди, то сзади какие-то подозрительные звуки, но не могли определить расстояние до них. Непролазные колючие заросли кустарника в конце концов вынудили их вый-ти к побережью. Земля здесь была болотистой, воздух наполнен запахом влажной гнили хвои, и при дыхании оставалось ощущение скапливающейся во рту слизи.
– Сыро-то как,– со вздохом прохрипел Палыч, с опаской поглядывая на огромное, медленно темнеющее небо и, продолжая брести за Соболевым, посетовал: – Вот и ребятушек наших не успели земле предать… Расклюют их вороны, растащит зверье…
– Ладно те,– хмуро обрезал Ляксандрыч.– Больше не надо солу – оплакали их уже. Лучше грей душу мыслью: что может краше быть бегов? Когда уходишь от травли —ни о чем другом не думаешь. Ты, похоже, забыл, старый, что лямки горб твой натерли?
– Ну, спасибо тебе, сват, на добром слове,– Палыч сплюнул в дымчатую от гнуса траву, обиженно выдирая из слякоти завязший сапог.
– Старая дружба не ржавеет,– в тот же миг подал голос Соболев и протянул жилистую руку денщику.
– Ослаб я, братец… Моченьки моей нет… – по-рыбьи хватая воздух, выдавил Палыч.– Стар я супротив вас, голенастых…
– Ну, ну! Еще брехни, что, мол, стоишь пред нами весь мокрый… уссавшись от страху… Да ты прежде мор-ской! Так – нет? Ты еще нас всех переживешь, дед. А ну, давай пособлю.
Соболев, приставив ружье к дереву, помог Палычу сладить перекрутившиеся вьюном лямки.
– Эх, Ляксандрыч,– денщик размазал по щеке комара и покачал головой.– Взял бы я тебя, ситный свет, за один край, да и поджег бы с одного конца до другого… вместе со всеми твоими «подсобками». Злобушка и ехидство – вот твой капитал, а на сие кукишь портки справишь.
– Ну ты и репей,– Соболев подхватил шомполку.– К нему с добром, а он с кулаком. Да у тебя что ни человек – то вор иль злыдень. Я ж, если и колю тебя словцом, так то от любви, поддержать чтобы…
