скачать книгу бесплатно
Винсенте едва не брякнулся со стула, вырывая руку. Сердце его застряло в горле, но Рипозо уже потягивал пиво и фыркал руганью.
– Знавал я таких выблядков, как ты, пузырь. Как-то у Рейс-Пик моего приятеля ранили в жопу, и я тогда сам вырезал вот этим ножом свинец,– он хлопнул себя по бедру, где висела на мексиканский манер подвязанная к ноге отточенная наваха.– Так вот, его волосатая задница была просто загляденье по сравнению с твоей рожей!
– Дерьмо! – Винсенте выхватил пистолет.
– Отставить, сержант! – Луис де Аргуэлло бухнул кулаком по столу.– Так мы никогда не докопаемся до ис-тины!
Затем резко повернулся и, глядя прямо в безобразные бельма Рипозо, отрезал:
– Ну вот что, дед, если ты вообразил, что я ходячая добродетель, то ошибся! Не отвлекайся, у меня мало времени! И пиво глотай поменьше, чтобы проклятое зелье не выбило твои мозги!
Капитан замолчал, понимая, что дальнейшие угрозы бессмысленны, а пытки – тем паче, потому как индеец был выходцем из племени юта[10 - Юта – одно из воинственных индейских племен плато юго-запада США.]. А этим бестиям даже доставляло удовольствие, когда им дробили в испанском сапоге кости, а спину исполосовывали, точно сыр ножом.
Но старик будто не слышал слов капитана. Он напялил повязку на место и подавился приступом смеха, весьма напоминающего звук, с которым шелушат чешую рыбы. Потом также неожиданно смолк, жадно опустошив очередную кружку, и прохрипел:
– ОН был не один… с ним гарцевало еще десятка два Черных Ангелов. ЕГО не брала ни пуля, ни сталь… Кольчуга и кираса на его груди заговоренные… Вот эта рука пыталась убить Vacero,– Рипозо протянул свою левую руку, которую все время держал под столом, и только сейчас Луис и Винсенте узрели, что на ней нет ни единого пальца. Ладошка была круглой, как лопатка для тапиоки[11 - Тапиока – маниоковая мука. (Прим. автора).] или бразильской рападуры[12 - Рападура – дешевый паточный сахар. (Прим. автора).].
– Да-а,– вздохнул старик.– Когда-то Рипозо был левшой, и его рука не знала промаха… А вот эти глаза,– он провел культей по повязке,– видели родные горы. Но видели и ЕГО, и поэтому он ослепил меня, как и других…
– Ну, а что же было дальше?
Сержант, позабыв об обиде, не спускал глаз с рассказчика. Однако индеец молчал, красноречиво уставившись на пустую кружку.
Лопес, взволнованный пересказом уже известной ему истории, поторопился с пивом.
– А дальше… – краснокожий колупнул ногтем свой нос и опустил голову.– Дальше мы растеряли друг друга: кто оступился и разбил себе голову о камень, кто утонул, и пончо сделалось для него саваном, кого загрызли волки или убили индейцы яхи… Не знаю, как я сам остался жив. Наверно, так было угодно Великому Духу… Счет дням был потерян… Я умирал от жажды и завидовал мертвым. Я молил небо, чтобы оно подарило мне встречу с горным львом[13 - Горный лев – пума, или кугуар (Felis concolor).] или гремучкой, только бы побыстрее уйти в Страну Теней… Шкура моя пересохла на солнце и стала темнее старой седельной кожи, когда каменщик Санчес, возвращаясь из Пасо-Роблес, отогнал от меня грифов. Этих стервятников всегда тянет к трупам, как и тебя, сынок… Ставлю гончарный круг против трехквартового ведра пива, ты приехал в Сан-Ардо не в погоне за головой Анжело.
– Откуда знаешь? – Луис, ошарашенный ответом, чувствовал, как его забирают слова слепого. Прозорливость старика беспокоила и оставляла на душе тяжелый осадок.
– Ну вот, мы и подобрались к сути,– глухо ответил он,– может, я хоть из тебя, Рипозо, сумею, наконец-то, вытряхнуть тайну Vacero. Где я могу найти эту тварь?
– Э-э! Не торопись заседлывать коня, белый. Твоя решимость и голос воина нравятся мне. Ты прям и чист, как стальное лезвие ножа; твой помощник не может похвастаться этим, но ведь я сразу сказал тебе: расскажу лишь то, что знаю…
– Как это понимать? Я дал тебе хорошую цену за твою болтовню!
– А я дам тебе хороший совет, сынок,– индеец поманил пальцем драгуна, и, когда тот придвинулся, шепнул:
– Рубить ЕГО надо только по шее…
– И это всё, что ты мне хотел сказать?
– Это немало. Ты думаешь, Рипозо старый дурак и по-прошайка?
– Старый – да. Попрошайка – возможно, но не дурак.– Индеец благодарно улыбнулся и упрямо повторил: —Только по шее… Запомнил? Повтори. Мне показалось, что ты произнес «да»…
– Да, да! – нервно откликнулся де Аргуэлло, ощущая себя полнейшим глупцом.– Но с чего ты это всё взял? И почему я должен верить бродяге? А может, тебе всё приснилось спьяну?
– Слепой не может видеть снов, амиго. И вот почему ты должен мне верить: я мщу за тьму моих глаз. Я люблю эту землю, но мне никогда не суждено больше видеть ее.
Глава 4
Тиберия в каком-то судорожном огне обмакнула пальцы в глиняную чашку, полную цветочного меда с перетертыми листьями женипапо[14 - Женипапо – лекарственное растение, из которого делают ликер, а колдуны используют в магии. (Прим. автора).], и провела ими по его рту, шее, плечам, животу… Потом припала губами к желанной плоти и жадно, со стоном принялась покрывать Луиса горячими поцелуями.
В ее крохотной спальне, куда еще утром пожаловал незадачливый Риос, сейчас крепко стоял запах сигарного дыма, пота и перечной страсти.
– Еще, еще, еще! – она, срываясь на визг, кусала губы, боясь своими криками разбудить дом старого Лопеса.
– Громче, это меня возбуждает! – яростно сбрасывая покрывало на пол, прорычал Луис и нетерпеливо раздвинул ее смуглые бедра. С пульсирующим безумием, зарождающимся где-то в глубине естества, он продолжал настойчиво, уверенно и ритмично наполнять ее собою.
Тиберия бешено извивалась под ним, плакала, хохотала, забрасывала ноги на сырую от пота спину, впиваясь пальцами в его жилистые, перевитые мускулами руки, и заполошно, точно в сладком бреду, шептала:
– Укуси, укуси меня! Сделай мне больно!
И он кусал ее, зарываясь руками в черные пряди, скользил губами и языком по напряженно откинутой шее, вздрагивающей груди и бедрам.
– Не могу, не могу, не могу больше! – раздирая ногтями его лопатки, она в иступлении замотала головой и, вдруг обмякнув всем телом, задрожала.
Минуло полчаса, а быть может, и более, прежде чем руки Тиберии обессиленно соскользнули с покрытой испариной шеи Луиса. Он перевернулся на спину, а она в ленивой истоме сомкнула ноги и натянула прохладную простынь до груди.
– Ведьма,– сдавленным голосом в блаженном забытье выдохнул капитан, всё еще ощущая горячую пустоту в голове и теле.– А с тобой оказалось весело.
– Ну, и как я тебе год спустя? – тихим грудным голосом поинтересовалась мулатка.
– Лучше, чем думал… – закрывая глаза, произнес он, представляя рядом с собой Терезу.
– Эй, кабальеро? – она нежно укусила его в плечо.—Ты только не спи, слышишь? Разве ты не хочешь еще позабавить меня, дорогой?
Она игриво откинула белую простынь ниже своих стройных бедер. И Луис поневоле не мог оторвать взгляда от манящего тайного места, которое в свете луны, казалось, подмигивало ему, словно греховный глаз.
– Ну, что ж ты молчишь? – в голосе ее послышалась женская ревность.– Ты теперь всегда такой быстрый в постели?
– Нет,– задумчиво усмехнулся он,– если дашь мне сейчас поспать.
– Да что с тобой? – Тиберия взволнованно приподнялась на локте, смутные подозрения кольнули сердце.
– Послушай, что ты хочешь от меня? – Луис, плохо скрывая растущее раздражение, посмотрел ей в глаза.
– Того же, что и ты… – она приоткрыла пухлые губы.– Я тебе еще нравлюсь?
– И так знаешь – что дальше? У меня сейчас нет времени выяснять отношения… Я же говорил тебе. Я должен закончить начатое дело…
– Вот, посмотри, мой злой ягуар,– она склонилась над ним так, что тяжелые груди почти касались сосками его губ.– Здесь тоже есть для тебя дело. Я только ради тебя бросила Навохоуа и шла в Монтерей… Вот почему ты нашел меня в Сан-Ардо. Да, я знаю, нам никогда не быть вместе, но, черт в костер, я хотела быть к тебе ближе… А ты ведь в Сан-Ардо приехал по своим делам?
– Да уж не ради тебя, признаюсь.– Луис устало раскурил сигару.– Ну так ведь и ты жила не под замком… Помню, как мы сегодня встретились…
– А что ты хотел? Чтоб я при тебе сразу разделась?
– Вот бы я чудо увидел,– хохотнул Луис.– Ладно, подружка, хватит точить нож. То, что ты валялась в обозах с солдатами, мне и так ясно…
– А что мне оставалось делать? Но только не валялась, а играла в карты. Солдатня щедра на деньги: один черт, не знают – может, завтра убьют… Поэтому я и играла не с одним, а сразу с десятком. Ставила на кон свое тело: кому рот, кому грудь, кому бедра…
– И они?!
– Ни разу не выигрывали, сеньор. Клянусь Мадонной.
– Ну ладно, ладно! – де Аргуэлло махнул рукой.—Тебя не переслушать. Лучше налей вина или алуа[15 - Алуа – перебродивший прохладительный напиток, приготовленный из поджаренной рисовой или кукурузной муки, воды, апельсиновых корок и сахара. (Прим. автора).], я сгораю от жажды.
– Я хочу от тебя ребенка, Луис!– пропуская мимо ушей его просьбу, взмолилась она.– Помоги мне, не пройдет и года, как я смогу подарить тебе маленького ангела. Он будет похож на тебя… такой же красивый и…
– На эту тему даже шутить не вздумай! – капитан раздраженно, обжигая пальцы, затушил сигару об пол.—Так ты нальешь мне вина?
Тиберия, затаив гнев, грациозно соскочила с кровати. Подойдя к столу, где стояла оплетенная виноградной лозой большая бутыль с вином, она обернулась, уверенная, что Луис не мог оторвать глаз от ее крутых бедер, и едва не сорвалась от злости.
Капитан лежал с открытыми глазами, но смотрел не на нее, а в окно, за которым мерцали низкие юные звезды.
Глава 5
– Ну куда ты торопишься так? Вино, как любовь, требует уважения и пьется глотками,– она нежно провела пальцами по его животу.– Господи, как я скучала без тебя, истаяла вся в молитвах. Я теперь другая, Луис…
– Где, кстати, твоя мандолина? Сыграла бы, что ли? —драгун передал пустую кружку Тиберии. У него свело скулы от мысли, что мулатка не успокоится, пока не вытянет из него все жилы.
– Нет, теперь не играю,– она отвернулась, чтобы смахнуть набежавшие слезы.– Паук на чердаке давно заткал паутиной серебро моих струн…
Они замолчали. И в наступившей тишине ей вдруг стало одиноко и страшно. Она попыталась усилием воли выпить еще вина, чтобы веселый хмель согрел и озарил ее печаль. И на какой-то миг Тиберии показалось, что сие удалось. Она беззаботно рассмеялась, шутливо покачивая головой и, будто невзначай, отмахнулась,– ровно злая судьба в шутку желала напугать и посмеяться над нею, а она вот раскусила это и теперь смеется сама. Но без эха, без отзвука ронялся и тут же гиб одинокий ее смех… И еще играли усмешкою красивые губы, а в глазах… уже вновь нарастал неуемный страх. И вновь повисало тягучее молчание, точно никто и никогда не смеялся здесь.
– Мне холодно, я замерзла,– сказала она и уж несмело прильнула к нему: – Ты спишь?
– Нет,– он вздохнул и повернулся к Тиберии спиной.
– Но где мы увидимся еще? – она затаила дыхание.
– Не знаю.
Тиберия бросила взгляд на сундук со своим тряпьем, на окно и дверь, на тесные стены, обступившие со всех сторон, и ей вдруг показалось, что отовсюду на нее взирало голодное ожидание затаившейся беды. Она с угасающей надеждой обернулась к любимому; тронула его за плечо. Он безучастно лег на спину, совсем чужой и холодный.
– Ну вот что,– слезы душили ее, не давая говорить.—Я так долго прикидывалась дурой, что могу понять, когда ты прикидываешься дураком.
– Тиберия!
– Замолчи!
– Нет уж, послушай! – он резко откинул покрывало и сел на кровати.– Знаешь, честно говоря…
– Это кто тут будет говорить честно? – она истерично расхохоталась.– Ты? Я не верю!
– Заткнись, шлюха!
– Это я-то шлюха? Да я ждала тебя год…
– А брат? До меня докатились слухи…
– Ах, вон что, младшего братца вспомнил! А не ты ли всучил меня в его лапы, дрянь?..
– И всё же,– Луис холодно сжал губы, каменея лицом.
– Двум богам служить нельзя. Ты и так знаешь,– я выбрала тебя. Да и брат твой мальчишка…
– Ты это только поняла сегодня?
– Вчера,– она снова захохотала сквозь слезы и прижалась к нему: – Когда начинаешь иметь дело с настоящим мужчиной… Неужели не видишь, как я люблю тебя? Ну погрей же меня,– она ляснула зубами скорее от нервной дрожи, чем от озноба, и еще плотнее прижалась к его груди.
Он пристально, в упор посмотрел на ее красивое скуластое лицо с темными, что тропическая ночь, глазами под густыми ресницами, на большой, чувственно очерченный рот и с раздражением ощутил, как его желудок и чресла вновь стали сливаться и затягиваться в какой-то приятно ноющий узел.
– Ты вернулся ко мне, мой солдат. К своей Тиберии. Расслабься и отдохни.
Черная пена волос ее заскользила по его животу вниз. В какую-то минуту, не видя ее лица, а только разметавшиеся по его груди локоны, он вновь представил Терезу. «При свече все женщины красавицы, а кошки серые…» – вспомнились ему почему-то слова отца, но тут же в памяти всё полетело вверх дном и он почувствовал, что в его мозгу вспенивается какой-то магический котел блаженства и страсти…
* * *
– Тебе было сладко? – Тиберия боролась за любимого, как могла. Она вынула из коробки Луиса сигару и, прикурив, с улыбкой протянула ему. На кончике осталась влага ее губ, и капитан, отдыхая телом, с чувственным удовольствием зажал сигару в зубах.
– Ну скажи, о чем ты всё думаешь? Что-то случилось? Хочешь еще вина?
– Нет, но с тобой мне было действительно сладко.
– Хочешь, я навек останусь с тобой…
– Если что? – он усмехнулся в душе наивности Тиберии.
– Если ты… согласишься…
– Ребенок? И этот довод ты собираешься бросить на весы нашего романа?
– Да! – почти выкрикнула она, интуитивно чувствуя его иронию.
– Ну так вот, уясни,– Луис терял остатки терпения.—Уж не знаю, какое колдовство свело нас вместе в Сан-Ардо. Но знай, что никаким колдовством тебе меня не удержать.
– Когда собираешься уезжать? – Тиберия уткнулась лицом в подушку.
– Завтра. И думаю, что с утра. Все люди за чем-то гоняются. Это и есть наша жизнь… Иначе было бы скучно.
– Может быть,– она злобно взглянула на его отрешенное лицо, на усы, которые так любила, и с отвращением передернула плечами: – Стало быть, ты тоже… решил поиграть со смертью?
– Видишь ли,– Луис холодным и странно спокойным жестом воздел руки и сжал пальцами виски.– Моя жизнь кончена… Мне осталось только мстить. Я солдат своей любви.
– Любви? – глаза Тиберии вспыхнули.
– Да. Я люблю другую.
